х  проблем,
которые привели нас сюда. А теперь относительно ваших вопросов, мистер Вулф.
По вашим словам, их зададите вы или полиция. Хотите, чтобы  мы  ответили  на
них сейчас и здесь?
   - Ни в коем случае, - сказал решительно Вулф. - Это  займет  всю  ночь  и
весь день. Я не приглашал вас  ко  мне  скопом.  Вы  пришли  по  собственной
инициативе. Я намерен беседовать с вами, но по отдельности, после  получения
отчетов от моих людей, которых я послал наводить справки. Предлагаю...
   - Вы не увидите меня по отдельности, - заявил Акерман, который и  говорил
как Джон Митчелл, по крайней мере на телевидении. - Вы вообще меня больше не
увидите. Я удивлен; мне кажется, вы не даете  себе  отчета  в  том,  что  вы
делаете. Вы  пытаетесь  заставить  нас  участвовать  в  сокрытии;  причем  в
сокрытии вовсе не факта незаконного проникновения в помещение для знакомства
с  какими-то  документами,  а  убийства.  Двух  убийств,  как  вы   изволили
выразиться. Естественно, я не желаю быть замешанным в громком  расследовании
убийства - никто не захочет, - но я по меньше мере не чувствую себя в данный
момент виновным. Однако, если мы пойдем по вашему пути -  если  я  пойду  по
вашему пути, - то окажусь виновным в сокрытии улик, касающихся  убийства,  в
создании препятствий правосудию. Эркарт спрашивал: не  записывается  ли  наш
разговор на магнитофонную ленту? Очень надеюсь, что это так. Когда  я  стану
беседовать с окружным прокурором, мне будет приятно сообщить ему  о  наличии
записи нашей сегодняшней беседы, и он сможет...
   - Нет! - произнес банкир Хан (никогда бы не поверил,  что  тихий,  низкий
голос может так обрезать). - Ты не  будешь  беседовать  на  эту  тему  ни  с
окружным прокурором, ни с кем-либо еще. Я-не юрист, но не думаю,  чтобы  нас
обвинили в создании помех правосудию только потому, что,  со  слов  частного
детектива, кто-то ему что-то сообщил о какой-то записке.  Я  тоже  не  желаю
быть втянутым в скандальное расследование двух убийств, и,  по-моему,  никто
из нас не хочет...
   Два или три голоса, громких и  резких,  перебили  речь  Хана.  Я  мог  бы
рассортировать их и доложить, какой из них кому  принадлежит,  но  не  стану
тратить время на бесполезное занятие. Вулф сидел и  молча  наблюдал.  Поймав
его взгляд, я вопросительно показал глазами на блокнот и пишущую машинку, но
он отрицательно покачал головой.
   И все-таки возникшая легкая перебранка дала кое-какие  результаты.  Когда
сделалось очевидным, что на стороне Хана подавляющее большинство  и  Акерман
остался в одиночестве, Вулф, возвысив голос, оборвал гвалт.
   - Позвольте! - сказал  он.  -  Возможно,  я  сумею  помочь  уладить  ваши
разногласия. Не являясь, как мистер Акерман, членом  коллегии  адвокатов,  я
тем не менее могу утверждать, что у него довольно шаткая позиция.  Вероятно,
Уотергейт сделал его чересчур чувствительным к разного рода сокрытиям.  Ведь
уже четырех юристов лишили права заниматься адвокатурой, на очереди  другие.
Но вас никто не может обвинить в том, что вы чините препятствия  правосудию.
Информация, которой вы располагаете, основана лишь на слухах. Меня, пожалуй,
еще можно в чем-то обвинить, но  я  сознательно  иду  на  риск,  и  вас  это
нисколько не касается. Если мистер Акерман пойдет к окружному  прокурору,  у
меня будут серьезные неприятности, но и ему - виновному или невиновному - не
поздоровится. Сейчас одиннадцатый час, - взглянул Вулф на часы. - Как я  уже
сказал, мне нужно поговорить с каждым из  вас  поодиночке.  Мистер  Акерман,
вам, наверное, не терпится поскорее вернуться в Вашингтон. Почему бы вам  не
остаться, а остальные пусть отправляются домой?
   - Подождите, - вмешался Хан.  -  Повторяю  свое  предложение.  Сто  тысяч
долларов.
   И опять все - за  исключением  Акермана  и  Вилара  -  заговорили  сразу,
перебивая друг друга. И снова я не  стал  сортировать  отдельные  голоса  по
принадлежности. Но вот трое поднялись, потом к  ним  присоединился.  Эркарт,
покинувший красное кожаное кресло;  я  тоже  встал  и  направился  к  двери,
ведущей в прихожую. Когда Вилар и Айго поравнялись со мной, Вулф сказал:
   - В нужное время я извещу вас.  Мистер  Гудвин  свяжется  по  телефону  и
договорится о встрече в удобное для вас... и  для  меня  время.  Мне  больше
всего подходит утро - в одиннадцать часов и  вечер  -  с  шести  или  девяти
часов, но ради дела я готов пойти на жертвы.  Ни  я,  ни  вы  не  хотим  его
затягивать. Будет...
   Конец речи Вулфа я пропустил, так как Айго устремился  в  прихожую,  и  я
поспешил помочь ему с пальто и шляпой.
   Когда все пятеро ушли, я, заперев  дверь,  вернулся  в  кабинет.  Акерман
сидел в красном кожаном кресле, скрестив ноги и откинувшись назад. Для  него
- высокого роста и с широкой фигурой - желтое кресло  было  слишком  тесным.
Направляясь к своему письменному столу, я услышал, как он сказал:
   - ...Но вы ничего не знаете обо мне, кроме того, что я похож на Джона  Н.
Митчелла.
   Подумайте! Он не  только  признался  в  сходстве  с  Митчеллом,  но  даже
прибавил к имени букву "Н". Совсем в моем вкусе.
   - Как мне говорили, - заметил Вулф,  -  вы  достойный  и  уважаемый  член
коллегии адвокатов.
   - Несомненно. Я не привлекался к административной  ответственности  и  не
подвергался уголовным наказаниям. Моя контора в  Вашингтоне  существует  вот
уже двадцать четыре года. Я не занимаюсь уголовными делами, поэтому  меня  и
не  пригласили  защищать  Дина  или  Халдемана,  Эрлихмана   или   Коулсона,
Магрудера, Ханта или Сегретти. И даже Никсона. Вы действительно  собираетесь
задать мне все те вопросы, которые продиктовали мистеру Гудвину?
   - Пока  не  собираюсь.  Почему  вас  включили  в  число  участников  того
памятного ужина?
   - Интересный вопрос. Алберт Джадд был и остается  главным  юрисконсультом
компании "Нэтэлек". Пять  лет  назад,  когда  он  решал  для  нее  налоговые
проблемы, ему понадобился свой человек в Вашингтоне, и  в  конце  концов  он
вышел на меня. Таким путем я познакомился с  Харви  Бассеттом.  Ему  в  свою
очередь показалось, что фирме нужен хороший лоббист, и я свел его с Эрнестом
Эркартом, одним из лучших лоббистов. Знаком с ним многие годы. Но сегодня он
меня разочаровал. Обычно это увлекательный собеседник, знаю по  собственному
опыту, но, думаю, нынче  он  столкнулся  с  непривычной  для  себя  задачей.
Никогда прежде не встречался  с  остальными  тремя  -  банкиром  Ханом,  или
охранником  Виларом,   или   Айго.   Мне   известно,   что   Айго   является
вице-президентом корпорации.
   - Тогда вы никак не можете прокомментировать высказывания  Хана  и  Айго,
касающиеся миссис Бассетт?
   Я  поднял  одну  бровь.  Какое   отношение   имеет   миссис   Бассетт   к
Уотергейтскому делу и звукозаписывающим устройствам?
   - Не могу сказать ничего определенного... - Акерман слегка повел рукой. -
Кроме сплетен.
   - Кто и что вам говорил о ней?
   - Я терплю эту процедуру, -  высокомерно  заявил  Акерман,  -  только  из
любезности. В первую очередь к Эркарту и Джадду. Вчера - после  разговора  с
Айго - Джадд позвонил мне, и сегодня утром я прилетел в Нью-Йорк. Мы  с  ним
позавтракали, и Алберт рассказал мне различные вещи о Бассетте, которые я не
знал, в том числе  и  о  его  одержимости  женой.  Правда,  Джадд  тогда  не
употребил слова "одержимость", а говорил о необыкновенной  привязанности.  Я
не люблю судачить. Вам лучше обратиться непосредственно к самому  источнику,
то есть к Джадду.
   - Непременно сделаю. Вам известны чувства Бассетта относительно Никсона и
Уотергейтской истории? -
   -  Да,  известно.  Несколько  месяцев  назад  он  и  Джадд  находились  в
Вашингтоне в связи с какими-то патентами-я плохо разбираюсь в этих вопросах,
- и мы провели  целый  вечер,  обсуждая  Уотергейтский  скандал  и  Никсона.
Бассетт вбил себе в голову, что нужно  в  судебном  порядке  потребовать  от
Никсона десять миллионов долларов в качестве возмещения ущерба,  нанесенного
изготовителям  звукозаписывающей  электронной  аппаратуры  в  результате  ее
использования для преступных и своекорыстных целей. Нам никак  не  удавалось
отговорить его от этой затеи. Он был странным человеком. Не знаю, как насчет
жены, но на этой идее он буквально помешался. Разумеется,  именно  потому-то
Бассетт и преуспел в предпринимательстве - благодаря энергии и напористости.
Обладал в избытке этими качествами.
   - Какие решения приняли на ужине по обсуждавшимся вопросам?
   - Никаких. Бассетт непременно хотел услышать от Вилара, что  руководители
различных  корпораций  больше  не  желают  заказывать  электронные  защитные
устройства и нанимать  специалистов  по  проблемам  безопасности,  поскольку
Никсон своими  действиями  дискредитировал  весь  этот  бизнес.  Эркарт,  по
замыслу Бассетта, должен был подтвердить бесполезность  попыток  протолкнуть
теперь через конгресс любой  проект  закона,  так  или  иначе  связанного  с
электроникой.  Он  ожидал  от  Айго  заявления  о  массовых  увольнениях  по
собственному желанию работающих в  электронной  промышленности  специалистов
всех уровней, о невозможности найти им замену. Джадд и я  обязаны  были,  по
мнению Бассетта, подтвердить наличие оснований для  судебного  преследования
Никсона, и он хотел, чтобы мы предприняли соответствующие шаги. Одному  Богу
известно, что он ожидал от Хана. Быть может,  хотел,  чтобы  тот  выдал  ему
беспроцентный  кредит   в   десять   миллионов   для   финансирования   всей
антиниксоновской кампании.
   Вулф с любопытством смотрел на Акермана.
   - И все вы, взрослые люди, - сказал  он,  -  вероятно,  вполне  разумные,
серьезно обсуждали подобную чепуху? Или вы были изрядно выпивши?
   - Нисколько. Джадд и я  не  приняли  даже  обычного  мартини.  Мы  знали:
Бассетт обязательно закажет "Монтраше" и "Шато-Латур", как всегда...  Вы  не
знали Харви Бассетта Он мог продать  эскимосу  ледяные  кубики  Кроме  того,
конечно, он являлся источником наших доходов. По крайней мере  для  двух  из
нас - главным источником, а никто ведь не плюет в колодец, из которого пьет.
Вы едите жареного фазана, запиваете его "Шато-Латуром"  и  корчите  из  себя
очень внимательного слушателя. Большинство поступает именно так. Я  -  тоже.
Судя по тому, что я слышал о  вас,  вы  придерживаетесь,  по-видимому,  иной
тактики.
   - У каждого свой  стиль.  Я  с  достаточным  уважением  отношусь  к  моим
источникам дохода. Кто-нибудь...
   - Как и у меня, у вас для разных случаев разные клиенты. Кто ваш клиент в
этом деле?
   - Им являюсь я, - заявил Вулф. - Меня оставили в дураках. Плюнули  мне  в
лицо. Пьер Дакос  был  убит  в  моем  доме,  и  виновный  заплатит  за  это.
Кто-нибудь...
   - Тогда почему вы утаиваете улики от полиции?
   - Да потому, что это дело затрагивает в  первую  очередь  мое  самолюбие.
Кроме того, мои сведения не обязательно являются уликами. Как раз  это  я  и
стараюсь прояснить. А теперь хочу в третий раз спросить: кто-нибудь из ваших
клиентов связан каким-то образом с Уотергейтом?
   - В Вашингтоне всякий так или иначе связан с Уотергейтом.  Преувеличение,
конечно, но не  слишком  сильное.  Присяжные  на  проходящих  многочисленных
судебных разбирательствах имеют тысячи родственников  и  друзей.  Однако  ни
один из моих нынешних или прошлых клиентов прямо не замешан в  Уотергейтском
скандале. Предполагается, что вопросы задаете вы, но позвольте и мне  кое  о
чем спросить. Вы действительно думаете, что один из нас убил Харви Бассетта?
Или каким-то образом причастен к убийству официанта?
   - Разумеется. Я ведь не зря плачу сорок  долларов  в  час  трем  классным
специалистам, которые собирают о  вас  информацию.  Знаете  ли  вы:  был  ли
кто-либо из остальных участников ужина как-то связан с Уотергейтом?
   - Насколько мне известно - никто. Если бы я был  Халдеманом,  то  ответил
бы: "насколько я помню", но я ведь не Халдеман.
   - Где вы были  и  чем  занимались  в  прошлую  пятницу,  двадцать  пятого
октября, с шести часов вечера до двух часов утра?
   - Черт возьми! Вы все-таки спрашиваете. Хорошо помню,  потому  что  в  ту
ночь умер Бассетт. Я был дома в Вашингтоне. С девяти часов вечера  и  далеко
за полночь я играл в бридж с женой и двумя приятелями. Проснулся  в  субботу
поздно. В девять часов утра меня  разбудила  жена  и  сообщила  об  убийстве
Бассетта. Какое время вас еще интересует? Понедельник? Находился весь день в
своей вашингтонской конторе. Следующий вопрос?
   Вулф  любит  повторять:  неуязвимых  алиби  не  существует,  но  я  очень
надеялся, что он не пошлет меня опровергать первое алиби.  Жены  и  приятели
легко могут соврать, но в действительности  нас  интересовало  лишь  второе,
касающееся понедельника.
   Вулф взглянул на стенные часы. Восемь минут двенадцатого.
   - Сегодня я мало спал, - заметил он. - Все  еще  намерены  встретиться  с
окружным прокурором? Акерман отрицательно покачал головой.
   - Вы слышали, что они сказали. Особенно Джадд. Он на вашей стороне.  Все,
чем мы располагаем, - это информация, полученная от вас. Я сегодня  тоже  не
выспался. Хотел бы поймать ночной самолет до Вашингтона.
   - Тогда извините меня, - проговорил  Вулф,  поднимаясь  и  направляясь  к
двери. - Иду в постель.
   - А он у вас со странностями, - заметил Акерман, тоже вставая и выходя  в
коридор.



   Глава 10

   Когда Вулф утром в пятницу, в одиннадцать  часов,  спустился  в  кабинет,
Роуман Вилар уже сидел в красном кожаном кресле. Для меня это было  довольно
деловое утро. Оно началось с обычных телефонных докладов наших помощников. Я
сообщил им о прошедшем накануне совещании у Вулфа, о том,  что  не  получено
никаких  дополнительных  сведений,  диктующих  необходимость   изменить   их
программы, в соответствии с которыми им надлежало действовать и далее:  Солу
- собирая сведения на Джадда, а Фреду - на Вилара. День, проведенный Орри  в
ресторане "Рустерман", не дал результатов. Никто не видел в понедельник днем
или вечером в  мужской  раздевалке  незнакомых  людей.  Получив  заранее  за
завтраком в кухне инструкции от Вулфа по домашнему  телефону,  я  переключил
Орри на Бенджамина Айго.
   Принял  я  и  три  других  телефонных  звонка.  Один  -  от  Лона  Коэна,
пожелавшего выразить сожаление по поводу того,  что  пришлось  обойтись  без
моего обычного денежного вклада  в  его  выигрыш  в  покер  -  по  существу,
откровенная клевета, так как я выигрываю не реже, чем он, и почти не  отстаю
в этом отношении от Сола Пензера. Лон также хотел  знать,  когда  я  наконец
выложу все  начистоту.  Другой  звонок  -  от  Билла  Уэнгерта  из  "Тайме",
намекнувшего на возможность поместить мой короткий репортаж  на  восемьдесят
четвертой странице, если я срочно пришлю информацию ему лично в  праздничной
упаковке. Третий звонок  был  от  Франсиса  Акермана  из  его  вашингтонской
конторы; он сказал, что если Вулф пожелает вновь встретиться с  ним,  то  об
этом следует оповестить заранее - по меньшей мере за день, - и  предупредил,
что, возможно, наш телефон прослушивается, а в кабинете  установлен  "жучок"
или тайный  микрофон.  Ничего  не  скажешь,  Уотергейт  сильно  подействовал
юристам на нервы.
   Ни звука от Кремера или из канцелярии  окружного  прокурора.  С  Роуманом
Виларом мне удалось связаться с  третьей  попытки,  и  он  заявил,  что  ему
придется отменить две важные встречи, но в одиннадцать часов он будет у нас.
   Выполнил я и другие текущие дела: приготовил на подпись Вулфу чек на  три
тысячи долларов - полторы тысячи долларов резервной наличности уже подходили
к концу - и, кроме того, отстриг купоны, срок которых истек первого  ноября,
у внушительной пачки муниципальных облигаций, хранящихся в отдельной  секции
сейфа со своим собственным замком.
   Отстригая, я скорчил гримасу - прибыль на эти облигации составляла пять и
две  десятых   процента,   тогда   как   выпускаемые   в   последнее   время
муниципалитетом  свободные   от   налогообложения   долговые   обязательства
приносили почти  восемь  процентов  дохода.  Жизнь  вовсе  не  шутка,  когда
принадлежишь к группе  населения,  облагаемой  высоким  подоходным  налогом,
который соответствует пятнадцати процентам от годового суммарного заработка.
Остается только стричь купоны или поручить эту операцию Арчи  Гудвину,  если
вы слишком заняты, нянчась с орхидеями.
   Роуман Вилар не был рядовым специалистом в своей сфере  деятельности.  По
словам Фреда, "Вилар ассошиейтс" являлась, пожалуй, самой крупной и наиболее
известной компанией в области промышленной безопасности. Чтобы  связаться  с
ним по телефону, мне пришлось  преодолеть  последовательно  два  барьера  из
въедливых секретарей. Явившись к нам, Вилар начал разговор  не  с  вчерашних
вопросов, а с ходу предложил работу Вулфу и мне.
   - Прежде чем мы перейдем к Харви Бассетту и  вашим  проблемам,  -  заявил
Вилар, - мне бы хотелось кое о чем поговорить. Идею подал один из двух  моих
помощников, когда я сообщил о предстоящей встрече с вами. Втроем мы обсудили
эту идею. Среди наших сотрудников есть очень  неплохие  специалисты  -  двое
просто великолепны, - однако, как заметил мой помощник, какое это произведет
впечатление, когда, заключая контракт  с  солидной  корпорацией,  мы  сможем
заверить, что при любых осложнениях  мы  в  состоянии  задействовать  нашего
лучшего специалиста - Ниро Вулфа. Подумайте только, какой  фурор  произведет
одно ваше имя! Конечно, вам придется выполнять кое-какие наши поручения,  но
не слишком обременительные, - нам известны ваши  настроения  на  этот  счет.
Главное для нас - ваше имя. Нет нужды доказывать, как вы знамениты.  Вы  это
сами хорошо знаете. Но это не все. Есть еще и Арчи Гудвин, и мы берем и его.
Начальные ставки для вас - сто двадцать тысяч в  год,  или  десять  тысяч  в
месяц, для Гудвина - тридцать шесть тысяч в год, или три тысячи  ежемесячно.
Мы предпочли бы пятилетний контракт, но согласны и на три года, если таковым
будет ваше желание, с правом одностороннего расторжения  контракта  в  конце
каждого года, если такой порядок вас больше устраивает. Приступить к  работе
можете в начале следующего года или уже через два месяца, но было бы хорошо,
если бы мы могли объявить о поступлении вас к нам на службу уже в  ближайшие
дни. Ничего слишком яркого и кричащего - скромное объявление из одной фразы:
"Если у вас серьезные проблемы, наш Ниро Вулф к вашим услугам".
   Вилар подался в кресле вперед и нацелился на Вулфа всеми  своими  острыми
углами - подбородком, носом, ушами.
   - Разумеется, - продолжал Вилар, - я не жду от вас  немедленного  ответа.
Вам нужно подумать и навести справки о нашей компании. Но предложение  самое
серьезное. Я бы подписал контракт прямо сейчас, не сходя с места.
   - Вы правы, - ответил Вулф. - Мне нужно побольше узнать  о  вас.  Где  вы
были и чем занимались в прошлую пятницу, двадцать пятого  октября,  с  шести
часов вечера и до двух часов ночи?
   Вилар отодвинулся к спинке кресла и усмехнулся:
   - Такого вопроса я не ожидал.
   - Открытый обмен любезностями, - кивнул Вулф. - В  конце  моей  беседы  с
мистером Акерманом накануне поздно вечером он спросил,  действительно  ли  я
думаю,  что  кто-то  из  вас   шестерых   убил   Харви   Бассетта.   Отвечая
утвердительно, я указал ему на тот факт, что я плачу сорок  долларов  в  час
трем  классным  специалистам,  которые  собирают  о  вас  информацию.   Это,
безусловно, не десять тысяч долларов ежемесячно,  но  все-таки  внушительная
сумма.  Правда,  месяца  мне  не  потребуется.  Вы  подвизаетесь   в   сфере
безопасности. Стараясь изо всех сил удержаться на  плаву,  Ричард  Никсон  в
свое оправдание ссылался в основном на требования национальной безопасности.
Были  ли  вы  каким-либо  образом  связаны  с  любыми   событиями,   которые
охватываются понятием "Уотергейтская афера"?
   - Нет, не был.
   - Поддерживали ли вы какие-либо контакты с  лицами,  замешанными  в