вам  сказать,
думал ли я, шутит Далманн или нет, потому что я вообще не думал ни так, ни
иначе. Полагаю, теперь вы захотите узнать, что я делал вчера вечером после
встречи?
     Вульф отрицательно покачал головой.
     - Да нет, пожалуй, не особенно. Вы ведь, конечно, уже рассказали  все
это полиции, а они экипированы гораздо лучше меня, чтобы  проследить  ваши
передвижения и проверить ваше алиби. А потом,  я  ведь  не  расследую  это
убийство.
     - А чем же вы тогда, в сущности, занимаетесь?
     - Я  пытаюсь  найти  способ  уладить  конкурс  так,  чтобы  это  было
приемлемо для всех  заинтересованных  сторон.  Вы  говорили,  что  с  вами
разговаривал мистер Янгер. Что же он вам сказал?
     - Он сказал, что Гудвин сообщил ему про мисс Фрейзи, и  хотел,  чтобы
мы с миссис Уилок присоединились к нему, наняли бы все вместе  адвоката  и
возбудили дело. Кроме того, он хотел, чтобы мы  предложили  мисс  Тешер  и
мисс Фрейзи поделить поровну первые пять призов. Я ответил ему, что  ни  с
первым, ни со вторым ничего не получится.
     - А что бы вы предпочли?
     - Ни то, ни другое. Раз уж мне все равно придется платить музыкантам,
я лучше потанцую. Далманн говорил, что эти  пять  стихов  намного  труднее
всех остальных, и я ему вполне верю. Сомневаюсь, чтобы  они  оказались  по
силам друзьям мисс Фрейзи, и удивлюсь если их сможет отгадать мисс  Тешер.
Прямо отсюда я пойду в одну из самых богатых частных библиотек Нью-Йорка и
проведу там всю ночь. Я даже уже знаю, с какой книги начну.  Вот  один  из
стихов:

                    С Джеком я познала страсть,
                    Под венец с ним собралась;
                    Только в день счастливой свадьбы
                    Чарлза мужем не назвать бы.

     Он поднял руку к очкам, но лишь сдвинул их немного на нос.
     - Вам это о чем-нибудь говорит?
     - Нет, - многозначительно ответил Вульф.
     - А вот мне говорит. Нет, я еще не знаю никаких подробностей, но  уже
чувствую некий привкус, аромат. Еще не имею ни малейшего понятия,  как  ее
имя, но кажется, уже знаю, где его искать. Может,  я  и  не  прав,  но  не
думаю, а если прав, то один ответ у меня уже есть.
     Может, он у  него  и,  правда,  был.  Либо  его  посетило  счастливое
озарение, либо  он  был  большим  знатоком  по  части  ароматов,  либо  он
просто-напросто  вытащил  ответы   из   бумажника   Далманна,   а   теперь
подготавливает почву, чтобы объяснить, каким образом он их добыл. Конечно,
я бы мог немного сбить с него спесь, если бы спросил,  не  с  мемуаров  ли
Жака Казановы он собирается начать, но если бы я к  тому  же  добавил,  не
Кристиной ли ее  зовут,  и  посоветовал  ему  сразу  взять  второй  том  и
поинтересоваться тем, что напечатано, начиная со  страницы  сто  семьдесят
второй и кончая двести первой издания его знаменитых "Приключений", он мог
заподозрить меня в чем-нибудь неблаговидном.
     Вульф вдруг резко произнес:
     - Что  ж,  раз  вы  собираетесь  работать,  то  не  смею  вас  больше
задерживать. Борьба с демонами - не мое амплуа. -  Он  ухватился  за  край
стола, отодвинул кресло и встал. - Надеюсь, мистер Роллинс, мы с вами  еще
увидимся, но постараюсь как можно меньше отвлекать вас от  ваших  занятий.
Прошу меня извинить.
     Он направился к двери и исчез.
     Роллинс посмотрел на меня.
     - Что это значит? Он что, обиделся? Или, может, я чем-то себя  выдал,
и он отправился за наручниками?
     - Да бросьте вы, - успокоил я его, вставая. - Вы что,  не  чувствуете
аромата?
     Он втянул воздух.
     - Да нет, пожалуй, ничего особенного. А что?
     - Сразу видно, что вы не ищейка, - бросил  я  снисходительно.  -  Это
жаркое из косули со сливками, приправленное петрушкой,  кербелем,  зеленым
луком, майораном и лавровым листом. Это уже его демон,  во  всяком  случае
один из них. У него их целый ассортимент. Вы  уже  уходите?  Одну  минуту,
если вас не затруднит, что это была за дама, кажется, девятый  номер?  Там
про нее говорилось:

                    Закон, что он издал до нашей встречи,
                    Женой его мне зваться запретил,
                    Закону своему смиренно повинуясь,
                    До дней последних он меня любил.

     Он обернулся в дверях, улыбка его стала уже сверхснисходительной.
     - Но это же так ясно, Аспазия и Перикл.
     - Да, конечно. Мог бы и сам догадаться.
     Мы вышли в прихожую, и я подал ему пальто. Когда я уже открыл  дверь,
он спросил:
     - Когда я пришел, здесь ведь была мисс Тешер, не так ли?
     Я подтвердил.
     - А кто были эти трое мужчин?
     - Ее советники, она привела их с собой. Может, вы даже о них слышали.
Они оказались так разговорчивы, что загнали в угол самого мистера Вульфа.
     Мне показалось, что он хотел спросить что-то еще, по наложил  на  это
вето и вышел. Я запер дверь и уже было направился в кухню, чтобы  поскорее
сообщить Вульфу про Аспазию и Перикла, но телефонный звонок  снова  загнал
меня в  кабинет.  Я  снял  трубку,  провел  со  звонившим  короткий  обмен
мнениями, дошел до  кухни,  где  Вульф  проводил  совещание  с  Фрицем,  и
оповестил его:
     - Толбот Хири будет здесь в четверть десятого.
     Он уже и так был на пределе, а тут не выдержал и зарычал:
     - Прикажете из-за этого комкать весь ужин?!
     Я ответил ему извиняющимся тоном, что, боюсь, у него просто не  будет
другого выхода. Ведь на ужин оставалось всего каких-нибудь полтора часа.



                                    9

     Застольные беседы в доме Вульфа - неважно, при гостях или без - могли
вестись о чем  угодно,  от  политики  до  полиомиелита,  лишь  бы  они  не
затрагивали наших текущих дел. О делах - ни слова. Строго говоря, тот ужин
не был исключением, но он был очень к этому близок. Похоже,  где-то  среди
дня Вульф улучил минутку и пробежал в энциклопедии статью о косметике, так
что  за  ужином  его  так  и  распирало  от  желания  поделиться   добытой
информацией. Для начала, покончив с супом из каштанов и томясь в ожидании,
пока Фриц принесет знаменитое  жаркое,  он  наизусть  процитировал  билль,
представленный на рассмотрение английского парламента  еще  в  семнадцатом
столетии. Он, в передаче Вульфа, гласил:

     "Женщина любого возраста, сословия и достатка, будь то  девственница,
девица  в  возрасте  или  вдова,  совратившая  с  помощью  духОв,   румян,
косметических снадобий, искусственных зубов,  фальшивых  волос,  испанской
шерсти, железных корсетов,  обручей,  башмаков  на  высоких  каблуках  или
накладных бедер одного из поданных Ее Величества и склонившая его к браку,
отныне, согласно настоящему Акту, подлежит  наказанию  наравне  с  лицами,
обвиняемыми в колдовстве, а заключенный  обманным  путем  брак  признается
недействительным и подлежит расторжению".

     Я спросил его, что такое испанская шерсть, и поймал его на  этом.  Он
не знал, а  поскольку  его  всегда  бесило,  если  он  не  понимал  смысла
какого-нибудь слова или выражения, которое случалось  увидеть  его  глазам
или услышать его ушам, испросил, почему он  не  посмотрел  в  словаре,  он
ответил, что смотрел и что там  ничего  не  оказалось.  Следующим  номером
нашей  программы  оказалась  королева  Мария  Шотландская,  которая,   как
выяснилось, регулярно принимала винные ванны, то же самое проделывали и ее
старшие придворные дамы, младшим  же,  которые  не  могли  себе  позволить
подобной роскоши, приходилось довольствоваться молочными.  Потом  разговор
перешел к египетским гробницам. Выяснилось, что обнаруженные в них кувшины
с притираниями  еще  хранили  запах,  хотя  пролежали  там  тридцать  пять
столетий. Затем я узнал, что законодательницы римской моды во времена жены
Цезаря - той, которая вне подозрений, - отбеливали  лицо  каким-то  мылом,
которое вывозилось из  Галиции.  А  Наполеону  нравилось,  когда  Жозефина
пользовалась косметикой, и все это ей  по  его  указаниям  доставлялось  с
острова Мартиника. Потом оказалось, что Клеопатра и другие египетские дамы
красили себе под глазами зеленым, а веки, ресницы и брови  -  черным.  Для
этого они пользовались специальной черной краской, нанося ее палочками  из
слоновой кости.
     Я выслушал все это с большим интересом и даже удержался  от  вопроса,
каким образом все эти знания помогут нам выяснить, кто же именно стащил  у
Далманна бумажник, - ведь этот вопрос прямо касался  бы  наших  дел.  Даже
когда мы уже покончили с сыром и кофе, покинули столовую и,  пройдя  через
прихожую, оказались в кабинете, я все  равно  его  не  тревожил,  дав  ему
возможность спокойно переваривать ужин. Я подошел к своему столу и  набрал
номер Лили Роуэн. Когда я сказал ей, что не смогу завтра прийти  на  "Поло
Граундс", она начала обзывать Вульфа всякими словами и даже ввела в оборот
несколько новых прозвищ, которые говорили о ее  обширном  опыте  и  тонком
чувстве языка. Мы все еще продолжали  болтать,  когда  раздался  звонок  в
дверь, но поскольку я заранее  предупредил  Фрица  насчет  Хири,  то  смог
завершить нашу  беседу  пристойным  образом.  Когда  я  повесил  трубку  и
повернулся на крутящемся стуле лицом к  аудитории,  Хири  уже  восседал  в
нашем краснокожем кресле.
     По размерам - как вертикальным, так и горизонтальным - он подходил  к
нему куда больше, чем Роллинс или миссис Уилок. В вечернем пиджаке, из-под
которого виднелась белоснежная рубашка,  он  выглядел  даже  шире,  чем  в
первый раз. Он уже явно успел оглядеться, потому что сразу же заметил:
     - Очень милая комната. Весьма оригинальная, наверное,  отражает  вкус
хозяина. Вы ведь любите желтый цвет, не так ли?
     - Это совершенно очевидно, - проворчал Вульф. Подобные замечания  его
раздражали. И его можно понять,  ведь  это  действительно  было  очевидно,
поскольку все здесь, начиная от штор, чехлов и диванных подушек  и  кончая
пятью находившимися в зоне  видимости  креслами,  было  абсолютно  желтого
цвета.
     - Желтый цвет непростой, - заявил  Хири.  -  У  него,  конечно,  есть
большие  преимущества,  но  и  недостатков  тоже  полно.  Вызывает   много
нежелательных ассоциаций. Желтые полосы. Желтая пресса. Желтая  лихорадка.
Желтым часто пользуются для упаковки товаров, но Далманн  никогда  бы  мне
этого не позволил. Раньше я  широко  применял  его.  Ваше  желтое  царство
навело меня на мысль, не вернуться ли к нему опять...
     - Сомневаюсь, - сухо заметил Вульф, - чтобы  в  данной  ситуации  вам
понадобилось увидеть убранство моего кабинета, чтобы наконец  вспомнить  о
Далманне.
     - А ведь это и вправду забавно, - совершенно серьезно ответил Хири.
     - Не нахожу в этом ничего забавного.
     - И все-таки это забавно, потому что действительно очень странно. Я в
самом деле вспомнил о нем впервые за весь день. Ровно через десять  секунд
после того, как я узнал о  его  смерти  и  о  том,  как  он  умер,  я  уже
погрузился в мысли, как все это отразится на конкурсе  и  вообще  на  моем
бизнесе, и с тех пор только этим и занимался. У меня действительно не было
ни  минуты,  чтобы  подумать  о  самом  Далманне.  Вы  уже  встречались  с
конкурсантами?
     - С четверыми. А мистер Гудвин виделся с мистером Янгером.
     - И что, у вас уже есть какие-нибудь результаты?
     Вульф терпеть не мог работать сразу  после  ужина.  Он  назидательным
тоном проговорил:
     - Я, мистер Хири, отчитываюсь только перед своими клиентами.
     - И это тоже забавно. Ведь вашим клиентом  является  фирма  "Липперт,
Бафф и Асса". А я их самый крупный заказчик, в прошлом году их доля в моем
бизнесе  перевалила  за  полмиллиона.  Это  я  оплачиваю  все  расходы  по
проведению конкурса,  не  говоря  уже  о  призах.  И  вы  даже  не  хотите
рассказать мне о результатах?
     - Разумеется, нет, - Вульф  хмуро  посмотрел  на  гостя.  -  Вы  что,
действительно так  наивны  или  просто  прикидываетесь?  Вам,  я  полагаю,
прекрасно известно, что такое обязательства перед клиентами.  У  вас  есть
простой выход из положения: свяжитесь с кем-нибудь  из  них  по  телефону,
предпочтительно с мистером Баффом или мистером Ассой, и  пусть  они  дадут
мне соответствующие инструкции.
     Похоже,  складывалась  вполне   благоприятная   обстановочка,   чтобы
выяснить, кто кому будет вышибать мозги, но  он  вдруг  вскочил  на  ноги,
засунул руки в карманы и огляделся, по-видимому,  в  поисках  объекта  для
глаз, потому что сразу же устремился к глобусу и остановился там, вперив в
него взгляд. Вскоре он обернулся, прошел к креслу и сел.
     - Они уже заплатили вам предварительный гонорар?
     - Нет, сэр.
     Он вынул из внутреннего кармана узкий черный кожаный  футляр,  открыл
его и вырвал полоску голубой бумаги,  потом  извлек  на  свет  миниатюрную
авторучку, положил листок на ближний к нему край  стола  и  начал  писать.
Убрав футляр и ручку, он перегнулся и  послал  порхающий  листок  на  стол
перед Вульфом со словами:
     - Вот здесь десять тысяч долларов. Теперь я тоже ваш  клиент  или  во
всяком случае моя фирма. Если этого мало, скажите.
     Вульф дотянулся до чека, разорвал его пополам, потом еще и еще, потом
нагнулся  и  выбросил  клочки  в  мусорную   корзину.   Разогнувшись,   он
проговорил:
     - Послушайте, мистер Хири. Я вообще не отличаюсь  вежливостью,  когда
мне мешают спокойно переваривать пищу. А вы как будто нарочно  испытываете
мое терпение. Думаю, вам лучше уйти.
     Провались я на этом месте, если Хири в эту минуту не посмотрел в  мою
сторону. Желая уберечь его от новых разочарований -  па  случай,  если  он
снова предложит мне двадцатку, а то и сотню  за  помощь  в  восстановлении
дипломатических отношений с Вульфом, а мне  снова  придется  огорчить  его
отказом, - и считая, что и я тоже вправе внести свою  лепту  в  задуманную
Вульфом экзекуцию, я поймал его взгляд и заметил:
     - Когда вы действительно надумаете уходить, то  имейте  в  виду,  что
здесь у нас прямо за домом есть небольшой, но очень уютный дворик, это  на
случай, если вы все еще ищете более подходящее место...
     И тут он разразился хохотом - настоящим, хорошим, от души.  Потом  он
сделал небольшую паузу, которой едва хватило,  чтобы  проговорить:  "Ну  и
парочка!", и снова закатился. Мы сидели и смотрели  на  него.  Насмеявшись
вдоволь, он вынул сложенный носовой платок, несколько  раз  прокашлялся  и
снова посерьезнел.
     - Ладно, - проговорил он, - сейчас я расскажу вам, в чем дело.
     - Мне и так известно, в чем здесь дело, - Вульф был надменно любезен.
     - Да нет... Я начал не с того конца,  что  ж,  попытаюсь  с  другого.
Конечно, "ЛБА" сильно рискует во всей этой истории, но я еще больше.  Если
конкурс взорвется прямо мне в лицо, то мне, может, уже не выжить. Так что,
вы готовы меня выслушать?
     Вульф откинулся назад, глаза его были закрыты.
     - Я слушаю, - пробормотал он.
     - Я хочу рассказать вам, с чего все началось.  Я  основал  свое  дело
двадцать лет назад, начал почти с нуля. Я работал как одержимый, но мне  и
везло, и самым  моим  крупным  везением  оказалось  то,  что  мне  удалось
заинтересовать одного человека по имени Липперт, он  был  специалистом  по
рекламе. Их фирма тогда называлась "Макдейд и Липперт". У меня был хороший
товар, а Липперт был не просто хорошим специалистом, это был гений в своем
деле, и через десять лет моя компания стала по  объему  продаж  ведущей  в
отрасли. Это было сенсацией. Потом  Липперт  умер.  Пару  лет  мы  еще  по
инерции продержались, затем дела стали идти все хуже и хуже.  Нет,  не  то
чтобы совсем плохо, у нас были даже  и  взлеты,  но  в  основном  все-таки
спады. У меня по-прежнему была хорошая организация и хорошие товары, но не
было больше Липперта, и в этом-то и заключался секрет.
     Он посмотрел на свой сложенный платок, как бы  недоумевая,  зачем  он
здесь, и сунул его в карман.
     - В 1950 году люди из "ЛБА" предложили несколько  названий  для  моей
новой продукции, которую мы как раз собирались запускать в производство, и
из этого списка я взял  "Пур  амур".  Только  позднее  я  узнал,  что  это
название придумал один молодой человек по имени Луис Далманн,  который  не
так давно начал работать в их фирме. Вы вообще представляете себе, в какие
игры играют в этих рекламных агентствах?
     - Нет.
     - Очень жесткие игры, особенно в крупных фирмах.  Те,  кому  повезло,
кто уже забрался наверх, основную  часть  времени  посвящают  тому,  чтобы
пинать ногами соперников, желающих тоже вскарабкаться повыше  и  потеснить
их  на  верхушке.  Конечно,  такие  игры  происходят  повсюду,  такова  уж
человеческая природа, но в рекламных агентствах, пожалуй, похуже всего,  я
имею в виду крупные агентства. Мне  понадобилось  целых  два  года,  чтобы
выяснить, кто придумал это название, "Пур амур", и  еще  год,  прежде  чем
Далманну разрешили контактировать со мной напрямую. К этому времени он уже
так о себе возомнил, что с ним стало очень трудно ладить. О нем было очень
много разговоров, может, вы даже что-то слышали?
     - Нет.
     - Его нельзя было назвать особенно приятным человеком. Он был большим
нахалом, и если он считал, что  вы  последний  идиот,  то  он  так  вам  и
говорил, но у него были  настоящие  мозги,  а  мозги  ничем  не  заменишь,
особенно такие, как у него... Я не хочу сказать, что у Оливера Баффа,  или
Пэта О'Гарро, или Вернона Ассы совсем нет мозгов. У Баффа, например,  есть
реальные достоинства. Он хороший глава фирмы. Он учился у самого Липперта,
и тот знал, на что он годится. Сейчас он старший партнер фирмы.  Составить
главам  какой-нибудь  крупной  национальной  корпорации   план   очередной
тоскливой кампании - здесь он не хуже других и даже лучше многих, но  ведь
такой подход к рекламе еще никогда не помогал в продаже косметики  и  вряд
ли когда-нибудь поможет... Уже много лет я  являюсь  одним  из  крупнейших
заказчиков этой фирмы, и ни разу за все  это  время  он  не  придумал  сам
ничего такого, за что не жалко было бы заплатить даже десять центов.
     Хири повернул руку ладонью вверх.
     - Теперь Пэт О'Гарро... Он так же разбирается в рекламе, которая  мне
нужна, как я в санскрите, но это большой дОка по части  продажи.  Клянусь,
он способен продать грелку человеку,  идущему  прямо  в  ад.  И  основными
своими заказами "ЛБА" обязана именно ему,  и  крупными,  и  мелкими...  Но
мне-то что с того, в мой карман от этого ничего не попадает. Мне  ведь  не
нужен человек, который умеет выгодно продать "ЛБА", мне  надо,  чтобы  все
прилавки, от Бостона до Лос-Анджелеса, от Нового Орлеана до  Чикаго,  были
завалены моими товарами, а О'Гарро явно не тот человек. И Берн Асса  тоже.
Он начал как копировщик, и здесь он блистал. Теперь он  приобрел  солидную
репутацию, стал компаньоном фирмы, и О'Гарро, конечно, тоже... В те  годы,
после смерти Липперта, я много присматривался к Верну, изучал его  работы,
и должен признать, там есть настоящее качество, но чего-то ему  всегда  не
хватало, того класса, который был у старины Липперта. Здесь дело не только
в словах, прежде чем придумать какие-то слова, должна быть идея, а у "ЛБА"
не было ни одной хоть мало-мальски стоящей идеи, пока там не появился Луис
Далманн.
     Он покачал головой.
     - Я уже думал, что все мои заботы позади и теперь все пойдет на  лад.
Должен признаться, что он не был мне особенно симпатичен, но  ведь  вокруг
полно симпатичных людей. Он был молод, через год он  стал  бы  компаньоном
фирмы - он  мог  заставить  их  принять  его,  нравилось  им  это  или  не
нравилось,  -  а  потом,  глядишь,  и   главой...   И   он   по-настоящему
интересовался моими делами, ему это просто нравилось. Теперь  он  умер,  и
мне больше нечего делать с "ЛБА". Я уже все решил, с "ЛБА"  покончено,  но
прежде надо довести до конца этот чертов конкурс. Сегодня утром, когда они
предложили обратиться к вам, я как-то еще был не совсем в своей тарелке  и
сказал, чтобы они действовали. Но в данной ситуац