сделал замечание. Он сказал, что  если  бы
я, получив сообщение  от  Сары  Джеффи,  сразу  же  вызвал  его,  то  он
немедленно послал бы своих людей на Восемнадцатую улицу и тут  же  начал
проверку всех участников совещания.
   - И мы, - сказал он, - наверняка бы захватили этого душителя.
   Я согласился с ним, но  выразил  сомнение,  что  он  вряд  ли  принял
какие-либо меры по моему сообщению, так как  мог  посчитать  мотивы  для
убийства Сары Джеффи недостаточными.
   Что же касается алиби подозреваемых, то закон смотрел на них так  же,
как и Вулф, когда он сказал Виоле Дьюди, что если  она  и  не  совершала
преступление лично, то вполне могла бы его организовать.
   Двадцать шесть человек - один квалифицированнее  другого,  по  словам
Стеббинса, - пытаются отыскать связь между подозреваемыми и убийцей,  но
до сих пор не удалось  найти  даже  шофера  такси,  который  отвозил  бы
пассажира в час сорок пять ночи на  Восемнадцатую  Восточную  улицу  или
куда-то неподалеку от нее. Или вывозил его оттуда после двух часов ночи.
Шофера все еще искали, но шансы были ничтожными, так как всего  лишь  на
расстоянии квартала находилась еще и станция метро.
   Ночное  дежурство  нес  Уильям  Тислер.  Мое  определение   оказалось
достаточно верным. Вначале он утверждал, что с  двенадцати  тридцати  до
часу сорока пяти, в период, когда убийца мог войти в дом и проникнуть  в
квартиру Сары Джеффи, он ни на минуту  не  покидал  своего  поста  возле
парадного подъезда, если не считать, что за это время пару раз  поднялся
наверх с хорошо известными ему жильцами.
   Однако он понял, что, если он будет  все  время  придерживаться  этой
версии, ему могут приписать пособничество убийце, обвинив в том, что  он
сам впустил его в здание и даже  провел  наверх.  Поэтому  он  сразу  же
полностью изменил свои показания и принялся теперь утверждать,  что  был
так занят внизу ужином, что вообще долгое время не входил в холл, причем
именно тогда, когда убийца должен был спуститься по лестнице и выйти  из
здания.
   Он подтвердил, что около двух все же вышел в холл и  немного  постоял
на тротуаре возле открытой двери.
   Судя по тому, что мне сказала Сара по телефону, именно так и обстояли
дела, когда она подъехала к  дому  на  такси  в  сопровождении  Паркера.
Адвокат утверждал то же самое.
   Алиби Паркера было абсолютно непробиваемым.
   Сара сказала мне, что он не входил в здание вместе с ней,  привратник
это подтвердил, как и шофер такси, которого очень быстро  разыскали.  Он
же отвез Паркера домой.
   Итак, факт убийства и способ его были установлены.
   Однако если убийца предполагал наброситься на свою жертву  сразу  же,
как только она войдет в квартиру, то ему пришлось  изменить  свой  план,
потому что рядом находился привратник, впустивший миссис Джеффи.
   Потом она сразу прошла в гостиную к телефону, чтобы позвонить мне, и,
конечно, в такой ситуации о нападении не могло быть и речи.
   Интересно, знал ли он, услышав звук ее шагов,  о  том,  что  Сара  не
положила трубку на рычаг. Или уже не мог удержаться,  видя  свою  жертву
так близко от себя. А может быть, побоявшись, что она выйдет из квартиры
и ускользнет от него, ударил ее.
   Сделав свое черное дело,  убийца  вышел  из  квартиры,  спустился  по
лестнице и, обнаружив никем не охраняемый  парадный  вход,  вышел  через
него или же спустился еще ниже,  в  подвальный  этаж,  открыв  служебный
вход.
   В квартире Сары не было обнаружено никаких отпечатков пальцев, как  и
на бронзовом пресс-папье, и даже на ручке стенного шкафа.
   Все сейчас были заняты поисками мотива убийства.
   Если в деле Присциллы Идз мотив был более или менее ясен  и  подходил
ко всем пяти  лицам,  то  в  деле  Сары  Джеффи  он  вроде  бы  и  вовсе
отсутствовал.
   Мне показалось, что Пэрли  теперь  уже  полностью  мне  доверяет.  Он
ничего  не  скрывал  от  меня.  Когда  официант  принес  счет,  он  стал
настаивать на том,  чтобы  оплатить  половину,  заявив,  что  "городские
ищейки не умирают с голоду". Я счел это  проявлением  честности,  потому
что  очень  хорошо  знал  размеры  его  зарплаты.  И   он   также   имел
представление о моей платежеспособности. Во всяком случае, знал, что  я,
работая на Вулфа, зарабатываю по крайней мере раза в четыре больше  его.
Но он при этом все же не  собирался  принимать  в  подарок  те  устрицы,
которые мы  с  ним  съели.  Поэтому  мне  пришлось  напомнить  ему,  что
пригласил-то его я и на карту поставлена  моя  честь.  Он  был  вынужден
согласиться.
   Мы вышли из закусочной вместе. Он пошел по своим делам, а я  повернул
на Леонард-стрит. Я должен был  присутствовать  на  допросе  Фомоза  или
Питкина. По дороге я решил, что мне лучше заняться Питкином.
 
Глава 15 
 
   В субботу, в пять часов утра, я сидел уже в кабинете на Леонард-стрит
и читал бумаги, которые  достал  из  папки.  Питкин  был  отпущен  домой
получасом раньше из другой комнаты. Я работал в архиве, и отчет, который
изучал, касался  передвижений  Брукера  после  того,  как  он  вышел  из
кабинета Вулфа.
   Правдивость  некоторых  его  утверждений   казалась   мне   несколько
сомнительной, и я пытался обнаружить  ту  брешь,  которая  позволила  бы
утверждать, что он не поехал сразу домой в  Бруклин,  а  на  самом  деле
отправился в квартиру Сары Джеффи или к Дафни О'Нейл.
   Вдруг я услышал чей-то голос:
   - Эй, Гудвин, полегче на поворотах.
   В комнате, где сидел  я,  находился  еще  помощник  прокурора  и  два
клерка, которые разбирали бумаги. Окликнул меня Мандельбаум.  Я  зевнул.
За это время я почти не спал. Смешно было делать вид, что я  внимательно
читаю, когда у меня просто слипались глаза и голова падала на стол.
   - Внизу есть комната с диваном, - сказал один из клерков.  -  Сегодня
там никого не будет, в субботу она всегда свободна.
   Я готов был все отдать за то, чтобы очутиться на диване, но превозмог
себя и, поднявшись со стула, сказал, что пойду немного прогуляться.
   Выйдя из здания, я с удивлением обнаружил, что на улице  уже  светло.
Это открытие помогло мне побороть сон и вернуть бодрое настроение.
   Я стоял у кромки тротуара, когда появилось такси.
   Остановив его, я дал шоферу хорошо знакомый адрес.
   Тридцать четвертая Западная улица была пустынна, когда я  расплатился
с шофером и выбрался из машины.  Входная  дверь,  как  обычно,  была  на
цепочке. Поэтому я, вместо того чтобы  подняться,  спустился  на  четыре
ступеньки к задней двери и нажал кнопку. Один из звонков был  установлен
на кухне, а другой  -  в  комнате  Фрица.  Послышался  шум  шагов.  Фриц
посмотрел на меня через "глазок" и сразу же открыл дверь.
   - Великий Боже, - воскликнул он, - как же ты ужасно выглядишь!
   Я  сказал  ему,  что  именно  поэтому  и  забежал.  Надо  помыться  и
переодеться. Извинившись за то, что побеспокоил его, я поднялся  наверх.
Даже не заглянув в кабинет, прошел мимо, зашел в  свою  комнату,  принял
душ, побрился и надел все чистое. Покончив с этим, я, наверное, выглядел
уже значительно лучше, а чувствовал себя намного бодрее.
   Спустившись вниз, я услышал, как Фриц двигается по  кухне,  и  прошел
туда. Фриц как раз надевал передник.
   - В чем дело? - спросил я. - Ведь еще только половина седьмого.
   - Апельсиновый сок для тебя будет готов через две минуты, а завтрак -
через десять.
   - Но я должен сейчас же уйти.
   - Вначале поешь.
   И я послушался его. Фриц составил  мне  компанию,  сидя  на  табурете
возле стола и зевая. А потом глубокомысленно заметил:
   - Это уже становится привычкой.
   - Что именно?
   - Ранний завтрак. Вчера, примерно в  это  же  время,  ну  может  быть
немного попозже, я подавал завтрак Вулфу.
   Моя рука, подносящая ко рту блин, замерла на полпути.
   - И что же ты ему подавал?
   - Не только Вулфу, но и Солу - яйца-пашот.
   Я положил блин в рот и медленно разжевал его. Да, Сол  Пензер  внешне
всегда выглядел  неважно,  но  сыщик  был  первоклассный,  лучше  любого
другого, о котором мне когда-либо приходилось слышать. Он мог работать и
один, не связанный никакой конторой, и получал значительно  больше,  чем
кто-либо другой. Когда Вулфу нужна  была  помощь,  его  выбор  всегда  в
первую очередь падал на Пензера. Мы часто пользовались его услугами.
   Я небрежно спросил:
   - Сол, полагаю, работает за меня, не так ли?
   - Не знаю. Я не в курсе его дел.
   Но мне и без того все было ясно. Очевидно, Фрица предупредили: если я
появлюсь поблизости, мне можно лишь сказать о  том,  что  Сол  завтракал
здесь, но не более. Я не стал тратить силы, чтобы вытряхнуть из него все
остальное, поскольку уже как-то пытался это сделать, но безуспешно.
   Направляясь к выходу, я заглянул в кабинет и бегло просмотрел бумаги,
лежавшие на столе. Почта за пятницу  не  содержала  ничего  срочного.  В
нашем памятном блокноте и на календаре не было никаких пометок,  которые
могли хотя бы намекнуть на дела, которые Вулф в  мое  отсутствие  вел  с
Солом. Но в сейфе я кое-что обнаружил. И это говорило о  том,  что  Вулф
занимался совсем не обычной домашней работенкой. Я открыл  сейф,  потому
что хотел позаимствовать оттуда небольшую сумму. Один из его ящиков  был
разделен  пополам  перегородкой.   В   правой   части   лежали   деньги,
предназначенные на мелкие расходы, в левой - на непредвиденные.
   Забрав пять банкнотов по двадцать долларов, я заметил слева  какой-то
листок бумаги и взял его посмотреть. На листе аккуратным почерком  Вулфа
было написано: "с.27; 2000 л.Н.р.".
   Согласно давно установленному порядку, в левой половине ящика  всегда
должно быть не менее пяти тысяч долларов. Беглый взгляд  подсказал  мне,
что  эта  сумма  претерпела   значительные   изменения.   Теперь   здесь
недоставало  двух  тысяч.  Это  был  очень  интересный  факт,  настолько
интересный, что я даже забыл сказать Фрицу "до свидания". Но он услышал,
как я вышел из кабинета,  и  направился  вниз,  следом  за  мной,  чтобы
набросить цепочку.
   Я сказал, что он может информировать Вулфа о моем раннем завтраке, но
не больше.
   Возвращаясь в такси на Леонард-стрит, я пытался  решить,  зачем  Солу
две тысячи долларов. Я старался вселить в себя надежду, что дело это  не
касается Присциллы Идз.
   Я перебрал целый ряд вариантов задания  Солу,  начиная  с  поездки  в
Венесуэлу для проверки Эрика Хафа и кончая подкупом Эндрю Фомоза, с  тем
чтобы выведать у него сведения о том, что говорила ему жена. Но ни  одну
из этих догадок я не принял.
   Пять часов, как я уже сказал, я все же поспал: в пятницу, с  пяти  до
десяти часов утра, на старом, совершенно продавленном диване.
   Я мог бы дать отчет и о сотне других дел, в которых принимал  участие
в течение моей работы с  полицией,  но  не  вижу,  какую  это  могло  бы
принести пользу.
   Я пытался разрешить много вопросов. На  Двадцать  девятой  улице,  на
Леонард-стрит и на Сентер-стрит.
   Я прочел множество рапортов и  различных  документов.  Большую  часть
воскресенья я провел в полицейской  машине  с  водителем  в  форме.  Сам
комиссар выдал мне предписание проверить длинный ряд людей, которые  так
или иначе были связаны хотя бы с одним подозреваемым.
   Вернувшись  на  Двадцатую  улицу  в  воскресенье  около  полуночи,  я
намеревался было уже отправиться на повторное свидание с тем  прекрасным
диваном, на котором уже однажды спал, но ничего из этого не вышло.
   Алиби Брукера совершенно неожиданно оказалось ложным.  Чувствуя,  что
попался, он сразу же заявил, что, выйдя из  дома  Вулфа,  отправился  на
квартиру Дафни О'Нейл и провел там ночь. Она это подтвердила.
   Когда же я вернулся с воскресной прогулки на  машине,  мне  передали,
что капитан Олмстед как раз в это время берет  за  жабры  Дафни  и  меня
приглашают принять участие в допросе. Я тотчас же согласился.
   Допрос окончился около восьми утра в понедельник.
   Мои мысли снова обратились к пресловутому дивану,  но  опять  тщетно.
Мне необходимо было сменить рубашку, а  также,  по  возможности,  и  все
остальное. Поэтому я еще раз появился  на  Тридцать  четвертой  улице  и
повторил субботний трюк, включая завтрак, приготовленный Фрицем.
   Вулфа я, конечно, не видел, но я  разговаривал  с  ним  ежедневно  по
телефону. Мы и словом не обмолвились  об  убийствах,  да  и  о  Соле  не
говорили. Я чувствовал, что он был раздражен, а меня это задевало.  И  я
опять заглянул в сейф. Но больше  из  сумм  непредвиденных  расходов  не
исчезло ни цента.
   Вернувшись обратно на Двадцатую улицу, сменив одежду на  все  чистое,
посвежевший, но несколько подавленный и не узнавший ничего нового, я шел
по верхнему коридору, когда один из моих теперешних коллег - а я  должен
признать, что  в  течение  всего  этого  времени  ищейки  из  отдела  по
расследованию убийств и в самом деле были неплохими товарищами, -  вышел
из комнаты и, увидев меня, воскликнул:
   - Эй, Гудвин, где это ты, черт тебя возьми, пропадал? Тебя требуют  в
кабинет комиссара.
   - Кому это я понадобился так срочно?
   - Дважды уже звонил Стеббинс. Он там вместе с  инспектором  Кремером.
Внизу стоит машина. Давай!
   Манера водителя вести машину впечатляла, но еще больше поразило  меня
общество, которое я застал в хорошо обставленном  кабинете  полицейского
комиссара  Скиннера.  Кроме  него  и  окружного  прокурора  Боуэна,  там
находились еще два заместителя комиссара, Кремер и еще  один  инспектор,
помощник инспектора, капитан  и  сержант  Пэрли  Стеббинс.  И  все  явно
поджидали меня, судя по тому, как они оживились  при  моем  появлении  в
кабинете.
   Скиннер велел мне  сесть,  и  я  понял,  что  стул  был  уже  заранее
приготовлен именно для меня. Комиссар спросил Боуэна:
   - Начнете вы, Эд?
   - Нет, уж лучше вы, - ответил ему окружной прокурор.
   Скиннер повернулся ко мне:
   - Я думаю, вы довольно хорошо осведомлены о настоящем положении  дел,
не хуже, чем я?
   Я приподнял и снова опустил плечи:
   - Не знаю, что думают остальные, но пока я на мели.
   Он кивнул:
   - Да, как и все мы, откровенно говоря. Большинство из нас  отказались
от уик-энда, но мы могли бы и  не  делать  этого.  В  течение  последних
сорока часов расследованием этого дела занимались свыше сорока  человек,
намного больше, чем требуется на самом деле. Но и несмотря на это, я  не
вижу, чтобы мы продвинулись заметно вперед. Думаю,  здесь  все  со  мной
согласны. Создалась чрезвычайно сложная ситуация, хуже  быть  не  может,
необходимо предпринимать какие-то более радикальные меры. Мы очень долго
все это обсуждали, выдвигали различные предположения. Кое-что касается и
лично вас.
   Нам сейчас необходима ваша помощь.
   - Я как могу стараюсь вам помочь.
   - Мне известно об этом. С тех пор как  в  пятницу  был  прочитан  ваш
отчет, я подумал, что наш единственный шанс - это ключи,  похищенные  из
сумочки Сары Джеффи. А ведь в это время в комнате находились  двенадцать
человек. Я не думаю, чтобы никто  из  присутствующих  так  ничего  и  не
заметил.   Ну   хотя   бы    какого-нибудь    выразительного    взгляда,
подозрительного движения или еще чего-нибудь необычайного.
   Как вам известно, все  подозреваемые  допрашивались  снова  и  снова.
Единственный, кто вызывал особые подозрения, был  Хаф,  поскольку  он  в
течение почти всего вечера сидел ближе всех остальных к  миссис  Джеффи.
Но не исключена возможность, что все остальные тоже могли выбрать момент
и незаметно похитить из сумочки ключи. Это вы совершенно ясно  дали  нам
понять в своем отчете, и мы должны с этим согласиться.
   Мы, конечно, не можем арестовать Хафа лишь потому,  что  у  него  для
похищения ключей было больше возможностей, чем у других. Кроме того,  мы
не видим мотива, по которому он мог сделать это. И как тогда связать это
убийство с двумя остальными? У вас есть какие-либо аргументы?
   - Нет. У меня  вообще  не  осталось  никаких  аргументов.  Во  всяком
случае, таких, которые позволили бы нам схватить убийцу за руку.
   - Мы должны общими усилиями досконально разобрать версию  с  ключами.
Дальнейшие допросы здесь не помогут. Вот мы и  решили  собрать  их  всех
снова в конторе Ниро Вулфа и тщательно, пункт за пунктом, разобрать  все
это, разумеется, при участии вас и Ниро Вулфа. Мы хотим, чтобы все  было
повторено так  подробно,  как  только  это  будет  возможно.  Мы  должны
воспроизвести все их слова и поступки, но уже в присутствии трех-четырех
наших сотрудников, записав весь разговор на магнитофонную ленту.
   Я поднял брови.
   - Самое главное, конечно, - сказал я, - попытаться определить, кто из
них мог взять эти ключи. Но есть и еще одна неясная деталь. Если  кто-то
хотел убить миссис Джеффи, почему  он  так  долго  ждал  этого  момента?
Почему  он  не  убил  ее  раньше?  Может,  поводом   послужило   что-то,
произошедшее у нас вечером?
   - Это обстоятельство нам тоже необходимо проследить до конца.  Мы  не
нашли ответа ни в отчетах, ни в показаниях подозреваемых, но,  возможно,
могли бы попытаться все выяснить при встрече в кабинете  Вулфа.  Главная
трудность состоит в том, что мы не можем заставить его  впустить  нас  в
дом вместе с подозреваемыми. И  тем  более  не  можем  заставить  играть
подобную роль. Вот мы и решили просить вас,  чтобы  вы  позвонили  Вулфу
или, еще лучше, увиделись с ним, как вам это будет удобнее, и попытались
его уговорить нам помочь.
   - Я хочу сказать, Гудвин, - вмешался Боуэн, - что я рассматриваю этот
вариант как чрезвычайно важный, и  сделать  это  просто  необходимо.  Вы
понимаете меня?
   - Ну, господа, - сказал я несколько патетически, - у вас не нервы,  а
просто канаты какие-то. - Я обвел всех взглядом. -  В  прошлый  вторник,
шесть дней назад, я сидел на скамье в этом самом здании с наручниками на
руках. Вы, может быть, помните и  то,  как  Вулф  был  отконвоирован  на
Леонард-стрит,  и  знаете,  как  он  к  этому  отнесся.   Под   влиянием
происшедшего он объявил меня своим клиентом. И я за это  ухватился.  Ему
пришлось решиться на какие-то действия, а я, желая помочь  ему,  вытащил
Сару Джеффи на это совещание. И вот что из этого получилось.
   Смерть Сары окончательно вывела меня  из  равновесия,  и  я  допустил
ошибку. Я  попросился  работать  с  вами.  Думал,  что,  действуя  таким
образом, буду по крайней мере занят и, возможно, чего-нибудь добьюсь.
   Ну, и каков результат?
   Теперь Вулф огрызается, как щенок, и вам это хорошо известно.  И  все
же вы  решили  обратиться  к  нему  через  меня  с  просьбой  пойти  вам
навстречу. Но вам-то уж он, конечно, ответит "нет".
   Как мне кажется, я тоже услышу от него это  "нет",  если  даже  очень
попрошу его об этом. Выбирайте, что лучше, откажет он вам или мне.
   - Но мы хотим, чтобы он сказал "да", - заявил Скиннер.
   - Я тоже желал  бы  этого,  но  не  думаю,  что  добьюсь  успеха.  Вы
настаиваете, чтобы я все же попытался?
   - Да.
   - Когда?
   - Как можно скорее. Мы можем собрать всех здесь уже через полчаса.
   Я посмотрел на часы. Было без десяти  девять.  Я  еще  мог  захватить
Вулфа до того, как он поднимется в оранжерею.
   - По какому телефону мне позвонить?
   Скиннер указал на один из пяти стоявших у него на столе аппаратов.  Я
набрал номер и вскоре услышал голос Вулфа.
   - Это Арчи. Ты уже позавтракал?
   - Да.
   Я отметил про себя, что его голос не звучал уже  так  раздраженно,  а
мне были прекрасно знакомы тысячи  оттенков  его  голоса.  Поэтому  одно
только короткое "да" уже вдохновило меня.
   Вулф добавил:
   - Фриц сказал мне, что ты заходил.
   - Да. Мне необходимо было вымыться и переодеться. Но сейчас  я  звоню
вам по поручению граждан штата Нью-Йорк.
   - Вот как!
   - Я выступаю как представитель внушительного сборища в лице комиссара
полиции,   окружного   прокурора,   набора   различных   инспекторов   и
заместителей инспекторов, не говоря уже о сержанте Стеббинсе.  Я  говорю
из личного кабинета комиссара Скиннера. Вы его знаете, а в этом