, потом достал лупу и, стиснув губы так, что они превратились  в едва
различимую полоску, принялся медленно изучать розовые цветки.
     Наконец, он отодвинул  кресло  назад,  встал  и, бережно  держа хрупкий
росток за самый кончик, протопал в кухню, где у нас  стояли два холодильника
- обычный  и морозильник.  Вскоре Вулф  вернулся, уже без ростка, прошагал к
столу, грузно уселся и провозгласил:
     - Готов уплатить три тысячи долларов за это растение.
     Я помотал головой.
     -  Я - пас. И нечего пожирать меня глазами. С меня хватит.  Если хотите
договориться  с Мурлыкой  - валяйте, но без меня. Прежде, чем я расплачусь с
ним, я хотел бы подробно  отчитаться, если вы, конечно, сумеете когда-нибудь
взять себя в руки и выслушать меня.
     - Фу. Я всегда держу себя в руках.
     - Вы это кому-нибудь другому скажите. Только потом, сейчас нам некогда.
Садись, Мурлыка.
     Я уселся  на свой стул и  принялся  отчитываться,  не упуская ни единой
подробности,  что,  впрочем,  было  довольно  просто,  поскольку  ни  одного
длинного диалога мне пересказывать не пришлось  - за их отсутствием. Похоже,
Вулф внимал мне.
     Закончил я так:
     - Все зависит от того, что случилось с миссис Байноу. Насколько  я могу
судить, нельзя исключить  даже эпилептический припадок. Если же дело нечисто
и  потребуется  вмешательство полиции, то  легавые в два счета выяснят,  что
парень,  укравший  орхидею,  - тот  же  самый, который  незадолго  до  этого
подскочил к  миссис Байноу перед  Св. Томасом. Опознать его  - дело  для них
плевое.  Как  вы считаете,  проговорится Мурлыка,  когда  они  его  схватят?
Наверняка. Рано или  поздно, но скорее всего -  рано.  Поэтому я считаю, что
неплохо бы пригласить Мурлыку пожить  у нас, пока мы не выясним, в чем дело.
-  Я  посмотрел на  свои  наручные  часы.  - Прошло  уже больше  часа.  Могу
попробовать выкачать что-нибудь из Лона Коэна.
     - Попробуй, - проговорил Вулф, хмуро таращась на меня.
     Я развернулся на стуле, снял  трубку и позвонил в "Газетт".  Обычно мне
удается застать Лона на месте, на сей  же раз  мне  пришлось прождать  минут
пять, прежде чем он  подошел. Лон  взял  трубку  и нетерпеливо  пролаял, что
страшно занят и чтобы я пошевеливался и не тянул нота за хвост.
     - У  меня только один  вопрос, -  сказал  я. -  Или  два. Ты что-нибудь
знаешь насчет миссис Миллард Байноу.
     - Да. Она умерла. Из-за этого-то у нас и заваруха. А в прошлую среду ты
приходил  к нам в редакцию и разглядывал фотографии ее и ее супруга. Ты  тут
замешан? Или Ниро Вулф? Признавайся.
     - Пока  я просто проявляю  любопытство, так  что  этот  звонок  не  для
печати. Если и как только мы займемся этим делом, я про тебя не  забуду. Где
и когда она умерла и что послужило причиной смерти?
     - На тротуаре, на Пятьдесят четвертой улице между Мэдисон-авеню и Пятой
авеню, примерно час назад.  Причину я пока не знаю, но тело увезли в морг  и
на  вскрытие  приехал  сам начальник полиции, не  говоря уж о прочих. Так ты
расколешься или нет?
     - Я же  сказал, что просто  любопытствую. У меня свербит в одном месте.
Но ты можешь звонить мне каждый час и спрашивать.
     Лон посулил, что, мол, конечно, поскольку больше ему все равно заняться
нечем, и положил трубку. Я повернулся к Вулфу, сообщил свежие новости и едва
кончил,  как  Мурлыка  выскочил  из кресла и остановился  посреди  кабинета,
поочередно стреляя маленькими глазками в меня и в Вулфа.
     - Отдайте мои  деньги!  - голос его  почти сорвался на визг. -  Они мне
нужны, ясно? - Он встал и мелко-мелко задрожал. - Какого черта?
     Я встал, шагнул к нему и дружески потрепал по плечу.
     - Успокойся, Мурлыка, - сказал я и повернулся к Вулфу. - Я познакомился
с этим джентльменом пару лет назад в связи с одним из наших дел и оказал ему
небольшую услугу, однако моей внутренней сущности он не  знает. Тем более  -
вашей.  Он  подозревает,  что  мы  его  подставили  и  хотим  сделать козлом
отпущения; поэтому  вовсе  не  удивительно, что  бедняга до смерти  напуган.
Возможно,  он  излишне  пуглив,  но  он  уже стреляный воробей  и  прекрасно
понимает, что никто не  станет беспокоить  начальника  полиции по пустякам в
пасхальное воскресенье.  Мы это  тоже понимаем. Ставлю десять против одного,
что миссис Байноу убили, а раз так, то они найдут Мурлыку, а через Мурлыку -
меня и, следовательно, вас.
     Вулф свирепо воззрился на меня.
     - Проклятье! - буркнул он.
     -  Совершенно верно, - согласился  я.  - Так что, сами  видите, у вас с
Мурлыкой возникли кое-какие осложнения, не говоря уж обо мне. Вы его наняли,
с  моей помощью, чтобы совершить мелкую  кражу - для газет эта история сущий
клад.  Кражу-то  Мурлыка  совершил, но,  в  довершение  беды,  теперь  свято
убежден, что мы заманили его в ловушку и едва ли не хотим повесить  на  него
убийство. Он настолько запуган, что не  в состоянии прислушиваться  к голосу
разума. Но вы можете предъявить что-нибудь повесомее, чем голос разума.
     - А не мог он  сам воспользоваться случаем, чтобы  свести с ней  счеты?
Когда подскочил к ней в первый раз?
     - Нет. Это исключено. Я все видел собственными  глазами. И  -  с  какой
стати? Нет, выбросьте  это из головы. К тому же  я  его  знаю  - это  не его
стиль.
     - Кто он? Как его зовут?
     - Зовите его Мурлыка. Ему так больше нравится.
     -  Отдайте мои деньги!  - прохныкал  Мурлыка. -  Мне  больше ничего  не
нужно.
     Вулф изучающе посмотрел на него, вдохнул и медленно выдохнул.
     - Вы  должны понять, сэр, - сказал он, -  что все это  может  оказаться
бурей в стакане воды. Вполне возможно, что миссис Байноу умерла естественной
смертью.
     - Отдайте мои деньги, - уныло повторил Мурлыка.
     - Несомненно. Но ведь миссис  Байноу могли  и  убить, а  в  этом случае
полиция  проведет самое тщательное расследование. Вскоре нас известят и если
окажется, что ее убили, то - я влип.  Даже  в лучшем  случае - я не хотел бы
прочитать в газетах о том, что  Ниро Вулф нанял человека для того, чтобы тот
украл цветок. Тем более, что он сорвал  цветок с груди умирающей женщины. Вы
хотите получить свои деньги. Если я отдам их вам и вы уйдете отсюда,  то что
случится?  Либо  вы  потратите  их  на  то,  чтобы  скрыться  от  полиции  -
малопривлекательная  перспектива для вас; либо сразу  добровольно явитесь  в
полицию и выложите им все, как на духу - малопривлекательная перспектива для
меня.
     Вулф снова вздохнул и продолжил:
     - Поэтому  я  не собираюсь отдать вам  деньги... Подождите!  Выслушайте
меня. Я не отдам вам деньги сейчас. У нас есть удобная  и просторная комната
на третьем этаже этого дома, а моему повару нет равных во всем Нью-Йорке или
даже во всей Америке. Если вы поселитесь  в этой комнате, не будете ни с кем
общаться и не  покинете моего дома до тех пор, пока я не дам вам разрешения,
то я уплачу вам не  только сто долларов,  но  еще и  по  десять долларов  за
каждый день, что вы здесь проведете.
     В течение следующей минуты  Мурлыка трижды раскрывал  рот, чтобы что-то
сказать, но всякий  раз захлопывал его снова. Нагрузка его крохотному  мозгу
выпала  непосильная. Когда,  наконец,  он  в последний  раз  разлепил уста и
заговорил, то обратился не к Вулфу, а ко мне.
     - Что это за тип? - грубо спросил он.
     Я ухмыльнулся.
     - Он может обвиться вокруг тебя, как удав, и удушить кольцами, Мурлыка,
- поведал я. - Но он слишком чванлив  и самовлюблен, чтобы надуть  человека,
не говоря уж о такой мелкой сошке, как ты. К тому же если ты  веришь мне, то
я могу написать расписку.
     Мурлыка  придирчиво  оглядел  Вулфа,  с  минуту  подумал,  потом  важно
произнес;
     - О'кей, но на дешевку меня не  возьмешь. На десять гринов  я не клюну.
Двадцать!
     Как я уже говорил, мы  дали маху, предложив ему двести зеленых. Мурлыка
явно  подцепил манию  величия.  Вулф,  благо он влип,  поддался бы  на  этот
хамский шантаж, если бы не вмешался я.
     - Никакого торга! - жестко заявил я. - Десять зеленых плюс жратва, и ты
только попробуй эту жратву!
     Я взял Мурлыку, задумчиво чесавшего затылок, за локоть и увлек к двери.
     - Пойдем, я покажу тебе твою комнату.


3

     Пять  часов  спустя,  в  восемнадцать  минут  восьмого,  в  нашу  дверь
позвонили, и,  отправившись  открывать,  я  увидел,  что  на  крыльце  стоит
инспектор Кремер. Поскольку в  четыре позвонил Лон Коэн и сказал, что миссис
Байноу пала  жертвой убийства  (этот нахал попросил также,  чтобы я подкинул
ему  свеженького материальчика  про это преступление,  но  я с  негодованием
отказал), я ожидал, что навестят  нас  быстрее.  Видимо, полицейские слишком
долго  провозились,  устанавливая личности  фотографов,  которые  стояли  на
деревянных ящиках возле церкви.
     Мурлыка  предпочел,  чтобы ужин ему  принесли на подносе  в его комнату
вместо того,  чтобы  отужинать  вместе  с нами в столовой,  однако потом  он
настолько  успокоился,  что даже  соизволил спуститься со  мной  в  цоколь и
погонять  шары  на бильярде.  В  промежутках между партиями я ответил на три
телефонных  звонка,  а  также  предпринял  меры   предосторожности,  которые
показались мне  не лишними: я вытащил  пленку  из "центрекса"  и  запер ее в
ящике стола.
     Когда  во  входную  дверь позвонили,  мы  как раз играли  на  бильярде,
поэтому  я  прихватил  Мурлыку с собой и, прежде чем отпереть,  отослал  его
наверх, в его  комнату.  И еще, разглядев в одностороннее  стекло инспектора
Кремера, я всунул  голову в кабинет, удостоверился,  что ванда на письменном
столе не красуется,  и  поведал Вулфу, что  за гость  к  нам  нагрянул. Вулф
отложил в сторону свою очередную книгу и недовольно рыкнул.
     Позволив  мне принять пальто и шляпу  (это свидетельствовало о том, что
он пожаловал не для  того, чтобы прикончить нас двумя выстрелами и смыться),
Кремер протопал  в кабинет. Повесив его  пальто и положив на  полку шляпу, я
вошел  в кабинет  в ту  секунду,  когда Кремер, сидевший в  красном  кожаном
кресле напротив  края стола  Вулфа,  отклонил  предложение Вулфа  угоститься
пивом.  Я  просеменил  к  своему  столу,  но  не  успел сесть,  как  услышал
громогласный рев Кремера:
     -  Слушай, Гудвин! Отвечай  быстро и не увиливай. Что  ты делал сегодня
днем возле церкви Святого Томаса?
     Я уселся и изогнул брови.
     -  А  зачем  начинать так  поздно?  Я готов отчитаться  за  весь  день.
Проснулся я в восемь утра, и вдруг меня осенило: ба, сегодня же воскресенье!
И не просто воскресенье, а Пасха. Вот я и решил понаслаждаться...
     - Хватит валять дурака! Отвечай!
     - Фу, - брезгливо поморщился Вулф.
     Я негодующе потряс головой.
     -  Вы  же  сами  знаете,  что  так  нельзя,  инспектор.  Даже когда  вы
взвинчены, а сейчас вы несомненно взвинчены, вы умеете держать себя в руках.
Итак, в чем дело?
     Проницательные серо-голубые  глаза Кремера, казавшиеся меньше, чем были
на самом деле, из-за его широкой круглой физиономии, уперлись в меня.
     - Черт тебя побери, - процедил он. - Время меня, конечно, поджимает, но
мне пора бы уже привыкнуть к твоим повадкам. Ладно.  Женщина, миссис Миллард
Байноу, сегодня  днем вышла  из этой церкви, когда  ты  стоял  на тротуаре и
щелкал фотоаппаратом. С ней  были ее муж, мистер Байноу, и еще один  мужчина
по фамилии  Фримм. Они пересекли авеню и шли  по Пятьдесят четвертой  улице,
когда  миссис  Байноу   вдруг  упала  и  забилась  в  конвульсиях  и  вскоре
скончалась.  Тело доставили  в  морг.  По  предварительным  данным,  имеются
признаки  отравления  стрихнином,  а  в  ее  животе обнаружена  иголка.  Нам
известно, что  иголка предназначена для инъекции и содержит следы стрихнина.
Судя  по  ее размерам  и форме,  такой  иголкой  можно  было  выстрелить  из
какого-то  приспособления с расстояния до двадцати  футов или даже больше, в
зависимости от типа приспособления и силы пружины.
     Глазки Кремера метнулись на Вулфа, затем вновь вперились в меня.
     -  Я  рассказал  вам,  в  чем  дело.  Миссис Байноу  упала минут  через
двенадцать  - от  десяти  до пятнадцати  - после того,  как вышла из церкви.
Когда она выходила,  на нее было нацелено по меньшей мере пять фотокамер, во
всяком случае, мне  известно  о  пяти. Одна из  них была в  руках у Гудвина.
Зачем?
     Я выдержал его взгляд и ответил:
     - Что ж, теперь причина вашего прихода  мне ясна. Вы задали вопрос, что
я делал  сегодня днем возле  церкви Святого  Томаса  и,  поскольку вы имеете
право знать ответ на свой вопрос, я вам скажу.
     Так  я и сделал,  не упустив почти ничего из своих  слов и действий, не
считая нескольких мелочей. Так, я не стал упоминать Мурлыку, миссис Байноу и
орхидеи,  а  также  умолчал про  то,  что  видел,  как миссис  Байноу упала.
Закончил я  тем,  что рассказал о  том, как прошел пешком от Св.  Томаса  до
Мэдисон-авеню, откуда доехал на такси домой.
     -  Вот и все, -  сказал  я,  откидываясь на спинку  стула. - Теперь мне
понятно,  почему  вы  пришли к нам  вместо того, чтобы  вызвать меня к себе.
Естественно, вас интересует мой  фотоаппарат,  и  я  вас  вполне  понимаю  и
оправдываю.
     Я развернулся, взял со стола  "центрекс" в кожаном футляре с ремешком и
снова повернулся к Кремеру.
     - Вот он. Если хотите забрать его с собой, то попрошу расписочку.
     Кремер заявил,  что он безусловно хочет забрать его с  собой, так что я
подвинул к себе пишущую машинку, быстро напечатал расписку, которую Кремер и
подписал.  Я уже спрятал ее  в ящик стала, когда Кремер заявил, что  в своих
показаниях, которые я подпишу, я должен  упомянуть о том, что переданный ему
фотоаппарат  -  тот  самый,  который  я  использовал  на  съемках  во  время
пасхального шествия. Я пообещал, что непременно упомяну. Когда  я обернулся,
то увидел, что Кремер снова пожирает меня глазами.
     - Насколько близко ты знаком с Джозефом Херриком? - спросил он.
     -  Не  слишком  близко.  Знаю,  что  он  вот  уже несколько лет  служит
фоторепортером в "Газетт". Несколько раз я встречал его, вот и все.
     - А знаешь ли ты тех двух мужчин с фотоаппаратами? Или женщину?
     - Нет. Никого прежде и в глаза не видел. И не знаю, как их зовут.
     - Был ли ты знаком с миссис Байноу?
     - Нет. Ни разу ее не видел.
     - Ты там был не для того, чтобы сфотографировать ее?
     - Ее? Нет.
     - Тогда что ты там делал?
     Я развел руками.
     -   Фотографировал   пасхальный  парад.  Как   и  десятки   тысяч  моих
добропорядочных сограждан.
     -  Но отнюдь не  все твои  сограждане  караулили возле  церкви  Святого
Томаса. Понимаешь, Гудвин, судя по  всему, отравленной иголкой выстрелили из
механизма, спрятанного в одной из фотокамер, нацеленных на миссис Байноу. Ты
наблюдательный.  Не  заметил  ли ты  чего-нибудь необычного  в каком-либо из
фотоаппаратов?
     - Нет. Я еще подумаю, но уверен, что ничего необычного не заметил.
     -  А что-нибудь странное  в  поведении кого-либо  из  четверых  людей с
фотоаппаратами?
     - Нет. Но обещаю еще подумать. Дело в том, что я и  сам снимал, поэтому
не слишком обращал внимание на остальных.
     Кремер  недовольно  крякнул. Он еще некоторое  время  смотрел  на меня,
потом перевел взгляд на Вулфа.
     - Все-таки я скажу, -  произнес он. -  Признаюсь, почему  пришел  к вам
сам,  вместо  того  чтобы  вызвать  Гудвина  с  его  фотокамерой  к  нам,  в
управление. Дело в том, что к  жакету миссис Байноу была  приколота орхидея.
Особая  орхидея,  по словам мистера Байноу. Во  всем мире  есть только  одно
такое растение, и  оно находится в его собственности. И  вот, в то время как
женщина билась в судорогах  на  тротуаре, из  толпы выскочил  какой-то  тип,
сорвал у нее с  груди орхидею  и  бросился наутек. Он, конечно, не всадил  в
миссис Байноу иголку - женщина уже умирала, - но суть не в этом. Суть в том,
что  вы  помешаны на орхидеях,  а Гудвин  околачивался поблизости. Одни лишь
орхидеи  или  присутствие одного  лишь  Гудвина я  готов  был  бы  посчитать
совпадением, но  орхидеи же  плюс Гудвина - не  могу. Вот почему я здесь.  Я
хочу знать, можете ли вы сообщить мне что-нибудь в связи с  этим, и еще хочу
задать несколько вопросов.
     Вулф поджал губы.
     - Возможно ли,  -  начал он, - что  вы намекаете на  то,  что орхидеями
овладел мистер Гудвин?
     -  Нет.  Я прекрасно  знаю,  что  это  не  он.  У  меня  есть  описание
злоумышленника. Но вы сами знаете, что случается, когда либо вы, либо Гудвин
оказываетесь в радиусе хотя бы мили от места убийства, а тут у нас не только
Гудвин, но и орхидеи. Что вы можете мне сказать?
     - Только одно. Я прошу вас уйти из моего дома.
     - Только  после того, как я услышу  ответы на свои  вопросы.  -  Кремер
пригнулся вперед. - Известно  ли вам  что-нибудь о  человеке, который сорвал
орхидею с груди миссис Байноу?
     Вулф оперся ладонями  о  край  письменного  стола,  отодвинул  кресло и
грузно встал.
     - Мистер  Кремер, - холодно  произнес  он, - по  части  умения наносить
оскорбления  равных  вам  нет.  Под  предлогом  расследования  убийства   вы
вторглись в мое жилище с  абсурдным намерением изобличить мою причастность к
краже цветов.
     Он вышел из-за стола и зашагал к двери, но на полпути остановился.
     - Если бы  вы хотели расспросить  меня в связи  с этим убийством, я  бы
остался и выслушал вас. И даже ответил бы. Я не был знаком с миссис Байноу и
не  знаком ни с кем,  кто бы знал ее  или что-либо,  имеющее отношение  к ее
смерти. Более  того,  я не располагаю никакими  сведениями, которые могли бы
пролить  свет на  тайну ее  убийства. Поскольку вы  полагаете,  что  иголкой
выстрелили из устройства, спрятанного в одной из фотокамер, я добавлю также,
что, за исключением мистера Гудвина,  не знаю ровным счетом ничего  ни о ком
из тех,  кто  находился  возле  церкви с  фотокамерами.  Мистер  Гудвин  уже
рассказал  вам  о  том,  что  он видел и  делал. Если  вы  не  унимаетесь  и
по-прежнему хотите изводить  его вопросами, а  он  готов вам  уступить,  то,
пожалуйста - вот он.
     И Вулф протопал  вон  из кабинета. Кремер,  набычившись,  проводил  его
взглядом, потом снова вперился в меня.
     - Уж, изводить вопросами, - проворчал он. - Самовлюбленный болтун. Да и
ты тоже не  лучше.  Трепло. Ну, ладно, известно ли тебе что-либо о человеке,
который сорвал орхидею с груди миссис Байноу?
     Я напустил на себя извиняющийся вид.
     - Прошу прощения, инспектор, но я служу у мистера Вулфа, а он...
     - Отвечай на вопрос!
     - Вы же сами  понимаете, каково  мне приходится.  Конечно, мне  страшно
тяжело  -  работать-то  надо на  самовлюбленного  болтуна,  - но  платит  он
настолько щедро, что я  попросту не могу позволить себе отвечать на вопросы,
на  которые  сам  мистер  Вулф не дает вам  ответа. Все, что  он  вам сказал
относительно  убийства, могу  повторить и я: я не знаю ровным счетом ничего,
что имело  бы к  нему  отношение. А вот на  вопрос  о возможном знакомстве с
похитителем  цветов  я  вынужден  не  отвечать.  Вы  только посмотрите,  как
обиделся мистер Вулф.
     Глаза Кремера буравили меня насквозь.
     - Значит, ты отказываешься отвечать!
     -  Разумеется. Я  также отказался бы ответить на  вопрос - украл  ли  я
галстук, который  вы  на мне  видите. Это  тоже обидело бы мистера Вулфа. Но
если...
     -  А  не  хочешь  прокатиться   со  мной  и  пообщаться  с  лейтенантом
Роуклиффом?
     - О,  с  удовольствием. Однажды мне удалось заставить его заикаться уже
через восемь минут - мой личный рекорд. Мне хотелось бы...
     Я замолчал, поскольку Кремер повел себя невежливо. Он поднялся и, держа
в лапище мой фотоаппарат, так что ремешок свисал до пола, двинулся к  двери.
Подумав, не собирается ли  он  двинуться на поиски Вулфа, я затрусил было за
ним,  но  в  прихожей он молча оделся, не  дожидаясь  моей  помощи, и вышел,
хлопнув дверью. Я развернулся и прошел на кухню.