вил
отнюдь не на литературном английском:
     - Так что не вздумайте проваливаться.
     Потом Вулфу:
     - Что было бы,  если бы  бомб-бригада  установила,  что в  картонке нет
ничего, кроме кукурузы?  Вы воображаете, что сумели бы задурить  мне голову,
да?
     - Попытался бы.
     - Великий боже. И еще толкуете о чьем-то упрямом эгоцентризме!
     Кремер покачал головой:
     - Это везение с картонкой... Ведь любой человек,  который так счастливо
избавился от грозящей ему гибели, упал бы на колени и возблагодарил бы бога.
Не  сомневаюсь, что  вы  станете  делать: возблагодарите  самого  себя. Надо
признаться, что вам не так-то просто встать на колени, но...
     Зазвонил телефон.
     Я  повернулся; схватил  трубку, и  хорошо  знакомый мне голос  попросил
позвать инспектора Кремера. Я протянул инспектору трубку, сообщив:
     - Пэрли Стеббинс.
     Кремер взял ее.
     Этот разговор был даже короче предыдущего  в отношении картонки, Кремер
произнес пяток слов  и пару раз тихонько ругнулся. Положив на  место трубку,
он повернулся, схватил  свою шляпу и поспешил к выходу, но,  не дойдя одного
шага до порога, все же обернулся:
     - Могу вам  сообщить.  Надеюсь, у вас  от этого  улучшится  аппетит  за
обедом, если даже Фриц приготовит что-то другое, а не кукурузу. С  час назад
Дункан Мак-Леод сел, встал или лег на  пачку динамита, и  она взорвалась. Им
удалось  отыскать его голову и несколько других частей. Они хотят знать, был
ли это несчастный  случай или самоубийство. Может быть вы сможете помочь  им
интерпретировать факты.
     Кремер повернулся и вышел...

     Глава VII

     Как-то на прошлой неделе в фешенебельной квартире Лили Роувен на  крыше
небоскреба была вечеринка.  Она  никогда  не  приглашает к обеду более шести
человек,  всего четыре пары, считая нас  с ней.  Но на этот раз  в программу
увеселений входили  танцы, так что после того, как был подан кофе, появилось
еще человек десять. Трое музыкантов заняли свои места в нише  и принялись за
дело.
     Протанцевав несколько  раз  с Лили  и  двумя-тремя  другими  дамами,  я
подошел к Сью Мак-Леод и протянул ей руку.
     Она подняла на меня глаза:
     - Вы же знаете, что вам этого не хочется. Выйдем лучше на воздух.
     Я напомнил что снаружи прохладно, и она с этим  согласилась. Мы сначала
отправились в фойе и отыскали там ее накидку, что-то из блестящего пушистого
меха, возможно даже не  ее  собственность, потому  что  манекенщицам  экстра
класса разные торговые фирмы охотно дают надевать свои изделия ради рекламы,
все начиная от обуви и кончая модными шляпками. Затем вернулись в  гостиную,
пересекли ее и  вышли на террасу. Там стояли огромные кадки с вечно зелеными
растениями, за которыми мы и попробовали укрыться от ветра.
     - Вы сказали Лили, что я ненавижу вас - это не так.
     - Ну, о ненависти я не говорил,  она неверно повторила мои слова или же
вы неверно повторяете ее. Просто она настаивала,  чтобы я с вами танцевал, а
я  объяснил, что когда месяц назад я  попытался вас пригласить,  вы  как  бы
заморозились.
     - Знаю...
     Она положила пальчики на мою руку:
     - Арчи, это было тяжело, вы  же понимаете, страшно тяжело. Если бы я не
заставила отца дать Кену работу на  ферме...  Это было моей ошибкой.  Я  это
хорошо знаю... Но  я не могу и не думать  о том, что если бы  вы  не послали
ему... если бы не дали ему понять, что вам все известно...
     - Посылал не я, а мистер Вулф. Но это  не меняет суть дела потому что я
бы тоже  послал. О'кей, Мак-Леод был вашим отцом так что пережить его гибель
вам  было  крайне трудно.  Но независимо  от того,  чьим отцом  он был, я не
перестану лить слезы и носить траур по человеку,  который додумался начинить
картонку динамитом!
     -  Нет,  конечно. Вы правы, я понимаю... Я  все  время твержу себе, что
надо позабыть, но это непросто...
     Она зябко повела плечами:
     - Так или иначе, но я хотела вам сказать, что я вас не ненавижу. Вам не
обязательно  со мною танцевать... Я вам говорила что не  собираюсь  выходить
замуж до  тех пор, пока  не  стану работать и  не захочу  иметь ребенка. И я
знаю,  что вы тоже не  спешите  жениться.  А если и надумаете, то на Лили...
Короче  говоря  вы  не  должны  здесь стоять и  позволять мне  по-настоящему
обратиться в сосульку, не так ли?
     Я улыбнулся и расцеловал ее в обе щеки.
     Ты  не  должен  быть невнимательным  к девушке,  даже если она  скверно
танцует, а ее жалобы на холод были вполне обоснованными.



   Рекс Стаут.
   Кровь скажет


     --------------------
     Blood Will Tell (1964)
     переводчик не указан
     Издательская фирма . 1994
     OCR Сергей Васильченко
     --------------------

     Кровь скажет

     Глава I

     Естественно,  основная масса  корреспонденции,  доставляемой  в  старый
коричневый особняк на Тридцать  пятой Западной улице, адресована Ниро Вулфу,
но поскольку я там и живу, и работаю, 8-10 писем  из сотни предназначены для
меня. У меня выработалась привычка в первую очередь обрабатывать долю Вулфа,
то есть просматривать и класть ему на стол те, на которые должен отвечать он
лично. Мои же  откладываются на потом. Но  иной  раз  любопытство заставляет
меня отступить от этого правила...
     Именно  так  случилось  в  то  утро  вторника,  когда  я  наткнулся  на
элегантный конверт кремового цвета нестандартного размера,  адресованный мне
на машинке,  в  углу которого темно-коричневыми  буквами  витиеватым шрифтом
вытеснен обратный адрес:
     "Джеймс Невилл Бэнс
     219 Хорн стрит
     Нью-Йорк 12 Нью-Йорк".
     Никогда о таком не слыхал.
     Конверт  не был  плоским, его  раздувало  от какого-то вложения. Что-то
мягкое.
     Как и многие  другие  обитатели  городов, я иногда получаю бандероли  с
вложенными в них  образцами рекламируемых товаров, но  они отправляются не в
дорогих конвертах с  тиснением. Поэтому я не  удержался, надрезал  конверт и
посмотрел, что в нем находится. На небольшом листке бумаги с золотым обрезом
и таким же теснением в уголке было напечатано:
     "Арчи Гудвину. - Сохраните это до тех пор, пока я не дам вам знать.
     Дж. Н. Б."
     "Это" был  галстук-самовяз,  завязывающийся  свободным  узлом  с  двумя
длинными  концами,  аккуратно,  сложенный,  чтобы  поместить  в  конверт.  Я
развернул  его  - длинный,  узкий,  возможно из  натурального  шелка,  очень
светлый, почти  такой  же, как  почтовая  бумага  и  конверт,  с  тоненькими
коричневыми   диагональными  линиями.  Этикетка  "Сатклифф",  значит   точно
шелковый, ценой в двадцать долларов. Но мистеру Бэнсу следовало  послать его
не мне, а в химчистку, потому что на галстуке имелось у одного конца большое
пятно  длиной  в  пару дюймов,  почти  такого  же  коричневого цвета, как  и
полосочки. Но цвет полосочек был ярким и живым, а пятно - грязным и мертвым.
Я даже понюхал его, но я же не гончая! Поскольку за свою жизнь мне частенько
доводилось видеть пятна подсохшей крови, я сразу решил, что цвет подходящий,
но  требовалась  проба  на фенолфталеин, чтобы уверенно сказать, что  это за
пятно.
     Пряча  галстук  в ящик письменного стола, я  подумал, что Джеймс Невилл
Бэнс работает в мясном магазине и забыл надеть свой  фартук, но  при чем тут
я? Пожав плечами, я запер ящик.
     Именно так следует действовать, когда вам  по почте  присылают галстук,
возможно, с кровавым пятном: просто  пожать плечами, но я должен признаться,
что  в  течение  двух  последующих часов я что-то  сделал  дополнительно,  а
кое-чего делать не стал.
     Итак, что же я сделал.
     Позвонил Лону  Коэну в "Газетт"  и  задал  ему вопрос,  а через  час он
перезвонил мне  сказать, что  Джеймс Невилл Бэнс, которому в настоящее время
около пятидесяти лет, все еще владеет  недвижимостью, доставшейся  ему после
смерти отца, все еще проводит зиму на Ривьере и все еще остается холостяком;
и  что  ему  понадобилось  от  частного  детектива?   Об  этом  я   не  стал
распространяться.
     Чего я не стал делать?
     Не  пошел  на прогулку.  Когда нет срочной работы  и  Вулф не дает  мне
никаких поручений, я обычно отправляюсь пройтись после повседневных утренних
занятий, дабы не застаивались  ноги, ну и потом,  как говорится, надо  же на
людей посмотреть да себя показать. В особенности на женщин... Но в то утро я
лишил себя променада, потому что Дж. Н. Б, мог заехать или позвонить.
     Так что пожал-то я плечами совершенно искренне,  но ведь не станешь  же
ты пожимать плечами целый день!
     Я мог  бы  преспокойно  пойти  погулять,  потому  что телефонный звонок
раздался только в четверть двенадцатого, уже после того, как Вулф  спустился
в  кабинет,  отбыв свое  двухчасовое дежурство в  теплице, где  произрастают
орхидеи под  стеклянной  крышей.  Он принес черенок Симбодиум Дорис  и целый
букет  для вазы на своем столе, а кроме того свою персональную седьмую часть
тонны, которую и втиснул в сделанное  на заказ кресло колоссальных размеров.
Он  хмуро смотрел на покрытый пылью корешок  книги,  присланной  ему,  когда
раздался долгожданный телефонный звонок.
     - Офис Ниро Вулфа, говорит Арчи Гудвин.
     - Так это Арчи Гудвин?
     Три человека  из  десяти задают  этот идиотский вопрос. Мне каждый  раз
хочется ответить "нет", это ученый пес, и посмотреть, что будет после этого,
но  ведь  могут  облаять  в ответ.  Поэтому  я вежливо подтвердил,  как  это
положено вышколенному секретарю знаменитого детектива:
     - Да. Лично.
     - Это Джеймс Невилл Бэнс. Получили ли вы кое-что от меня по почте?
     Его  голос не  мог  решить, звучать ли  ему фальцетом или же  скрипеть,
впитав в себя худшие отличительные черты того и другого.
     - Да, очевидно. Ваш конверт и записку.
     - И вложение?
     - Совершенно верно.
     - Пожалуйста, уничтожьте его. Сожгите... Я  собирался -  но теперь  это
уже не имеет значения... Я ошибался. Так что сожгите его. Очень сожалею, что
доставил вам беспокойство.
     И он положил трубку.
     Я прикрыл ладонью свою и повернулся.
     Вулф  раскрыл книжку на странице с оглавлением и смотрел  на нее такими
глазами, какими  мужчины обычно  смотрят на встреченную ими красивую молодую
девушку.
     - Если я могу вас оторвать на минутку, -  сказал я. - Поскольку в почте
нет   ничего  срочного,  у  меня  есть   задание,   не  то  личное,   не  то
профессиональное. Пока не скажу точнее.
     Я достал из ящика конверт, записку  и вложение, поднялся и протянул все
это ему:
     -  Если это пятно на галстуке кровавое, моя догадка, что  кто-то ударил
или стрелял в Джеймса Невилла Бэнса, разделался  с трупом, но  не знал,  как
поступить  с галстуком, поэтому он послал его мне, но только что по телефону
мне  позвонил  кто-то, назвался Джеймсом Невиллом  Бэнсом и сообщил, что  он
ошибался, так что не буду ли я столь любезен сжечь то, что он прислал мне по
почте. Очевидно...
     - Кто тебе звонил?
     - Не человек, а  волынка,  так  он скрипел и визжал. Очевидно он не мог
сам его сжечь  потому, что у него не было спичек, а теперь он выполняет роль
Джеймса  Невилла,  который  владеет  -  или  владел  -  солидным  недвижимым
имуществом,  и  мой  долг как гражданина и  официального  частного детектива
разоблачить и...
     - Пфу. Какой-то неумный шутник!
     - О'кей. Я вернусь и сожгу его. Он будет скверно пахнуть.
     Вулф хмыкнул:
     - Может быть, это вовсе не кровь.
     Я кивнул:
     - Верно.  Но если это кэтчуп или табачный сок, я смогу научить его, как
вывести пятно, и потребую за  науку пару  долларов. И это будет, в пересчете
на время, самый большой гонорар, который вы когда-либо получали!
     Опять хмыканье.
     - Где находится Хорн-стрит?
     - В Виллидже. Полчаса ходьбы пешком. А я сегодня не гулял.
     - Вот и хорошо.
     Вулф углубился в книгу.

     Глава II

     Большинство  домов  на  Хорн-стрит, которая  протянулась  всего на  три
квартала,  нуждается в покраске  и  отделке,  но  номер 219,  четырехэтажное
кирпичное  строение,  блестел  бежевым  тоном  основных  стен  и  коричневой
отделкой   лепных  украшений.  Венецианские  жалюзи   на  окнах   тоже  были
коричневыми.  Поскольку Бэнс жил припеваючи, я решил,  что он  один занимает
весь дом,  но  в  прихожей  на  панели  оказались  три  имени  подле  кнопок
электрических звонков.
     Самая нижняя была  в  квартиру  Фауджера,  средняя  - Кирка,  а верхняя
Джеймса  Невилла  Бэнса.  Я  нажал на  верхнюю, и  после  непродолжительного
ожидания из решетки раздался голос:
     - Кто это?
     Я  немного  наклонился, чтобы  мой рот оказался на  уровне  решетки,  и
сообщил:
     - Мое имя Арчи Гудвин. Я хотел бы видеть мистера Бэнса.
     - Я и есть Бэнс. Чего вы хотите?
     Это был баритон, без признаков скрипа или визга.
     Я сказал решетке:
     -  У  меня  имеется  принадлежащая  вам  вещь,  и  я  бы хотел  ее  вам
возвратить.
     - У вас есть принадлежащая мне вещь?
     - Точно.
     - Что это такое и где вы ее взяли?
     - Вношу поправку.  Я  думаю, что  она  принадлежит  вам.  Это  шелковый
галстук с сатклиффским ярлыком  точно  такого  же цвета,  как  этот  дом,  с
диагональными полосочками того же цвета, как отделка. Кремовый с коричневым.
     - Кто вы такой и где вы его взяли?
     У меня лопнуло терпение:
     - У  меня  предложение. Установите телевизор так,  чтобы сверху  видеть
прихожую,  и позвоните мне в  офис Ниро  Вулфа, где я работаю, и  я  вернусь
назад.  На  это  уйдет около недели и  обойдется  вам  недешево,  но зато вы
сможете посмотреть на галстук, не впуская меня в дом. После того, как вы его
опознаете, я расскажу вам, где я его взял. Если же вы не...
     - Вы сказали - Ниро Вулф? Детектив?
     - Да.
     - Но что - это нелепо.
     - Согласен. Полностью. Позвоните, когда будете готовы.
     - Ну  да, ладно. Воспользуйтесь лифтом.  Я в студии, на самом последнем
этаже.
     В дверях что-то щелкнуло. На третий щелчок я нажал на ручку и  вошел. К
моему изумлению,  внутренняя прихожая была  не  кремовая,  а  темно-красного
цвета  с черными окантовками  панелей,  а дверь лифта  была  из  нержавеющей
стали. Когда я  нажал на кнопку и дверь отворилась, вошел внутрь и нажал уже
на  кнопку  четвертого  этажа, я практически не слышал звука вибрации, можно
сказать,  полная  противоположность  подъемнику  у  нас  на  Тридцать  пятой
Западной улице, которым всегда пользуется Вулф и никогда не пользуюсь я.
     Выйдя из лифта, я снова поразился: поскольку Бэнс заговорил о студии, я
ожидал почувствовать запах  холста и увидеть сборище изображений Бэнса, но с
первого взгляда мне показалось, что я попал  на склад роялей  и  пианино.  В
большой комнате их стояло три штуки.
     Стоящий там человек заговорил лишь тогда, когда мои глаза  остановились
на нем.
     Маленького  роста,  но  зато  со слишком большим  носом  для  его очень
гладкого  лица  без морщин и выдающимся  вперед тяжелым подбородком,  он был
далеко не  представительным  экземпляром  человеческого  рода, но  зато  его
одежда  - шелковая  рубашка  кремового цвета и коричневые в обтяжку  брюки -
были безукоризненны. Он наклонил набок голову, кивнул и сказал:
     - Я узнаю вас. Ваш портрет был напечатан в журнале "Фламинго".
     Он приблизился на один шаг:
     - Что вы такое говорили о галстуке? Позвольте на него взглянуть.
     - Это тот, который вы мне послали.
     Он нахмурился:
     - Тот, который я вам послал?
     - Похоже, что произошла какая-то накладка. Вы Джеймс Невилл Бэнс?
     - Да, разумеется.
     Я достал из кармана конверт и записку и протянул их ему.
     -  В таком  случае  это ваши  письменные аксессуары,  -  спросил я,  не
подыскав более подходящего слова.
     Он  собрался забрать  их у  меня,  но я задержал  его  руку.  Он издали
прочитал  адрес  на конверте, прочитал записку  и  спросил, с  хмурым  видом
подняв на меня глаза:
     - Что это за игра?
     - Я прошагал сюда почти две мили, чтобы выяснить.
     И я достал из бокового кармана галстук.
     - Он находился в конверте. Это ваш галстук?
     Я позволил ему взять его в руки и чуть ли не обнюхать.
     - Откуда такое пятно?
     - Понятия не имею. Это ваша вещь?
     - Да. Я хочу сказать, должно быть...
     Он пожал плечами:
     - Тот же фасон, да и расцветка...  Они ее оставили специально для меня.
Или считалось, что оставили.
     - Вы отправили галстук мне в этом конверте?
     - Нет, для чего бы...
     - Вы звонили мне сегодня утром с просьбой галстук сжечь?
     - Нет. Вы получили галстук сегодня?
     Я кивнул:
     - Да, утром.  А телефонный  разговор  состоялся в  четверть десятого. У
моего собеседника  был скрипуче-писклявый голос, который потребовал, чтобы я
сжег вложение в конверт. У вас нет ли поблизости вашей фотографии?
     - Зачем?.. Да. Но для чего?
     - Вот  вы  меня узнали,  а я вас не узнал.  Вы спрашиваете, что это  за
игра? Я тоже. А что если вы вовсе не Бэнс?
     - Что за нелепое предположение!
     - Возможно, но почему бы мне не пошутить?
     Он  собирался  объяснить,  почему,  но  передумал.  Пройдя  через   все
помещение, он обошел кругом пианино и приблизился к полкам,  прикрепленным к
стене,  взял  что-то с одной из них  и вернулся ко  мне.  Это была тоненькая
книжечка в  кожаном переплете,  на которой  было вытеснено золотом:  "Музыка
будущего Джеймса Невилла Бэнса". Внутри две первые страницы были пустыми, на
третьей внизу имелись всего лишь два слова "Частное издание", а на четвертой
портрет автора.
     Одного взгляда было достаточно.
     Я положил книжечку на ближайший столик.
     - О'кей, удачная фотография. Какие идеи, соображения?
     - Откуда они могут у меня быть?
     Он возмущенно пожал плечами:
     - Галстук должен быть моим. Впрочем, это я смогу проверить. Пошли.
     И снова вздохнул:
     - Какое-то безумие!
     Он  снова  двинулся в  конец помещения,  я  шел следом,  обошли  второе
пианино, за которым  начиналась винтовая лестница, впрочем,  слишком широкая
для  обычной  винтовой,  с  устланными  ковром  ступеньками  и полированными
деревянными  перилами. У  подножия я  увидел дальний  край просторной  общей
комнаты, Бэнс повернул направо  через  распахнутую дверь, и  мы  очутились в
спальне. Он быстро прошел еще к одной двери,  открыл ее и остановился в двух
шагах от порога. Это было подобие стенного шкафа для  одежды,  устроенного в
отдельном помещении.  Один  мой друг  как-то  сказал  мне,  что  гардеробная
женщины  расскажет вам  о  ней больше всех остальных комнат дома, и если это
распространяется  так  же  на мужчин,  я получил возможность  узнать  полную
характеристику  Джеймса  Невилла  Бэнса.  Но  меня  интересовали  только его
галстуки. Они  висели на  вешалке в правом  углу,  их  было три  ряда. Целый
ассортимент,  некоторые  кремовые  с коричневым,  но не только  такие.  Бэнс
прощупал  пальцами  часть  одного  ряда,  пересчитал,  еще  раз   пересчитав
повернулся и вышел из своей гардеробной, с уверенностью заявил:
     - Это мой галстук. У меня их было девять, один я кому-то отдал,  а  тут
их всего семь.
     Он потряс головой:
     - Ничего не понимаю... Какого черта...
     Эти восклицания повисли в воздухе.
     - И ваша бумага и конверт?
     - Да, конечно.
     -  Ну  а  телефонный звонок с распоряжением  сжечь  галстук?  Скрипучий
голос?
     -  Да-да.  Вы  уже  спрашивали меня,  есть ли  у меня какие-то дела или
соображения. А у вас?
     - Возможно  появятся, но  они  будут дорого  стоить.  Я работаю у  Ниро
Вулфа, я стану расходовать его время,  так что счет вам не доставит радости.
Вы должны знать, у  кого имеется доступ к вашим письменным принадлежностям и
этой  гардеробной,  ну  и вам придется поразмыслить  о том,  кто  и  почему.
Галстук вам не понадобится. Он прибыл ко мне по почте, так  что фактически и
по закону он находится в моем владении. И я должен его хранить.
     Я протяну