скую закусочную к своему хозяину.
   -  Как  вы  умудрились выбрать для беседы именно  то  место,  где
обнаружили тело Бронсона?
   -  Я  его не выбирал, просто они там стояли. Не знаю, почему  они
выбрали  именно это место, но мне кажется, знай они, что  лежит  под
кучей соломы, они выбрали бы другое.
   - Вы знали, что находится под кучей соломы?
   - Угадайте.
   - Знали.
   - Нет.
   - Почему вы так старались побыстрее выгнать их оттуда?
   -  Я  бы не сказал, что я уж очень старался. Мне показалось,  что
они выбрали для свидания чертовски глупое место.
   - Но вы стремились устроить так, чтобы никто их не заметил.
   - Я? Никоим образом. Я просто считал, что так было бы лучше.
   - Почему же вы подкупили служителя?
   Вопрос мне не понравился.
   -  Вы  попали в самое уязвимое место, - ответил я, -  потому  что
мое  объяснение  покажется вам бредовым,  хотя  это  чистая  правда.
Иногда  на  меня находит игривое настроение, и в тот  раз  произошло
именно так. Я вам все подробно расскажу.
   Так  я  и  сделал, с мельчайшими подробностями выложив  весь  наш
разговор вплоть до того момента, когда служитель покинул загон.
   -  Вот как было дело, - закончил я,- а когда там обнаружили труп,
этот паразит решил, что я хотел подкупить его десяткой. Да и вы тоже
так подумали. Клянусь честью, сегодня вечером устрою засаду и отниму
у него деньги.
   -  Вывертываться вы умеете, - Барроу кашлянул. - Но  как  быть  с
отпечатками  пальцев?  Не думаю, чтобы такой человек,  как  Бронсон,
разбрасывал по веранде свои бумажники с двумя тысячами. А теперь еще
это. Понимаете, что вы болтаете?
   -  Я  же  говорил, что вам это покажется бредом. Но, поскольку  у
вас  нет доказательств обратного, давайте исходить из того, что я  в
здравом  уме.  Неужели  я  такой идиот, что  попытался  бы  десяткой
заткнуть  рот  незнакомому парню, если бы речь шла об убийстве?  Да,
кстати, уж не заявил ли этот болван, что я просил его молчать?
   -  Мы  тут все болваны. Но попробуйте сказать болванам-присяжным,
что шутки ради разбрасываетесь десятидолларовыми купюрами.
   -  Как  это  понимать? - возмутился я. - При чем здесь присяжные?
Вы с своем уме?
   Капитан покосился на меня и потер шею.
   -  Я  без  особого  удовольствия выслушаю приговор,  который  вам
вынесут присяжные, Гудвин. Я даже не питаю к вам и к вашему толстяку
никакой  злобы, несмотря на то, что вы устроили вокруг дела  Осгуда.
Мне  наплевать,  сколько  вы  выжмете из  Осгуда,  но  раз  уж  чаша
наполнена, ее нужно испить. До самого дна. Понимаете?
   - Валяйте, пейте.
   -  Я  и собираюсь. И уж будьте уверены, что от моего внимания  не
ускользнет  больше  ни  одна мелочь. Вы говорите,  чтобы  я  задавал
вопросы Вульфу? Я это сделаю, но пока что я спрашиваю вас. Вы будете
отвечать или нет?
   - Господи, я уже охрип!
   -  Ладно.  У  меня  есть бумажник с вашими  отпечатками.  У  меня
десятка, которую вы всучили служителю. Вы скажете, наконец,  что  вы
взяли у Бронсона?
   - Вы толкаете меня на ложные показания, капитан.
   -  Что  ж, я подтолкну вас и дальше. Сегодня утром, когда Бронсон
в вестибюле отеля зашел в телефонную будку и заказал разговор с Нью-
Йорком,  там  находился  помощник  шерифа,  который  подключился   к
параллельной  линии. По его свидетельству, Бронсон рассказал  своему
a.!%a%$-(*c  в  Нью-Йорке, что некто по имени  Гудвин  избил  его  и
отобрал расписку, но что он все равно добьется своего. Ну, что вы на
это скажете?
   -  Ого, - отозвался я, - вот это здорово! Теперь остается только,
чтобы  нью-йоркская полиция поймала того человека и  пропустила  его
через кофемолку...
   -  Благодарю  за совет. Что это была за расписка  и  где  она?  Я
покачал головой.
   -   Видимо,  помощник  шерифа  ослышался.  Возможно,  того  звали
Дудвин, или Голдстейн, или Ди Маджио...
   -  Как  бы  мне хотелось врезать вам по физиономии!  Боже,  какой
бифштекс  я  бы  из  вас сделал... - Барроу тяжело  вздохнул.  -  Вы
расколетесь или нет?
   - Извините, мне раскалываться не в чем.
   Он повернулся к своему коллеге.                \
   -  Билл,  судья Хатчинс сейчас у себя наверху. Сбегай к  нему  за
ордером  на задержание Арчи Гудвина. И потарапливайся, нам предстоит
развлечение.
   Я удивленно вскинул брови. Быстро он все обделал.
   - Каковы условия проживания? - спросил я.
   -  Сносные. Правда, жилье немножко перенаселено из-за ярмарки. Но
в любой момент, когда вы решитесь выложить все начистоту...
   Его  человек вернулся с ордером. Я попросил разрешения взглянуть,
и  моя  просьба  была  удовлетворена. Потом Барроу  забрал  ордер  и
предложил  мне идти за ним. В сопровождении полицейских я прошел  по
коридору, пока мы не остановились перед дверью с табличкой  "Старший
надзиратель".  В комнате, выглядевшей опрятнее, чем та,  которую  мы
покинули, за столом, где стояла даже ваза с цветами, сидел заспанный
надзиратель.
   -  Важный  свидетель по делу Бронсона, - сказал ему Барроу.  -Уже
обыскан. Я загляну завтра утром. В любое время дня и ночи, когда  он
захочет меня видеть, пошли за мной.
   Надзиратель взглянул на меня и гоготнул:
   -  Тебе следовало одеться похуже, приятель. У нас здесь плоховато
с камердинерами.
17
   Тюрьма  определенно была памятником старины. Она  занимала  целое
крыло  здания  суда, и камеры располагались по обе стороны  длинного
коридора.  Моя  была  третьей от конца. Соседом по  камере  оказался
длинноносый  парень,  который беспрестанно расчесывал  густую  копну
волос.  Тусклый свет, проникающий из маленького зарешеченного оконца
под  самым  потолком,  создавал  довольно  мрачную  обстановку.   Мы
обменялись   с   парнем  приветствиями,  после  чего  он   продолжал
причесываться.
   - Карты или кости есть? - спросил он.
   - Нет.
   - Отобрали? На ярмарке работал? Никогда тебя не встречал.
   - Немудрено.
   Я сел на койку, покрытую грязным серым одеялом.
   - А ты работал на ярмарке?
   - До вчерашнего дня. Играл в скорлупку. Есть хочешь?
   - Съел бы чего-нибудь.
   -  Здесь кормят обычно в пять часов. Но если ты голоден и у  тебя
водятся деньжата...
   - Валяй.
   Он  подошел  к  двери,  три  раза постучал  по  прутьям  железной
решетки,  выждал  секунду и постучал еще два раза.  Через  минуту  в
коридоре  послышались шаги и замерли перед нашей клеткой. Мой  новый
приятель, не особенно таясь, подозвал меня.
   Я  встал. Это был не тот надзиратель, который привел меня сюда. Я
вынул  доллар  и сказал, что мне нужны два сандвича с  ветчиной.  Он
посмотрел,  покачал  головой и сказал,  что  этого  недостаточно.  Я
расстался еще с одним долларом и попросил включить в заказ  вечерние
газеты.
   К  тому  времени, когда он вернулся, я успел подружиться  с  моим
соседом,  которого  звали  Безил  Грейем.  Его  познания  в  области
окружных   тюрем   были   потрясающими.  Я  разложил   сандвичи   на
расстеленной  на койке газете. Когда был проглочен последний  кусок,
Безил  сделал  предложение, которое могло бы на корню погубить  нашу
зарождавшуюся  дружбу,  если бы я его принял.  Приготовления  Безила
были  простыми, но интригующими. Он вытащил из-под одеяла три чайные
ложки   и   маленькую   горошину,  затем   осведомился,   можно   ли
воспользоваться  одной из моих газет. Я кивнул.  Положив  газету  на
пол, он уселся на нее и разложил перед собой ложки. Под одну из  них
поместил горошину я дружелюбно посмотрел на меня.
   -  Я  просто показываю тебе, как это делается, - сказал он. - Это
поможет нам скоротать время. Иногда глаз оказывается быстрее, иногда
- рука. Здесь испытывается не везение, а искусство. Твой глаз против
моей  руки.  Возможно,  ты  и  победишь,  но  давай  попробуем.  Это
нетрудно. Под какой ложкой горошина?
   Я  ответил и угадал. Его проворные пальцы опять забегали, и вновь
я  угадал.  Потом  я  проиграл. Потом выиграл три  раза  подряд,  он
засуетился и напустил на себя недовольный вид.
   -  Хватит, Безил, - покачал я головой. - Я не такой уж умник,  но
зато  отчаянный скряга. К тому же все деньги, что у  меня  есть,  не
мои, но даже если бы они были моими, я все равно скряга.
   Он весело спрятал ложки и горошину, и наша дружба была спасена.
   В  камере  начало темнеть. Вскоре включили свет, но от этого  тут
сделалось только мрачнее. Газету с кричащими заголовками об убийстве
на  ярмарке можно было читать, лишь держа ее вблизи дверной решетки,
через  которую  проникал свет из коридора, поэтому  я  отказался  от
этого  занятия  и посвятил себя Безилу. Он определенно  был  хорошим
парнем.  Его  схватили в первый же день, как он  начал  работать  на
ярмарке, и приговорили к солидному штрафу.
   На  моих  часах  было без десяти восемь, когда вновь  послышались
шаги,  ключ  повернулся  в замке и дверь распахнулась.  Надзиратель,
которого я видел впервые, произнес:
   - Гудвин? К вам пришли.
   Он  отступил  в  сторону, чтобы пропустить меня,  запер  дверь  и
указал направление по коридору.
   В  комнате было трое: деланно суровый Ниро Вульф, хмурый Фредерик
Осгуд и встревоженный надзиратель. Я поздоровался.
   -  Пойдем,  Олли,  подождем снаружи, - сказал Осгуд.  Надзиратель
пробормотал что-то насчет правил, но Осгуд вскипел, и они вышли.
   Вульф посмотрел на меня, поджав губы.
   - Ну? - осведомился он. - Где были твои мозги?
   -  Какие  к черту мозги? - отозвался я. - Отпечатки моих  пальцев
на бумажнике. Подкуп служителя. Это я вам когда-нибудь объясню, если
не  сгнию в темнице. Но вот самое главное. Полиция утверждает, будто
сегодня утром Бронсон говорил кому-то по телефону, что некий  Гудвин
избил  его  и  отобрал  расписку. Ха-ха-ха! Вам приходилось  слышать
такую чушь? И все же они не считают меня убийцей. Думают только, что
я что-то скрываю. Конечно, если бы я действительно забрал у Бронсона
расписку, и им бы удалось ее найти...
   -  Раз  ты ничего у него не забирал, они ничего и не могут найти,
- покачал головой Вульф. - Да, кстати...
   Он  полез  в карман и достал мой бумажник. Я внимательно осмотрел
его, убедился, что там нет ничего лишнего, и сунул в карман.
   - Спасибо. Были какие-нибудь затруднения?
   -  Нет.  Все  оказалось  просто.  После  того,  как  вы  ушли,  я
рассказал мистеру Уодделлу о моем разговоре с Бронсоном. То, что, по
моему мнению, могло ему пригодиться. Потом я позвонил в прокуратуру,
но  ничего выяснить не сумел. В конце концов я дозвонился до мистера
Осгуда, и ко мне пришла его дочь. Мистер Осгуд трудный человек.  Бог
знает  почему,  но  он подозревает, что это ты устроил  встречу  его
дочери  с  племянником  мистера Пратта.  Будь  осторожен,  когда  он
придет.  Он пообещал мне держать себя в руках, если я тебя обо  всем
расспрошу.
   -  Прекрасно!  Так вы пришли расспросить меня. А то  я  удивился,
' g%, вы пожаловали.
   -  Во-первых... - Он заколебался, что наблюдалось за  ним  весьма
редко.   -  Во-первых,  я  тебе  кое-что  принес.  Все  это  любезно
приготовила экономка мистера Осгуда.
   Обернувшись,  я,  увидел на столе огромный сверток  в  коричневой
бумаге.
   - Напильники и веревочные лестницы? - предположил я.
   Он  не  ответил.  Я  развернул сверток и обнаружил  подушку,  два
одеяла и простыни.
   -  Ага,  значит, так обстоит дело, - повернулся  я  к  Вульфу.  -
Кажется, вы говорили что-то о мозгах?
   -  Замолчи! - сердито буркнул он. - Никогда еще такого не было. Я
звонил  повсюду, но мистер Уодделл как в воду канул. Уверен, что  он
от  меня  скрывается. А судья не может выпустить тебя под залог  без
санкции   окружного  прокурора.  Фу!  Залог  за  моего   доверенного
помощника! Ладно, дай мне только до него добраться. А пока  придется
нам немного подождать.
   -  Нам!  Вы будете ждать у Осгудов, а я в этой вонючей камере,  в
компании  мошенника! Клянусь, что спущу все ваши капиталы,  играя  в
скорлупку.  Что  касается  столь любезно принесенных  вами  спальных
принадлежностей,  то  верните  их экономке.  Одному  богу  известно,
сколько  мне придется здесь проторчать, а я не хочу с самого  начала
завоевать репутацию маменькиного сыночка. Проживу как-нибудь и так.
   - Ты говорил о деньгах. Это вторая причина моего прихода.
   - Знаю, что у вас при себе денег никогда нет. Сколько вам нужно?
   - Ну, долларов двадцать. Заверяю тебя, Арчи...
   - Ладно уж. - Я протянул ему двадцатку.
   - Однажды меня посадили в тюрьму в Болгарии...
   Подойдя к двери, я открыл ее и завопил на весь коридор:
   - Эй, надзиратель! Я совершаю побег!
   Надзиратель  вынырнул откуда-то и помчался ко мне, спотыкаясь  от
усердия.  За ним с испуганной физиономией появился Осгуд.  С  другой
стороны коридора галопом прискакал полицейский с револьвером в руке.
   -  Первоапрельская шутка, - улыбнулся я. - Проводите меня  в  мою
спальню. Я хочу спать. Меня сморил деревенский воздух.
   - Шут! - прогремел Осгуд.
   Надзиратель  не  мог  скрыть облегчения.  Весело  пожелав  Вульфу
спокойной ночи, я отправился в камеру.
   Безил  сидел на койке и причесывался. Он осведомился, из-за  чего
была  шумиха, и я сказал, что у меня был припадок. Узнав от  Безила,
что  свет  выключают в девять часов, я начал готовить себе  постель.
Пяти газет должно было хватить с избытком, чтобы застелить всю койку
двойным   слоем.  Увидев,  чем  я  занимаюсь,  Безил  даже  перестал
причесываться.  Когда  я  закончил,  он  сказал,  что  газеты  своим
шуршанием не дадут заснуть ни мне, ни ему. Я ответил, что стоит  мне
лечь, я тут же засну как бревно, на что он зловещим тоном отозвался,
что  в  нашем  положении это может оказаться не так просто.  Тем  не
менее я завершил свой труд.
   Было  уже  около  девяти  часов, когда в замке  снова  повернулся
ключ, дверь распахнулась, и надзиратель сказал, что ко мне пришли.
   -  Черт  возьми,  -  усмехнулся Безил, - придется  провести  сюда
телефон.
   -  Это  не  может  быть  Вульф, - подумал я.  -  Пожалуй,  только
Уодделл и Барроу, а на то, что меня вздумают выпустить, шансов  нет.
Поэтому я решил, что они могут подождать до утра.
   - Скажите, что я уже сплю.
   Даже  при  адском  тюремном освещении я заметил, что  надсмотрщик
удивлен.
   - Разве вы не хотите ее видеть? - спросил он.
   - Ее?
   - Ну да, вашу сестру.
   -  Черт  бы  меня  побрал! Так это моя обожаемая сестричка!  И  я
пошел  на  свидание  по  двум причинам. Во-первых,  из  любопытства.
Конечно,  это могла быть Нэнси или Каролина, но мне хотелось,  чтобы
"сестрой"  оказалась  Лили, и удостовериться в  этом  я  мог  только
a".(,(  глазами.  Во-вторых, я сознавал,  что  должен  отблагодарить
посетительницу, кто бы она ни была. В девять часов никаких посещений
в  тюрьме  не  разрешали, так что Лили, если это  она,  должна  была
хорошо  подмазать  тюремщиков, а я терпеть  не  могу,  когда  деньги
тратят  попусту. Насколько я мог вспомнить, это был  первый  случай,
чтобы   кто-то  заплатил  за  удовольствие  видеть  меня.   Я   даже
растрогался.
   Это  оказалась Лили. Старший надзиратель восседал за своим столом
и  на  сей  раз  не ушел. Лили сидела на стуле в темном  углу,  и  я
подошел к ней.
   - Здравствуй, сестренка, - сказал я, присев рядом.
   -  Знаешь, - начала она, - вчера я думала, что с тобой делать, но
мне  и в голову не приходило тебя запереть. Когда тебя выпустят,  я,
пожалуй, это сделаю. Кстати, когда это будет?
   -  Понятия  не  имею. Во всяком случае, Рождество  я  рассчитываю
встретить дома. Как поживают мама, папа, Оскар, Виолетта, Артур?
   - Прекрасно. Здесь уютно?
   - Потрясающе.
   - У тебя есть какая-нибудь еда?
   - Сколько угодно. У нас здесь свой снабженец.
   - А деньги есть?
   - Конечно. Сколько тебе нужно?
   - Я тебя серьезно спрашиваю.
   Она открыла сумочку. Я протянул руку и закрыл ее.
   -  Не надо. Джимми Пратт дал мне сегодня десять долларов, и из-за
них я оказался в тюрьме. Деньги - зло.
   - Что я могу для тебя сделать, Эскамильо?
   - Ты принесла какое-нибудь постельное белье?
   - Нет, но я могу достать. Тебе нужно?
   -  Нет,  спасибо, я спросил просто из любопытства. У меня  вполне
достаточно газет. Но можно попросить об одном одолжении?
   - Я не усну, пока не выполню твою просьбу.
   - Ты еще не будешь спать в двенадцать часов?
   - Нет.
   -  В  полночь позвони домой Осгудам и вызови Ниро Вульфа.  Скажи,
что  ты миссис Тит Гудвин и что ты только что прилетела из Кливленда
и  остановилась в кроуфилдском отеле. Скажи, что получила от  своего
сына  Арчи  телеграмму, в которой он сообщал, что  сидит  в  тюрьме,
несчастный, всеми покинутый и одинокий. Спроси его, какого черта  он
засадил  меня в тюрьму. Скажи, что подашь на него в суд и  хочешь  с
ним  встретиться  рано  утром,  что  он  должен  как  можно  быстрее
исправить  свою ошибку и искупить вину. Обязательно  скажи,  что  он
должен  искупить  свою вину. - Я подумал немного. -  Пожалуй,  этого
будет достаточно.
   - Я все поняла, - кивнула Лили. - В этом есть доля правды?
   - Нет, это я так, фантазирую.
   -  В  таком случае, почему бы мне не вытащить его из постели этой
ночью? Пусть явится ко мне в отель, хоть в полночь.
   - Ни в коем случае. Он убьет меня. Хватит того, что я сказал.
   - Ладно. Что-нибудь еще?
   - Нет.
   - Поцелуй меня.
   -  Не  могу  - я еще не умывался. К тому же мне следует соблюдать
осторожность.  Однажды  в метро я поцеловал  девушку,  и  когда  она
пришла в себя, то оказалась на крыше Эмпайр стейт билдинг.
   - Боже всемогущий! А никто не попадал из-за тебя прямо в рай?
   - Рай такими просто кишит.
   - Когда тебя отсюда выпустят?
   - Не знаю. Спроси об этом Ниро Вульфа.
   -  Хорошо.  Теперь  о том, зачем я пришла. Любой  залог,  который
потребуется, я могу внести завтра утром. Как ты на это смотришь?
   - За меня могут много запросить.
   - Я же сказала - любой.
   -  Ниро Вульф может приревновать. Я сойду с ума, если вы устроите
торг из-за меня.
18
   В  девять часов утра Безил сидел на койке и причесывался. Я  тоже
сидел  на  койке,  все  еще покрытой измятыми газетами,  и  чесался:
сначала плечо, потом бедро, потом левую руку. Я чесался и напряженно
морщил  лоб,  пытаясь вспомнить название книги о тюремных  реформах,
которая стояла в книжном шкафу у Вульфа. Мне было стыдно, что  я  ее
не  читал,  так  как в противном случае работа над придуманным  мною
проектом  шла бы куда более успешно. Эта идея пришла мне  в  голову,
когда  нас  всех  выгнали  в  коридор под предлогом  так  называемой
зарядки.
   - Сколько уже с нами? - спросил Безил.
   Я  ответил,  что  подписали четверо,  а  трое  дали  согласие.  Я
оставил   попытки  вспомнить  название  книги,  вытащил  из  кармана
записную книжку и пробежал глазами исписанные мною странички

                                   Старшему  надзирателю.  Окружному
                                   прокурору,   Главному   прокурору
                                   штата,           Законодательному
                                   управлению штата, Губернатору.

                       Минимальные требования
              "Союза заключенн ых Кроуфилдского округа"
   1. Признание прав СЗКО.
   2. Разрешение принимать в свои ряды только членов профсоюза.
   3.  Коллективные  договора по всем дискуссионным вопросам,  кроме
срока  освобождения  заключенных и права их  на  ношение  предметов,
могущих быть использованными для нападения или побега.
   4. Запрещение локаутов.
   5.   Еда.   (Под   едой  подразумеваются  питательные   вещества,
потребленные  или  поглощенные  организмом  и  предназначенные   для
обеспечения  его  роста,  функционирования и  поддержания  жизненных
процессов. Такой еды нам не дают.)
   6. Проведение водопровода во все камеры.
   7. Уничтожение всех животных мельче кроликов.
   8. Эмалированные параши с герметичными крышками - во все камеры
   9.   Ежедневный   осмотр  постельных  принадлежностей   комитетом
граждан,  движимых заботой об общественном благе; в состав  комитета
должна вхо