е сказал никому
ни  слова. Томас  Декстер  рассказал  своей  секретарше, адвокату и шестерым
членам совета директоров  "Тайтл хауз". Итак, включая членов комиссии, Вулфа
и меня, об этом знали тридцать три человека.  Предположим, они рассказали об
этом другим  - каждый только еще  одному человеку, что было вовсе  не трудно
предположить,  следовательно,  осведомленных будет  уже шестьдесят  шесть. А
если предположить... Дальше считайте сами. Я отказываюсь.
     Другой вопрос: что теперь делать  комиссии? По мнению Джеральда Кнаппа,
она не должна ничего делать. Так как полиция считает, что убийца действовал,
побуждаемый срочной необходимостью  заткнуть рот Джекобсу, она направит свои
усилия на то, чтобы  выяснить  личность того, кто написал эти произведения и
подстрекал  предъявлять  иски.  Хотя  это  могло  иметь  свои  отрицательные
стороны, но все же по сравнению с возможностями полиции возможности комиссии
практически равны  нулю.  Филипп Харвей  согласился  с Кнаппом, может  быть,
потому, что трижды в течение девяти дней ему приходилось покидать постель до
полудня,  и он  хотел  наконец-то выспаться как следует. Эми Винн  высказала
предположение, что не помешает выждать  и посмотреть, к каким выводам придет
полиция.  Кора Баллард  считала,  что для рассмотрения этой  проблемы  нужно
созвать  специальное заседание правления НАПИД,  так как комиссии, созданной
правлением,  было  поручено лишь разобраться с обвинениями в плагиате, а  не
заниматься поисками убийцы.
     Но   Томас  Декстер,  Мортимер  Ошин,  так   же  как  и  Рубен   Имхоф,
придерживались  иного мнения. Хотя и по различным мотивам, они настаивали на
том, чтобы Вулф продолжал расследование. Доводы  Имхофа состояли в том,  что
неизвестно,  сколько  времени займут у полиции розыски плагиатора,  если они
вообще  когда-либо  разыщут  его,  а гласность, неизбежная  при этом,  может
принести  вред  не только издателям, но  и писателям. Ошин исходил из личных
интересов.  Он  дал  десять  тысяч  долларов  наличными  в  надежде  пресечь
посягательства Кеннета Реннерта и желал, чтобы Вулф продолжал  работать, что
бы там  ни говорили члены комиссии.  Позиция Томаса  Декстера была еще более
личной. Это можно было понять из  его речи, обращенной к  Харвею. Он  считал
себя в  какой-то  мере  виновным  в  подстрекательстве к убийству  Джекобса.
Очевидно,  у него  была старомодно-совестливая душа. Он  продолжал твердить,
что не может переложить ответственность за поимку убийцы на полицию, желает,
чтобы Вулф продолжал расследование и чтобы в  этом ему не  создавали никаких
помех:  не  желая  ограничивать  Вулфа  в  расходах,  он готов внести  любую
требуемую сумму. При этом он даже не прибавил "в пределах разумного".
     Он попросил  председателя поставить вопрос  на  голосование.  Три  руки
взметнулись  вверх  немедленно  - Декстера, Имхофа  и Ошина. Они  были "за".
Затем подняла руку Эми Винн, но без энтузиазма. Кора  Баллард заметила, что,
не  являясь членом комиссии,  не имеет  права голоса.  Джеральд Кнапп просил
отметить, что голосует против.
     - Даже если  бы председатель  имел  право голосовать, это  ничего бы не
изменило,  -  сказал  Харвей  и  обернулся  к  Вулфу.  -  Итак,  продолжайте
расследование. За прошедшее  время в результате вашей  деятельности был убит
человек. Что нас ждет дальше?
     -  Очень  грубо  с  вашей  стороны,  -  заметил Ошин.  -  Я  протестую.
Предложение выдвинул я, и оно было принято.
     Харвей игнорировал его слова и повторял:
     - Что нас ждет дальше?
     Вулф прочистил горло.
     - Я дважды осел, - сказал он.
     Все уставились на него. Он утвердительно кивнул.
     - Во-первых, мне не следовало соглашаться, чтобы моим клиентом являлась
комиссия.  Это  было вопиющей  глупостью с моей стороны. Во-вторых,  мне  не
следовало соглашаться  выполнять обязанности простого  передатчика приманки.
Это  тоже  была  глупость.  Где  была   моя  обычная  предусмотрительность?!
Согласившись на затею, которая ставила человека в  опасное положение,  и еще
при том, что все вы  знали о плане и, конечно, не могли не разболтать о нем,
я был  осел,  что  не принял никаких мер предосторожности. Я был  обязан все
предусмотреть,  обязан  был  сделать  все,  чтобы  не  подвергнуть  Джекобса
опасности. Я доверился  вам, а вполне возможно, что один из вас является тем
самым негодяем, которого я должен отыскать...
     - Вы забываетесь, сэр, - негодующе произнес Харвей.
     - Возможно, что этим человеком являетесь вы, мистер Харвей, - продолжал
Вулф.  -  При  том,  что ваша весьма удачная  книга  тиснута  всего  девятью
тысячами экземпляров, вы должны  быть беззащитны перед соблазном. Итак, хотя
я  не считаю, подобно мистеру Декстеру, что являюсь невольным подстрекателем
к  убийству, я  признаю, что действовал  неправильно. Если бы не моя ошибка,
мистер  Джекобс был бы жив и,  возможно,  помог  бы нам найти  того, кого мы
ищем.  Естественно, что  вы  можете  расторгнуть  наш контракт.  Более того,
предлагаю вам сделать это немедленно.
     Трое  из  них  сказали  "нет"  -  Ошин,  Имхоф   и  Декстер.  Остальные
промолчали.
     - Хотите проголосовать, мистер Харвей? - обратился к председателю Вулф.
     - Нет, - сказал Харвей. - Результат будет прежним - один к четырем.
     - Он  будет  единогласным,  -  заметил Джеральд Кнапп. - Я не предлагал
расторгнуть наше соглашение с Вулфом.
     Вулф хмыкнул.
     - Очень  хорошо. Должен заявить, однако, что, если бы вы расторгли нашу
договоренность, я все равно не прекратил бы заниматься этим делом. Я  должен
рассчитаться  кое с кем,  точнее говоря - с самим собой.  Я оскорбил чувство
собственного  достоинства  и  желаю  сатисфакции.  Я  разыщу  убийцу Саймона
Джекобса, не  дожидаясь,  пока это сделает полиция,  и думаю, что этим самым
разрешится и ваша проблема. Я займусь этим во что бы то  ни стало, но если я
буду действовать в качестве вашего агента, руки у меня должны быть свободны.
Я не буду  извещать вас о своих  намерениях. Если любой из вас  сделает  мне
какое-либо предложение, как, например, это проделал  мистер Ошин, я отвергну
его безотносительно  достоинств  этого  предложения.  Коль  скоро я не  могу
положиться на ваше благоразумие, придется вам полагаться на мое.
     - Вы просите слишком многого, - сказал Кнапп.
     - Нет, сэр. Я вообще ничего  не прошу, просто ставлю вас в известность.
Даже  если я  скажу  вам,  что  собираюсь  сделать то-то  и то-то,  а сделаю
что-либо  другое,  вы  не  вправе  протестовать.  Вы  должны  доверять  моей
честности  и  моим  суждениям  в  любом  случае,   либо  же   мы  немедленно
расстанемся.
     - Какого  черта!  -  буркнул  Ошин.  -  У  вас  мои десять  тысяч,  так
действуйте, используйте их! - Он взглянул на часы и поднялся. - Мне пора.
     Совещание закончилось в 12.48. Все ушли, кроме Томаса Декстера, который
остался  не для  того, чтобы сделать  Вулфу  какое-либо предложение, а  лишь
повторить, что  он чувствует  личную ответственность  за  смерть  Джекобса и
готов внести  необходимую сумму для производства расследования. На этот раз,
однако,  он  добавил  "в  разумных  пределах".  Совесть  штука  хорошая,  но
распускать ее нельзя.
     Когда Декстер ушел, Вулф откинулся в кресле и закрыл глаза. Я расставил
по  местам  кресла, сделал  разминку,  пошел на  кухню, выпил стакан воды  и
вернулся.
     - Интересно, - спросил я, гляди на Вулфа, - вхожу ли я в это число?
     - Какое число? - спросил он, не раскрывая глаз.
     - В число отверженных. Вряд ли  я смогу быть полезен, если вы не будете
говорить мне, что вы собираетесь делать.
     - Фу!
     - Очень рад это слышать. А то у  меня тоже имеется чувство собственного
достоинства, конечно, не такое, как ваше, но и  оно требует к себе внимания.
Вчера Пэрли Стеббинс спросил меня... цитирую: "Когда вы  приходите по делу к
трупу,  я  знаю, что  можно предполагать;  так  вот, зачем вы сюда явились?"
Впервые сотрудник  уголовной полиции задал  мне  вопрос, на который я не мог
ответить. Если  бы я сказал ему,  что  я здесь из-за того,  что вы оказались
ослом, он включил бы этот ответ в протокол и заставил бы меня подписать.
     Вулф хрюкнул. Глаз он по-прежнему не открывал.
     -  Итак, мы должны продолжать  расследование, - не унимался  я. - Скоро
обед,  за  столом  о делах мы не разговариваем, вы предпочитаете, чтобы ваша
голова отдыхала во время пищеварения, поэтому дайте мне инструкции сейчас. С
чего мы начнем?
     - Не имею представления.
     - А было бы  неплохо иметь, раз вы  решили соперничать с полицией. Или,
может быть,  обзвонить  всех  членов  комиссии  и  спросить,  что  они могут
предложить?
     - Заткнись.
     - Как видите, все пришло в норму.
     В четыре часа Вулф отправился наверх к орхидеям, а я все еще не получил
никаких инструкций,  но ногти по  этому поводу не  грыз.  В течение полутора
часов после обеда он четырежды  брался  за чтение, прочитывал один  абзац  и
откладывал  книгу  в сторону; трижды  включал  и выключал телевизор;  дважды
пересчитал   колпачки  из-под  пивных  бутылок,  которые  хранил   в   ящике
письменного стола, и даже встал и  подошел к большому глобусу и десять минут
посвятил  изучению  географии. Поэтому, так как он  всерьез занялся работой,
мне не было нужды подстегивать его.
     Я  тоже не без пользы провел время: в течение часа сравнивал машинопись
"Счастье стучит в дверь" Алисы Портер с "Только любовью" той же Алисы Портер
и  "Что мое - твое"  Саймона  Джекобса. Все три были  напечатаны  на  разных
машинках. Я  перечитал  копию  показаний, данных  много Пэрли  Стеббинсу, не
нашел ничего, что требовало бы исправлений, и  подколол в папку. Перечитал в
утреннем  выпуске "Таймса"  заметку  об  убийстве.  Около  половины  шестого
принесли "Газетт". В "Таймсе" не было упоминаний ни о плагиате, ни о НАПИД и
АКА.  В "Газетт" был один  абзац о том,  что  Джекобс  в  1956  году обвинил
Ричарда Экклза в  плагиате, но  не  было ни  единого намека  на то, что  его
смерть связана с этим. Я  подивился, почему Лон Коэн  не звонит до  сих пор,
как  вдруг раздался звонок -  Коэн был тут  как тут. Он выложил свои  карты:
девять дней назад  я справлялся  у  него относительно  НАПИД и  АКА.  Саймон
Джекобс, убитый  в понедельник,  являлся  членом НАПИД. Во вторник вечером я
явился на Двадцатую улицу в уголовную полицию вместе с сержантом Стеббинсом,
который  ведет  дело об  убийстве Джекобса, и пробыл  там в  течение четырех
часов. Поэтому не буду  ли я  любезен  немедленно сообщить ему  причины,  по
которым  я интересовался НАПИД,  кто является клиентом Вулфа, а также  кто и
почему убил  Джекобса,  со всеми подробностями,  которые имеют  право  знать
читатели его газеты. Я обещал позвонить в  течение ближайших  двух  месяцев,
как только у меня будет что-либо для печати.
     Был  и  другой  звонок -  от  Коры Баллард  из НАПИД.  Она беспокоилась
относительно решения комиссии предоставить Ниро Вулфу свободу действий.  Она
понимает,  что  частный  детектив  не может  рассказывать группе лиц, что он
делает и что  намерен делать, но комиссия не уполномочена нанимать детектива
для  расследования  убийства, и  поэтому  естественно,  что она обеспокоена.
Конечно,  трудно за короткий промежуток времени собрать кворум совета НАПИД,
но  она  все же  попробует созвать его на понедельник  или вторник следующей
недели и просит уговорить мистера Вулфа не предпринимать каких-либо шагов до
того времени. Она боялась, что  если  он примет какие-либо решительные меры,
то будет действовать без полномочий, и она считает своим долгом предупредить
об этом. Я ответил, что вполне с ней  согласен и, конечно, передам Вулфу наш
разговор. Зачем грубить, если можно закончить беседу значительно быстрее при
помощи обычной вежливости?
     Я  включил  радио, чтобы прослушать  последние известия в шесть  часов,
когда Вулф спустился вниз. В руке у него было несколько Фаланопсис Афродиты,
он взял  с  полки вазу, прошел на  кухню за водой, вернулся, опустил цветы в
вазу  и поставил  на свой письменный стол. Пожалуй, это единственная тяжелая
работа, которую он делает  сам. Последние  известия окончились,  комментатор
перешел к биржевым новостям, я выключил радио и обратился к Вулфу:
     - Ни слова ни о плагиате, ни о  наших клиентах, ни о вас.  Если полиция
чего-нибудь разнюхала, - то держит это в тайне...
     Раздался звонок в  дверь. Я прошел в  прихожую посмотреть, кто  пришел.
Одного взгляда было достаточно. Я обернулся к Вулфу:
     - Кремер.
     Он сделал гримасу.
     - Один?
     - Да.
     - Впусти, - вздохнул Вулф.


10

     Инспектор  Кремер  из  бригады  по  расследованию убийств  чаще  других
занимал красное кожаное кресло, стоявшее перед письменным столом  Вулфа. Вот
и  теперь он  развалился  в нем.  Поза,  которую  он принимал,  зависела  от
обстоятельств.  Мне приходилось видеть, как  он сидел, удобно откинувшись  в
кресле, спокойный и невозмутимый,  со стаканом пива в руке. Я видел, как  он
сидел, опустив  толстый  зад на самый  краешек кресла, стиснув зубы; с более
багровым, чем обычно, лицом и глазами навыкате.
     На этот раз было ни то ни се, во всяком случае, в начале его визита. Он
отверг  пиво,  предложенное  Вулфом, но  в кресле  устроился  поудобнее.  Он
сказал,  что  заехал  к нам  по пути,  а это  означало, что он хочет чего-то
добиться от нас, чего - он хорошо знал это - не мог бы добиться по телефону.
Вулф ответил,  что  весьма рад видеть  его; это означало: "Что  тебе нужно?"
Кремер  достал из кармана сигару,  из  чего следовало,  что  он рассчитывает
узнать то, что ему нужно, не за две минуты.
     - Довольно путаное дело это убийство Джекобса, - произнес Кремер.
     Вулф кивнул.
     - Да, действительно.
     - Кое-что в нем... Да, прежде мне никогда не приходилось слышать, чтобы
сержант Стеббинс одобрительно отозвался  о вас и о Гудвине.  Он сказал,  что
план  подкупа Джекобса при том, чтобы  об  этом  знала  вся братия,  не  мог
придумать такой умный человек, как вы. Вы бы, конечно,  сразу поняли, к чему
это может  повести. Стеббинс  сказал даже,  что он не верит, чтобы  вы могли
потворствовать убийству.
     -  Передайте мистеру Стеббинсу мою благодарность  за доброе мнение  обо
мне, - отозвался Вулф.
     - Обязательно. Больше вы ничего не хотите сказать?
     Вулф шлепнул ладонью по столу.
     - А что,  черт  возьми, вы ждете, чтобы я сказал?  Или вы  явились сюда
ради  удовольствия выжать из меня признание, что я совершил  оплошность? Что
ж, могу доставить вам  такое удовольствие - да,  я просчитался! Что еще  вам
угодно?
     -  Ладно,  оставим  это, оставим,  -  взмахнул сигарой  Кремер.  - Меня
беспокоит, что наш подход  к этому  делу основывается на  чем-то, чего мы не
знаем,  а вы  знаете.  Я  трижды перечитал показаний Гудвина. Он утверждает,
будто вы  заключили, что все  три рассказа  написаны одним и тем же лицом, и
это лицо не Алиса Портер, не Саймон Джекобс и не Джейн Огильви. Это верно?
     - Да.
     - И вы пришли к такому выводу, сравнив  рассказы с книгами, написанными
двумя из них, а также исходя из свидетельских показаний Огильви в суде?
     - Да.
     - Я хотел бы убедиться  в  этом. Я согласен с сержантом Стеббинсом, что
вы  проницательны,  вы  не раз доказывали это,  но  на  этот  раз я  не могу
поверить вам на слово. Как я догадываюсь, все материал дела находятся  у вас
-  рассказы, рукописи, книги, -  и  я  хочу получить их. Сам я не эксперт по
писательской части, но у нас имеется подходящий человек на примете. Если ваш
вывод  верен, то  все  эти материалы  раньше или позже  понадобятся  суду  в
качестве вещественных доказательств. Они у вас?
     Вулф кивнул.
     - И останутся у меня.
     Кремер сунул сигару в рот и  придавил  ее  зубами.  Я  всего один раз в
жизни,  много лет назад,  видел, чтобы он раскурил сигару,  У Крекера сигара
весла определенные функции.  Дело в  том,  что когда он прикусывал ее, то не
мог  выпалить тех слов,  которые были у него на кончике языка,  и это давало
ему  время  одуматься  и заменить эти слова другими.  Спустя  пять секунд он
вынул сигару изо рта и произнес:
     - Это неразумно.
     - Мистер Кремер, -  ответил Вулф, - давайте избегать ссор  по пустякам.
Книги принадлежат мне, вы можете раздобыть  их в другом месте. Рукописи  - в
оригиналах и  копиях - принадлежат разным  лицам и даны мне на время. Я могу
дать их вам только с разрешения их владельцев. Правда, вы можете получить их
постановлением   суда   и   то  только   если  докажете,  что  они  являются
вещественными доказательствами, а  я  сомневаюсь, что вам  удастся  получить
такое  постановление,  судя  по  тому,  как  сейчас  обстоит   дело.  Однако
попытайтесь.
     - Вы,  чертов... - Кремер сунул сигару в рот и сдавил  ее зубами. Через
четыре  секунды  он вынул  ее. - Послушайте,  Вулф... Ответьте мне только на
один  вопрос. Не  окажусь  ли я в дураках, если начну расследовать убийство,
исходя из вашего домысла?
     Уголки рта Вулфа скривились. Так обычно он улыбался.
     -  Могу это  допустить, -  сказал  он.  -  Возможно,  что  нам  удастся
договориться. Предлагаю  вам сделку. В течение прошедших суток  вы, конечно,
собрали кое-какую информацию. Поделитесь его со мной. Тогда я одолжу вам то,
за чем вы явились, при условии, что вы подпишете обязательство вернуть все в
целости и сохранности через двадцать четыре часа.
     - Потребуется целая ночь, чтобы рассказать вам все, что мы узнали.
     - Мне нужно не все. Хватит и получаса, может, и того меньше.
     Кремер внимательно посмотрел на Вулфа.
     - Сорок восемь часов?
     Плечи Вулфа приподнялись на одну восьмую дюйма и вновь опустились.
     -  Ладно, не  хочу  торговаться. Сорок восемь  так  сорок восемь. Итак,
вопрос первый и самый важный: раскрыли  ли  вы  что-нибудь, что противоречит
моему выводу?
     - Нет.
     - Что-нибудь, что могло бы привести к другому выводу?
     - Нет.
     - Что-нибудь в защиту моего вывода?
     - Только то, что  члены комиссии подтверждают заявление Гудвина. Это не
доказывает, что ваш  вывод,  к которому вы пришли после прочтения всех  этих
материалов, правилен, вот почему я и хочу познакомиться с ними. Вдове ничего
не  известно, так она утверждает. Она говорит также,  что у Джекобса не было
врагов, у которых были бы мотивы  убить его, за исключением одного человека,
и этого человека зовут Гудвин. Он приходил к Джекобсу в прошлый четверг. Она
так считает потому, что Джекобс не велел больше пускать Гудвина в дом. Мы не
допрашивали  Гудвина,  где  он  был  в  понедельник вечером, между девятью и
одиннадцатью.
     -  Уверен,  что он оценит вашу  тактичность. Но  мистер Стеббинс назвал
мистеру Гудвину время между девятью и двенадцатью?
     -  Это  были  предварительные  данные. Дальнейшая  экспертиза  уточнила
время. Между девятью и одиннадцатью.
     - Хорошо.  Мистер  Гудвин  был  здесь, со мной.  Конечно,  вы выяснили,
сколько человек знало о плане подкупа Джекобса?
     - Пока что сорок семь.
     - Вы беседовали с ними?
     - Со всеми, кроме двоих, которых нет в городе.
     - Заслуживает ли кто-нибудь из них внимания?
     -  Все, если придерживаться  вашей теории.  Но никто в частности. Мы не
обнаружили ничего, что могло бы навести на след.
     Вулф хмыкнул.
     -  Неудивительно, что  вы ищете подтверждения  моим  выводам... Все еще
считается, что тело перевезено в парк в машине?
     - Да.
     Вулф снова хмыкнул.
     - Боюсь,  мистер Кремер, что вы делаете выводы слишком поспешно.  Сведу
сотню  вопросов  в один.  Что интересного дал  вам  осмотр  места,  где  был
обнаружен труп, осмотр тела или одежды убитого?
     -  Лезвие ножа, которым совершено  убийство,  было в дюйм  шириной и по
крайней мере пяти дюймов длиной; по-видимому, не было никакой борьбы,  и что
Джекобс умер между девятью и одиннадцатью вечера в понедельник.
     -