то  послал
вас сюда на уик-энд. И я крайне сомневаюсь, что Кэлвин Лидс, судя по тому,
что  я  о  нем  слышал,   в   состоянии   предложить   Вульфу   достаточно
привлекательный гонорар. Его кузина, миссис Рэкхем, - иное  дело,  но  она
никогда не любила сорить деньгами, скорее наоборот. Конечно, мы собираемся
расспросить и самого мистера Вульфа, но я думал, что сэкономлю время, если
сначала задам эти вопросы вам. Я призываю вас сотрудничать с  нами,  чтобы
раскрыть это трусливое и подлое убийство. Как вам известно, я  имею  право
настаивать на этом; однако, зная Вульфа и вас, я  предпочитаю  воззвать  к
вам как к  законопослушному  гражданину,  а  также  частному  детективу  с
лицензией на право работы в нашем штате. Повторяю, я не верю и никогда  не
поверю, что вас послали сюда только для того, чтобы вы  расследовали  дело
об отравлении пса.
     И они принялись пожирать меня глазами.
     - Не только, - спокойно ответил я.
     - Ха, вот, значит, как!
     - Да, черт возьми. Как вы сами изволили подметить, мистера Вульфа это
не заинтересовало бы.
     - Опять наврал, каналья, - злорадно ощерился Нунан.
     - Вы, как всегда, заблуждаетесь, - сказал я с наилюбезнейшей улыбкой.
- Вы же не спросили, зачем меня сюда послали, и даже не намекнули, что вам
это было бы интересно. Вы всего лишь спросили,  расследую  ли  я  дело  об
отравлении пса, и я ответил, что потратил на  него  всего  час,  что  было
сущей правдой. Вы также спросили, что я успел выяснить, и я  чистосердечно
признался, что ничего особенного. Потом вы захотели узнать, что я видел  и
слышал за ужином и после ужина, и я выложил все  начистоту.  Конечно,  это
был самый дурацкий и нелепый  допрос,  что  мне  приходилось  слышать,  но
ничего, со временем научитесь. Прежде всего надо...
     - Ах ты, чертов... - вырвалось у Нунана.
     - Не сметь! - цыкнул на него Арчер. И обратился ко мне: - Могли бы  и
сами сказать, Гудвин.
     - Нет уж, дудки, только не ему, - отрезал я. - Однажды  я  сглупил  и
поступил именно так, но он остался недоволен. К тому же, я сомневаюсь, что
у него хватило бы мозгов понять.
     - Что ж, посмотрим, пойму ли я.
     - Да, сэр. Миссис Рэкхем позвонила в четверг днем  и  договорилась  о
встрече с мистером  Вульфом.  Она  приехала  вчера  утром,  в  пятницу,  в
одиннадцать, и с ней был Лидс. По ее словом,  когда  она  вышла  замуж  за
Рэкхема три года и семь месяцев назад, у них повелось, что всякий раз, как
он просил, она давала ему денег на  карманные  расходы,  но  аппетиты  его
постепенно возрастали, и она стала давать меньше и меньше, пока,  наконец,
второго октября прошлого года  он  не  попросил  пятнадцать  тысяч  и  она
отказала совсем. Дала ему шиш. С тех пор  за  последние  семь  месяцев  он
ничего не просил и не получал, но тем не менее продолжал много тратить,  а
это ее сильно мучило. Она наняла мистера Вульфа для того, чтобы  выяснить,
как и откуда ее муж добывает деньги, а меня послали сюда взглянуть на мужа
и, по возможности, разнюхать, что к чему. Мне требовался  только  предлог,
чтобы  приехать,  так  что  отравление  пса  подвернулось  кстати,   хотя,
согласен, предлог несолидный. - Я махнул рукой. - Вот и все.
     - Вы говорите, Лидс был с ней? - резко спросил Нунан.
     - Вот что я имел в виду, -  повернулся  я  к  Вену  Дайксу,  -  когда
говорил о манере Нунана вести допрос. А ведь он прекрасно  слышал,  как  я
сказал, что Лидс был с ней.
     - Да, - сухо согласился Дайкс. - Но не  стоит  так  язвить  по  этому
поводу. Здесь не пикник. - Он перевел взгляд  на  Нунана.  -  А  сам  Лидс
упоминал об этом?
     - Нет. Впрочем, я не спрашивал.
     Дайкс встал и обратился к Арчеру:
     - Может, стоит послать за ним? Он ушел домой.
     Арчер кивнул, и Дайкс вышел.
     - О Господи, - с чувством и расстановкой произнес Арчер, адресуя  эти
слова гражданам Нью-Йорка, поскольку на нас он не глядел.  Какое-то  время
он сидел, кусая губы, потом спросил меня:
     - Это все, чего хотела миссис Рэкхем?
     - Это все, о чем она просила.
     - Ссорились ли они с мужем? Угрожал ли он ей?
     - Она не говорила.
     - Что в точности она говорила?
     Это заняло полчаса. Для меня -  пара  пустяков  извлекать  из  памяти
нужные сведения, не забывая, впрочем, про  наказ  Вульфа  не  упоминать  о
колбасе. Арчер не подозревал, на что способна моя  память,  поэтому  я  не
Стал утруждаться дословным изложением разговора с миссис Рэкхем, хотя  мне
это было раз плюнуть, правда, он все равно не поверил  бы,  решив,  что  я
приукрашиваю. Тем не менее; когда я закончил, он знал всю подноготную.
     Потом меня оставили для очной ставки  с  Лидсом,  которого  привезли,
когда я только начинал рассказ,  но  продержали  в  гостиной,  пока  я  не
закончил. Так что, хотя меня, наконец, и допустили к  праздничному  столу,
это случилось слишком поздно, чтобы  я  успел  услышать  что-то  новое.  У
Лидса, который практически считался членом семьи, им надо было выяснить не
только подробности  посещения  Ниро  Вульфа,  но  и  обстоятельства,  тому
предшествовавшие, так что на это ушло еще полчаса и даже больше. Сам Лидс,
по  его  словам,  понятия  не  имел,  откуда  у  Рэкхема  деньги.   Личное
расследование, которое он предпринял  по  настоянию  кузины,  не  принесло
плодов. Он никогда не был свидетелем ссор  и  не  слышал  о  ссорах  между
кузиной и мужем. И так далее. Что  касается  того,  почему  он  не  сказал
Нунану о визите к Вульфу и о настоящей причине моего приезда  в  Берчвейл,
так ведь Нунан об этом и не спрашивал, а он предпочел подождать, пока  его
спросят.
     Наконец окружной прокурор Арчер решил,  что  на  сегодня  достаточно,
встал,  потянулся,  потер  покрасневшие  глаза,  задал  Дайксу  и   Нунану
несколько вопросов, отдал распоряжения и обратился ко мне:
     - Вы остановились у Лидса?
     Я ответил, что пока особо там не задерживался, но моя сумка и в самом
деле там.
     - Хорошо. Тогда продолжим завтра... Вернее - сегодня.
     Я сказал, что да, непременно, и вышел  вместе  с  Лидсом.  Бен  Дайкс
предложил подбросить нас, но мы отказались.
     Вместе с Лидсом, не переговариваясь,  мы  срезали  угол  и  двинулись
прямиком к лесной тропинке, не петляя по  извилистым  дорожкам.  Забрезжил
рассвет; вот-вот должно вынырнуть солнце. Ветерок  стих,  о  чем  радостно
поведали ранние птахи. Темп,  который  задал  Лидс,  поднимаясь  вверх  по
пологому склону и по ровному участку, уступал его привычному  галопу,  что
меня вполне устраивало. Не то у меня было настроение, чтобы затевать гонку
даже ради того, чтобы побыстрее добраться до постели.
     Внезапно Лидс замер как вкопанный, так что я чуть не налетел на него.
Впереди нас  на  тропинке,  ярдах  в  тридцати,  маячила  фигура  мужчины,
стоявшего на четвереньках. Заприметь нас, он поднялся и крикнул:
     - Стойте! Кто вы такие?
     Мы представились.
     - Что ж, - сказал он,  -  придется  вам  изменить  маршрут.  Пройдите
кругом. Мы здесь только начали. Ни свет ни заря, ха-ха!
     Мы полюбопытствовали,  какова  протяженность  запретной  зоны,  и  он
сообщил, что ярдов триста и что на противоположном конце уже работает  его
напарник. Мы покинули тропу и направились вправо, в обход,  что  замедлило
продвижение, хотя лес был не такой уж густой. Через пару минут  я  спросил
Лидса, сможет ли он  узнать  то  злополучное  место,  и  он  утвердительно
кивнул.
     Вскоре он остановился, и я поравнялся с ним. Я и сам узнал это место,
поскольку его отгородили веревками, натянув их полукругом между деревьями.
Мы приблизились вплотную к веревкам и молча остановились.
     - А где Геба? - спросил наконец я.
     - Им пришлось послать за мной, чтобы увести ее. Сейчас она  в  клетке
Нобби. Ему она больше не понадобится. Полиция забрала его.
     Мы пришли к безмолвному  согласию,  что  больше  нас  там  ничего  не
интересует, и  возобновили  путь,  не  приближаясь  к  тропинке,  пока  не
поравнялись с напарником, отмечавшим конец  запретной  зоны.  Напарник  не
только остановил нас грозным окриком, но еще долго и  придирчиво  выяснял,
как это таким кровопийцам и лжецам  удается  столь  успешно  прикидываться
добропорядочными гражданами. Наконец он смилостивился и отпустил нас.
     Я был рад, что Нобби увезли, поскольку при мысли,  что  мне  придется
опять войти в крохотную прихожую и увидеть его  труп  на  лавке,  на  душе
стало муторно. В остальном дом был такой же, каким мы его  оставили.  Лидс
задержался у псарни, а я поднялся в свою комнатенку и уже стаскивал брюки,
которые в суматохе натянул поверх пижамы, как вдруг ослепительная  вспышка
за окном заставила меня вздрогнуть. Я подошел  к  окну  и  высунул  голову
наружу: оказывается, солнце решило надо мной  подшутить,  возвестив  таким
образом о своем пробуждении. Я взглянул на наручные  часы,  убедился,  что
они показывают 5:39, но, как я уже говорил, у меня не было  уверенности  в
том, что я наблюдал настоящий горизонт.  Не  опуская  гардину,  я  лег  на
кровать, вытянулся и сладко зевнул, едва не вывихнув челюсть.
     Входная  дверь  приоткрылась,  потом  захлопнулась,  и  на   лестнице
послышались шаги. Лидс появился в проеме моей распахнутой двери,  постоял,
словно колеблясь, потом зашел и сказал:
     - Через час мне уже надо вставать и заниматься собаками,  так  что  я
закрою вашу дверь.
     Я поблагодарил. Он не двинулся с места.
     - Моя кузина уплатила  Вульфу  десять  тысяч.  Что  он  теперь  будет
делать?
     - Не знаю, еще не спрашивал. А что?
     - Мне пришло в голову, что он может захотеть  потратить  эти  деньги,
или хотя бы их часть, в ее  интересах.  Если  полиция  не  найдет  убийцу,
например.
     - Не исключено, - согласился я. - Я ему предложу.
     Он продолжал стоять, словно его заботило еще что-то. Наконец выдавил:
     - Так случается в лучших семействах.
     И попятился, прикрывая за собой дверь.
     Я закрыл глаза, но даже не попытался очистить голову от мыслей.  Если
я засну, то одному Богу известно, когда я проснусь, а я твердо  настроился
позвонить Вульфу в восемь утра, за пятнадцать  минут  до  того,  как  Фриц
войдет в его  комнату  с  завтраком  на  подносе.  А  покамест,  решил  я,
придумаю-ка  что-нибудь  выдающееся  для   детективного   бизнеса.   После
нескольких минут напряженнейшей умственной работы  я  сообразил,  что  мне
даже не с кем поделиться ее плодами. Лидс не в счет - менее благодарного и
словоохотливого слушателя и вообразить нельзя.
     Есть у меня привычка вдруг подмечать, что я  уже  неосознанно  принял
какое-то вполне определенное решение некоторое время назад. Так  случилось
и тем утром в 6:25. Взглянув в  очередной  раз  на  часы  и  отметив,  что
стрелки показывают именно это время, я внезапно осознал, что бодрствую  и,
следовательно, могу не только позвонить Вульфу  в  восемь,  но  и  смыться
домой, чтобы доложить ему лично, как только буду уверен, что Лидс уснул; а
в ту минуту я как раз был в этом уверен.
     Я встал, сбросил пижаму, оделся, не стараясь установить рекорд, но  и
не слишком копаясь и, держа в одной руке  сумку,  а  в  другой  туфли,  на
цыпочках выбрался в коридор, спустился по ступенькам и вышел  на  каменное
крыльцо. Я удирал вовсе не  от  Кэлвина  Лидса,  но  мне  казалось  вполне
благоразумным исчезнуть из вестчестерского округа, прежде  чем  кто-нибудь
обнаружит, что я вовсе не почиваю в  мягкой  постели  наверху.  Однако  не
тут-то было. Я сидел на крыльце, завязывая шнурок на второй  туфле,  когда
залаяла собака и это послужило сигналом  для  всех  остальных.  Я  кое-как
вскарабкался  на  ноги,  схватил  сумку,  вихрем   промчался   к   машине,
подгоняемый заливистым лаем и адскими завываниями,  открыл  дверцу,  залез
внутрь, запустил мотор, развернулся и  уже  почти  миновал  дом,  когда  в
дверном проеме появился Лидс. Я  нажал  на  тормоз,  высунул  голову  и  с
криком: "Я по  срочному  делу,  до  скорого!"  лихо  проскочил  воротца  и
выбрался на дорогу.
     В столь раннее воскресное утро дорога была пустынна  и  яркое  свежее
солнце весело светило слева, так что путешествие было бы вполне  приятным,
будь  у  меня  соответствующее  настроение.  Но  его  не  было.  Положение
складывалось совсем  иное,  чем  в  обоих  предыдущих  случаях,  когда  мы
пересекали дорогу Арнольду Зеку и кто-то при  этом  погибал.  Тогда  трупы
принадлежали подручным самого Зека, а он сам, Вульф  и  интересы  общества
располагались  по  одну  сторону  баррикад.  На   сей   же   раз   главным
подозреваемым был Барри Рэкхем, человек Зека,  и  Вульф  должен  был  либо
возвратить полученные от мертвого клиента десять тысяч, либо оставить  их,
не предпринимая попыток их отработать, или же столкнуться с  Зеком  лоб  в
лоб. Зная Вульфа, как знаю его  только  я,  я  гнал  машину  со  скоростью
восемьдесят пять миль в час в южном направлении по шоссе Сомилл-Ривер.
     Часы на щитке показывали 7:18, когда я свернул с  шоссе  Вестсайд  на
Сорок шестую улицу. Мне надо было проехать по ней до Девятой авеню и потом
повернуть к югу. Улица была такая же пустынная, как  и  загородное  шоссе.
Повернув направо на Тридцать пятую  улицу,  я  пересек  Десятую  авеню  и,
чуть-чуть не доезжая Одиннадцатой, заглушил мотор  перед  старым  каменным
особняком Вульфа.
     Двигатель чихал и кашлял, когда я заметил  нечто,  отчего  глаза  мои
едва не вылезли из орбит - такое зрелище мне не приходилось прежде  видеть
за тысячи раз, что я останавливал машину в этом месте.
     Входная дверь была распахнута настежь.



                                    6

     Душа моя ушла в пятки. Вытряхнув ее оттуда,  я  тигром  выпрыгнул  из
машины, пересек тротуар, взлетел на семь ступенек и ворвался внутрь.  Фриц
и Теодор ужа встречали меня в прихожей. Одного взгляда  на  их  лица  было
достаточно, чтобы на сердце заскребли кошки.
     - Проветриваетесь, что ли? - с наигранной веселостью осведомился я.
     - Он ушел, - убитым голосом сказал Фриц.
     - Куда ушел?
     - Не знаю. Сегодня ночью. Когда я увидел, что дверь открыта...
     - Что ты держишь в руке?
     - Он оставил их на столе в кабинете... для Теодора, для меня... и для
тебя.
     Я выхватил из его дрожащих пальцев записки и впился в верхнюю. Почерк
Вульфа я узнал сразу.

     Дорогой Фриц!
     Марко Вукчич возьмет тебя к себе. Он должен  платить  тебе  не  менее
двух тысяч в месяц.
     Всего самого доброго. Ниро Вульф.

     Я пробежал глазами следующую.

     Милый Теодор!
     Все растения заберет мистер Хьюитт, который выразил желание, чтобы ты
ухаживал за ними. Он будет платить тебе около двухсот долларов в неделю.
     Всего доброго. Ниро Вульф.

     И, наконец, последняя.

             А.Г.!
             Не разыскивай меня.
             Всего доброго и с наилучшими пожеланиями.
                                                        Н.В.

     Я еще раз перечел записки, внимательно всматриваясь в  каждое  слово,
потом, отрывисто бросив Фрицу и Теодору: "Сядьте в  кресла  и  подождите",
отправился в кабинет и уселся за своим столом.  Они  придвинули  кресла  и
сели лицом ко мне.
     - Он ушел, - глухо повторил Фриц, словно пытаясь убедить себя.
     - Ты очень наблюдательный, - огрызнулся я.
     - Тебе известно, где он, - в голосе Теодора прозвучало  обвинение.  -
Некоторые орхидеи нельзя перевезти,  не  повредив  их.  Я  вовсе  не  хочу
работать на Лонг-Айленде, даже за двести долларов в  неделю.  А  когда  он
вернется?
     - Послушай, Теодор, - взорвался я. - Мне совершенно наплевать, что ты
там хочешь или не хочешь. Мистер Вульф избаловал тебя, поскольку никто  не
вынянчивает его цветы лучше тебя. Но мне ты сейчас напоминаешь только одно
- кислое молоко. Я имею в виду твою  постную  рожу.  Я  не  знаю,  ни  где
находится мистер Вульф, ни когда он вернется,  если  он  вообще  вернется.
Тебе он приписал "всего доброго", а мне  "всего  доброго  и  с  наилучшими
пожеланиями". Уловил разницу? Тогда заткнись и не мешай.
     Я переключился на Фрица.
     - Мистер Вульф считает, что Марко Вукчич станет  платить  тебе  вдвое
больше, чем он сам. Очень на него похоже, да? Сам видишь, я зол  как  черт
из-за его выходки, хотя и вовсе  не  удивлен.  Теперь,  чтобы  вы  поняли,
насколько хорошо я его знаю, расскажу вам, как  было  дело:  вскоре  после
моего звонка он  нацарапал  эти  записки  и  покинул  дом,  оставив  дверь
распахнутой - ты же сам сказал, что дверь  была  открыта,  -  чтобы  любой
праздношатающийся убедился,  что  в  доме  больше  нет  никого  и  ничего,
стоящего внимания. Ты встал, как всегда, в шесть тридцать, увидел открытую
дверь, поднялся в его спальню, убедился, что кровать  пуста,  и  нашел  на
столе записки. Потом поднялся в оранжерею, позвал Теодора, вы спустились с
ним в спальню, устроили обыск и обнаружили, что все вещи на месте. А потом
сидели и глазели друг на друга до самого моего приезда. Можешь  что-нибудь
добавить?
     - Я не хочу работать на Лонг-Айленде, - заявил Теодор.
     А Фриц добавил только:
     - Разыщи его, Арчи.
     - Он запретил.
     - Да, но ты... все равно найди его! Где он будет спать? А  что  будет
есть? - Фриц всплеснул руками.
     Я встал, подошел к сейфу, открыл его и  заглянул  в  ящичек,  где  мы
всегда хранили наличные на случай непредвиденных расходов. Там должно было
быть чуть больше четырех тысяч; осталось же в наличии чуть больше  тысячи.
Я закрыл дверцу сейфа, крутанул ручку и заявил Фрицу:
     - Ему хватит и на ночлег, и на питание. Так, я точно изложил факты?
     - Не совсем. Мы недосчитались  одной  сумки,  пижамы,  зубной  щетки,
бритвы, трех рубашек и десяти пар носков.
     - А трость он захватил?
     - Нет. Только старое серое пальто и старую серую шляпу.
     - Посетители у него были?
     - Нет.
     - А телефонные звонки, кроме моего?
     - Я даже не знаю,  что  ты  звонил.  Мой  параллельный  аппарат  тоже
подключен к сети, как и у него, но сам знаешь, что  в  твое  отсутствие  я
отвечаю на звонки лишь тогда, когда он сам меня просит. Звонок  был  всего
один, в двенадцать минут первого.
     - Проверь свои часы. Звонил я. В пять минут первого. -  Я  подошел  и
потрепал его по плечу. -  Ладно.  Надеюсь,  работа  на  новом  месте  тебе
понравится. А как насчет завтрака?
     - Но, Арчи! Его завтрак...
     - Ничего, я готов  его  съесть.  Я  сорок  миль  проделал  на  пустой
желудок. - Я снова похлопал его по плечу. - Послушай,  Фриц.  Я,  конечно,
зол на него, чертовски зол. Но после того как я проглочу дюжину  гренок  с
жареной ветчиной и восемь-десять яиц под твоим фирменным соусом,  а  также
кварту кофе, возможно, я и подобрею. Скорее всего, разозлюсь еще  сильнее,
а может и нет. Кстати, как насчет его любимого меда, который  ты  мне  уже
давненько не давал? Тимьянового, кажется?
     - Его осталось... немного. Четыре банки.
     - Отлично. Тогда на десерт подай мне его вместе с горячими  оладьями.
Может, тогда я и сменю гнев на милость.
     - Ни за что бы не подумал... - голос Фрица предательски дрогнул, и он
умолк, а потом начал заново: - Ни за что бы не подумал,  что  такое  может
случиться. В чем дело, Арчи? - Он буквально скулил.  -  Что  произошло?  У
него был такой прекрасный аппетит в последнее время...
     - А мы сегодня собирались пересадить несколько мильтоний,  -  упавшим
голосом добавил Теодор.
     Я досадливо крякнул.
     - Так иди и пересаживай. От него все равно толку как с козла  молока.
И вообще убирайся и оставь меня в покое! Я должен пораскинуть  мозгами.  К
тому же я голоден как волк. Поди прочь!
     Теодор, бурча под нос,  зашаркал  вон  из  комнаты.  Фриц  направился
следом за ним, но в дверях притормозил.
     - Правильно, Арчи. Пораскинь, пожалуйста, мозгами. Очень прошу.  А  я
пока приготовлю тебе завтрак.
     Он вышел, а я остался, чтобы напряженно  мыслить,  но  шарики  упорно
отказывались