ерен, что  она сказала правду. Мистер
Гудвин виделся с нею сегодня утром и утверждает, что это весьма изворотливая
особа. Не скажу вам, кого она назвала, - иначе этот человек будет испытывать
на себе невыносимое психологическое давление.
     Надо признать, подобное давление в  этот момент испытывали на себе все:
взгляды, которыми  обменивались компаньоны, нельзя было назвать дружескими и
даже приязненными.  Но  моя  задумка  не удалась. Двое из  них действительно
подозревали остальных,  третий  же делал вид,  что подозревает, но, чтобы на
глазок определить,  кто же это, нужен был более  наблюдательный человек, чем
я,  и даже  чем Вульф, который, прищурив веки  так, что между  ними остались
лишь узкие щелки, изучал лица юристов.
     Затем шеф заговорил снова.
     - Совершенно очевидно, что один из вас  последовал за мисс Аарон, когда
та вчера вышла из конторы после разговора с этим  человеком. Когда на глазах
этого  человека  - одного из вас  - вошла в мой дом, беспокойство  его стало
невыносимым. Он увидел  поблизости телефон-автомат и  позвонил сюда. Мистера
Гудвина не было на месте, и мисс  Аарон сняла трубку. После разговора с этим
человеком - с одним из вас - она согласилась его впустить. Если вы можете...
     - То, что она оказалась одна, - чистая случайность, - возразил Эдей.
     Да, ничего не скажешь, "генератор идей"!
     - Ну вот, опять! Я не только  не отвечаю на  вопросы, мистер Эдей, но и
не обсуждаю досужие замечания. У вас  же отточенный ум юриста! Неужели вы не
понимаете, как все это вышло? Я снова повторяю для одного из вас: если  ваши
показания  о  том,  где  вы  были и что  делали  в момент убийства, окажутся
ложными, вы сядете в тюрьму. Каждое ваше слово - и не только ваше, но и всех
ваших сослуживцев - будет проверяться целой армией людей, хорошо умеющих это
делать.  Но  поскольку полиция  хранит  в тайне содержание заявления мистера
Гудвина, сомневаюсь, что они задавали вам вопрос относительно другого дня. Я
имею в  виду  понедельник - не  этот,  а  прошлый, за  неделю  до  убийства.
Спрашивали они вас, что вы делали в тот день?
     - А зачем? - полюбопытствовал Джетт.
     - Затем, что  именно  в  тот день мисс  Аарон  застала одного  из вас с
миссис Соррел. Если они не спрашивали, этот вопрос задам  вам сегодня я.  Но
прежде хочу сообщить вам, о чем я вчера ночью договорился с мистером Отисом.
В  обмен  на  кое-какую  информацию  я  согласился  при  расследовании этого
убийства  стараться, насколько это возможно,  чтобы  не пострадала репутация
вашей фирмы. Я буду верен нашему с ним уговору  - в  отношении двоих из вас,
так что  чем  раньше мы с этим покончим,  тем лучше. Мистер  Джетт, качнем с
вас.  Как  вы  провели  вечер тридцать  первого  декабря  с  шести  часов до
полуночи?
     Глаза  Джетта,  глубоко  посаженные,  на  сей  раз  не  показались  мне
задумчивыми. Он не сводил взгляда  с Вульфа с той  минуты, когда я отказался
от  своих слов  и  мы выложили им все начистоту. Ни один мускул на его лице,
однако, не дрогнул.
     - Если все это правда, если все было так, как вы сказали, в том числе я
имею в  виду и  звонок миссис  Соррел,  тогда  ущерб фирме уже  нанесен и вы
ничего не сможете сделать, чтобы  свести его  к минимуму. Да и никому это не
под силу.
     - Могу все же попробовать. Даже собираюсь этим заняться.
     - Как конкретно?
     - Устраняя все осложнения, которые будут возникать по ходу дела.
     Тут вдруг в разговор вмешался Хейдекер:
     - Вы говорите, мистер Отис знает все? Он что, был здесь вчера ночью?
     - Я  уже сказал,  что  был.  Вы же,  надеюсь, не глухой, а я, к  вашему
сведению,  не  попугай...  Итак, мистер Джетт,  что  скажете  насчет  вечера
тридцать первого декабря?
     - Я был в театре.
     - С кем?
     - С мисс Пэйдж.
     - В каком театре?
     - "Дрю-театр". Пьеса называлась "Навык мастера ставит". Мы с мисс Пэйдж
вышли  из конторы  вместе. Было  уже  почти  шесть  вечера.  Пообедали  мы у
Рустермана. Расстались с нею а этот день мы лишь незадолго до полуночи.
     - Благодарю вас. Теперь вы, мистер Эдей.
     - Ну это был предновогодний  день, - отозвался тот. - Я вернулся  домой
около шести, пообедал и затем весь вечер сидел дома.
     - Вы были один?
     -  Нет.  Мой сын с  женой  и двое  их детей  - моих внуков -  проводили
рождественские каникулы с нами. Сын с женой пошли  в оперу, а  с  ними - моя
жена и дочь. Я остался дома с детьми.
     - Сколько лет вашим внукам?
     - Одному два, другому четыре.
     - Где вы живете?
     -  В большом доме на углу Парк-авеню и Шестьдесят девятой улицы. У меня
там квартира.
     - В тот вечер вы выходили из дома?
     - Нет.
     - Спасибо. И наконец вы, мистер Хейдекер.
     - Я был в Манхэттенском шахматном клубе -  там шел турнир.  Бобби Фишер
выиграл  отложенную партию  у Уайнстейна на  пятьдесят восьмом  ходу.  Ларри
Эванс свел вничью встречу с Кальми, а Решевский - с Меднисом.
     - А где этот шахматный клуб?
     - На Шестьдесят четвертой Западной улице.
     - Игра началась в шесть часов?
     - Конечно, нет. Я весь день просидел в суде, к тому же у меня были дела
в  конторе. Мы с секретаршей перекусили прямо  за рабочим  столом - съели по
паре бутербродов.
     - Во сколько вы ушли из конторы?
     - Около  восьми  вечера.  Моя секретарша может  ответить  на ваш вопрос
точнее.
     - А когда пришли в шахматный клуб?
     - Минут  через пятнадцать-двадцать после того, как вышел из  конторы. -
Хейдекер вдруг встал. - Все это нелепость какая-то, - заявил он. - Может, вы
и правильно действуете, Вульф, пока не  понимаю. Если так, помоги нам, Боже.
-  Он повернулся  к  компаньонам: -  Я намереваюсь  поговорить с Отисом.  Вы
идете, Фрэнк?
     Да, "генератор идей" тоже собрался уходить. Судя по выражению лица,  он
совершенно пал духом.  Шаркнув  ногами по  полу, он покачал  головой, словно
прощаясь    с    последней    надеждой,   затем    тяжело    встал.   Своего
одиннадцатипроцентного компаньона они не пригласили присоединиться  к ним, и
у него явно не  было такого намерения,  но,  когда я  снимал  пальто  Эдея с
вешалки,  в коридоре появился и Джетт; когда же я  открыл входную  дверь, он
вышел  первым. Я стоял на пороге, вдыхая морозный воздух и наблюдая, как эта
троица  вышагивает по  Девятой авеню бок о бок, словно растянув единый фронт
защиты законности и порядка,  оплотом которых должны были считать каждого из
этих людей ничего не подозревавшие прохожие.
     Когда я вернулся в кабинет, Вульф сидел, откинувшись на спинку кресла и
закрыв  глаза. Не успел я  подойти к  своему письменному столу, как зазвонил
телефон. Сняв трубку, я услышал голос Сола Пензера, доложившего, что  миссис
Соррел не показывалась.  Я велел ему  не класть трубку,  повернулся к шефу и
передал  ему  то,  что  только что услышал, а  затем  спросил,  не  стоит ли
поручить Солу со товарищи проверить алиби всех троих компаньонов.
     -  Фуй!  -  скривился,  услышав  это, Вульф,  после  чего я  велел Солу
продолжать наблюдение.
     - Я  боялся, -  сказал я  шефу,  повернувшись на вращающемся сиденье, -
вдруг  от  безнадежности вы  решитесь  все-таки  проверить их  алиби.  Самое
интересное, что  существует несколько способов расследования. Все зависит от
того,  кто  берется за дело.  Если  это высококлассный сыщик,  - ну, скажем,
вроде меня,  -  все,  на что он способен - это чисто  сыскная работа.  Такой
человек скорее откажется от  обеда, чем  упустит случай проверить чье-нибудь
алиби. Когда  спрашиваешь  подозреваемого, где  он был  в одиннадцать  минут
девятого и записываешь его  ответ в блокнот,  после  этого порой  приходится
износить  пару ботинок в  поисках какого-нибудь субъекта, который сказал бы,
что  в это время  тот человек  был где-то  в  другом месте. Но совсем другое
дело, если за  расследование  берется гений. Какое уж там,  к  черту, алиби!
Такой  детектив спрашивает подозреваемого, где тот был, лишь для того, чтобы
поддержать разговор в ожидании, пока какие-нибудь улики сами не  выплывут на
свет божий. Этот гений даже не слушает...
     - Глупости, - проворчал Вульф. - Нет у них никакого алиби.
     Я кивнул:
     - Угу. Вы все-таки не слушали.
     - Да слушал я, слушал! От такого алиби, как у них никакого  толку. Один
якобы вертелся  вокруг невесты,  другой  глазел на шахматистов, третий сидел
дома  чуть ли не с грудными детьми, которые к тому же спали. Пф-ф! Я задавал
им эти вопросы, надеясь исключить кого-нибудь одного или даже двоих из круга
подозреваемых, но не тут-то  было. Пока что все трое на подозрении  в равной
мере.
     - Тогда нам может помочь лишь ваш гений. Если, конечно, вам не придет в
голову мысль передать через меня еще  одно  послание миссис  Соррел.  Я бы с
удовольствием  за  это  взялся.  Мне  нравится,  как  она  произносит  слово
"о-очень".
     - Не сомневаюсь. А вы сможете еще что-нибудь из нее выжать?
     - Могу попробовать. Вдруг ей придет в голову что-нибудь еще - например,
написать заявление в полицию или стать вашей клиенткой. В таком случае  могу
доставить  ее сюда и  вам самому  представится  случай попробовать раскусить
этот орешек. Кстати, у этой дамы очаровательные ресницы.
     Вульф проворчал:
     - А  что, не исключено, что так и выйдет. Подумаем об этом после ленча.
Кто знает,  может,  после  того,  как  эта  троица  переговорит  с  мистером
Отисом... Что скажете, Фриц?
     - Ленч ждет вас, сэр.


7

     Мне  никогда  не приходилось  заниматься  такой  черновой работой,  как
проверка алиби, но в  этот раз  чуть было не  пришлось. В  последний  момент
этому помешал инспектор Кремер.
     Поскольку шеф  не в  состоянии  во время трапезы шевелить  одновременно
мозгами  и  языком,  делом мы за  столом  не занимались,  а  обсуждение хода
расследования такого преступления,  как убийство, - для  нас серьезное дело,
пусть  даже никто в  данном случае  не  нанял нас  защищать  его интересы  и
гонорара ожидать  было  не от кого.  Когда  же мы вернулись в кабинет, Вульф
развалился в своем любимом кресле и принялся размышлять, каким бы делом меня
занять.  Вся беда была в том, что  перед нами стояла слишком простая задача.
Мы знали, что убийство совершил один из трех компаньонов. Знали, как и когда
он  это сделал. Не  знали лишь одного: кто  же из них убийца. Ну, прямо хоть
выстрой их в ряд  и пусти  в ход детскую считалочку: "Вышел месяц из тумана,
вынул ножик из кармана..." Нам был ясен  даже мотив убийства - миссис Соррел
подцепила на крючок одного из компаньонов, либо пообещав ему изрядный куш из
ожидаемых  ею  тридцати  миллионов,  либо  предложив  в   качестве   награды
собственную  благосклонность. По какому бы пути ни пошло наше расследование,
на  каждом  уже копошились полисмены. Ну, разве что они не взялись за миссис
Соррел. Но у меня даже не было  никакой  зацепки, чтобы идти к ней снова.  В
подобной ситуации  мне не  помешала бы изрядная  толика гениальности, раз уж
главный наш гений пролентяйничал весь день. Сидя рядом с ним после  ленча, я
явно вызывал у  него  раздражение, иначе он не рыкнул бы, что пора, дескать,
заняться делом и все-таки проверить алиби компаньонов.
     - С превеликим удовольствием, - отозвался  я и направился в коридор. Но
не  успел я надеть пальто и  шляпу, как вдруг вижу: на крыльце стоят гости -
незваные,  но нельзя сказать, что незнакомые. Как только Кремер нажал кнопку
звонка, я открыл дверь и спросил его:
     - А вы договаривались о встрече с мистером Вульфом?
     - У меня в кармане ордер на ваше  принудительное  задержание в качестве
свидетеля, - заявил инспектор. - Есть  и второй - на имя Вульфа.  Я ведь вас
предупреждал.
     Его слова можно было понимать двояко. Не исключено, что он не собирался
без крайней  необходимости  извлекать  из  кармана  свою  мину  замедленного
действия. Если б он действительно намеревался нас сцапать, то послал бы сюда
пару дюжих  полисменов,  а  не  пришел  бы сам  в сопровождении одного  лишь
сержанта Перли Стеббинса. А может, Кремер решил преподать нам с шефом урок -
очень  уж  удобный  представлялся  для  этого  случай.  Пара  нелестных  для
инспектора замечаний  могла вывести его из себя до такой  степени, что он не
поленился  выписать, а затем и подписать у начальства эти ордера. Кто знает,
вдруг он надеялся, что несколько часов, а то и ночь в следственном изоляторе
отучат Вульфа оставлять на столе  галстуки? Однако раздумывать об  этом было
некогда  - войти в кабинет  следом за посетителями  было бы с  моей  стороны
тактической ошибкой,  поэтому  я повернулся  и  поспешил их опередить. Когда
Жемчужинка с  грохотом захлопнул  за собой  входную дверь, я  уже докладывал
шефу:
     - К нам Кремер и Стеббинс с ордерами. Инспектор пришел за вами, сержант
- за мной. Большая честь для нас!
     Вульф  уставился  на  меня, а  когда посетители  вошли,  точно  так  же
посмотрел на них.
     -  Я ведь  предупреждал  вас вчера вечером,  -  начал  инспектор, вешая
пальто на спинку кресла и присаживаясь.
     - Чепуха, - фыркнул шеф.
     Кремер достал из кармана бумаги.
     -  Я  пущу их  в  ход лишь  при крайней необходимости, -  объявил он. -
Прекрасно  знаю,  что  в  этом случае  произойдет, вы с  Гудвиным откажетесь
отвечать  на вопросы, а  потом освободитесь  под залог, как только у Паркера
дойдут до этого руки. Но то, что вы сделали, я записал на  ваш  счет, и счет
этот еще не закрыт. Одно  дело - быть привлеченным в качестве свидетеля,  но
совершенно  другое - сознательно  препятствовать  отправлению правосудия. Мы
ведь утаили в интересах следствия  содержания ваших с Гудвином показаний. Вы
это прекрасно  знали и все же не сочли нужным держать язык за зубами. Да еще
кому все выболтали  - троим подозреваемым в убийстве! Фрэнк Эдей подтвердил,
что получил эти сведения от вас, - он разговаривал по  телефону с помощником
окружного прокурора.
     Опять этот "генератор идей"!
     - Вот болван! - высказался Вульф.
     - М-да. А вы-чо надеялись, что они будут молчать.
     - Вовсе нет. Я не брал с них обещаний на этот счет, да они и сами их не
давали.  Однако я сказал им без обиняков, что если доберусь до убийцы раньше
вас, то по  возможности  попытаюсь спасти репутацию этой адвокатской  фирмы.
Если  Эдей сделал то, что  он сделал,  по простоте  душевной, значит,  он не
понимает, что  в его интересах не  мешать моему  расследованию. Если  же  он
поступил так с умыслом, дело дрянь.
     - Кто ваш клиент? Отис?
     - На сей раз у меня никакого клиента нет. Я добиваюсь,  чтобы  человек,
подорвавший мою веру в себя, получил  по заслугам. Ваши угрозы засадить меня
в тюрьму за помехи правосудию  -  в сущности, чистой воды ребячество. Я ведь
не сую нос  в  дело, которое меня не  касается.  Теперь  мне уже не избежать
того,  что  мой  собственный галстук  будет фигурировать в суде  в  качестве
вещественного доказательства. Меня  могут даже совсем  опозорить, вызвав для
его опознания. Удовлетворен  я буду лишь тогда, когда найду негодяя, который
этим галстуком воспользовался. Сообщив мистеру Отису и его компаньонам то, о
чем мисс Аарон рассказала моему помощнику, и предупредив их о грозящих фирме
неприятностях, я  действовал в своих личных интересах и при этом не  нарушил
никаких законов.
     - Вы же прекрасно знали, что мы держим эти сведения в тайне!
     Плечи Вульфа поднялись ровно на одну восьмую дюйма:
     -  Я не обязан склоняться  в почтительном поклоне перед вашей  тактикой
ведения дела - этого не требуют ни  законы, ни  обычаи. Мы с вами не юристы.
Спросите окружного прокурора, захочет ли он выдвинуть против меня обвинение.
У вас есть ордер на задержание меня в качестве свидетеля?
     - Да. И второй такой же на имя Гудвина.
     - Но вы не пускаете их в ход - по той причине, о которой вы говорили, -
и только потрясаете  вашим оружием. А вообще к чему, собственно, вы клоните?
Что вам нужно?
     Стеббинс, стоявший  за креслом, в котором расположился инспектор, издал
басовитый  рык. Лишь  одна  вещь на  свете доставила бы  Жемчужинке  большее
удовольствие, чем арест моего шефа или меня самого, - арест нас обоих. Вести
нас с Вульфом скованными друг с другом наручниками  - о,  какое  это было бы
для  него наслаждение! Однако  рык Жемчужинка издал недовольный, и  за это я
одарил  его  лучезарнейшей из своих  улыбок.  Он  в это время  усаживался  в
кресло.
     - Мне нужна правда, - заявил Кремер.
     - Фуй! - фыркнул шеф.
     Инспектор кивнул:
     - Вот именно, "фуй"! Если я приму на веру заявление Гудвина в том виде,
как  оно есть, - ну,  если он потом ничего  не прибавит и не убавит, - тогда
выходит, что  один из этой троицы - Эдей,  Хейдекер  или Джетт -  убил Берту
Аарон. Тогда мне не придется больше возиться с этим делом, так ведь?
     - Да.
     - Но если гудвинское заявление примут на веру присяжные, получится так,
что  никого из этих  троих невозможно будет изобличить.  Берта Аарон вошла в
дом двадцать  минут  шестого; Гудвин разговаривал с нею  до  тридцати девяти
минут  шестого,  после  чего поднялся к  вам  в  оранжерею. В  десять  минут
седьмого он вернулся и обнаружил  в кабинете труп.  Так,  отлично, теперь об
этих троих. Если кто-то из них  и  беседовал с  покойной вчера днем, а затем
последовал за нею, когда она  ушла из  конторы, мы это не в  состоянии будем
доказать. Во всяком  случае, пока нам  это не удалось, и я очень сомневаюсь,
что  в  конце  концов удастся.  У  каждого  из  компаньонов личный  кабинет,
секретарши их сидят в  совершенно других  комнатах,  не смежных с этими. Мы,
само собой, до сих пор пытаемся выяснить, куда эти трое ходили в течение дня
и с кем  разговаривали по  телефону.  Получается  вот  что. Перли,  дайте-ка
бумагу.
     Жемчужинка  извлек  из  кармана сложенный  лист  бумаги  и  вручил  его
инспектору. Кремер несколько мгновений его изучал, потом заговорил:
     - У компаньонов в тот день было совещание по какому-то судебному  делу,
не по делу Соррела. Назначено оно было на половину шестого. Они  должны были
собраться в кабинете Фрэнка Эдея. Когда Джетт за пару минут  до назначенного
срока появился в этой комнате, сам Эдей уже был на месте. Хейдекер опоздал и
появился лишь без четверти шесть. Он сказал, что выходил из конторы по делу,
которое заняло  у него больше времени, чем  он рассчитывал. После  этого все
трое просидели в кабинете, обсуждая подробности дела, до тридцати пяти минут
седьмого. Итак, если даже исключить  Джетта и  Эдея и сосредоточить внимание
на  Хейдекере, что нам  это  даст? Гудвин говорит, что  вышел  из кабинета в
тридцать  девять  минут  шестого,  оставив   там  посетительницу   целой   и
невредимой. Хейдекер же через шесть минут после этого  был уже на совещании.
Не мог же он за это время успеть поговорить  с ней по телефону, прийти сюда,
убить ее и вернуться  в  свою контору,  расположенную  более чем  в миле  от
вашего дома! Это совершенно невероятно, не  стоит даже  обсуждать.  Никто из
компаньонов  не  мог  убить  ее и  после  совещания.  Тут  мне не  надо  уже
основываться на показаниях Гудвина - у меня самого зафиксировано в блокноте,
что  он  звонил  мне в  тридцать одну минуту седьмого,  а конференция,  если
помните,  закончилась  лишь  без двадцати пяти семь. Ну,  как  вам  все  это
нравится?
     Вульф бросил на него недовольный взгляд:
     - Совсем не нравится. Что за дело было у Хейдекера?
     -  Он  ходил в театр  за билетами. Обошел  целых три  театра. Вам может
показаться, что такой состоятельный человек, как он, должен доставать билеты
через агентство, но он, похоже, действительно был в этих театрах - во всяком
случае  он верно назвал шедшие  там спектакли. Мы проверили. Хотя в билетных
кассах его не запомнили.
     - А что, Эдей и Джетт совсем не покидали контору между половиной пятого
и половиной шестого?
     - Неизвестно. Они заявляют,  что никуда  не отлучались,  никто их  слов
вроде бы не  оп