тправился  в  кино.  Только самому  себе я  мог  признаться,  что  на  душе
неспокойно.  Такое  случалось со  мной  не раз,  но  я не собирался  к этому
привыкать. Я был абсолютно уверен, что Вулф не даст нам потерпеть неудачу. У
него наверняка есть что-то  в запасе. И  все  же  время от  времени сомнения
одолевали меня. Я, пожалуй, никогда не забуду тот случай,  когда Вулф уличил
в  мошенничестве  президента  одного  из банков, вернее,  это  сделал  я, на
основании единственной улики - ручки  без  чернил  на его столе. Помню,  как
мучили  меня сомнения, и я успокоился лишь тогда, когда стало известно,  что
спустя час банкир  пустил  себе пулю в  лоб. Помню, как  до этого уговаривал
Вулфа умерить свой натиск на  него.  Больше я уже  никогда не пытался делать
этого.  Когда я говорил хозяину, что  никто  не  застрахован  от  ошибок, он
отвечал: "Ты видишь факт,  Арчи, и ты ему веришь, но у тебя нет чутья на все
явление в  целом".  После этого я даже посмотрел это слово в словаре,  чтобы
понять, чего я не разумею, но, увы, умнее не стал. Просто я перестал спорить
с Вулфом, ибо знал, что это бесполезно.
     Чувство, подобное тому, что я испытывал и раньше, сейчас снова охватило
меня. Мне необходимо  было  все обдумать, поэтому  я  накинул плащ и пошел в
кино,  где, сидя в темноте, уставившись на экран, я  дал свободу моему мозгу
думать,  что  ему хочется. Так я  довольно  быстро понял, как Вулф  пришел к
своему выводу. Кто-то  решил убить Барстоу. Назовем его  Икс.  Он помещает в
газете объявление, что требуется  специалист, способный выполнить заказ.  Он
оговаривает,  что ему  нужен  человек,  который  собирается покинуть страну.
Если,  паче  чаяния,  его  потом  разберет  любопытство, это  уже  не  будет
представлять  опасности. Карло Маффеи  откликнулся  на объявление и  получил
заказ на конструирование некоего пускового устройства, которое  можно  легко
вмонтировать  в  клюшку  для  гольфа.  При  ударе  головкой  клюшки по  мячу
устройство срабатывает по принципу спускового крючка и из полой ручки клюшки
на немалой скорости выбрасывает иглу. Заказчик мог представить это как некое
изобретение для демонстрации  какой-нибудь комиссии  по гольфу в  Европе или
что-нибудь  в этом  роде.  Он так  щедро  оплатил заказ,  что  Маффеи  решил
отложить  отъезд  в  Италию.  Видимо,  это  не  устраивало  заказчика,   они
повздорили, и Маффеи  обещал  отплыть следующим пароходом.  Мистер  Икс  тем
временем решил использовать клюшку в задуманных целях,  не дожидаясь отъезда
Маффеи.  Он  положил ее в сумку  Барстоу  (разумеется,  она не  должна  была
отличаться от  обычных клюшек  для  гольфа). А  потом  случилось  так, что в
понедельник утром  Маффеи прочел в газете извещение о смерти Барстоу, и, как
говорят,  к  двум  прибавив  два,  все  понял.  Сделать это  было  нетрудно,
учитывая, что он знал, что изготовил, и сколько за это ему заплатили. Мистер
Икс позвонил ему, они встретились. Маффеи поделился с ним своими догадками и
попытался  его  шантажировать.  Мистеру  Иксу  на  сей  раз не  понадобились
хитроумные  устройства.  Не откладывая, он пустил  в  ход самый обыкновенный
нож, который предусмотрительно не стал вынимать из раны, из-за опасений, что
кровь испачкает  сиденье  машины. После этого он  какое-то  время  кружил по
Вестчестерским  холмам, пока не нашел  укромное  местечко,  где  и спрятал в
кустарнике  тело Маффеи. Лишь тогда он вынул нож из раны  и по дороге бросил
его в какой-нибудь водоем. Вернувшись домой не так поздно, он, видимо, выпил
пару рюмок виски и  завалился спать.  А утром, облачившись в визитку  вместо
обычного делового костюма, отправился на похороны своего друга Барстоу.
     Конечно,  именно  такую  картину  нарисовал  себе  Вулф,  и   она  была
безукоризненна. Но посидев в тиши кинозала, я пришел к заключению, что, хотя
она построена  на  одних фактах  и никаких передергиваний нет,  по идее  она
столь же оригинальна, как те, что уже рождались в головах  наших предков еще
до Коперника.  Они  тоже добросовестно использовали  все известные им факты,
чтобы доказать, что Солнце вертится вокруг Земли, а не Земля  вокруг Солнца.
Но как  быть с фактами, что остались неизвестными?  А ведь  они есть. Требуя
эксгумации, Вулф рискует не  только десятью тысячами долларов,  но  и  своей
репутацией. Однажды один из  его  клиентов сказал, что  он счастливчик и ему
всегда  везет,  поэтому-то  он   так  чертовски  беспечен.  Мне   тогда  эта
характеристика моего хозяина понравилась, да  и ему тоже. И тем  не менее, я
не мог не думать о  том, что будет, если вскрытие  покажет, что Барстоу умер
от  тромба, а в его теле никаких инородных  предметов не  обнаружено.  То-то
повеселятся все -  от окружного прокурора до последнего постового где-нибудь
на пляжах  Нью-Йорка.  В  течение  недели это заменит  им  все  другие  виды
развлечений и сэкономит  обычные  расходы  на дневные сеансы  мультфильмов с
Мики-Маусом. Я не так уж был глуп, чтобы не понимать, что от ошибок никто не
застрахован, но тот, кто  создал себе образ абсолютной непогрешимости,  как,
например, Ниро Вулф, не имеет права на ошибку.
     И все же я был глуп. Доводя себя до крайней степени  раздражения своими
сомнениями, я  потом каждый раз убеждался, что Вулф прав. С этим сознанием я
и вернулся домой, но Вулф уже лег спать.
     На следующее утро я проснулся, когда еще  не было семи, но не  встал, а
решил понежиться в постели. Все равно заняться нечем, а за Анной Фиоре ехать
еще рано, поскольку Вулф освободится лишь к одиннадцати. Позевывая, я лежал,
разглядывая веселый пейзаж на стене  и  фотографию родителей, а затем закрыл
глаза.  Нет,  не для того, чтобы снова  погрузиться  в сон, ибо я уже хорошо
выспался, а  для того, чтобы прислушаться к многообразию звуков за окном. Но
вскоре мне помешал стук в дверь. Это был Фриц.
     - Доброе утро, - приветствовал его я. - На завтрак мне, пожалуйста, сок
грейпфрута и маленькую чашечку шоколада.
     Фриц улыбнулся.
     - Доброе утро.  Там внизу - джентльмен, он хочет  видеть  мистера  Ниро
Вулфа.
     Я быстро сел на постели.
     - Кто он?
     - Назвался Андерсоном. Визитной карточки при себе не имеет.
     -  Что! - Я спустил  ноги на пол. Ну и ну. -  Он не джентльмен, Фриц, а
всего лишь новоиспеченный  богач, "нувориш", как  говорят  французы.  Мистер
Ниро Вулф надеется в скором времени облегчить его карманы. Скажи ему... нет,
ничего не говори. Я сейчас спущусь.
     Я быстро ополоснул лицо холодной водой, наспех оделся, кое-как прошелся
щеткой по волосам и спустился вниз.
     Андерсон  и не подумал встать со  стула, когда я вошел. Он так загорел,
что встреться  он мне на улице, я бы его не узнал. Он выглядел невыспавшимся
и раздраженным, и причесан был так же наспех, как и я.
     - Я - Арчи Гудвин, - представился я. - Вы, очевидно, не помните меня.
     Он не шелохнулся на стуле.
     - Возможно. Прошу извинить, но мне нужен Вулф.
     - Понимаю, сэр. Но вам придется подождать. Мистер Вулф еще не встал.
     - Надеюсь, ждать не долго?
     - Трудно сказать. Я сейчас узнаю. Прошу меня извинить.
     И я удалился в холл, где постоял у подножья лестницы, ведущей на второй
этаж, раздумывая: такой ли эго случай, чтобы заставить  Вулфа изменить своим
привычкам.  Было без  четверти восемь.  Наконец я  решил подняться на второй
этаж и, приблизившись  к  запретной десятифутовой  черте перед дверью Вулфа,
нажал кнопку на стене. Тут же раздался приглушенный голос шефа:
     - Кто там?
     - Откройте, мне надо поговорить с вами.
     Щелкнул засов.
     - Входи, - буркнул Вулф.
     Думаю, если описать, что такое Вулф в постели, мало кто поверит  -  это
надо видеть  собственными глазами. Мне доводилось  видеть  его в постели  не
раз,  и  я  все больше  укреплялся  в  мнении,  что  это  зрелище, достойное
восхищения.  Я увидел  его под черным,  мягким, из  легкого шелка,  одеялом,
которым  он пользовался  и зимой,  и летом. Оно  отвесно ниспадало  к полу с
огромного,  как  гора,  тела.  Чтобы увидеть его лицо, надо было  подойти  к
изголовью и  заглянуть под нечто, подобное балдахину, тоже из черного шелка.
Под ним на  белоснежной подушке  лежала  массивная  голова, словно  изваяние
божества в храме.
     Когда  я  приблизился,  из-под  балдахина высунулась рука и  дернула за
шнур.  Балдахин  над  изголовьем,  собравшись  складками,   поднялся.   Вулф
сощурился от света, ударившего в глаза.
     Я доложил ему о  визите  окружного прокурора Флетчера М.  Андерсона. Он
ждет хозяина внизу.
     Вулф  выругался,  чего  я  в  нем  не  выносил, - его ругань портит мне
настроение.  Он  как-то  мне  объяснил, что  если  у  кого-то  ругань  - это
словоизвержение, у него это выражение определенных эмоций.  Эго  случалось с
ним редко, но в это утро он дал себе волю.
     - Оставь меня, уходи, убирайся вон!..
     - Но... Андерсон... - запинаясь, произнес я.
     - Если я ему  так  нужен,  пусть  приходит  в  одиннадцать.  Но  это не
обязательно. За что только я плачу тебе жалованье?
     - Хорошо,  сэр.  Вы,  разумеется,  правы.  Я  нарушил ваш  распорядок и
заслуживаю того, чтобы  меня отругали.  Но  теперь,  когда вы облегчили свою
душу, позвольте мне заметить, что совсем неплохо было бы принять его...
     - Не позволю!
     - А десять тысяч долларов?
     - Сказал тебе, нет.
     - Ради всего святого, сэр, почему?
     -  Черт  бы тебя побрал. Арчи,  что ты пристал ко мне?  - Голова  Вулфа
повернулась в  мою сторону. Он выпростал  руку  из-под одеяла и погрозил мне
пальцем. - Да, пристал. Иногда я позволяю тебе делать это, поэтому сейчас не
будут тебя ругать. Лучше  отвечу на  твой вопрос: почему я  не  хочу  сейчас
видеть Андерсона.  Причины три: во-первых - я еще в постели, я не  одет, и у
меня отвратительное настроение. Во-вторых - ты можешь справиться  с ним сам.
В-третьих  -  я  прекрасно  знаю,  что такое  эксцентричность  -  ее  законы
беспощадны.  Если   человек,  столько  потративший  усилий,  чтобы  прослыть
оригиналом, при первом же подстрекательстве теряет выдержку и поступает, как
каждый встречный, грош цена такому оригиналу. Уходи.
     Когда я  вышел, спустился вниз и сказал Андерсону, что  он, если хочет,
может подождать  - Вулф примет его в одиннадцать, он  не поверил своим ушам.
Поняв, что Вулф не шутит, он чуть не взорвался от негодования.  Больше всего
его оскорбило, что он, как дурак, примчался сюда прямо с  вокзала. Я тоже не
мог понять, зачем  он это сделал. Я  постарался его успокоить,  объясняя все
эксцентричностью моего хозяина, мол, тут уж ничего не поделаешь, и рассказал
ему  как  и зачем ездил накануне в Уайт-Плейнс, и что ситуация  мне примерно
известна.  Это  его немного  отрезвило, и он даже начал  расспрашивать  меня
подробнее,  но  я  отделывался  скупыми  дозами  информации.  Мне  доставило
искреннее удовольствие видеть, как он переменился  в лице,  когда узнал, что
Дервин тут  же  посвятил во все  Бена  Кука. Удовлетворив  свое любопытство,
Андерсон какое-то время сидел в раздумье, потирая нос и глядя куда-то поверх
моей головы, а потом сказал:
     - Вулф пришел к довольно странному заключению, не так ли?
     - Да, сэр.
     - Значит, он располагает какой-то сенсационной информацией?
     Я улыбнулся.
     - Мне приятно беседовать с вами, мистер Андерсон,  но стоит ли  тратить
время впустую. Что касается сенсационной информации, то, что Вулф, что я, мы
будем  немы,  как  египетские  мумии  в  музее, пока  не  будет  произведено
вскрытие. Не надейтесь.
     -  Что  ж,  очень жаль.  Я мог бы обеспечить Вулфу вознаграждение,  как
главному следователю в этом деле... проведение дознаний и прочее...
     - Вознаграждение? Какое же?
     - Ну, скажем, пять тысяч долларов.
     Я покачал головой,
     - Боюсь, он слишком занят, да и  я тоже.  Сегодня  утром мне,  пожалуй,
снова придется съездить в Уайт-Плейнс.
     - Угу, - Андерсон прикусил губу  и посмотрел на меня. - Вы меня знаете,
Гудвин.  Я  редко отхожу от  правил и  занимаю  агрессивную позицию,  но  не
кажется  ли вам,  что  в  этом деле не все  в  порядке? Я хочу сказать  -  с
нравственной стороны.
     Тут уж я не на шутку рассердился.
     - Послушайте, мистер  Андерсон,  - воскликнул я, гневно уставившись  на
него. -  Вы сделали вид, что не помните меня,  а я вот вас  хорошо запомнил.
Думаю, дело Голдсмита вы  еще не забыли, это  было пять  лет назад? Ведь это
Вулф помог вам в нем,  а как вы его  отблагодарили? От  вашей славы не убыло
бы, если бы вы признали тогда и его заслуги.  Ладно, это дело прошлое. Будем
считать, что  вам было выгодно умолчать об этом. Да мы и не настаивали. Но о
какой  нравственности  может  идти  речь,  если  вместо заслуженной  награды
человек получает фонарь под глазом. Может, это ваше понятие об этике?
     - Не понимаю, о чем вы?
     -  Ладно. Если я  буду  сегодня  в Уайт-Плейнс, кое-кто там  сразу меня
поймет. На сей раз за все вам придется заплатить.
     Андерсон встал.
     -  Не  утруждайте  себя,  Гудвин.  В  Уайт-Плейнс  как-нибудь обойдутся
сегодня и без вас.  Я принял решение  об  эксгумации, для  этого  мне хватит
того, что я уже  знаю. В течение дня вы или Вулф будете дома? Мне надо будет
позднее связаться с ним.
     - Вы знаете,  что Вулф всегда дома, однако с девяти утра до одиннадцати
и с четырех до  шести пополудни ни  увидеть, ни связаться с  ним по телефону
невозможно.
     - Понимаю. Его причуды.
     - Да, сэр. Ваша шляпа в прихожей.
     Я смотрел  в окно,  как уехало  его такси. Затем я вернулся  в кабинет,
решив позвонить по телефону. Правда, я вдруг несколько заколебался, но потом
подумал,  что  немного гласности  нам  совсем  не помешает,  и набрал  номер
редакции  "Газетт"  и  попросил к  телефону  Гарри Фостера. Мне  повезло, он
оказался в редакции.
     - Привет, Гарри, это  Арчи Гудвин. У меня для тебя кое-что есть, только
молчок,  никому  ни  слова.  Сегодня  в  первой  половине дня  в Уайт-Плейнс
окружной прокурор получит от суда  разрешение на эксгумацию и вскрытие  тела
покойного Питера  Оливера Барстоу.  Возможно, он  захочет  сделать  это  без
всякой огласки. Вот я и подумал, кто, как не ты, можешь ему в этом помочь. А
теперь  слушай,  в свое время я с удовольствием расскажу тебе, что заставило
прокурора проявить такое любопытство и заняться этим. Благодарности не надо.
Пока.
     Я поднялся к себе, побрился и переоделся. Позавтракав в кухне и немного
поболтав с Фрицем о достоинствах рыбных блюд, я скоротал таким образом время
до  половины  десятого.  В гараже  я  заправился  бензином,  сменил  масло и
отправился на Салливан-стрит.
     Поскольку в эти часы детишки были в школе, улица показалась мне тихой и
не такой грязной, как  в первый раз, и вообще здесь что-то изменилось,  Я не
знаю,  чего  я ожидал  -  венков,  цветов.  На входной двери висела  большая
траурная розетка с длинными черными лентами, над дверью - венок из листьев и
цветов.  Поблизости  стояло  всего  несколько зевак,  а  на  противоположном
тротуаре их было чуть побольше. Поодаль скучал  полицейский,  но  стоило мне
остановить машину в  нескольких шагах от двери, как он встрепенулся и окинул
меня изучающим взглядом. Я вышел из машины, подошел к нему и представился.
     -  Арчи Гудвин из конторы Ниро Вулфа, - сказал я и  протянул  ему  свою
карточку. - По просьбе сестры покойного мы начали его поиск за день до того,
как  тело  было  найдено  полицией.  Я  хотел  бы  переговорить  с  хозяйкой
меблированных комнат.
     - Вот как? - вопросительно промолвил он и сунул мою карточку в  карман.
- Я тут ничего не знаю, Арчи Гудвин. Мое дело стоять. Был рад познакомиться.
     Мы обменялись рукопожатиями,  и, уходя, я попросил его  присмотреть  за
машиной.
     Миссис Риччи не выказала особой радости от встречи со мной, и я понимал
ее.  Видимо,  ей  порядком  досталось от О'Грэйди за то,  что  позволила мне
рыться а вещах Карло  Маффеи и даже  кое-что унести. Разумеется, он  не имел
никакого права  делать  ей  подобные  замечания, но  надо  знать  таких, как
О'Грэйди. Я  не мог удержаться от улыбки, когда увидел, как она плотно сжала
губы, решив,  что я сейчас же начну задавать вопросы. Да, чего уж  хорошего,
если  у  тебя  в  доме  покойник,  даже  если  это всего  лишь  постоялец. Я
посочувствовал ей должным  образом, а затем, как  бы невзначай, спросил, где
Анна и могу ли я ее видеть.
     - Она занята, - резко отрезала миссис Риччи.
     - Я понимаю, но это очень важно. Мой хозяин хотел бы поговорить с  ней.
Всего на часок, не более, вот вам два доллара...
     -  Нет! Силы небесные, неужели вы не можете оставить нас в покое даже в
нашем собственном доме?  Почему вы не дадите бедной женщине похоронить брата
без ваших идиотских нашептывании ей на ухо. Кто вы такие...
     Конечно,  он  просто  излила  на  меня все  свое  раздражение, досаду и
тревогу. Я понял, что  бесполезно ожидать  от  нее  разумного  согласия, она
просто не слушала меня, поэтому ретировался. Я снова оказался в холле. Дверь
в  столовую была открыта, и, увидев, что  там никого нет, я шмыгнул  туда  и
спрятался за  дверью.  Заслышав чьи-то шаги, я глянул в щелку между дверью и
косяком и увидел, что  миссис Риччи поднимается по лестнице на верхний этаж.
Я долго прислушивался к ее удалявшимся шагам, а потом стал ждать, может, мне
повезет. Прошло минут десять, и  наконец  в холл кто-то вошел. Через щелку я
увидел, что это Анна. Я тихонько окликнул ее. Она остановилась и оглянулась.
Я еще раз окликнул се:
     - Я здесь, в столовой,
     Она остановилась на пороге, а я вышел из-за двери.
     - Здравствуйте, Анна. Миссис Риччи сказала мне подождать тебя здесь.
     - А, это вы, мистер Арчи.
     - Да, я. Пришел пригласить тебя на  прогулку. Миссис Риччи рассердилась
на меня за это. Ты помнишь, в прошлый раз я дал ей  доллар? Сегодня я дал ей
целых  два  доллара,  и она  разрешила пригласить  тебя.  Поторапливайся,  я
обещал, что привезу тебя не позднее полудня.
     Я взял Анну за руку, но она высвободила ее.
     - В той машине, что в первый раз?
     - Конечно, идем.
     - Я должна взять жакет, и потом - я в таком платье...
     -  Обойдешься  без жакета, сегодня  тепло. Поторапливайся, а  то миссис
Риччи передумает. Платье купим по дороге. Идем.
     Взяв ее под локоть, я  быстро  повел ее через  небольшой холл  прямо  к
входной двери, стараясь при этом сохранять невозмутимый вид. Кто знает,  как
поведет себя полицейский на  улице,  еще вздумает показать свою власть, если
заприметит  что-то  неладное. Поэтому я  распахнул входную  дверь  и  громко
сказал Анне:
     - Садись в машину, а я пойду попрощаюсь с миссис Риччи.
     Подождав  несколько  секунд, я вышел  вслед  за ней.  Она уже открывала
дверцу, я  обошел машину с другой стороны и сел за руль. Нажав на стартер, я
дружески махнул  полицейскому и  дал полный  газ. Машина с ревом рванула  по
Салливан-стрит,  и я был  рад, что Анна не слышала воплей хозяйки, несущихся
из окна.
     Девушка  действительно выглядела ужасно в этом платье.  Но мне  не было
стыдно  сидеть  рядом  с  этой замарашкой. Мы  направились  прямо  в  центр,
объехали  Вашингтон-сквер и  покатили  по  Пятой авеню.  Я  чувствовал  себя
отлично. Часы показывали двадцать минут одиннадцатого.
     - Куда мы едем, мистер Арчи? - спросила наконец Анна.
     - Видишь, сиденье глубокое, и никто не видит, какое на тебе платье. А с
лицом у тебя все в порядке. Что скажешь, если мы прокатимся по  Центральному
парку? Утро сегодня чудесное.
     - О, да, сэр.
     Я молчал, молчала и  Анна. Мы проехали кварталов десять, прежде чем она
снова повторила свое: - О, да.
     Она действительно  наслаждалась поездкой. Я поехал вверх по Пятой авеню
к  парку на Шестнадцатой  улице, а потом повернул на запад к Сотой и Десятой
улицам через Риверсайд-драйв, до обелиска  генералу Гранту, объехав который,
мы повернули назад. Я не думаю, чтобы Ан