ратуру: ведь вы и всерьез можете знать
разгадку. О'кей. На ваших условиях.
     Вулф кивнул. Искорка в его глазах чуть не укрылась даже от меня.
     -  Твой  блокнот, Арчи. Дело замысловатое; боюсь, нам не  управиться до
обеда.

     - Охотно объясню, - сказал я офицеру Хеферану, - как только ты оставишь
свою лошадь и снизойдешь до меня.
     Хеферан покинул  свою - довольно-таки крупную -  лошадь и  снизошел  до
меня. Мы расположились на макушке холмика в Центральном парке - того самого,
куда он меня привел в день нашего знакомства.
     - Все, что я делаю, - сказал  Хеферан  для полной ясности, - я делаю во
исполнение приказа. Мне велели встретиться с тобой и выслушать тебя.
     - И тебе на все наплевать, - подхватил я. - Мне тоже, упрямый ты казак.
Но  у  меня есть  аналогичный приказ.  Диспозиция  следующая, как  тебе  уже
известно, там, внизу за рощей, - я показал пальцем, - там сарай, а за сараем
оседланная и взнузданная  лошадь Кейса под присмотром твоих коллег. В  сарае
находятся две  дамы,  одна -  Кейс,  вторая -  Руни, и четверо мужчин: Поул,
Талботт,  Саффорд и  Бродайк.  При  них состоит инспектор  Кремер  со своими
людьми. Один из шестерки гражданских лиц  - кто именно, определит жребий - в
данную минуту надевает на  себя ярко-желтые  бриджи да синюю куртку -  такие
были  тогда  на  Кейсе.  Между  нами,  девочками, говоря,  жребий  подстроен
инспектором Кремером. Одетый под Кейса избранник должен взобраться на лошадь
Кейса,  проехать  этот  отрезок тропы,  отпустив  поводья,  заметить тебя  и
поднять кнут в знак приветствия... А тебя просят напомнить: вероятнее всего,
твое  внимание в тот раз было приковано к лошади, а не к всаднику, теперь же
задай себе вопрос: ты на самом деле узнал тогда Кейса или только лошадь?
     И я воззвал к нему:
     -  Ради Бога,  не  произноси  ни слова. Мне  ты  никогда  ни в  чем  не
признаешься. Так что прибереги вдохновение для других слушателей, для своего
начальства.  Многое  зависит  от тебя  -  об этом  можно лишь  сожалеть,  но
сожалением  делу не поможешь. Надеюсь,  ты  без обид  примешь  теоретическую
трактовку преступления. А она такова:  убийца, одетый под  Кейса, выжидает в
верхней  части парка, среди  кустарника около половины  седьмого;  тут  Кейс
выезжает на тропу; если бы он вышиб Кейса из седла с некой дистанции, пускай
даже короткой, лошадь понесла бы.  Значит,  он выходит вперед, останавливает
лошадь Кейса и даже берется за уздечку, прежде чем спустить курок. Одна пуля
для одного... Потом он тащит тело  в кустарник, чтоб с тропы никто ничего не
заметил:  ведь любой  ранний наездник может появиться  с  минуты на  минуту,
скидывает плащ, прячет его под куртку, забирается на лошадь и едет по парку,
применяясь к обычному графику Кейса. Через тридцать  минут, приблизившись  к
этому месту, - я показал на тропу, выпрыгнувшую из кустов на обозрение, - он
натыкается  на тебя,  а потом отправляется  дальше, отсалютовав, как обычно,
кнутом... Едва только  скрывшись с глаз долой, он начинает спешить. Спрыгнув
с  лошади,  понимая, что она  сама найдет  дорогу  домой, испаряется либо на
автобусе,  либо на  метро.  Цель  -  наискорейшее  алиби:  ему  ведь  трудно
определить, как скоро обнаружат лошадь и примутся за поиски Кейса.
     -  Наверное, в протоколах записано с  моих  слов, что  я видел Кейса, -
косноязычно проговорил Хеферан.
     - Плюнь  и забудь, - убеждал я  его. - Пусть  твоя память  будет чистой
доской,  на  которую...  - здесь  я  оборвал  себя,  оставшись  непогрешимым
дипломатом,  и глянул на часы - девять минут восьмого. - В то утро ты был на
коне - или на ногах?
     - Верхом.
     - Тогда забирайся-ка ты лучше на коня, чтоб все было, как тогда.  Давай
уж соблюдем все до точки. Запрыгивай! Вот он!!!
     Признаю:  казаки  умеют  садиться  в  седло.  Через  мгновенье  он  уже
красовался на лошади - в этакие сроки я и ногу в стремя не успел бы  сунуть.
Взор его  был  устремлен на тропу, выбегавшую  из  зарослей. Признаю  также:
гнедой  смотрелся  оттуда великолепно. Гордый  изгиб  шеи, легкий  ход,  как
справедливо  заметил Хеферан в прошлый раз.  Я напрягся,  пытаясь разглядеть
лицо всадника, но безуспешно:  на таком расстоянии у меня это не получилось.
Синяя  куртка - да, желтые бриджи -  пожалуйста,  ссутулившиеся плечи - ради
Бога! Только не лицо.
     Хеферан не проронил ни звука.  Кода всадник преодолевал последние  футы
открытого  пространства, я  вновь сосредоточился  на физиономии:  сейчас все
должно  было  случиться,  за  крутым  поворотим его  ждут  четверо -  конная
полиция.
     И  оно случилось, но только не то "оно", какого  я ожидал. Гнедой исчез
за поворотом ровно на полсекунды и тотчас же был опять здесь, одним прыжком,
причем  шея  его утратила  свой гордый  изгиб. Ему и  его всаднику  узенькая
тропа,  видать,  надоела  вконец. Десять  скачков  он  выдал  в  сторону  от
поворота, потом  кинулся  влево, блистательным  рывком вылетел на  траву  и,
показав нам хвост, понесся напрямую к Пятой авеню. Тут же появилась четверка
верховых копов - подобие  кавалерийской  атаки.  Они  по достоинству оцепили
маневр гнедого, мигом лошади напряглись,  прочертили футов десять по мягкому
грунту, и вот уже они мчатся вослед гнедому.
     Из-за рощицы с криками появились люди. Хеферан оставил меня. Лошадь его
ринулась вниз  по  склону,  чтоб влиться  в  погоню.  С востока  послышались
выстрелы  и это меня доконало. Я готов был отдать годовое жалование, все что
угодно, вплоть  до царства, за коня, но, не имея ничего, я все равно кинулся
туда.
     На спуске к  тропе я  перекрыл все  рекорды, но дальше начался  подъем,
кроме того, пришлось продираться сквозь заросли, перелезать через заборы.  Я
шел по прямой на  шум, доносившийся с востока,  - там состоялся второй раунд
стрельбы.  Наконец завиднелись границы парка, но  я не различал ни малейшего
движения, хотя звуки, казалось, все приближаются, шум становится все громче.
Прямо  передо мной выросла  каменная  стена, ограждавшая парк; не  зная, где
искать ворота, я забрался на стену и, налаживая дыхание, огляделся.
     Передо мной  были Шестьдесят пятая улица и Пятая авеню. Кварталом выше,
напротив входа в парк, авеню заклинила кутерьма. Автомобили, преимущественно
такси,  концентрировались по обе  стороны перекрестка, а пешеходы продолжали
надвигаться отовсюду. Над всем этим многообразием возвышались лошади. Кобылы
- и гнедой. Он выглядел невредимым, чему я обрадовался. Обрадовался на бегу,
пересекая мостовую. Седло гнедого пустовало.
     Я  продирался к эпицентру толпы, когда некто в мундире  схватил меня за
руку. Хеферан - не я  буду! - форменным образов пропел: "А ну-ка  разрешите!
Это Гудвин, помощник  Ниро  Вулфа!" Я был рад сердечно отблагодарить его, да
дыхания не хватало. Продолжая путь, я наконец удовлетворил свое любопытство.
     Виктор Талботт, в синей  куртке и желтых бриджах, по-видимому, столь же
невредимый, как его  конь,  стоял,  а на нем  висели представители городских
властей.

     -  Надеюсь, вам будет приятно узнать, что ни один из счетов, которые мы
выписали нашим клиентам, не придется отправлять на тюремный адрес, - говорил
я Вулфу вечером. - Это поставило бы нас в щекотливое положение.
     Было чуть больше шести, он уже спустился вниз из оранжереи, и перед ним
стояло пиво. А я выписывал счета.
     -  Бродайк  заявляет,  -  продолжал  я, -  что  просто покупал дизайны,
которые ему  предлагались,  не ведая, каково их  происхождение; пожалуй, эту
точку  зрения примут.  Дороти  пошла  на  соглашение  с  Поулом и  не  будет
настаивать на иске об оскорблении  личности. Что  касается дел самой Дороти,
то  вы правы: состояние и так принадлежит ей. Саффорда и Одри  нельзя карать
всего  лишь за  то,  что  они выехали на прогулку  в  парк.  Пускай даже они
умолчали сей факт в показаниях.
     -  Кстати,  если  вас  интересует, почему  все они  передают пятнадцать
процентов нашего  гонорара конюху, то спешу  вам  сообщить:  он не конюх. Он
владеет  этой кавалерийской  академией, черт  побери,  так что Одри вовсе не
продешевила. Эта парочка сочетается браком на конском хребте.
     -  У  вас какое-то  предубеждение  против любви,  - упрекнул  я его.  -
Талботт в нее верил - и пошел во имя чувств на большой риск...
     - Не занимайся самообманом, - прервал меня Вулф. -  Это не единственный
его мотив. Ему чудилось, что Кейс вот-вот узнает о краденых дизайнах.
     Поправить меня еще не значит убедить, и я вернулся к списку расходов.
     -  У  меня вопрос:  зачем надо  было пускать на ветер деньги, отправляя
Сола и Орри к нью-йоркским портным?
     - Я  ничего не пускал на ветер,  - рявкнул Вулф. Он возмущается,  когда
его обвиняют  в  излишних тратах. - Существовал ничтожный  шанс, что  мистер
Талботт окажется ослом - и закажет  свой  наряд  прямо  здесь.  Другой  шанс
открывали города, куда он  за  последнее время выезжал - самый  лучший шанс,
разумеется,  выпадал  на  долю самого  отдаленного города.  Итак,  сперва  я
позвонил в  Лос-Анджелес, и Юго-западное  агентство закрепило за  этим делом
пять человек. Кроме того,  Сол и Орри занимались многим другим. Сол выяснил,
например, что  комната мистера Талботта в гостинице расположена так, что  он
мог  спускаться  по  лестнице  к   боковому  выходу   незамеченным.  -  Вулф
откашлялся,  - сомневаюсь,  что мистер Кремер  подумал  об этом. Еще бы!  Он
принял на веру слова этого  полисмена, будто тот видел Кейса на лошади целым
и невредимым в десять минут восьмого.
     - Ладно, здесь все в  порядке,  -  согласился я,  - Но  вот  вы сделали
допущение, что этот коп увидал на коне  не Кейса, а убийцу. Почему вы тотчас
ткнули пальцем в Талботта?
     - Не я -  факты. Маскарад, если такой  имел место, мог сослужить службу
одному мистеру  Талботту,  поскольку  алиби  -  на  такое время  и  место  -
остальных  не  устраивало.  И  еще:  обмен  приветствиями  с  полисменом  на
приличной дистанции  - существенная часть плана, но только  Талботт,  частый
попутчик Кейса, знал, что эта возможность представится.
     - О'кей,  -  кивнул  я. - Вот почему вы позвонили Поулу, расспрашивая о
недавних поездках Талботта. Смотрите-ка,  Поул и на самом  деле здесь помог.
Между  прочим,  Юго-западное агентство приклеило на конверт со своим  счетом
авиационную  марку,  так  что,  думаю,  им  нужен чек.  Ладно,  эти  расходы
оправданы.  Но тут еще портной просит триста долларов  за работу  над  синей
курткой и желтыми бриджами.
     - Наши  клиенты оплатят, -  спокойно заметил Вулф.  -  Счет  отнюдь  не
сверхъестественный. Они нашли  его в пять вечера,  и  его  еще  понадобилось
уговаривать: целая ночь работы над дубликатом того заказа.
     - О'кей, - снова  уступил я. - Наверное, нужен был  полный дубликат - с
ярлычком  и  прочее, а то  дитятко  не отреагировало бы. У него,  как-никак,
неплохие нервы. Его будят телефонным  звонком в шесть; он просит перезвонить
ему  в полвосьмого,  незамеченным  выскакивает  на  улицу, проделывает  свою
операцию и возвращается к  себе в комнату к новому  звонку. И не  забывайте,
что  он  весь в заботах, начиная с половины седьмого, когда застрелил Кейса.
Отсюда начинается отсчет его графика. Да, еще те нервишки!
     Я  встал  и  передал  Вулфу  на  изучение счета с  предметным  перечнем
расходов.
     - Что  и  говорить,  -  заметил  я,  присаживаясь,  -  такие  шоки, как
утренний, могут  сотрясти любую  нервную систему. Уже  то, что  его  избрали
дублером Кейса,  малость  обеспокоило парня. А тут  его  провожают в  другую
комнату - переодеваться - и вручают коробку с надписью "Кливер оф Голливуд".
Он ее открывает, а там костюм - в точности такой, какой он  изготовил в свое
время, а потом выбросил вместе с  оружием. А на куртке опять надпись "Кливер
оф  Голливуд"...  Удивляюсь,  как  у него достало  сил  надеть  этот  наряд,
застегнуть на все пуговицы, дойти  до лошади и запрыгнуть в седло. О, у него
нервы что  надо!  Я уверен, он продолжал бы  в  таком же духе, но  когда  за
поворотом напоролся на четверых полисменов - тут-то его  нервы и отказали. И
разве за  это  его  упрекнешь?!  Признаю,  что я не понимал, зачем диктую по
телефону этот перечень городов, выцарапанный у Поула... Погодите!
     - В чем дело! - Вулф поднял голову.
     - Верните-ка мне список расходов!  Я позабыл о девяноста пяти центах за
сэндвичи для Поула.



   Рекс Стаут.
   Маска для убийства

--------------------
Рекс Стаут
Маска для убийства
Disguise for Murder (1950)
переводчик не указан
Издательская фирма <КУбК а>. 1994
     OCR: Сергей Васильченко
--------------------

     Disguise for Murder (1950)

     В  тот  день мне  пришлось  изрядно  попотеть.  Единственное,  чего мне
по-настоящему хотелось, так это  выйти на свежий воздух, но для такого  шага
во мне было слишком много благоразумия. Поэтому я лишь изредка позволял себе
спускаться в кабинет, прикрыв за собой дверь, ведущую в прихожую, устроиться
в кресле, закинув ноги на стол, закрыв глаза, и глубоко вздохнуть.
     Я сделал два промаха. Когда Билл Мак-Наб, цветовод и издатель "Газетт",
предложил Ниро  Вулфу в один из дней пригласить к себе членов Манхэттенского
Цветочного Клуба, чтобы  дать им полюбоваться  его  орхидеями, я  должен был
представлять, чем  это  мне грозит. Когда  они назначили  день  и  разослали
приглашения, мы договорились с Вулфом, что Фриц и Сол будут встречать гостей
у  парадного входа,  а я  останусь с Вулфом и  Теодором развлекать гостей  в
оранжерее. Будь у меня в тот момент хоть капля здравого смысла, я должен был
решительно воспротивиться такому раскладу. Но не сделал этого и в результате
был  вынужден  битых полтора  часа  слоняться  в  толпе гостей  Ниро  Вулфа,
раскланиваясь  направо и налево  и  всем  своим  видом  выказывая восторг  и
блаженство... "Что вы, сэр, это вовсе не  "Брассо", а "Лейлия"... Совершенно
верно,  мадам, вы  случайно задели рукавом этот цветок.  Теперь  он зацветет
только в следующем году".
     Все было бы не так скверно,  если  бы среди гостей  нашлись те, на  ком
взгляд мог отдохнуть. Без  сомнения,  Манхэттенский  Цветочный  Клуб  весьма
разборчив в вопросах приема в свои ряды, но при этом, очевидно, его критерии
слишком разительно отличаются от  моих. Мужчины, впрочем, были  еще  ничего,
как  обычно. Но женщины! С  какой изуверской нежностью они  набрасывались на
цветы только потому, что те не могли ответить им взаимностью.
     Впрочем, одна  все же оказалась ничего себе  - но всего одна. Я мельком
увидел  ее  в  другом  конце  заполненного  людьми  прохода,  когда  надумал
заглянуть  в холодное отделение. На  расстоянии  десяти шагов  она  казалась
вполне  привлекательной,  и  когда мне,  искусно  лавируя  среди цветоводов,
удалось подойти  к ней  достаточно близко, чтобы  ответить на  вопросы, если
таковые у нее появятся, у меня на этот счет не осталось сомнений.
     Первый  быстрый  взгляд,  который  она  искоса бросила  на  меня,  ясно
свидетельствовал  о том, что ей не  составляет  труда заметить разницу между
цветком  и мужчиной, но она  лишь  улыбалась и качала головой, проталкиваясь
вперед вместе  со своими спутниками - пожилой дамой  и двумя мужчинами. Чуть
позже  и  с  тем  же  успехом я предпринял еще  одну  попытку,  а еще позже,
чувствуя,  что улыбка может  примерзнуть  к моему лицу,  если я  не дам себе
передышку, решился  на самовольную отлучку, незаметно  пробрался к  дальнему
концу теплого отделения и боком выскользнул из него.
     Гости продолжали прибывать, хотя было уже четыре часа. На моей  памяти,
на которую у меня  не было поводов  жаловаться, старый особняк Ниро Вулфа на
Западной  стороне  Тридцать  пятой  улицы еще никогда  не  принимал  столько
посетителей  сразу. Я зашел в свою спальню  за  пачкой сигарет;  спустившись
этажом  ниже,  свернул  в  коридор  -  убедиться, что  дверь в спальню Вулфа
заперта.
     В  просторной  прихожей внизу я на секунду задержался, чтобы взглянуть,
как  Фриц Бреннер справляется одновременно  с приемом и  проводами гостей, и
увидел,  что Сол  Пензер с чьей-то шляпой и пальто  появляется  из гостиной,
которая  сегодня  использовалась  под  гардероб.  После  того, как уже  было
сказано, пробрался в кабинет и, прикрыв за собой дверь, устроился  с  ногами
за своим  столом, откинувшись в кресле, закрыл глаза и несколько раз глубоко
вздохнул.
     Я провел  в кабинете минут восемь  или, может быть, десять и уже  успел
расслабиться и почувствовать себя менее уставшим,  как вдруг дверь открылась
и она вошла в  кабинет. На этот раз одна, без спутников. Пока она притворяла
дверь  и  поворачивалась ко мне,  мне удалось вскочить на ноги и  дружелюбно
начать.
     - Я как раз сидел здесь, обдумывая...
     Увидев ее лицо, я запнулся. В нем не было ничего необычного,  но все же
что-то  сообщало ему обеспокоенное выражение. Она сделала несколько шагов ко
мне, но на полпути остановилась и опустилась в одно из желтых кресел:
     - У вас найдется что-нибудь выпить?
     - Разумеется, - сказал  я,  подошел к буфету  и достал из него  бутылку
виски.
     Ее  руки дрожали, принимая бокал, но она не пролила ни  капли и осушила
его двумя глотками.
     - Как мне недоставало этого!
     - Еще?
     Незнакомка отрицательно покачала головой. Ее карие  блестящие  глаза от
виски стали влажными,  и  она  вдруг  ответила  мне  долгим  и  внимательным
взглядом.
     - Вы Арчи Гудвин, - утвердительно произнесла гостья.
     Я кивнул.
     - А вы, судя по всему, королева Египта?
     - Я предводительница  бабуинов, - объявила она. - Только  не знаю,  как
они научили меня говорить. - Она  поискала взглядом, куда поставить бокал, я
сделал шаг и принял его из ее рук.  -  Посмотрите, как  дрожат мои  руки,  -
пробормотала она.
     Предводительница бабуинов вытянула  руку  вперед,  я заключил ее в свои
ладони и мягко, по-дружески пожал.
     - Вы выглядите немного расстроенной, - сказал я.
     Гостья отдернула руку.
     -  Мне необходимо увидеться  с Ниро Вулфом. Увидеться сейчас, пока я не
передумала.  - Она уставилась  на меня своими  блестящими  карими глазами. -
Конечно, я  влипла  в  прескверную  историю.  Но  выход  есть. Нужно  только
уговорить Ниро Вулфа помочь мне выпутаться из нее.
     Я заметил, что ей это вряд ли удастся, пока прием не закончится.
     Она огляделась по сторонам.
     - Сюда могут войти?
     Я ответил отрицательно.
     - Можно еще выпить? Будьте добры.
     Я сказал, что для начала ей лучше успокоиться, но вместо возражений она
поднялась и налила себе сама. Я сел и, нахмурясь, наблюдал за ней. Для члена
Манхэттенского  Цветочного  Клуба  или   даже  дочери  одного  из  них   моя
посетительница  производила слишком  странное  впечатление.  Она вернулась к
своему креслу,  села  и посмотрела  на меня.  Разглядывать ее и считать  это
занятие неплохим способом приятного  времяпрепровождения можно было только в
том случае, если у меня оставался какой-нибудь шанс на заключение контракта.
     - Я могла бы рассказать вам, - задумчиво произнесла она.
     - Многие так и поступают, - скромно потупился я.
     - Пожалуй, мне лучше выговориться сейчас.
     - Хорошо. Начинайте.
     - О'кей. Меня можно обвинить в мошенничестве.
     -  Этого   недостаточно,  -   возразил   я.  -   Чем  вы   занимаетесь?
Передергиваете в канасту?
     - Я говорила вовсе не о шулерстве, - она нервно закашлялась, - а только
о мошенничестве, напомните мне как-нибудь при случае, чтобы я рассказала вам
историю  своей жизни. О том, что моего  мужа  убили  на войне и мне пришлось
опуститься до этого. Мои слова не разжигают вашего любопытства?
     - Разумеется,  разжигают. Так чем же  вы занимаетесь  -  разворовываете
орхидеи?
     - Нет. Плохо быть бедной и плохо быть нечестной - так я привыкла думать
раньше. Но однажды мне пришлось убедиться, что это не  так  просто.  В жизни
случается сталкиваться с раз