Я  пододвинул  к  себе  машинку,  достал  лист бумаги, заправил  его  и
застучал по клавишам. В результате получился вот такой текст:
     "27 июня 1949 года
     Дорогой мистер Энрайт,
     посылаю  вам это  письмо, потому что мы однажды  встречались, а еще два
раза я слышал, как вы выступали на собрании. Вы меня, конечно, не запомнили,
мое имя вам тоже ничего не скажет.
     Я  работаю в "Газетт". Вы,  конечно,  читали статьи,  которые выходят с
воскресенья. Сам я не коммунист, но многие  коммунистические идеи мне близки
и понятны,  и сейчас к  ним, по-моему, относятся чересчур  несправедливо,  к
тому же я терпеть не  могу предателей, а человек,  который дает материал для
статей в "Газетт", - безусловно, предатель. Я думаю, вы имеете  право знать,
кто он. Я никогда его не видел, скорее всего, в здании  газеты он никогда не
появлялся, но я знаю своего коллегу, который  вместе с ним пишет эти статьи,
и мне случайно в руки попал фотоснимок,  который,  я думаю, вам поможет, и я
прилагаю  его к  этому письму. Мне известно, что эта фотография находилась в
папке, посланной руководству и призванной доказать достоверность статей. Это
все, что я могу вам сказать, иначе вы можете  догадаться, кто я, а этого мне
бы не хотелось.
     Желаю вам  больше сил в вашей борьбе с  империалистами, монополистами и
поджигателями войны.
     Ваш друг".
     Я поднялся,  передал текст Вулфу и вернулся за машинку, чтобы надписать
конверт.  В письме я не сделал ни одной ошибки, а на конверте взял и ошибся,
вместо "коммунистической" вышло  "коумнистической",  пришлось взять  другой.
Это  меня  не  огорчило,  все-таки  я  был  слегка  взвинчен.  Через  минуту
выяснится, какая фотография ляжет  в конверт, если,  конечно, мой хитроумный
босс не выставит меня за дверь.
     Не выставил,  но ничего  для себя  нового  я не  открыл.  Из ящика  он,
порывшись, достал фотографию и передал ее мне:
     - Вот, вложи в конверт и отправь так, чтобы дошло сегодня.
     Это был лучший из снимков  партийного  билета  Уильяма Рейнолдса, номер
128-394. Я, испепеляя его взглядом, положил  фотографию в конверт, запечатал
его, наклеил марку и вышел из дома.  Чтобы подышать свежим воздухом, я пошел
на почту в сторону Таймс-сквер.
     От  Вулфа  я в  тот  вечер уже  ничего  не  ждал  и оказался  прав.  Мы
относительно рано легли спать. Раздеваясь, я все-таки  пытался сложить части
этой головоломки, но ничего не получалось.  С основной уликой все было ясно,
а  что дальше? Мы  снова будем  сидеть  и ждать?  Как  выяснится, что Уильям
Рейнолдс  вовсе  не Уильям Рейнолдс, как,  когда, почему и с  чьей  помощью?
Забравшись  под  простыни, я  выкинул  эти мысли  из головы: надо  было  как
следует выспаться.
     На следующий  день, во  вторник,  все  поначалу  шло  к  тому,  что  мы
собирались именно сидеть и ждать. Впрочем, умирать от скуки было некогда: то
и  дело  трезвонил телефон. В утреннем выпуске  "Газетт"  напечатали  третью
статью,  и  редакция  приставала с ножом к  горлу,  требуя продолжения. Вулф
велел мне тянуть время. Лон два раза звонил до десяти  утра, а потом один за
другим выходили на  связь  остальные: управляющий  редактор,  исполнительный
редактор,  издатель -  словом, все. Статья была нужна  им  позарез, и у меня
даже мелькнула мысль написать ее самому и сбыть за пятнадцать тысяч долларов
ко всеобщей радости и тут же все деньги прогулять.
     Незадолго до  обеда телефон зазвонил  снова, я не  сомневался, что  это
кто-то из них, и вместо своей традиционной формулы просто рыкнул:
     - Н-да?
     - Это контора Ниро Вулфа?
     Голоса я этого раньше не слышал, он как-то неестественно повизгивал.
     - Да. Говорит Арчи Гудвин.
     - А мистер Вулф может подойти?
     - Он сейчас занят. А кто это?
     - Просто скажите ему: прямоугольник.
     - Повторите, пожалуйста?
     - П-р-я-м-о-у-г-о-л-ь-н-и-к. Прямоугольник. Передайте ему  сразу же. Он
ждет этого звонка.
     Связь прервалась. Я повесил трубку и повернулся к Вулфу:
     - Прямоугольник.
     - Что?
     -  То,  что  он  сказал,   вернее,  пропищал.  Чтобы  я   передал  вам:
прямоугольник.
     - Ага. - Вулф выпрямился, его взгляд стал совершенно ясным. - Позвони в
национальную штаб-квартиру Компартии США, Алгонкин четыре-два-два-один-пять.
Мне нужен мистер Харви или мистер Стивенс. Любой из них.
     Я крутнулся в стуле и набрал номер.  Через минуту в ухе у меня зажурчал
приятный женский голос. Его приятность меня поразила, я даже слегка оробел -
все-таки первый раз в жизни вел разговор с женщиной-коммунисткой - и поэтому
сказал:
     -  Меня  зовут Гудвин, товарищ. Можно  мистера  Харви?  С  ним хотел бы
поговорить мистер Ниро Вулф.
     - Как вы сказали? Ниро Вулф?
     - Да. Детектив.
     - Это фамилия мне знакома. Сейчас. Побудьте у трубки.
     Я  стал  ждать.  Ждать,  пока  телефонистка  или секретарша соединит  с
боссом, - это для меня было делом привычным, я поудобнее устроился на стуле,
но очень скоро в трубке раздался мужской голос и сообщил, что Харви слушает.
Я сделал знак Вулфу, сам же трубку вешать не стал.
     -  Здравствуйте,  сэр, -  вежливо  начал Вулф.  -  Я  попал  в  трудное
положение, и  вы при желании  можете меня из него вызволить. Будьте любезны,
приезжайте сегодня в шесть часов вечера ко мне с кем-нибудь из ваших коллег.
С мистером Стивенсом или, скажем, мистером Энрайтом, если они свободны.
     - Почему вы считаете, что мы можем вызволить вас из трудного положения?
- спросил Харви отнюдь не грубо. У него был глуховатый бас.
     - Абсолютно в этом  уверен. По крайней мере, я хотел бы получить у  вас
совет. Речь идет о человеке, которого вы знаете под именем  Уильям Рейнолдс.
Он замешан в деле, которое я веду, и надо принимать срочные  меры. Поэтому я
хотел бы повидаться с вами как можно быстрее. Времени у нас совсем мало.
     - Почему вы решили, что мне известен человек по имени Уильям Рейнолдс?
     - Не надо, мистер Харви. Я вам сообщу, что  знаю, а уж потом вы решите,
отрекаться  от него  или нет.  Но по телефону  говорить  об этом подробно не
следует.
     - Не вешайте трубку.
     На  сей раз  ждать  пришлось  дольше.  Вулф терпеливо сидел с трубкой у
телефона,  я  следовал  его примеру. Через три  или четыре  минуты  он начал
хмуриться,  потом  стал постукивать пальцем по подлокотнику  кресла; наконец
снова раздался голос Харви.
     - Если мы приедем, - спросил он, - кто у вас будет?
     - Вы, конечно, и я. И еще мой помощник, мистер Гудвин.
     - Больше никого?
     - Нет, сэр.
     - Хорошо. Мы приедем в шесть часов.
     Я повесил трубку и спросил Вулфа:
     -   Мистер   Джонс  всегда  так  смешно  попискивает?  И  что  означает
"прямоугольник"? Что  письмо от друга получено?  Или тут  зашифрована  еще и
фамилия прочитавшего его комиссара?
     ГЛАВА 21
     Альберта Энрайта, которому я отстучал на машинке письмо, мне увидеть не
довелось: мистер Харви привез с собой мистера Стивенса.
     Раз или два я видел коммунистических боссов воочию, а  на их фотографии
в прессе  насмотрелся вдоволь, поэтому  не думал,  что  наши  визитеры будут
эдакими упырями с бородавками и вурдалаками с тремя подбородками,  -  но  их
внешность  все равно меня  удивила, особенно Стивенса.  Это был худосочный и
бледнолицый  мужчина  средних лет с  редкими,  зализанными  волосами  бурого
цвета, которые не мешало бы подстричь еще неделю назад, на глазах - очки без
оправы. Будь у меня дочь-старшеклассница, и окажись она вечером в незнакомом
квартале, я бы хотел,  чтобы дорогу она  спросила именно у такого типа,  как
Стивенс. Харви  я  бы  так доверять не стал,  он  был  и  помоложе,  и  сбит
покрепче, во  взгляде  зеленовато-карих  глаз  чувствовался острый  ум, да и
черты лица  были правильными,  но на  "Самого  опасного  человека месяца" он
никак не тянул.
     Они  отказались  от  коктейлей  и  других  напитков,  не  стали  удобно
располагаться  в  креслах. Своим глуховатым, но опять-таки  не грубым  басом
Харви объявил, что без четверти семь у них другая встреча.
     -  Постараюсь как можно короче,  - заверил их Вулф.  Из ящика он достал
фотографию и протянул им: - Взгляните, будьте так любезны.
     Они поднялись, Харви  взял фотографию, и  они  посмотрели  на нее. Нет,
Вулф явно  надо мной  издевался. Что я ему, мелкая  тварь,  слизняк? И когда
Харви бросил фотографию на  стол, я подошел  и взглянул-таки на  нее,  а  уж
потом передал  Вулфу.  Когда-нибудь он у меня  дорезвится. Но сбить  меня  с
толку  ему  все-таки  удалось.  Харви   и   Стивенс  снова   сели,  даже  не
переглянулись.  Это меня поразило - надо  же,  как  осторожничают!  Впрочем,
возможно, коммунисты,  особенно из высших эшелонов, эту привычку приобретают
рано, и она становится автоматической.
     - Интересное лицо, правда? - любезным тоном спросил Вулф.
     Стивенс не ответил, продолжая сидеть истуканом.
     - Кому такой тип правится, - уклонился Харви. - Кто это?
     -  Так  мы будем только тянуть время, -  любезные нотки  в голосе Вулфа
слегка  зафальшивили. - Если я и сомневался, что вы его знаете, эти сомнения
начисто  испарились: стоило мне назвать его имя, вы тотчас приехали. Ведь вы
здесь  не потому, что хотите посочувствовать моему трудному  положению. Если
вы отрицаете, что этот  человек известен вам как Уильям Рейнолдс, значит, вы
приехали сюда напрасно, и нам нет смысла продолжать.
     - Давайте сделаем теоретическое допущение, - мягко предложил Стивенс. -
Допустим, мы знаем этого человека как Рейнолдса Уильямса, что дальше?
     Вулф одобрительно кивнул:
     -  Это  другое  дело.  Тогда  я  вам  все  расскажу.  Когда  я  недавно
познакомился с этим человеком, звали его не Рейнолдс. Видимо, его другое имя
вы тоже знаете,  но для удобства будем называть его  Рейнолдсом, раз в вашей
среде  он известен именно так.  Я познакомился с ним примерно неделю назад и
тогда не знал, что он коммунист; мне это стало известно только вчера.
     - Каким образом? - резко бросил Харви.
     Вулф покачал головой:
     -  Боюсь,  этот  вопрос останется  без  ответа. За  долгие годы  работы
частным детективом у меня накопились обширные связи -  в полиции,  в прессе,
да везде. Я скажу вам вот  что:  видимо, Рейнолдс совершил ошибку. Это  лишь
догадка,  но,  полагаю, верная:  он  испугался.  Он решил, что ему  угрожает
смертельная опасность, - тут руку приложил я  - и он совершил одну глупость.
Он боялся, что его могут обвинить в убийстве, - но лишь если докажут, что он
коммунист. И я, по его мнению, это знал. Дабы себя защитить, он придумал вот
что:  сделать  вид, что,  будучи  коммунистом,  он  в  действительности враг
коммунизма  и  способствует  его уничтожению.  Повторяю, это только догадка.
Но...
     - Минутку,  -  видимо,  Стивенс никогда  не повышал  голоса, даже  если
кого-то перебивал, - кажется, мы еще не дожили до такой поры, когда обвинить
человека в убийстве  можно лишь  на том  основании,  что он  - коммунист?  -
Стивенс улыбнулся... хороша улыбочка... нет, пусть моя дочь спросит дорогу у
кого-нибудь другого. - Или уже дожили?
     -  Не дожили. Скорее,  все  обстоит наоборот.  Коммунисты  не  одобряют
частные  убийства  по  частным  мотивам. Но  наш  случай  -  исключение. Наш
разговор  умозрительный,  и  давайте предположим, что  вы слышали  о  смерти
некого Луиса Рони, сбитого  насмерть машиной в поместье Джеймса Сперлинга, а
также знаете, что там присутствовал Уильям Рейнолдс. Не возражаете?
     - Продолжайте, - буркнул Харви.
     -  Не будем тратить время на факты, опубликованные в газетах. Положение
таково: мне  доподлинно известно, что  мистера Рони  убил мистер Рейнолдс. Я
хочу арестовать его и предъявить обвинение в убийстве.  Но, чтобы изобличить
его, важно доказать, что он коммунист,  ибо только  в этом случае появляется
четкий мотив. Вам придется поверить  мне на слово; я не могу  раскрывать все
карты,  ибо тогда вы предпочтете помочь мистеру Рейнолдсу,  а  мое положение
еще более усложнится.
     - Мы не помогаем убийцам, - благонравно провозгласил Харви.
     Вулф кивнул:
     - Я  так  и  думал. Помогать  убийцам негоже  в принципе, но  в  данном
конкретном случае это ничего  бы  не дало. Поймите: я должен доказать не то,
что  Уильям  Рейнолдс  является  членом компартии,  - это  можно сделать без
особых  хлопот; доказать  надо  другое:  человек, бывший на  месте  убийства
мистера Рони,  и  есть  Уильям  Рейнолдс. Доказать это  можно двумя  путями.
Первый:  арестовать  мистера  Рейнолдса  по  обвинению  в убийстве,  собрать
материалы,  подтверждающие,  что  его  вина  проистекает  из  его членства в
компартии, вызвать в суд вас и  ваших коллег - человек пятьдесят, сто -  как
свидетелей  суда штата и задать один вопрос: "Является  или являлся ответчик
членом коммунистической партии?". Те из вас, кто знают его и  ответят "нет",
совершат  клятвопреступление.  Пойдут  ли  все  наши  на  такой  риск  -  не
большинство, а  именно все? Будет  ли оправдан такой риск, когда речь идет о
защите  человека, совершившего  убийство в своих личных целях? Сомневаюсь. И
даже если вы на  этот риск пойдете, думаю, вас поймают на лжи. Я, по крайней
мере, приложу для этого все силы.
     - Нас не так легко запугать, - сообщил Харви.
     - Каков второй путь? - спросил Стивенс.
     - Он гораздо проще для всех, - Вулф взял фотографию. - Вы пишете на ней
свои  фамилии.  Фотографию я наклеиваю на лист  бумаги.  Под ней  вы пишете:
"Человек на фотографии, где мы расписались, - Уильям  Рейнолдс, которого  мы
знаем как члена Коммунистической партии США". Ставите свои подписи. И все.
     Впервые они переглянулись.
     - Мы пока  рассуждаем  умозрительно, - напомнил Стивенс. -  И хотели бы
немного подумать.
     - Сколько вам нужно времени?
     - Не знаю. До завтра или до послезавтра.
     - Это меня не устраивает.
     -  Еще  бы   оно  вас  устраивало,  -   наконец-то  из-под  маски  стал
проглядывать истинный Харви. - С какой стати все должно быть по-вашему?
     - Не должно, - Вулф заговорил с сожалением  - Но  мне не хочется, чтобы
убийца ходил  на свободе. Если мы пойдем простым путем и все сделаем сейчас,
к  ночи  он будет за решеткой. А если отложим...  - Вулф пожал плечами. - Не
знаю, как он себя поведет... может и затаится...
     На моих губах  едва не  появилась усмешка, но я сдержался. Он мог с тем
же успехом спросить у  них напрямую  - неужели они  хотят дать Рейнолдсу еще
день или два, чтобы он написал еще несколько статей для  "Газетт"?  Да, Вулф
вел их  именно  к этому.  Зная, о  чем они думают, я пытался прочитать на их
лицах хоть что-нибудь, но это были тертые  калачи.  Так, обсуждают  какую-то
умозрительную проблему, и она не  очень им нравится. Стивенс  заговорил, тем
же вкрадчивым голосом:
     -  Что ж, арестуйте его. Если простым путем не получается, придется нам
прибегнуть к более сложному.
     - Нет,  сэр, - с жаром  возразил  Вулф. - Без вашего заявления обвинить
его будет не  просто. Это  возможно,  но раз-два,  и дело  в шляпе -  так не
получится.
     - Вы сказали,  - вступил Харви, - что, если мы подпишем эту  бумагу, на
том все и кончится, но это не так. Нам придется давать показания в суде.
     -  Возможно, -  согласился Вулф.  - Но только  вам  двоим как друзьям и
свидетелям обвинения, помогающим изобличить убийцу. В другом варианте помимо
вас двоих в  суд  вызовут  еще  многих,  и, в случае  вашего  отрицательного
ответа, получится, что вы прикрываете убийцу только потому, что он - товарищ
по партии, и в  глазах общественности от этого отнюдь не вырастете... к тому
же вас могут обвинить в клятвопреступлении. - Стивенс поднялся:
     -  Через полчаса, может  быть,  даже раньше,  мы сообщим  вам  о  нашем
решении.
     -  Прекрасно.  Наша  гостиная  звуконепроницаема,  если  хотите, можете
подняться наверх.
     - Лучше мы подышим свежим воздухом. Идем, Джерри.
     Стивенс направился к выходу. Я прошел вперед, чтобы выпустить их, затем
вернулся в кабинет. Задавленная и незаслуженно загнанная  в угол ухмылка тут
же вырвалась наружу. Пока я ходил, Вулф достал  из ящика лист бумаги и тюбик
с клеем.
     - По-моему, считать цыплят рановато, - заметил я.
     - Ерунда. Крючок всажен глубоко.
     - У ребенка хотят отнять конфетку, -  оценил я положение. - Хотя детьми
их не назовешь, особенно, Стивенса.
     Вулф хмыкнул:
     - Он третий сверху в американской коммунистической иерархии.
     - Внешне не скажешь, но начальник в нем чувствуется. Кстати, он даже не
спросил, какие у  нас доказательства того, что Рейнолдс совершил убийство, -
им на это просто наплевать. Им важно одно: заткнуть ему глотку, чтобы больше
не было никаких статей. Правда, я не понимаю, как это они купились на письмо
от друга? Почему не спросили самого Рейнолдса?
     - Рисковать  не в их правилах, - в голосе Вулфа слышалось  презрение. -
Он  может доказать, что это  письмо -  навет? Как?  Может объяснить,  откуда
взялась  фотография  его партийного  билета? Он  мог разве что  отрицать все
подряд, и  они ему, естественно, не поверили бы. Они вообще не верят никому,
в особенности друг другу, и я  их вполне понимаю. Зря я намазал клеем - надо
было, чтобы они сначала расписались.
     Казалось, он на  все сто уверен  в  успехе, меня же терзали сомнения. Я
думал,  они скажут:  вдвоем  такой вопрос  мы решить не  можем,  стало быть,
полчаса на то, чтобы принять решение, никак не хватит. Но, видимо, положение
и  авторитет  Стивенса оказались достаточно высокими, как  и полагал Вулф. Я
выпустил их  в тридцать четыре  минуты седьмого, а без  восьми семь они  уже
позвонили в  дверь. Прошло  всего восемнадцать минут... с другой стороны, до
ближайшей телефонной будки было всего полквартала.
     Они остались  стоять. Харви пялился на меня, будто что-то ему сильно не
нравилось, а Стивенс подошел к столу Вулфа и провозгласил:
     - Нас не устраивает ваша формулировка. Мы напишем вот что:
     "Являясь   преданными   американскими   гражданами,    верными    идеям
всенародного  блага и  подлинной  демократии, мы считаем, что все нарушители
закона  должны нести наказание,  независимо  от  их политических  убеждений.
Поэтому,  в  интересах  справедливости, мы  поставили  свои  имена  на  этой
фотографии и  свидетельствуем, что человек на  ней  известен нам как  Уильям
Рейнолдс,  в течение  восьми лет и  вплоть до  сегодняшнего дня  он является
членом Коммунистической  партии США.  Узнав,  что  он обвиняется в убийстве,
исполнительный  комитет  Компартии  США  немедленно  исключил  его  из своих
рядов".
     С технической точки зрения мое мнение о Стивенсе на  полпальца выросло.
Абсолютно экспромтом, безо всякой шпаргалки он выдал текст так, будто выучил
его наизусть еще в детстве.
     Вулф приподнял плечи и снова их опустил.
     - Если вам нужны все эти рюшечки и кружева, пожалуйста.  Хотите,  чтобы
мистер Гудвин отпечатал это на машинке, или напишете сами от руки?
     К  моему удовольствию, он предпочел  собственное вечное  перо. Конечно,
отпечатать такой  патриотический абзац было бы  для  меня большой честью, но
ведь от коммунистов можно ждать чего угодно - а вдруг один из них вытащит из
кармана  письмо   от  друга   и  вздумает  сравнить  "почерк"   машинки?   И
невооруженным  глазом  можно  будет  заметить, что  там  и  там  "и"  слегка
скособочилась, а  "р"  не пропечатывается  полностью. Поэтому  я с  радостью
уступил  Стивенсу место  за моим  столом.  Закончив  писать, он расписался и
поставил свою  фамилию  на  фотографии. Его  примеру  последовал Харви. Вулф
прочитал текст, после чего поставили свои  подписи и мы как свидетели. Тюбик
с  клеем был у  Вулфа под рукой, и он стал приклеивать фотографию к  верхней
части листа.
     - Разрешите взглянуть? - спросил Стивенс.
     Вулф передал ему готовый документ.
     - Вот  какое дело, - сказал Стивенс. -  Мы отдадим вам это, если у  нас
будет гаранти