------------------(1)
Съедобная поджелудочная или зобная  железа.  (Примеч.  перев.)  относительно
произрастания  и  скрещивания  орхидей,   и   я   занес   все   сведения   в
соответствующую картотеку.  Каждую  неделю  это  занятие,  два  процента  от
которого приносят доход - Вулф редко продает орхидеи, - а  девяносто  восемь
процентов - чистые издержки, в среднем отнимает у меня около трети  рабочего
времени. Выслушав отчет о результатах моих утренних исследований, ничего  не
прибавивших к нашим знаниям, Вулф углубился в  сравнение  перевода  "Илиады"
Фитцжеральда с тремя другими переводами, которые он достал с полки. Для него
это рискованное предприятие, так как фолианты лежали на самом верху,  и  ему
пришлось  взбираться  на  стул.  Точно  в  четыре  часа  Вулф  отправился  в
оранжерею. Можно было подумать, что у нас нет никаких забот. От членов семьи
- ни гугу. Вулф даже мельком не взглянул на "Специальный репортаж" Херблока.
У Сола, Фреда и Орри не было с собой переносных  раций,  поэтому  я  не  мог
покинуть дом, хотя после  печатания  писем  мои  ноги  и  легкие  прямо-таки
просились на улицу.
   В шесть часов я услышал, как стонет и кряхтит, жалуясь  на  свою  судьбу,
начавший спускаться лифт, однако это длилось всего четыре  секунды.  Значит,
Вулф задержался на полпути, чтобы взглянуть  на  Южную  комнату,  которую  в
последний раз видел во вторник ночью, в половине второго.  Прошло  не  менее
десяти минут, прежде чем лифт возобновил свой путь; таким образом,  Вулф  не
ограничился лишь беглым осмотром. Войдя в кабинет и устроившись поудобнее за
письменным столом, он заявил, что моя  оценка  в  тысячу  пятьсот  долларов,
пожалуй, слишком занижена, если учитывать вздутые цены  на  все  товары,  от
шпинделя до сахара, и я заметил, что рад слышать, как ему удалось так  легко
привести пример аллитерации с двумя  словами,  которые  пишутся  по-разному.
Вулф стал уверять, будто у него это вышло случайно, - и, конечно, солгал,  -
после  чего  начал  читать  и  подписывать  письма.  А   он   предварительно
прочитывает их всякий раз вовсе не потому, что рассчитывает найти опечатки -
таковых у меня не бывает, - а  лишь  желая  дать  мне  понять,  что  если  я
когда-нибудь допущу хоть одну ошибку, то он обязательно ее обнаружит.
   Без десяти минут семь, когда я запечатывал конверты, зазвонил телефон,  и
я снял трубку.
   - Резиденция Ниро Вулфа, у аппарата Арчи Гудвин.
   До шести часов вечера я говорю "контора", а после произношу "резиденция".
Не хочу создавать у окружающих впечатление, будто меня  заставляют  работать
без отдыха день и ночь. Большинство детективных бюро закрывается уже в  пять
вечера.
   - Могу ли я поговорить с мистером Вулфом? Пожалуйста, Меня  зовут  Роуман
Вилар.
   Прикрыв микрофон рукой, я объявил:
   - Фред уже вспугнул одного. Роумана Вилара, эвфемистического  специалиста
по  безопасности.  Просит  разрешения  поговорить   с   мистером   Вулфом...
пожалуйста. Он только произносит: "В-и-лар".
   - Неужели? - протянул Вулф руку к телефонной трубке.
   Я тоже остался на линии.
   - Ниро Вулф слушает.
   - С вами говорит Роуман Вилар, мистер Вулф. Мы с вами не знакомы,  но  я,
конечно, о вас много слышал. Моя фамилия должна быть вам  известна  или  по,
крайней мере вашему помощнику Гудвину. Он узнал ее вчера от Бенджамина Айго.
   - Да, мистер Гудвин информировал меня.
   - Разумеется. И он, несомненно, передал вам слова мистера  Айго,  который
рассказал мне о содержании  его  беседы  с  Гудвином;  я  сообщил  обо  всем
остальным участникам того ужина. Они сейчас здесь со мной, в моей  квартире.
Мистер Айго и другие. Можно вам задать один вопрос?
   - Конечно. Быть может, я даже на него отвечу.
   - Благодарю вас. Вы уже известили полицию или окружного прокурора о  том,
что мистер Айго сказал Гудвину?
   - Нет... пока.
   - Благодарю вас. А вы намерены  это  сделать?  Нет,  постойте,  вопрос  я
снимаю. Не могу рассчитывать, что вы раскроете  мне  свои  планы.  Мы  долго
обсуждали сложившуюся ситуацию, и один из нас собирался поговорить  с  вами.
Но, как оказалось, нам всем хотелось при этом присутствовать. Разумеется, не
сию минуту... У вас скоро время ужина. В девять часов вечера вас устроит?
   - Только здесь, в моем кабинете.
   - Разумеется.
   - Адрес вам известен?
   -Да.
   - Кто будет с вами?
   - У вас есть их фамилии. Мистер Айго передал список Гудвину.
   - Хорошо. Жду вас в девять часов.
   Вулф положил трубку. Я последовал его примеру.
   - Хочу прибавки к жалованью, - заявил я твердо. - Начиная  со  вчерашнего
дня, с четырех пополудни. Признаю - это еще больше усилит инфляцию,  а  ведь
президент Форд ожидает от нас, что мы добровольно откажемся  от  дальнейшего
повышения заработной платы. Однако недаром кто-то сказал:  "Человек  достоин
своего жалованья". Мне понадобилось всего десять минут, чтобы заставить Айго
сознаться.
   - "Трудящийся достоин награды за труды свои". Из Евангелия. От Луки. Сол,
Фред, и Орри работают задаром. Все трое. А ты требуешь прибавки,  хотя  ведь
это ты уговорил Пьера Дакоса спать у нас наверху.
   - И вы сказали мне, - кивнул я, - когда он лежал мертвый  на  полу  среди
кусков штукатурки: "Полагаю, ты не мог  поступить  иначе".  Когда-нибудь  мы
подробно поговорим на эту тему,  но  не  теперь.  Разглагольствуя,  мы  лишь
стараемся подчеркнуть наше отличие друг от друга. Будь мы оба  обыкновенными
людьми, мы бы сейчас с сияющими лицами обменивались рукопожатиями и  плясали
джигу... Теперь слово предоставляется вам.
   В этот момент в дверях появился Фриц. Перед тем  как  объявить  обед  или
ужин, он всегда делает три шага по кабинету, никогда - четыре. Но,  взглянув
на нас, он только пробормотал:
   - Что-то произошло?
   Черт возьми! Мы были и остались разными людьми. И Фриц хорошо знает  нас.
Да и пора знать.
   Прежде чем перейти в столовую, я позвонил Солу и  сообщил  автоответчику,
что в выходные дни не смогу участвовать в нашей еженедельной игре в покер, и
попросил передать Лону Коэну мои наилучшие пожелания.



   Глава 9

   Рассевшиеся в креслах шесть человек являлись видимым доказательством, что
мы в кабинете - не одни. Поскольку расследование носило семейный характер  и
не  являлось  прибыльным  предприятием,  говорить  о  нем   за   ужином   не
запрещалось. И после того как Вулф ловко разделал жареную утку, а Фриц подал
мне мою и взял себе свою порцию, мы обстоятельно обсудили проблему снабжения
гостей напитками. Взвесив все "за" и "против", мы в конце концов  отказались
от этой затеи. Чего доброго, они могли подумать, что мы рады  их  приходу  и
желаем им всяческого благополучия. А это только  наполовину  соответствовало
истине. Их появлению мы действительно были рады, но не собирались желать  им
благополучия, по крайней мере одному из них.
   Любой посторонний, входя в кабинет, сразу сообразит, что красное  кожаное
кресло -  самое  почетное  место  в  доме.  Я  намеревался  усадить  в  него
Бенджамина Айго, но человек, похожий на священника,  с  великолепной  гривой
седых волос и живыми серыми глазами, направился к нему, еще не назвав  себя.
Это был Эрнест Эр-карт, лоббист. Другие поочередно представились перед  тем,
как занять два ряда желтых  кресел,  поставленных  перед  письменным  столом
Вулфа - три впереди  и  два  сзади.  Общее  построение  выглядело  следующим
образом.
   ВУЛФ ЭРКАРТ
   АРЧИ
   ДЖАДД АКЕРМАН ВИЛАР АЙГО ХАН
   - Обыкновенно я не заносчив и не назойлив, мистер Вулф, - начал Эркарт. -
И занял я это кресло лишь по той простой причине,  что  мы  все  -  завзятые
говоруны - сочли рациональным избрать ведущего, и выбор пал на меня. Правда,
мои партнеры не давали обета молчания, и двое из них  -  адвокаты.  Не  могу
повторить за сэром Томасом Мором: "...и ни одного законоведа среди них".
   Довольно неудачный старт: Вулф терпеть не может любителей цитат, и, кроме
того, он был здорово сердит на Мора,  безосновательно  опорочившего  Ричарда
III. -Мне было любопытно знать: сделался ли  Эркарт  лоббистом,  потому  что
выглядел  снисходительным  и  добродушным  священником,  или   же   приобрел
благообразную наружность уже будучи лоббистом. И голос у него соответствовал
внешности.
   - В моем распоряжении целый вечер, - заметил Вулф.
   - Целый вечер не понадобится. Во всяком случае, мы на это  надеемся.  Как
вы, должно быть, поняли из  сказанного  мистером  Виларом  по  телефону,  мы
озабочены тем, что мистер Айго сообщил мистеру Гудвину о мистере Бассетте...
и о чем мистер Гудвин  в  свою  очередь  поведал  мистеру  Айго.  Откровенно
говоря, по нашему мнению, весь этот разговор был неразумным и  неосторожным,
и...
   - Оставьте подобные приемы, черт возьми! Я ведь  уже  высказал  вам  свое
мнение на этот счет, - прозвучал сильный баритон Айго.
   - Мы же договорились,  Эрни,  -  вмешался  Франсис  Акерман,  адвокат  из
Вашингтона.
   Я вовсе не хочу без надобности притягивать за  уши  Уотергейт  -  в  этом
конечно же нет никакой надобности, - но  когда  они  выстроились  в  ряд  на
ступенях  нашего   крыльца,   Акерман   со   своими   отвислыми   щеками   и
невыразительным подбородком показался мне очень похожим на  Джона  Митчелла.
Назвав Эркарта просто "Эрни", он тем самым показал,  что  относится  к  тому
сорту вашингтонских адвокатов, которые на короткой ноге с лоббистами.
   Эркарт  кивнул.  Не  Акерману,  не  Айго,  не  Вулфу,  а  каким-то  своим
сокровенным мыслям.
   - Невольно сорвалось  с  языка,  -  пояснил  он  Вулфу.  -  Не  обращайте
внимания. Нас тревожат возможные последствия того, что мистер Айго рассказал
мистеру Гудвину.  Он  также  сообщил  наши  фамилии,  сегодня  уже  какие-то
субъекты расспрашивали о двух из нас, действуя, по всей видимости, по вашему
поручению. Так ли это? В самом деле вы поручили им?
   - Да, - ответил Вулф коротко.
   - Вы признаете?
   Вулф погрозил Эркарту пальцем. Настоящий регресс  (недавно  я  подсмотрел
этот термин в энциклопедии). Он отказался от этого жеста уже  несколько  лет
назад.
   - Никогда не делайте этого, - предостерег Вулф. -  Называть  высказывание
признанием - один из самых старых и негодных адвокатских  приемов.  А  вы  к
тому же еще и не адвокат... Я лишь высказался в ответ на ваш вопрос.
   - Вы должны проявить снисходительность, - сказал Эркарт. - Мы  не  только
озабочены, но буквально выбиты из  колеи...  и  крайне  встревожены.  Мистер
Гудвин сообщил мистеру Айго, что за ужином в ресторане "Рустерман"  один  из
нас передал мистеру Бассетту какую-то записку...
   - Вы не правы.
   - Как это понимать?
   - Мистер Гудвин лишь заявил, что Пьер Дакос, по его  словам,  видел,  как
один из вас вручил мистеру Бассетту какую-то бумажку. Это  один  из  фактов,
упомянутых Пьером, который мы считаем весьма важным.
   - Важным - для чего?
   - Пока не знаю, но собираюсь выяснить. Через неделю после памятного ужина
мистер Бассетт был убит выстрелом из пистолета. Спустя  десять  минут  после
того, как Пьер сообщил мистеру Гудвину о том, как один  из  вас  передал  за
ужином мистеру Бассетту какой-то листок, -  сообщил  только  это,  и  больше
ничего, - он был убит бомбой в этом доме. Мистер Эркарт,  вы  передавали  за
ужином мистеру Бассетту какую-нибудь бумажку?
   - Нет. И я хочу...
   - Простого "нет" вполне достаточно. А вы, мистер Джадд? - повернулся Вулф
к адвокату.
   - Нет.
   - Мистер Вилар?
   - Нет. Я...
   - Мистер Хан?
   - Нет.
   - Вы, мистер Айго, уже ответили мистеру Гудвину, но я спрашиваю вновь.
   - Ха! Нет.
   Вулф обвел глазами присутствующих слева направо.
   - Вот видите, джентльмены, в каком я положении. Либо Пьер обманул мистера
Гудвина, либо кто-то из вас лжет. Не думаю,  что  Пьер  сказал  неправду.  С
какой стати? И еще один вопрос: кто-нибудь из вас  заметил,  как  кто-то  из
присутствовавших вручил мистеру Бассетту листок? Мне не нужна еще одна серия
отрицательных ответов. Хочу услышать "да". Так как же?
   Никаких "да" не последовало. Лишь Роуман Вилар заметил:
   - Мы не можем спросить Пьера. Он мертв.
   Наш специалист по эвфемистической безопасности  весь  состоял  из  острых
углов острый подбородок, острый нос, угловатые уши, колючие плечи. Вероятно,
самый  молодой  из  всех.  На  глазок  -  около  сорока  лет.  Его  слова  о
невозможности   спросить   Пьера   привлекли   мое   внимание   к    важному
обстоятельству: разговаривая с Вулфом утром в среду, я не имел ни  малейшего
представления о том, сколько можно поднять пыли с  помощью  одной  маленькой
лжи. Теперь  только  стоило  кому-нибудь  заявить,  что  Пьер  действительно
наблюдал, как кто-то из участников ужина передал Бассетту какую-то  бумажку,
и я сам в это поверил бы.
   - Да. Пьер Дакос мертв, - согласился Вулф.  -  Я  видел  его  лежащим  на
спине, без лица. Мне также невозможно поговорить с ним. Если бы  я  смог,  у
меня в кабинете сейчас не толпился бы народ, а находился лишь один из вас.
   Обращаясь непосредственно к Эркарту, Вулф продолжал:
   - Как вы заявили, вас встревожило не только сказанное  мистером  Гудвином
мистеру Айго, но в не меньшей степени и то, что мистер Айго сообщил  мистеру
Гудвину Меня это тоже беспокоит. Вот почему я навожу  справки  о  всех  вас.
Мистер  Айго  говорил  об  одержимости.  Я  не  одержим,  но  я  чрезвычайно
восприимчив к надувательству, которое позволили себе  Ричард  Никсон  и  его
команда.
   И созванному  мистером  Бассеттом  собранию  предстояло  обсудить  именно
данную проблему. Не так ли?
   - Полагаю, вы можете...
   -  Подожди,  Эркарт...   Наш   разговор   записывается   на   пленку?   -
поинтересовался Алберт Джадд.
   Примерно одинакового с Виларом  возраста,  он  был  скорее  гладкий,  чем
скользкий, - и, судя по всему, выложил прекрасному портному не менее четырех
сотен за пиджак и брюки, сшитые  из  материала,  который  казался  в  тонкую
полоску, хотя никаких полосок и в помине не было. Просто непостижимо!
   - Вам следует знать, мистер  Джадд,  -  взглянул  на  него  Вулф,  -  что
подобный вопрос имеет смысл, только если  спрашивающий  в  состоянии  верить
отвечающему, а почему вы должны верить мне? Ведь вы не ожидаете, что я скажу
"да", и чего стоит мое "нет"? И все-таки я отвечаю отрицательно.
   Вулф вновь обвел гостей глазами.
   - Мистер Вилар  хотел  знать  по  телефону,  сообщил  ли  я  полиции  или
окружному  прокурору  о  полученной  мистером  Гудвином  от   мистера   Айго
информации,  и  я  заявил,  что  не  сообщал.  Затем   он   поинтересовался,
намереваюсь ли я сделать это, но  потом  сам  снял  свой  вопрос,  поскольку
решил, что не вправе рассчитывать на откровенный ответ. Но я  тем  не  менее
отвечу и на него еще одним "нет". В настоящее  время  я  не  имею  намерения
передавать кому-либо из властей имеющиеся у меня сведения. Хочу сам  узнать,
кто убил Пьера Дакоса, и у меня есть основания надеяться, что в  ходе  этого
расследования я обнаружу и убийцу Харви Бассетта.
   Джентльмены, я отлично понимаю,  почему  вы  здесь.  В  данный  момент  у
стражей порядка нет причин думать о возможной причастности одного из  вас  к
убийству. Даже к двум убийствам. Они, естественно, изучали маршруты движения
и характер деятельности мистера  Бассетта  в  период,  предшествовавший  его
смерти, но он был весьма  деловым  человеком,  и  им,  вероятно,  ничего  не
известно об ужине, состоявшемся неделей  раньше.  Если  бы  у  полиции  были
сведения, какими располагаю я, они не просто предположили бы, что  один  или
несколько из вас замешаны в этом преступлении; вы оказались бы в центре всех
следственных мероприятий... Твой блокнот, Арчи, - повернулся  Вулф  ко  мне,
закрывая глаза.
   Я приготовил блокнот и ручку. Приподняв слегка веки и убедившись,  что  я
во всеоружии, Вулф вновь их опустил и начал диктовать:
   - Не на бланке, на обыкновенной  бумаге  Всего  лишь  перечень  следующих
вопросов: "Как долго вы были знакомы с мистером Бассеттом и каковы были ваши
с ним отношения? Почему он пригласил вас на организованное им  собрание  для
обсуждения проблемы  использования  или  злоупотребления  Ричардом  Никсоном
звукозаписывающих  устройств?  Известно  ли  вам,  что,  по  мнению  мистера
Бассетта,  мистер  Никсон   унизил   и   дискредитировал   звукозаписывающие
устройства, и согласны ли вы с его мнением? Участвовали ли вы  в  каких-либо
мероприятиях, так  или  иначе  связанных  с  Уотергейтской  аферой,  и  если
участвовали, то каким образом и когда? Поддерживали ли вы когда-нибудь связь
с кем-либо из тех, кто замешан в этом  деле?  Известно  ли  вам  -  хотя  бы
понаслышке  -  о...  причастности  остальных   пяти   участников   ужина   к
Уотергейтской афере, и если известно, то в чем это участие  выражалось?  Где
вы были и чем занимались в прошлую  пятницу,  двадцать  пятого  октября,  от
шести часов вечера до двух часов ночи?  Где  вы  были  и  чем  занимались  в
прошлый понедельник, двадцать восьмого октября, с двенадцати часов дня и  до
полуночи?"
   Вулф открыл глаза и добавил:
   - Шесть копий. Нет. Только пять. Для нас - не нужно. Торопиться некуда...
Это, джентльмены, образцы вопросов, которые вам скоро станут  задавать  -  я
или полиция. Выбор за вами, и вы, разумеется, понимаете...
   - Все это зашло достаточно далеко.  Слишком  далеко,  Вулф.  Я  -  первый
вице-президент четвертого по  значимости  крупнейшего  банка  Нью-Йорка.  Мы
заплатим вам сто тысяч долларов, чтобы вы защищали наши  интересы.  Половину
завтра наличными, остальные под гарантию... всех нас вместе и-уж  непременно
- под мою личную... Конечно, не письменную, а устную...
   Уиллард К. Хан говорил негромко, низким голосом, но, несмотря на это, вам
не нужно было напрягать слух, чтобы понять его речь. Коренастый  и  плотный,
он, вероятно, выглядел бы таким же массивным,  солидным  и  без  квадратного
подбородка и широких плеч  -  прямая  противоположность  Вилару,  состоящему
сплошь из острых углов.
   Вулф посмотрел на Хана с нескрываемой досадой.
   -   Неудачное   предложение,   мистер   Хан.   В   качестве   оплаты   за
профессиональные услуги - слишком  много.  Для  подкупа,  чтобы  побудить  к
молчанию, - явно недостаточно.
   - Мое  предложение  касается  профессиональных  услуг...  По-вашему,  оно
слишком щедрое? И это говорите именно вы, когда сами заявили, что  мы  можем
сделаться центральным пунктом  всех  следственных  мероприятий?  Как  сказал
Вилар, вы требуете самые высокие в Нью-Йорке гонорары.  Если  я  нуждаюсь  в
чем-то, то покупаю только лучшее и плачу соответствующую цену. Я знал  Харви
Бассетта двадцать лет. Он был хорошим клиентом моего банка. И вот он  мертв.
По словам Бена Айго, он был одержим скандалом, связанным с Ричардом Никсоном
и магнитофонами, и это правда, но то была не единственная  его  одержимость.
Когда я услышал о его смерти - при каких обстоятельствах он умер, - я  сразу
же подумал о жене Харви... об одержимости ею. Вы когда-нибудь...
   - Черт возьми, Хан! - раздался сильный баритон Айго. - К  чему  втягивать
еще и ее.
   - Ты прав, я действительно ее втягиваю. И Бассетт поступил бы  точно  так
же, как всегда. Тебе это  хорошо  известно.  Или  же  Харви  кинулся  бы  ее
спасать... А теперь о проклятом клочке бумаги. Если кто-то  из  нас  передал
Бассетту какую-то записку, то речь в  ней  шла  наверняка  не  о  Никсоне  и
магнитофонах. Мы как раз говорили об этом. Так с какой  стати  сообщать  ему
что-то запиской, а не сказать открыто? Вы, по всей видимости, полагаете, что
та бумажка имеет какое-то отношение к  его  смерти.  Если  вы  правы,  то  в
записке говорилось не  о  магнитофонах.  Мне  ничего  не  известно  об  этом
эпизоде. Никогда не  слыхал,  пока  Бен  не  рассказал  мне  о  разговоре  с
Гудвином. Но когда я услышал, то... Что я сказал, Бен?
   - Ты сказал: "В записке, вероятно, было что-то насчет Доры". Твое мнение.
Ха!
   - Мне кажется, - заявил Роуман Вилар, - нам нужно держаться те