Хейз встречались четыре раза  в ресторане,
но более пикантных  подробностей  ему  раздобыть не удалось. Были  и  другие
факты, но они тоже носили весьма неопределенный характер.
     Главным  объектом  притяжения  для  обвинения была вдова, Селма Моллой,
хотя она  отнюдь  не  стала его главной опорой. Ей было  двадцать девять, то
есть на четырнадцать лет меньше, чем мужу, и, судя по снимкам в газетах, она
оказалась  весьма фотогенична.  То,  что ее привлекли в  качестве свидетеля,
породило бурные  дебаты. Помощник окружного прокурора добивался права задать
ей кое-какие вопросы,  в то время как судья отказался предоставить ему такое
право.  Например,  помощник окружного  прокурора  попытался поставить вопрос
таким образом:  "Был  ли Питер  Хейз  вашим  любовником?",  но  ему пришлось
довольствоваться  другим  вопросом: "Какие  отношения у вас были  с  Питером
Хейзом?"
     Она сказала, что очень расположена к Питеру Хейзу. Сказала, что считает
его  хорошим другом,  очень  ему  симпатизирует и думает,  что  он  ей  тоже
симпатизирует. Отношения, их связывающие, не  имеют ничего общего с понятием
"супружеская  неверность". Что  касается отношений между ней  и мужем, то не
прошло и года со дня  их  свадьбы,  как она  поняла: брак  был  ошибкой. Ей,
конечно, следовало бы предвидеть это  заранее, так как за  год до их свадьбы
она  поступила к Моллою секретаршей  и  в общем-то  догадывалась, что это за
человек. Тогда  обвинитель изобрел такой заковыристый вопрос: "Вы полагаете,
что этого человека  следовало убить?",  однако Фрейер  запротестовал, и этот
вопрос заменили на иной: "Что это был за  человек?" Фрейер и в данном случае
возразил,  мотивируя свой протест тем, что закон не  позволяет  требовать от
свидетеля  высказывать  его  собственное  мнение,  и снова  начались  бурные
дебаты. В ходе следствия выяснилось, что Моллой незаслуженно обвинил  жену в
супружеской  неверности, несколько  раз  бил  ее,  оскорблял  в  присутствии
посторонних и ко всему прочему отказался дать развод.
     С  Питером  Хейзом она виделась  за  три дня до убийства, на новогоднем
вечере, и больше не видела его  до  тех самых пор, пока ее не вызвали в день
убийства  к  следователю. Она  говорила с ним  по телефону первого и второго
января, но подробностей разговоров не помнит, помнит  только, что речь шла о
каких-то  пустяках.  Третьего  января  около  половины  восьмого  вечера  ей
позвонила  подруга и сказала, что у нее  есть лишний билет на представление.
Когда  миссис  Моллой  вернулась  домой  около  полуночи,  в  квартире  были
полицейские и муж с продырявленной головой.
     Фрейер  не стал  подвергать миссис Моллой  перекрестному допросу  -  он
обещал Питеру Хейзу, что не будет этого делать.
     Вулф,  который   слушал  очень   внимательно,  фыркнул,  но  отнюдь  не
насмешливо.
     -  А разве  не  адвокат разрабатывает  стратегию  и  тактику  защиты? -
поинтересовался он.
     - Он самый, когда возможно, - ответил Фрейер.  Он уже три четверти часа
пересказывал  нам показания  свидетелей и  отвечал  на возникающие в связи с
этим вопросы, позволив себе за все это  время лишь стакан воды, -  но только
не с моим клиентом. Я ведь говорил вам, что он очень трудный человек. Миссис
Моллой  была последним свидетелем  обвинения. Всего у меня  их было пять, но
толку от них никакого. Рассказать о них?
     -  Нет. -  Вулф взглянул на  стенные часы. До ланча  осталось  двадцать
минут.  -  Повторяю, я  прочитал  отчеты в газетах.  Мне бы хотелось  знать,
почему вы решили, что он не виновен?
     - Ну,  мысль родилась в  результате целого ряда наблюдений.  Я наблюдал
выражение  его  лица,  тон  его  голоса,   его  реакцию  на  мои  вопросы  и
предположения, а также анализировал его вопросы, хотя они и были редкими. Но
не  в том главное.  Главное состоит  в  том, что уже во  время  нашей первой
беседы, на следующий день после  ареста у меня сложилось  впечатление, будто
он отказывается отвечать  на  вопросы из-за того, что  хочет оградить миссис
Моллой то  ли от обвинений в  убийстве, то ли от всяческих осложнений или же
просто  от каких бы то ни было забот. Во время второй нашей беседы я добился
кое-каких успехов. Я сказал ему, что адвокату  в общении с его клиентом дано
привилегированное  право не  разглашать  тайну, и что если он и впредь будет
утаивать  от меня жизненно важную информацию,  я от этого  дела откажусь. Он
спросил, что произойдет в случае, если я откажусь от дела,  а  он не захочет
брать  другого  защитника, я ответил,  что суд сам  назначит ему  защитника,
потому что во время процесса его не могут оставить без защиты.  Он спросил у
меня,  будет  ли  все,  о  чем мы  с  ним станем  говорить, фигурировать  на
процессе, я сказал, что будет фигурировать  только  то, на  что я получу его
согласие.
     Стакан был  снова наполнен  водой, и  Фрейер отпил  из  него  небольшой
глоток.
     - Вот  тут-то он мне  и рассказал кое-что. В  частности то, что вечером
третьего января был у себя дома один и едва включил радио,  чтобы  послушать
девятичасовые  новости, как  раздался  телефонный звонок. Он снял трубку,  и
мужской голос сказал: "Пит Хейз? Это  говорит друг. Я только что от Моллоев.
Майк затевает новые побои. Ты меня слышишь?" Он ответил, что слышит, и хотел
кое-что спросить, но в трубке раздались  гудки.  Он схватил пальто и  шляпу,
выскочил на  улицу,  поймал  такси, примчался к  дому, открыл входную  дверь
своим  ключом, поднялся  на  лифте  на  пятый этаж, и  увидев,  что дверь  в
квартиру  Моллоев  распахнута  настежь,  вошел.  Моллой лежал  на  полу.  Он
прошелся  по всем комнатам, но  там никого  не оказалось. Тогда он подошел к
Моллою  и понял, что тот мертв.  В пятнадцати  футах от тела на  стуле возле
стены лежал пистолет. Он взял его и положил в карман, а сам стал осматривать
квартиру в  поисках каких-нибудь улик,  как вдруг в прихожей раздались шаги.
Сперва он решил  спрятаться, потом передумал и  направился  к двери,  и  тут
вошел полицейский. Вот что он мне рассказал. Мне первому.  Разумеется, я мог
бы отыскать  это самое  такси,  но вряд ли стоило тратиться.  Ведь все могло
оказаться именно так,  как он говорит, с той лишь разницей,  что Моллой  был
жив, когда он приехал на квартиру.
     -  Не  думаю, что  такой рассказ убедил  вас  в невиновности  парня,  -
заметил Вулф.
     -  Не  в  рассказе дело.  Я  пришел к  своему  убеждению,  задавая  ему
кое-какие косвенные вопросы. Я спросил, откуда у него ключ от подъезда дома,
и он сказал, что, провожая миссис Моллой  в тот новогодний вечер домой, взял
у нее ключ,  чтобы  отомкнуть дверь, и по рассеянности забыл его ей вернуть.
Не исключено, что и солгал.
     - Это несущественно. Наша  задача - раскрыть убийство,  а  не  любовную
интригу. Продолжайте.
     - Я  сказал ему,  что его глубокая привязанность к миссис Моллой видна,
как говорится невооруженным взглядом, а  также и то, что он  во что бы то ни
стало пытается ее выгородить. Тот факт, что он бросился ей на выручку, когда
позвонил  неизвестный,  спрятал в карман  оружие, отказался давать показания
полиции -  подобные детали  дают  сильные  основания  предполагать,  что  он
подозревает миссис  Моллой в убийстве  собственного мужа.  Он не  стал этого
отрицать, но и подтверждать тоже, и  я  понял, что  попал  в  точку.  В  том
случае,  разумеется, если он сам не убивал  Моллоя. Я дал ему  также понять,
что  его  отказ  обсуждать  случившееся  даже с собственным  защитником  был
понятен до тех пор, пока не стала ясна полная непричастность миссис Моллой к
убийству,  поэтому  теперь  я  жду от него  откровенного  сотрудничества.  Я
заверил  его,  что  "дама  сердца" абсолютно вне  всякого  подозрения,  ведь
женщина  и двое мужчин, с которыми она была в театре, показали,  что  миссис
Моллой весь вечер не отходила  от них ни на шаг. У  меня оказалась  с  собой
газета, в которой говорилось  об  этом, и я дал ему прочитать. Он вдруг весь
затрясся и  стал просить Бога благословить  меня. Я смиренно  заметил, что в
настоящий момент это самое благословение гораздо нужнее ему.
     Фрейер прокашлялся и отхлебнул из стакана.
     - Тогда он прочитал газету снова, на этот раз внимательней, и выражение
его  лица изменилось. Он  сказал, что  женщина и оба мужчины  -  давнишние и
близкие друзья миссис Моллой и что они ради нее готовы  на все. Так что если
она и отлучалась из театра, они ее не выдадут. Я не уловил никакого смысла в
этой его фразе, разве только то, что он сам к  убийству не причастен. Думаю,
она вырвалась у него случайно - ведь тем самым он  подвергал  сомнению алиби
миссис  Моллой, которое  можно  подвергнуть  более  тщательной  проверке  и,
окажись  оно  сфабрикованным,  эта  женщина  поменялась  бы с  моим клиентом
местами. Поэтому я сделал вывод, что у него не все в порядке с логикой.
     - Вы абсолютно правы, - кивнул Вулф.
     -  А  я  лишний  раз  убедился в  его невиновности.  Это его близкое  к
истерике состояние облегчения, когда он  узнал,  что у миссис Моллой имеется
алиби, все его  метания, то, как он изменился в лице, прочитав  газету более
внимательно и поняв, что стопроцентной уверенности быть не может - поверьте,
он не мог все это разыграть. Я - стреляный воробей, и если он меня разыграл,
пускай меня исключат  из корпорации барристеров* в связи  с профессиональной
непригодностью.

     * Барристер - высшее звание адвоката (англ.)

     -  Разумеется, я  не стану арбитром в данном вопросе, - заметил Вулф, -
так как вашего клиента, как говорится, в глаза не видел. Но поскольку у меня
имеются свои  основания подвергать  сомнению его виновность,  я ваш вызов не
приму. Продолжайте.
     -  Это  фактически  все.  Позитивное.  Осталось  только  негативное.  Я
пообещал ему, что не стану  подвергать миссис Моллой перекрестному допросу и
что не откажусь от этого дела. Мне, должен признаться, и не хотелось от него
отказываться.  Мне пришлось  смириться с его отказом  выступить  в  качестве
свидетеля. Если мой клиент стал жертвой  заговора, во главу угла должен быть
поставлен вопрос идентификации  звонившего в тот  вечер  анонима, фактически
направившего  его  к  Моллоям, однако  клиент  сказал,  что сам  ломал долго
голову, пытаясь вспомнить, знаком ли ему этот  голос, но  безрезультатно. Он
слышал  хриплый, гортанный  голос,  вероятно,  измененный,  поэтому он  даже
приблизительно сказать не может, знаком ему голос или не знаком.
     И еще два негативных момента.  Он не  знает никого, кто бы мог питать к
нему такую  ненависть, чтобы  подстроить  столь  страшную  ловушку, а  также
никого, кому бы мог помешать Моллой. Он  фактически почти ничего о Моллое не
знает, если, конечно, он говорит правду, а  я думаю, что  он говорит правду.
Конечно,  самое идеальное  - найти  человека, который  бы  домогался  миссис
Моллой и разработал план  устранения одним ударом и мужа,  и  Питера  Хейза,
однако  последний  уверен, что такого человека в природе не  существует. Что
касается миссис Моллой, то и от нее я ничего путного не добился.
     - Вы и с ней общались?
     -  Трижды.  Раз накоротке,  зато  в  двух  других  случаях  между  нами
состоялись  обстоятельные  беседы.  Она хотела,  чтобы  я  добился  для  нее
свидания с  Питером, однако он был против. Она сообщила мне  не так уж много
подробностей, касающихся их с Питером отношений, а мне не было смысла на нее
давить, поскольку все, что мне  было нужно,  я уже знал.  Главным  образом я
выспрашивал ее  насчет занятий покойного мужа, его окружения и вообще всего,
касающегося несчастного. К  тому времени мне уже стало ясно, что  не удастся
оправдать  клиента, если  не  найду подходящую кандидатуру ему взамен. Вдова
рассказала мне все, что могла, она мне много всего рассказала, однако ее все
время  что-то сковывало,  и  я без труда догадался, что именно. Она считала,
что ее мужа убил Питер. Она была так трогательна в  этой  своей уверенности,
что без конца выспрашивала  у меня подробности относительно оружия. Я видел,
в каком направлении работает ее мысль. Она старалась убедить себя в том, что
Питер совершил убийство, находясь в ослеплении страстью, но если так, почему
он  вооружился  заблаговременно?   Я  спросил,  не   могло  ли   это  оружие
принадлежать  ее  покойному мужу  и находиться в квартире, она ответила, что
подобное исключено. Когда я сказал, что Питер отрицает свою вину и что я ему
верю, и даже пояснил, почему верю,  она  страшно удивилась. Я спросил у нее,
была ли она на самом  деле все время с друзьями в театре и не  отлучалась ли
куда-нибудь. Она ответила, что никуда не отлучалась, но я почувствовал,  что
думает она о Питере. Подозреваю, она пыталась решить, то ли  я на самом деле
ему верю, то ли притворяюсь, что верю. Что касается сведений относительно ее
мужа, то я  не располагал  средствами,  чтобы проверить все  должным образом
и...
     Он замолчал, потому что вошел Фриц со своим: "Ланч на столе, сэр".
     Вулф извлек из кресла свою тушу.
     -  Мистер Фрейер,  прошу вас  разделить  с  нами трапезу. Пищи с лихвой
хватит на  всех.  Цыплячья  печень  и грибы  в белом вине. Рисовые пирожные.
Фриц, еще один стул, прибор и бутылку водки "Распутин".

6

     В тот же день в  четыре часа пополудни я отправился на Пятьдесят Вторую
Восточную  улицу  в  дом  э  171, где  у меня  при содействии  Фрейера  было
назначено свидание  с миссис  Моллой. А  после ланча  мы  втроем вернулись в
кабинет и начали с того,  на чем кончили. Фрейер позвонил в офис и попросил,
чтобы прислали  целиком дело, которое  мы досконально переворошили.  К шести
вечера я вызвал Сола Пензера, Фреда Даркина, Орри Кэтера и Джонни Кимза. Эти
четверо  были нашей надежной опорой. Каждый обходился нам  в 160  долларов в
день, не считая мелких расходов. Продлись наша работенка месяц, тридцать раз
но 160  равняется  4800, так  что  собственные  расходы  Вулфа  вполне могут
составить кругленькую сумму и "Распутина" ему придется забыть.
     Сведениями, которые  миссис Моллой сообщила Фрейеру относительно своего
покойного   мужа,  не  сумели   воспользоваться  должным  образом,   и   это
неудивительно,  ибо  ими  занимался   клерк  в  офисе  Фрейера  и   какой-то
доморощенный  почасовик из сыскного агентства  Хэрленда Айда. Разумеется, им
оказалось под  силу обнаружить  кое-какие сведения вроде  того, что у Моллоя
был двухкомнатный офис на двадцатом этаже муравейника на  Сорок Шестой улице
неподалеку  от  Мэдисон-авеню и что табличка на его двери гласила: "МАЙКЛ М.
МОЛЛОЙ. НЕДВИЖИМОСТЬ", что весь его штат состоял из секретарши и посыльного.
Что рента  была уплачена за январь включительно, и это было  похвально,  ибо
первое января - выходной день, а  третьего он  уже имел дыру в виске, отчего
испустил дух. Что, если он  и  оставил  после  себя  завещание, оно  не было
обнаружено.  Что он  был  хоккейным  болельщиком, а также  посещал матчи  по
борьбе. Что последние полгода он дважды или трижды в неделю водил  обедать в
ресторан   свою  секретаршу,  Дилию  Брандт.  Этим  расследования  клерка  и
почасовика и ограничивались.
     Миссис Моллой тоже  была не слишком-то  осведомлена о  служебных  делах
мужа. Она сказала, что, когда работала  его секретаршей, он главным  образом
устраивал дела вне офиса, так что ей о них почти ничего не известно.  Он сам
отсылал  корреспонденцию,  которая была  не  слишком  обширной - она  писала
десять-двенадцать писем под  его  диктовку,  из которых деловых  было меньше
половины. Основной ее обязанностью было отвечать на телефонные звонки, в его
отсутствие записывать телефонограммы, он же большую часть дня  отсутствовал.
Судя по  всему, Моллоя главным образом  интересовали участки  земли, а также
домовладения  в сельской  местности, что касается  Большого Нью-Йорка, он ни
разу не участвовал и сделках  по  переоформлению  недвижимости. Его вдова не
знала, какой у него был доход и сколько он после себя оставил.
     Что касается людей,  у  которых  могли оказаться  мотивы  для  убийства
Моллоя,   то   она   назвала  фамилии   четырех  его  недоброжелателей.  Ими
интересовались, но  это практически ничего не  дало. Один из них был  зол на
Моллоя  за  то, что тот  отказался платить по заранее  оговоренным  условиям
пари, ну  и  остальное  в том же духе.  Наш  же субъект должен был не просто
убить Моллоя, но еще и суметь  подстроить таким образом, что за это убийство
к ответственности  привлекут  Питера Хейза. Ловкий  парень  работал,  весьма
ловкий!
     Если бы кто-то подсел в машину, в  которой я ехал  в сторону  центра, и
предложил поставить десять  к одному, что мы начали не с  того, с чего нужно
было начинать,  я бы никак на это предложение  не отреагировал. Да, я  люблю
полагаться на удачу, но только не вслепую.
     Номер 171 по Пятьдесят Второй Восточной улице оказался старым домом без
лифтера, который, как и соседние дома, подвергся  значительной реконструкции
как снаружи, так  и внутри. Они все  были выкрашены в элегантный серый цвет,
один  с  желтой  отделкой, другой  с синей, третий с зеленой.  В вестибюле я
нажал на  самую  верхнюю кнопку с надписью "МОЛЛОЙ", снял  с рычага  трубку,
прижал ее к уху и тут же  услышал  вопрос: "Кто там?".  Я назвал себя. Замок
щелкнул, я толкнул дверь, вошел, сел в лифт и нажал на кнопку с цифрой пять.
Выйдя из лифта, я огляделся по сторонам, приметив, с какой стороны лестница.
В конце  концов передо мной  было место преступления, а я был детективом.  И
тут я услышал, как меня окликнули. Я обернулся - дама стояла на пороге своей
двери.
     Она была всего  в восьми  шагах от  меня, но  к  тому  моменту, когда я
очутился с ней рядом, я уже знал то, на узнавание  чего обычно уходят часы и
даже дни, а именно:  мне не хочется ни одной части  ее тела в отдельности. И
причина заключается в том, что мне оказалось достаточно одного-единственного
взгляда, дабы понять следующее - разреши  я себе захотеть какую-нибудь часть
ее тела, будет трудно удержаться оттого, чтобы  не захотеть ее всю, в данной
же ситуации сие было бы чрезвычайно нежелательно. Прежде всего несправедливо
по  отношению к нашему П.Х.,  находящемуся  в  пиковой ситуации.  Поэтому  я
решил,  что наше  общение  будет проистекать  на сугубо деловой основе,  как
внешняя  сторона,  так  и  внутренняя.   Да,  я   улыбнулся  ей,  когда  она
посторонилась,  чтобы  пропустить   меня   в   квартиру,  но  так  улыбаются
профессионалы.
     Комната, в  которую  она провела меня после того,  как  я снял пальто и
шляпу  и  оставил  их  на  стуле в прихожей,  оказалась  большой, симпатично
обставленной гостиной с тремя окнами.
     Именно в нее, если  помните, вошел Питер Хейз и обнаружил труп. Ковры и
мебель здесь  были наверняка подобраны  ею.  Не  спрашивайте, откуда мне это
известно - дело в  том, что я видел ее на фоне этих ковров и мебели, и этого
было вполне достаточно.
     Она  села  на стул  возле  окна,  я,  подождав  ее  приглашения,  занял
соседний. Она  сказала, что мистер Фрейер сообщил по телефону, что обратился
за  консультацией  к  Ниро Вулфу,  который высказал желание  послать  своего
помощника,  мистера  Гудвина,  с  нею  побеседовать.  Больше  ей  ничего  не
известно. При этом она не добавила: "И что вам от меня нужно?"
     - Не знаю, с чего мне начать, ведь у нас с  вами разные точки зрения по
одному очень важному вопросу, - заговорил я. - Мистер Фрейер, мистер Вулф  и
я, мы все трое считаем, что Питер Хейз не убивал вашего мужа, в то время как
вы думаете, что он его убил.
     - Почему вы так говорите? - вскинулась она.
     - Потому что не вижу никакого смысла ходить вокруг да около. Вы думаете
так,  а  не  иначе, поскольку вам не приходит ничего  другого в  голову.  Вы
вообще  сейчас  не  в  состоянии думать  - вам  нанесли  удар  и  вы впали в
оцепенение. Про нас  же этого сказать нельзя. Наши мозги работают нормально,
и  мы стараемся  использовать их  с  максимальной отдачей. Однако