тебе нравится, - пробормотал Вулф.
     - Не  очень. Я уже  говорил  вам в среду вечером, что, по-моему, ничего
плохого мы не сможем о ней узнать, Я по-прежнему придерживаюсь той  же точки
зрения.
     - Ты говоришь искренне?
     - Более или менее. Во всяком случае, пытаюсь.
     - Где расположен этот Расин?
     - Между Чикаго и Милуоки. На берегу озера.
     Вулф оттолкнул  кресло, поднялся,  подошел  к глобусу  диаметром  вдвое
больше его самого, не без усилия повернул эту махину и отыскал Висконсин.
     -  Так.  До Расина проще  всего  добраться из  Милуоки. С  Милуоки есть
авиасообщение?
     -  Разумеется.  Но  билет  туда  обойдется  долларов  восемьдесят  плюс
тридцать долларов суточных. Уиппл может не согласиться.
     - Уиппл вообще ничего не будет  знать. - Вулф снова  уселся в кресло, -
Веблен* называл  это инстинктом мастерства. Я вызвался помочь мистеру Уипплу
и  тем самым обязался  применить  все свое  умение  и способности.  В  среду
вечером  ты рассказывал  мне о своем разговоре  с Лили Роувен и  с  Сюзанной
Брук. Ты действительно не уловил  в нем ничего интересного, на что следовало
бы обратить внимание? Да нет, конечно, нет.

     *  Т. Веблен  "1857-]929) -  американский буржуазный  экономист  (Прим.
перев.)

     - По ее словам в Расине ей просто осточертело, потом  она добавила, что
там "произошло кое-что", и умолкла. При  желании можно, конечно, назвать это
"интересным", но  вообще-то она, возможно, имела в  виду, что у  них в  доме
вдруг стала протекать крыша.
     - Фу!.. А что, если в прошлом мисс Брук все-таки есть  нечто такое, что
заслуживает расследования?
     - В таком случае, я уже был бы в Расине.
     -  Вот и отправляйся туда  завтра  же. Черт возьми, я же  взял на  себя
обязательство!
     - Возражаю. Завтра воскресенье, и у меня есть личные дела.
     Вулф  согласился,  что я могу  выехать и  в  понедельник, причем  не  в
Милуоки, а в Чикаго, поскольку самолеты летают туда гораздо чаще.
     Было  всего три градуса тепла, когда в  понедельник,  в двадцать  минут
седьмого  вечера, я  поставил  арендованную  в  Чикаго  машину  на  стоянку,
находившуюся в одном квартале от  редакции газеты "Глобус" в Расине и в двух
кварталах  от гостиницы, где я забронировал номер. Одно  время я перепоручал
все заботы о  машине  (отвести ее на  стоянку, подать  к  подъезду) служащим
гостиницы,  но  однажды,  несколько лет назад, когда мне  надо  было  срочно
явиться  на одну  крайне  важную  встречу, они  подали машину  только  через
полчаса,  и  я,  разумеется,  уже никого  не  застал на  условленном  месте.
Захватив  саквояж,  я  прошел эти  два квартала пешком, зарегистрировался  в
гостинице и отправился по делам.
     Ни с кем из "Глобуса" я заранее о встрече не договаривался, но Лон Коэн
из нью-йоркской  "Газетт" в воскресенье вечером  по  моей  просьбе звонил  в
Расин,  и  заведующий  редакцией,  некий  Джеймс  Э.  Лэмис,  знал  о   моем
предстоящем визите. Мне дважды - на первом  и  на  третьем этажах - пришлось
ожидать,  а потом  меня провели  в кабинет, на  двери  которого  я  прочитал
фамилию Лэмиса. Он  поднялся  с  кресла, чтобы пожать мне руку, взял  у меня
пальто и шляпу и положил  их на диван, потом  сказал, что рад встретиться  с
журналистом из Нью-Йорка. Мы присели и обменялись  несколькими фразами; я не
стал скрывать, что я детектив и приехал по поручению "Газетт". Мистер  Коэн,
сказал я, наверно говорил ему о намерении редакции опубликовать серию статей
о деятельности Комитета защиты гражданских прав. Мистер Коэн, ответил Лэмис,
сообщил ему только, что я приеду за кое-какой информацией.
     - Но вам известно, что собой  представляет  Комитет  защиты гражданских
прав?
     - Да,  конечно.  Отделения комитета  действуют  в  Чикаго и Милуоки,  в
Расине же отделения нет. Почему вы приехали именно в наш город?
     -  Хочу  навести справки  об  одной личности, В статьях  речь пойдет  о
работниках главного аппарата комитета  в Нью-Йорке, где довольно видную роль
играет молодая особа по имени  Сюзанна Брук. Насколько  мне известно, она из
Расина, не так ли?
     -  Да. Бог мой,  редакция "Газетт" направила вас сюда навести справки о
Сюзанне Брук? Но зачем?
     -  Собственно,  ничего  особенного.  Редакция  хочет собрать  как можно
больше  сведений  об  этих  людях,  об  их  прошлом,  узнать, что  они собой
представляют, вот и все. Вы знаете ее? Вы знали ее раньше?
     - Да как вам сказать...  Весьма поверхностно. Вот ее брата Кеннета знал
довольно  хорошо. Она  принадлежит совсем к другому поколению. Ведь я  вдвое
старше ее.
     Это подтверждала вся его внешность, особенно седеющие и уже  поредевшие
волосы. Он был без пиджака, в расстегнутом жилете.
     - Как к ней относились у вас в Расине?
     - Как вам  сказать... По-моему, нормально. В средней школе  она училась
вместе с моей дочерью. Потом поступила в  университет... Не помню,  в  какой
именно, а возможно, и вообще не знал этого.
     - В Редклиффский.
     - Да? Ну  вот.  Следовательно, в Расине она провела  только детство. Но
отец ее действительно много лет  прожил в Расине, здесь его почти все знают.
Торговал недвижимым  имуществом  и пользовался  в  своей области  репутацией
самого  изворотливого  и  ловкого  дельца  во  всем  Южном  Висконсине.  Ему
принадлежало  и вот это здание, - сейчас им владеют его наследники. Сожалею,
мистер Гудвин, но вряд ли смогу вам чем-нибудь помочь. Если вы рассчитываете
на какие-то компрометирующие  эту семью данные,  тогда нам вообще  не  о чем
разговаривать.
     Я собирался спросить, не произошло ли с Сюзанной Брук или с кем-либо из
ее близких летом или осенью 1959 года чего-нибудь такого, что заслуживало бы
внимания,  но передумал.  Ведь она,  как  одна из  наследниц отца,  являлась
совладелицей здания, где размещается "Глобус", и не исключено, что  редакция
задолжала ей арендную плату. Поэтому я сказал Лэмису, что вовсе не стремлюсь
узнать   о  мисс  Брук  что-то  плохое,   но  хочу  получить   о  ней  общее
представление.  Он  принялся расспрашивать  меня  о  КЗГП  и  о  том,  что в
Нью-Йорке думают о Рокфеллере и  Голдуотере.  Я  был  вынужден из вежливости
поддерживать разговор.
     Уже стемнело,  когда  я  вышел  из  редакции;  дул  леденящий  ветер. Я
вернулся  в  гостиницу,  где  в  половине  седьмого у  меня  было  назначено
свидание. Еще из Чикаго я позвонил  в Расин человеку, которому Вулф время от
времени  оказывал  различные услуги. По словам Вулфа,  этот Отто Друкер  был
единственным стоящим  человеком во всем  Расине, он  позвонил ему и попросил
встретиться со мной. В уютном и теплом номере я снял башмаки и улегся было в
кровать,  но тут же поднялся. На улице свирепствовал ураганный ветер, и хотя
я  прошел  пешком  всего  два  квартала, однако  чувствовал  себя  настолько
измотанным, что мог мгновенно погрузиться в глубокий сон.
     Друкер опоздал всего на пять минут. Пожимая ему  руку,  я не мог скрыть
своего удивления.  Он  никак  не походил на детектива; с его  интеллигентным
симпатичным   лицом  и  внимательным,  но  вместе   с  тем  доброжелательным
выражением глаз он оказался бы вполне на месте за письменным столом, скажем,
вице-президента  какого-нибудь банка. Как  только я  положил на кровать  его
пальто и шляпу и вернулся  к  нему,  он  вкрадчиво  и  одновременно дружески
осведомился:
     - Как поживает мистер Ниро Вулф?
     Мы провели приятный вечер.  Гость  охотно принял предложение  поужинать
здесь же, в номере. Когда я собрался позвонить в ресторан  и попросить меню,
он заявил,  что  в  этом нет  никакой  необходимости,  так как  здесь  умеют
готовить  только ростбиф  с картофельным пюре и яблочный  пирог. Если  бы  а
решил изложить вам содержание  нашей беседы в тот вечер, вы бы вряд ли нашли
ее интересной, мы разговаривали главным образом о тонкостях нашей профессии.
Ну,  например,  о  наружном  наблюдении.  Он  знал  все  премудрости   этого
искусства, а поскольку дело происходило  в Расине, где  его  все  знали, ему
приходилось прибегать к таким трюкам, что ими с удовольствием воспользовался
бы даже наш Сол Пензер.
     Все же меня больше всего интересовала Сюзанна  Брук. Я не заговаривал о
ней до  тех  пор, пока мы  немного не узнали друг друга и не закончили  есть
(ужин  оказался  вполне терпимым). Я  лишь  сказал ему, что некий наш клиент
собирается взять  ее партнером в одно дело и,  естественно, хотел бы  знать,
что  она  собой  представляет.  Я  добавил,  что  вся  его информация  будет
рассматриваться  как строго конфиденциальная,  не  подлежащая разглашению. Я
разочаровался бы в нем, если бы  он не спросил, кто этот клиент. Конечно, он
спросил.  Он разочаровался бы во  мне, если  бы я  назвал его. Конечно, я не
сделал этого.
     Друкер вынул изо рта  трубку и, откинув голову,  принялся рассматривать
потолок, потом взглянул на меня.
     - Помнится, - заговорил он, - в свое  время я довольно  часто  выполнял
некоторые  поручения  отца  Сюзанны  Брук.  Я  мог  бы, разумеется,  кое-что
рассказать о нем, но он мертв. Сюзанну же, хотя она  и носит фамилию Брук, я
знал  не больше, чем  всех остальных  девочек-подростков  в  нашем  городке.
Насколько мне  известно, ничего дурного за ней  не замечалось. Вы, очевидно,
знаете, что она уехала отсюда учиться в университет?
     - Знаю.
     -  А потом  в Нью-Йорк. Она не приезжала в  Расин даже во время  летних
каникул  в  университете,  предпочитая путешествовать  вместе с матерью.  За
последние  четыре  года  она  вообще  здесь   не  появилась,   а   всего  за
восемь-девять  лет,  с  того, как  окончила нашу школу,  прожила в городе не
больше четырех-пяти месяцев.
     - Видимо,  я напрасно трачу  деньги нашего  клиента...  Но, если  я  не
ошиблось, и 1959 году,  окончив  университет,  она все  же  вернулась домой.
Возможно, вы этого не знаете; ее отца к  тому времени уже не было в живых. А
потом она вместе с матерью перебралась в Нью-Йорк. Вам случайно не известно,
сколько она тогда тут прожила?
     Мой  собеседник  затянулся, но,  обнаружив,  что трубка  погасла, снова
раскурил ее и сквозь облако дыма заметил:
     - Не  понимаю,  почему вы  пытаетесь выспросить все это  у меня как  бы
невзначай.  Уж если вы  хотите  узнать  о том человеке,  который  покончил с
собой, пожалуйста, спрашивайте прямо. Однако я почти ничего не знаю.
     Обычно  мне  удается  контролировать   выражение  лица,  но  его  слова
прозвучали  настолько неожиданно, что  я не смог  скрыть изумления. Вот так,
неожиданно,  я  наткнулся  на  нечто  важное.  Кто  знает,  не  стану  ли  я
обладателем тайны, серьезно компрометирующей Сюзанну Брук, - ну, скажем, что
она  убила человека  и заявила  о  его  самоубийстве! Несомненно,  заявление
Друкера поразило меня не только потому, что я не ожидал  ничего узнать, но и
потому, что не хотел ничего узнать.
     - Что  с вами? - удивился Друкер. - Или  вы думаете, что  я не понимаю,
когда мне морочат голову?
     Я выдавил улыбку.
     - Боже  упаси! Все  равно у  меня  бы ничего  не  получилось,  если б я
попытался  разыграть  вас.  Все  объясняется  просто:  я  ничего  не  знаю о
человеке, покончившем с собой. Я просто пытался выяснить, что делала Сюзанна
Брук в Расине. Может, это вы морочите мне голову?
     - Нет.  Как  только  вы упомянули имя Сюзанны Брук, я сразу же подумал,
что вас интересует именно это самоубийство.
     - Я  ничего не  знал...  Вы сказали: "Пожалуйста, спрашивайте". Хорошо,
спрашиваю.
     -  Видите ли...  -  Друкер  затянулся и  продолжал: - Произошло это тем
летом, когда Сюзанна Брук окончила университет и вернулась в Расин. Вслед за
ней  в  наш  город  приехал  какой-то  молодой человек. Вечером  в  пятницу,
четырнадцатого августа 1959 года, в пять часов  сорок минут он вышел из дома
Бруков, остановился на  террасе, вынул из кармана  револьвер системы "Марли"
тридцать  восьмого калибра и выстрелом  в висок  покончил с собой... Так  вы
говорите, что не знали об этом?
     - Не знал. И нет никаких оснований  сомневаться, что это  действительно
было самоубийство?
     - Ни малейших. Все  произошло  на  глазах у  двух женщин -  они как раз
проходили мимо дома - и  мужчины, который оказался  в тот момент  на  другой
стороне улицы.  Я понимаю, вам  хотелось  бы  узнать, при чем  здесь Сюзанна
Брук,  какую  роль  она  в этом  сыграла, однако  мне  ничего  на  сей  счет
неизвестно.  Могу  лишь  сообщить то,  что  писали  потом  газеты и что  мне
рассказал  один хорошо информированный приятель.  Молодой человек  учился  в
Гарвардском университете и  настойчиво  упрашивал  мисс  Брук выйти за  него
замуж. Он приехал  в Расин снова просить ее руки, но она и ее мать выставили
его за дверь. Вы же знаете, такое случается, хотя  лично я этого не понимаю.
У  человека  могут   возникнуть  какие-то  причины,  по  которым  он  решает
расстаться  с  жизнью, но  я  никогда  не  соглашусь,  что можно  приставить
пистолет  к  виску  только  потому, что женщина  ответила  отказом. Тут есть
что-то патологическое. Вы женаты?
     - Нет. А вы?
     - Был женат, но жена меня бросила.  Неприятно, что и  говорить,  зато с
тех пор я хоть сплю спокойно.  Кроме того, если супруги  ладят  между собой,
жена,  конечно, всегда  знает, чем занимается ее муж.  А частный детектив не
может себе позволить откровенничать даже с собственной женой. Вы согласны?
     Мы опять заговорили о своей профессии  и  проболтали еще около часа.  Я
больше  не  пытался вернуться к разговору о Сюзанне Брук, Друкер распрощался
со  мной часов около десяти, и я сразу же подумал,  что, поскольку  "Глобус"
газета  утренняя,  ее  сотрудники  находятся  сейчас в редакции. Уж  если  в
прошлом Сюзанны  Брук  появилось  кое-что  заслуживающее  внимания,  стоило,
пожалуй, покопаться в старых газетах. Я позвонил Лэмису и получил разрешение
побывать в архиве газеты.
     Ветер несколько утих, но теплее не стало. Машины в типографии "Глобуса"
уже работали полным ходом, полы в здании  сотрясались  мелкой  дрожью.  Меня
провели  в  плохо  освещенную   пыльную  комнату  и  перепоручили  какому-то
беззубому старикашке. Он строго-настрого запретил  мне вырывать или вырезать
что-либо из папок и подвел к шкафу с надписью: "1959".
     Света,  повторяю,  было  недостаточно,  но,  к  счастью,   я  не   могу
пожаловаться на зрение. Я  начал  просматривать газеты с пятого августа,  за
неделю  до  названной  Друкером  даты, пытаясь найти упоминание  о приезде в
Расин студента  Гарвардского университета  или о его пребывании в городе. На
интересующую меня информацию я наткнулся в номере за пятнадцатое августа, на
первой  полосе. Студент оказался Ричардом Оултом из Эвансвиля, штат Индиана.
В  воскресенье  соответствующее сообщение появилось  снова на первой полосе,
однако  в  понедельник  информация  перекочевала на внутренние  полосы, а во
вторник вообще  не  появилась. Я внимательно просмотрел все номера газеты за
все  остальные  дни недели,  но ничего не нашел и снова  тщательно перечитал
материалы первых трех дней.
     Ничто  не говорило  о  том, что кто-то хочет  замять дело. В показаниях
всех   трех  допрошенных   очевидцев   происшествия   не  оказалось  никаких
несоответствий или противоречий. Терраса хорошо была видна  с тротуара;  обе
женщины  заметили револьвер в руке Оулта еще до того,  как  он поднес  его к
виску, и одна  из них даже успела окликнуть его. Прохожий с противоположного
тротуара перебежал  улицу и  оказался на  террасе в тот момент, когда миссис
Брук  и  Сюзанна  выбежали  из  дома.  В   тот   вечер  Сюзанна   отказалась
разговаривать с журналистами, но уже в субботу утром беседовала с репортером
газеты и охотно отвечала на все вопросы.
     Если  бы  даже  я  во  что  бы  то  ни  стало  хотел добыть  материалы,
компрометирующие Сюзанну  Брук, мне бы пришлось  отказаться от этой мысли  и
искать  их где-то в другом месте. Я положил подшивку газет на место, заверил
хранителя архива, что ничего  не  вырезал и не вырвал, вернулся в гостиницу,
предварительно выпив по дороге стакан молока в кафе, и улегся спать.
     Не знаю, захотелось бы мне задерживаться в Расине и наводить дальнейшие
справки, если бы не произошло нечто неожиданное. Это случилось во вторник. Я
попросил разбудить меня в восемь  часов, и когда раздался телефонный звонок,
не  поверил,  что  уже  наступило утро,  и взглянул  на часы.  Десять  минут
восьмого. "Черт  бы побрал  эти  порядки в гостиницах!" -  подумал я  и снял
трубку.  Телефонистка  сообщила, что  меня  вызывает Нью-Йорк. Я едва  успел
подумать, что  в Нью-Йорке  сейчас  десять  минут  девятого,  как  в  трубке
послышался голос Вулфа:
     - Арчи, ты?
     - Совершенно верно. Доброе утро.
     - Совсем не доброе. Ты где?
     - В постели.
     -  Извини, пожалуйста, что я  тебя побеспокоил.  Вставай  и  сейчас  же
возвращайся  домой.  Мисс  Брук мертва.  Вчера нашли  ее  труп.  Она  убита.
Немедленно выезжай в Нью-Йорк.
     В горле у меня вдруг пересохло, и я сделал глотательное движение.
     - Где... - начал было я и снова глотнул. - Я выеду...
     - Во сколько ты будешь здесь?
     - Часов в двенадцать, в час.
     - Ну хорошо.
     Вулф положил трубку.
     Я разрешил  себе посидеть секунд  десять  на краю постели, потом встал,
оделся, уложил  саквояж, спустился  на  лифте  в  вестибюль,  расплатился за
номер, пешком  прошел  на  стоянку машин  и поехал в  Чикаго. Я  решил,  что
позавтракаю в аэропорту в Чикаго.


Глава IV

     Не в  двенадцать и не в час, а уже без пяти два я открывал ключом дверь
старого особняка на Западной  Тридцать пятой улице. Нашему самолету пришлось
с полчаса огибать грозовой фронт, прежде чем совершить посадку в Айдлуайлде,
иначе говоря - в международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Я  поставил на
пол саквояж и снимал пальто, когда из кухни выбежал Фриц.
     -  Боже,  наконец-то!  -  воскликнул он. -  Мистер  Вулф уже  звонил  в
аэропорт. Вы же  знаете, как он относится к авиации. Я все время  подогревал
для вас ленч. У нас сегодня молоки рыбы,  зажаренные в душистых  травах,  но
без петрушки.
     - Не возражаю. Но...
     - Арчи! - послышался сердитый окрик.
     Я  поспешил в столовую, расположенную по другую сторону вестибюля, если
идти из  кабинета. Вулф все  еще сидел  за столом  и  раскладывал  на  вафли
ломтики сыра.
     - Сегодня превосходный день, - заметил я. - Знаю, что вы не расположены
вторично вдыхать  запах специй, и потому поем на кухне,  а  заодно просмотрю
"Нью-Йорк таймс". Перед вылетом я взял только самое раннее издание.
     Мы получали два экземпляра  "Таймса"  -  один  для  Вулфа  (газету  ему
подавали  вместе с завтраком в его  комнату) и один для меня. Я направился в
кухню  и  нашел  свой  экземпляр  на  маленьком  столе,  за  которым  обычно
завтракал.   Я   могу  отсутствовать  целую  неделю,  выполняя  какое-нибудь
поручение Вулфа, а Фриц, наверное,  все равно будет ставить для меня прибор.
Это так на него похоже. Я уселся и уже принялся искать в газете интересующее
меня сообщение,  когда  Фриц  поставил  на  стол  еду  в  горячей  тарелке и
хлебницу. Я съел кусочек молок и немного хлеба, предварительно  обмакнув его
в  подливку; Фрицу  обычно удается приготовить  превосходную  подливку, если
только он не намешает в нее петрушки.
     Как   и  в  первом  выпуске,  я  не  нашел   в  газете  никаких  особых
подробностей. Сюзанна Брук была найдена убитой в понедельник, часов в девять
вечера,  в  комнате на третьем этаже дома на  Сто двадцать восьмой улице. Ее
труп обнаружил  Данбар Уиппл, сотрудник  Комитета  защиты гражданских  прав.
Смерть наступила в результате неоднократных ударов по  голове. Все это я уже
знал.  Я знал и некоторые другие детали, о которых газеты сообщили  только в
позднейших  выпусках, а именно: Сюзанна Брук безвозмездно  работала в  КЗГП,
проживала вместе со своей вдовствующей матерью в  квартире на  Парк-аве