акого, чтобы удержать себя  от
дальнейших действий,  ибо  если считать ее гибель морально  неприемлемой, то
как  оправдать  убийство  Дайкса?  После  смерти  Джоан  Уэлман  я  перестал
сомневаться.  Теперь  при  наличии  достаточного  мотива я был  способен  на
убийство любого числа людей, не  испытывая при этом  ни  малейшего угрызения
совести.
     Поэтому, замышляя расправу с Рейчел Эйбрамс, я раздумывал только о том,
насколько  в  этом   есть  необходимость  и  можно  ли  ее  осуществить,  не
подвергаясь излишнему риску. Необходимость есть, решил я".
     Вульф поднял взгляд.
     -  Это  весьма  примечательный  документ.  Перед нами  человек, который
откровенно  высказывается, возможно,  даже отводит  душу,  спокойно  излагая
стадии  своего превращения в хладнокровного убийцу, но избегая упоминания  о
возможном  наказании и приписывая действия и ответственность  за них другому
человеку. Это искусный и ловкий прием, и с его помощью  вполне можно было бы
одержать победу, если бы мистер Уэлман не воспользовался моими услугами и не
проявил  настойчивости,  невзирая  на большие  расходы  и не  раз  обманутые
надежды.
     Но  я  несколько опережаю  события. Это  признание,  как оно  есть,  не
подлежит сомнению, но в нем имеется пробел. К  тому дню, когда он отправился
на расправу  с Рейчел Эйбрамс, то есть  двадцать шестого февраля, или  ровно
две недели назад, она  вряд ли представляла  для него большую опасность.  Он
знал...
     - Вы продолжаете говорить об О'Мэлли? - перебил его Кастин.
     - Да.
     - В таком случае,  вы ошибаетесь. Ровно две недели назад  О'Мэлли был в
Атланте.
     - Я к этому  вернусь, -  кивнул Вульф. -  К тому дню он уже знал, что я
веду  расследование и заинтересовался Бэйрдом Арчером и рукописью, а значит,
могу разыскать Рейчел Эйбрамс.  Прежде всего следовало покончить с  ней, что
он и сделал, учинив расправу за  какие-то две  минуты  до появления у нее  в
конторе мистера  Гудвина. Вот и все. Подготовительная работа была завершена.
Теперь  он был готов взяться  за выполнение своей  истиной задачи - убийство
Корригана.  Отказаться от нее было немыслимым,  но  обстановка  осложнилась.
Желая выяснить, что мне известно, он  позвонил Корригану и  предложил, чтобы
вы  все вместе явились сюда и вызвались ответить  на мои вопросы. Вы пришли.
Скорей всего, моя просьба  показать мне заявление Дайкса  об  уходе из фирмы
навела  его  на мысль  взвалить вину за все на  Корригана. Но  это  не столь
важно. Во всяком  случае,  в  качестве первого  шага  он  решил сделать  эту
пометку, подделав  почерк Корригана на заявлении до того, как  его  перешлют
мне.
     Вульф  умолк  и взглянул на  Уэлмана,  но наш клиент  только  смотрел и
смотрел  на О'Мэлли  и,  по-видимому, не собирался  предпринимать каких-либо
действий.
     - Когда полиция принялась расспрашивать про пометку, - продолжал Вульф,
- О'Мэлли, разумеется, присоединился к общему  хору о том, что вы понятия не
имеете об этой пометке, и вместе с вами заявил, что это уловка, предпринятая
либо мной, либо  мистером  Кремером,  ибо  был уверен,  что  все  экземпляры
рукописи уничтожены Я не знаю, о чем вы говорили  у себя  на совещании в тот
день, но готов  держать пари, что он ловко уговорил вас послать в Калифорнию
Корригана. Результат превзошел все его ожидания. Когда Корриган вернулся, вы
все снова пришли ко мне и О'Мэлли еще раз убедился, что  я лишь играю ему на
руку, отказавшись сказать что-либо, кроме того, я почти готов к действиям. А
это была  уже угроза,  зловещая и неотвратимая,  над кем  бы она ни нависла.
Можно  было  предположить,  что  Корриган,  если он  и  вправду  преступник,
предпочтет  убить  себя,  выбрав  для  смерти  именно  эту  минуту.  О'Мэлли
действовал быстро и безжалостно. Прошло  всего десять  часов после того, как
он побывал здесь вместе с вами, а он уже набрал мой номер и дал мне услышать
выстрел, от которого погиб Корриган.
     - Вы это предвидели? - спросил Кастин.
     - Разумеется, нет. Когда вы ушли,  я добавил всего одно предположение к
моей скудной коллекции; что, Корриган никогда  не видел  рукописи и не знал,
что  там  написано.  Что  касается  всех остальных,  то я пребывал в  полном
неведении.  Я  по-прежнему пытался  заставить  вас  действовать  и,  следует
признать, преуспел. Вы готовы высказаться, мистер О'Мэлли?
     - Нет, я предпочитаю слушать.
     -  Как угодно.  Я почти закончил.  - Вульф посмотрел  на Кастина. -  Вы
сказали, что О'Мэлли  был в Атланте  в день убийства Рейчел  Эйбрамс. У  вас
есть доказательства или вы просто считаете, что ему следовало там быть?
     - Он был там по делам нашей конторы.
     - Я знаю.  По правде говоря,  джентльмены, должен признаться, что я все
дни, исключая два последних, присматривал за  вами.  Когда вы впервые пришли
сюда.  О'Мэлли сумел ввернуть фразу  о том, что  вернулся в Нью-Йорк  только
утром,  а целую неделю пробыл  в Джорджии, что я не  преминул  отметить. Вы,
наверное, не знакомы с Солом Пензером?
     - С Солом Пензером? Нет.
     - Вот мистер Пензер, он сидит в  торце  стола мистера Гудвина.  Если он
когда-нибудь захочет что-либо  узнать  про  вас,  лучше просто  ему сказать,
впрочем,  вы еще  и  сейчас не  опоздали. Четыре  дня назад я  попросил  его
выяснить, где был О'Мэлли в течение той недели, о которой  идет речь,  и  он
это сделал. Расскажите им, Сол, что вы узнали.
     Сол открыл рот, но не успел произнести и слова, как подключился Кремер.
     - Подождите, Пензер! - приказал он и спросил у Вульфа. - Именно это вам
было сказано по телефону сегодня утром?
     - Да.
     -  И вы  хотите преподнести это О'Мэлли на блюдечке?  Нет,  вы этого не
сделаете.
     - Либо  я буду продолжать, либо вы, -  пожал  плечами  Вульф. - Сегодня
утром  вы  сказали, что оставляете за собой право распоряжаться, и я ответил
"нет". Теперь предоставляю вам это право. Берите его, если хотите.
     - Хочу, - вскочил Кремер. -  Мне нужно вот то письмо и  конверт к нему.
Мне нужен Пензер. И письменные  показания от трех женщин. Мистер О'Мэлли, вы
отправляетесь  в сопровождении  сержанта  Стеббинса  в прокуратуру округа на
допрос.
     - На каком основании? - спокойно спросил О'Мэлли.
     - На допрос, сказал я. А если вам требуется основание, вы его получите.
     - Я хочу, чтобы при этом присутствовал мой адвокат.
     - Можно позвонить ему из прокуратуры.
     - К счастью,  мне  незачем ему звонить.  Он здесь.  -  О'Мэлли повернул
голову, - Луис?
     Кастин встретился с ним взглядом.
     - Нет, -  не колеблясь ни  секунды, твердо отозвался он. - Я  выхожу из
игры, Кон. Я этого сделать не могу.
     О'Мэлли дрогнул, но устоял. Он не предпринял попытки уговорить Кастина.
Тон, каким были  произнесены эти слова, говорил сам за себя. Он повернулся к
Кремеру, но перед ним предстал поднявшийся со стула Джон Р. Уэлман.
     - Я отец Джоан Уэлман.  мистер  О'Мэлли.  Я не все  понял из  того, что
говорил мистер  Вульф,  но  мне  бы  хотелось кое в чем  убедиться.  Мне  бы
хотелось убедиться,  готовы ли  вы пожать мне  руку.  -  Он протянул руку. -
Готовы или нет?
     В  нависшей  над комнатой  тишине приглушенно  охнула  одна из  женщин.
О'Мэлли почти собрался с силами. Во  всяком случае, попытался. Глядя Уэлману
в глаза, он начал было поднимать руку, но шейные мышцы  сдали, голова упала,
и он обеими руками закрыл лицо.
     - Видать, не готовы, - сказал Уэлман и, повернувшись, зашагал к двери.

     23

     На  прошлой неделе я  заказал разговор  с Глейндейлом, штат Калифорния.
Когда нас соединили, я сказал:
     - Пегги? Это Арчи. Я звоню из Нью-Йорка.
     - Здравствуйте, Арчи. Я так и думала, что вы позвоните.
     Я сделал гримасу. Я умышленно заговорил фамильярно, стараясь отыскать в
ней  хоть  какой-нибудь  изъян.  Она  могла,  например,   сделать  вид,  что
возмущена,  или,  наоборот, прикинуться застенчивой, а  то  и  притвориться,
будто  не знает, кто  говорит.  Ничего подобного. Она по-прежнему была  сама
собой: меньше  ростом, чем следовало, полнее, чем следовало,  и старше,  чем
следовало, но одной-единственной на свете миссис Поттер.
     -  Все  кончено, -  сказал  ей я. - Я подумал, что вам будет  интересно
узнать.  Присяжные  заседали  девять  часов  и  наконец  вынесли   приговор:
умышленное убийство.  Как  вам  известно,  его  судили  за  убийство  Рейчел
Эйбрамс, а не вашего брата, но разницы никакой нет. Признавая его виновным в
убийстве одного человека, ему вынесли  тот же приговор,  что  и  за убийство
четверых.
     -  Понятно. Я рада, что все кончено. Спасибо, что позвонили. Так хорошо
слышно, кажется, будто вы рядом.
     - И вы тоже. Как у вас там? Идет дождь?
     - О нет, вовсю светит солнце, и тепло. А что, разве в Нью-Йорке дождь?
     -  Конечно. Я, наверное, привез его  с собой. Помните, какой у меня был
вид в тот день, когда вы смотрели на меня сквозь щель?
     - Еще бы! И никогда не забуду!
     - Я тоже. Всего хорошего, Пегги.
     - Всего хорошего, Арчи.
     Я повесил трубку и снова сделал гримасу. Какого черта,  подумал я, лет,
эдак, через двадцать ее благоверный, может, помрет, и, несмотря на возраст и
вес, она станет моей.



   Рекс Стаут.
   Не рой другому яму

     --------------------
     Home to Roost (1952)
     перевод Ю. Смирнова
     Издательская фирма . 1994
     OCR: Сергей Васильченко
     --------------------


     Home to Roost (1952)

     I

     -  Наш племянник, Артур, был  типичный  романтик,  - проговорила миссис
Бенджамин Рэкил, едва разлепляя  плотно сжатые, тонкие губы. - Он думал, что
коммунистом быть очень романтично.
     Ниро Вулф, сидя за своим  столом в исполинском кресле,  которое играючи
вмещало его слоновую тушу весом в одну седьмую тонны, хмуро смотрел на  нее.
Я, сидя  за своим  собственным  столом с ручкой  и  блокнотом, позволил себе
приватную усмешку,  не лишенную некоторого сочувствия.  Вулф  едва сдерживал
себя. О  том,  что  мистер  Рэкил посетит  кабинет Вулфа на первом этаже его
старого особняка  на Западной  Тридцать  пятой улице  в  шесть часов вечера,
предварительно договорился по телефону секретарь из конторы "Рэкил Импортинг
Компани",  причем  о  том,  что Рэкил заявится с женой,  не  было сказано ни
слова. И вот теперь эта жена, которая и  с  виду была  не подарок, без конца
встревала в разговор и сыпала банальностями, а  этого было достаточно, чтобы
заставить Вулфа хмуро смотреть на любого, не говоря уже о женщине.
     - Но, - возразил он, не слишком язвительно, - вы сказали, что он не был
коммунистом,  что,   напротив,  он  работал  на   ФБР,   когда   вступил   в
коммунистическую партию.
     Вулф с удовольствием послал бы  ее  куда  подальше. Но в его доме  было
пять этажей, считая  цоколь  и оранжерею, полную  орхидей на крыше,  а также
Фриц - шеф-повар, Теодор - ботаник, и я, Арчи Гудвин, ближайший и доверенный
помощник; все  это содержалось исключительно за счет его доходов от частного
сыска, а чек Рэкила на три тысячи  баксов, предложенный в  качестве  аванса,
лежал под пресс-папье на столе.
     - Вот именно, -  раздраженно  сказала миссис  Рэкил.  -  Разве  это  не
романтично, работать на ФБР? Но он не потому пошел на это; он пошел  на это,
чтобы  послужить своей  стране, поэтому-то  они и убили его. Он был типичный
романтик, тут уж ничего не поделаешь.
     Вулф состроил  гримасу  и  постарался не  обращать на  нее внимания. Он
перевел взгляд на  Рэкила. Она, возможно, назвала бы мужа коротышкой,  из-за
коротеньких ручек и ножек, но плюгавым он  не выглядел. Туловище у него было
длинное  и широкое, голова  длинная  и  узкая. Уголки  его глаз были загнуты
книзу, что в сочетании с опущенными углами рта придавало ему скорбный вид.
     Вулф спросил у него:
     - Вы уже обращались в ФБР, мистер Рэкил?
     Но ответила жена:
     - Нет, он не обращался,  - сказала она. - Я сама ходила туда вчера, и я
никогда  не  слышала ничего  подобного.  Они не сообщили  мне ровным  счетом
ничего. Они даже не признают, что Артур  работал на  них как шпион для своей
страны.  Они  сказали, что  это  дело нью-йоркской полиции и  что  я  должна
поговорить с ними - как будто я с ними не говорила!
     - Я говорил тебе, Паулина, - сказал Рэкил мягко, но не робко, - что ФБР
ничего не сообщает людям. Так же как и полиция, когда дело идет об убийстве,
и особенно  когда в  него  замешаны коммунисты.  Вот  почему  я настаивал на
визите  к  Ниро Вулфу, чтобы  выяснить, что  происходит.  Если  ФБР не хочет
делать достоянием гласности, что Артур работал на них, даже если из-за этого
они не смогут поймать убийцу, чего еще ты можешь ждать?
     -  Я  жду  справедливости! -  заявила  миссис Рэкил,  явственно  шевеля
губами.
     Я записал эту фразу для себя в блокнот.
     Вулф насупившись смотрел на Рэкила:
     -  Похоже,  тут какая-то путаница. Я понял,  что вы хотите расследовать
убийство.  Теперь  вы  говорите,  что  пришли ко  мне,  чтобы  выяснить, что
происходит. Если вы хотите сказать, что поручаете мне расследовать  действия
полиции и ФБР, то такой кусок мне не по зубам.
     - Я этого не говорил, - запротестовал Рэкил.
     - Не говорили, но это бы все прояснило. Чего же вы хотите?
     И без того скорбные глаза Рэкила стали еще печальнее:
     -  Мы хотим фактов, - заявил он. - Я думаю, что и  полиция и ФБР вполне
способны  пожертвовать  правами  рядовых  граждан, ради того,  что  они сами
считают общественными интересами. Нашего  племянника убили, и моя жена имеет
право  спросить, как продвигается расследование, а они ей ничего не сказали.
Я этого так не оставлю. У нас демократическое государство или нет? Я не...
     -  Нет, - вклинилась жена, - у нас не демократическое государство - это
республика.
     - Я предлагаю, -  раздраженно сказал Вулф, - для  ясности повторить все
еще раз.  Я объединю воедино то, что прочитал в газетах, с  фактами, которые
услышал от вас,  -  он  сконцентрировался на  жене, возможно решив, что  она
будет  менее склонна  перебивать  его,  если  он  не будет  отрывать  от нее
взгляда. - Артур  Рэкил, осиротевший  племянник вашего  мужа,  был  довольно
квалифицированным служащим в его компании, получал приличное жалованье и жил
в вашем  доме здесь в Нью-Йорке на Шестьдесят восьмой  улице. Около трех лет
назад вы заметили, что он занимает радикально-левую  позицию в дискуссиях по
политическим и социальным вопросам, и  ваши увещевания никак  не повлияли на
него. Со временем  он становился все более левым и все более оголтелым, пока
наконец его  мнения и аргументы не перестали отличаться от коммунистических.
Вы и ваш муж спорили с ним и умоляли его, но...
     - Я, - перебила миссис Рэкил, - но не мой муж.
     - Минутку, Паулина, - запротестовал  Рэкил, - Я иногда  спорил с ним, -
он посмотрел на Вулфа. -  Я не умолял его,  потому что думал, что у меня нет
на  это права. Я считаю, что  не вправе  вмешиваться,  когда  дело  касается
убеждений. Я платил ему  жалованье  и  не  хотел,  чтобы  он думал,  что  он
должен...  -  Импортер махнул рукой.  - Я любил  Артура, он  был сыном моего
брата.
     - В любом случае, - резко продолжал  Вулф, попрежнему обращаясь к жене,
-  он  не изменился. Он  упрямо  придерживался  коммунистической позиции. Он
одобрял коммунистическую агрессию в Корее и осуждал действия ООН. Наконец вы
не смогли больше этого выносить и предъявили ему ультиматум: либо он оставит
свои возмутительные...
     - Не ультиматум, -  поправила миссис Рэкил, - муж мне этот не позволил.
Я просто...
     Вулф перебил ее, повысив голос:
     -  По крайней мере, вы ясно дали ему понять, что с вас достаточно и что
вы не  хотите больше видеть его  в  своем доме. Должно быть, вы  сделали это
достаточно  жестко,  поскольку вынудили его раскрыть страшную тайну:  что  в
сорок  восьмом году ФБР уговорило  его вступить в  коммунистическую партию с
целью шпионажа. Легкими  увещеваниями вы бы, разумеется, не вытянули из него
такого признания.
     -  Я не  говорила,  что  они  были  легкими. Я  сказала  ему...  -  она
остановилась, и  ее тонкие губы плотно сжались, превратившись в едва видимую
полоску. Затем она  разлепила их, чтобы выпустить на свободу несколько слов.
-  Думаю, он посчитал,  что  может  потерять работу,  а  ему хорошо платили.
Намного больше того, чего стоил сам и чего стоила его работа.
     - Как бы то ни было, - кивнул Вулф, - он открыл вам свою великую тайну,
и вы, пообещав  хранить  ее, стали  сообщником. Восхищаясь им про себя,  при
других вы притворялись, что продолжаете осуждать его. Вы рассказали об  этом
только  мужу и  больше  никому. Вы говорите, это случилось  примерно  неделю
назад?
     - Да.
     - А в субботу вечером, три дня назад вашего племянника убили. Теперь об
этом. Вы не так уж много добавили к тому, о чем сообщали  газеты, но давайте
посмотрим. Он вышел  из квартиры, из вашего дома, и взял такси  до ресторана
"Чезар", где у него был назначен ужин. Он пригласил поужинать  трех женщин и
двоих мужчин, и когда он появился, они все уже  поджидали его в баре. Вместе
с  вашим  племянником  они  прошли  к  заказанному  им  столику  и  занялись
коктейлями. Он вынул из кармана маленькую металлическую коробочку...
     - Золотую.
     - Золото - это металл, мадам. Он достал ее из  кармана бокового кармана
плаща, положил на стол и оставил там, пока совещался с официантом. За столом
завязалась  беседа.  Когда  принесли  тарелки,  булочки и  масло,  коробочку
куда-то задвинули. В общей сложности  она была  на  столе  десять двенадцать
минут. Когда подали hors d'ouevres*, ваш племянник принялся за еду, вспомнил
о  коробочке  с пилюлями, нашел  ее за корзинкой с булочками, достал из  нее
витаминную  капсулу,   проглотил,  запил  водой  и  принялся  за  свой  hors
d'ouevres.  Шесть или семь минут спустя он дико вскрикнул,  вскочил на ноги,
опрокинув стул, несколько раз конвульсивно дернулся, потом вдруг одеревенел,
рухнул  на пол и умер. Вскоре появился врач, но ваш племянник был уже мертв.
Выяснилось, что  две  другие  капсулы  из  металлической  коробочки,  внешне
похожие на извлеченную им, содержат то, что и должны содержать, и совершенно
безвредны, но ваш племянник проглотил цианистый  калий. Его убили,  подменив
витаминный порошок смертельным ядом.

     * закуска (франц.)

     - Разумеется. Вот почему...
     -  Я  продолжу, с вашего позволения. Вы  были  и до  сих  нор остаетесь
убеждены,  что  подмену  осуществил один  из  его сотрапезников,  коммунист,
который  узнал,  что ваш  племянник работает  на  ФБР,  и  вы  сообщили  это
инспектору Кремеру из полиции. Вы были  совершенно не удовлетворены тем, как
он  воспринял  эту  информацию,  и, особенно, последующим  разговором с  ним
вчерашним утром, и  лично отправились в контору ФБР,  встретились с мистером
Энстреем, но отклика в  нем не  нашли. Он заявил, что убийство в  Манхэттене
это дело нью-йоркской  полиции. Рассердившись, вы  отправились в  управление
уголовной полиции,  но  инспектора  Кремера  на месте  не застали. Тогда  вы
переговорили с сержантом по имени Стеббинс,  потом ушли, негодуя еще больше,
с благосклонностью  отнеслись  к сделанному  утром  предложению вашего  мужа
проконсультироваться  со  мной,  и вот  вы здесь.  Упустил ли  я  что-нибудь
важное?
     -  Одно маленькое замечание, - Рэкил прочистил горло. - Наш  разговор с
инспектором Кремером о том, что Артур вступил в коммунистическую  партию  по
заданию  ФБР,  был   конфиденциальным.  Впрочем,  разговор   с   вами  тоже,
разумеется, конфиденциальный, поскольку мы ваши клиенты.
     Вулф покачал головой:
     - Пока нет. Вы  хотите нанять меня для того, чтобы я расследовал смерть
вашего племянника?
     - Да. Конечно.
     -  Тогда  я  должен  поставить  вас в  известность, что  хотя  по части
осторожности равных  мне  нет, я не смогу работать,  если руки  у меня будут
связаны.
     - Справедливо.