ал за джин и содовую воду, и  мы  направились  в  кабинет.
Почта лежала у Вулфа на столе под пресс-папье, но он, устроившись  поудобнее
в кресле, изготовленном по специальному заказу, отодвинул корреспонденцию  в
сторону, откинулся на спинку и закрыл глаза. Я ожидал - даже надеялся, - что
Вулф начнет привычное упражнение с губами, то выпячивая, то вновь  -втягивая
их. Однако ничего подобного  не  произошло.  Он  просто  сидел,  наслаждаясь
домашним уютом.
   После нескольких минут молчания я начал:
   - Не хочу быть назойливым, но, возможно, вам будет интересно  знать,  что
дочь  Пьера  Дакоса,  по  имени  Люси,  участница  фемдвижения.  Не   просто
попутчица, а всамделишная. Она...
   - Я отдыхаю, - открыл глаза Вулф. - И тебе  хорошо  известно,  что  я  не
терплю варварских сокращений.
   - Извините. Активная участница феминистского движения за уравнение женщин
в правах с мужчинами. У нее три книги Симоны  де  Бовуар,  -  той,  что,  по
вашему собственному признанию, вполне прилично может писать по-французски, -
и целая полка других авторов,  о  которых  мне  приходилось  слышать  и  чьи
сочинения вы неоднократно принимались читать, но бросали, не  выдерживая  до
конца. Кроме того, ей не нравится, когда в ее  комнату  заходят  посторонние
мужчины. Я рассказываю  обо  всем  этом  лишь  для  того,  чтобы  поддержать
разговор, хотя вы, как видно, собираетесь отмалчиваться.
   Вошел Фриц с напитками. Я почему-то  не  люблю  что-либо  брать  прямо  с
подноса, который держит в руках Фриц, а потому подождал,  пока  он  поставит
поднос на стол Вулфа, и только тогда перенес на свой  стол  джин  и  содовую
воду. Из ящика стола Вулф достал  массивную  золотую  открывалку  -  подарок
клиента, - которой откупорил бутылку. Наливая в бокал пиво, он сказал:
   -  Мисс  Дакос  работает  программистом  на  компьютере  в   Нью-Йоркском
университете.  Обычно  возвращается  домой  в  половине  шестого.  Организуй
встречу и поговори с ней.
   - Может отказаться разговаривать с мужчиной, - заметил я, откидываясь  на
спинку стула.
   Судя по всему, Вулф приготовился посвятить меня в кое-какие детали.
   - Она согласится, когда узнает, что речь пойдет об отце. Мисс Дакос  была
сильно привязана к нему и вместе с  тем  очень  хотела  избавиться  от  этой
зависимости. Мистер Дакос,  с  которым  я  сегодня  говорил,  прекрасно  все
понимает и ясно выражает свои мысли. Пьер говорил тебе, что я - величайший в
мире детектив. Своему же отцу он заявил, что я  величайший  в  мире  гурман.
Именно поэтому мистер Дакос, по  его  словам,  отказавшись  разговаривать  с
полицией, был готов откровенно побеседовать со мной. Сказал об этом,  только
убедившись, что я  хорошо  владею  французским  языком.  Конечно,  абсурдная
логика, но он этого не заметил. Большая  часть  сообщенных  им  сведений  не
имеет для нашего расследования никакой ценности, а если ты не настаиваешь, я
не буду их повторять.
   Заключительная фраза содержала в  себе  значительно  больше  смысла,  чем
могло показаться на первый взгляд. Я обычно докладываю ему в полном  объеме,
часто  передавая  разговор  дословно,  но  его  реплика  имела  совсем  иную
подоплеку. Он просто опасался,  что  если  ему  удастся  вычислить  личность
убийцы Пьера раньше меня, то я отнесу его успех исключительно на счет знания
французского языка, на котором он разговаривал с отцом Пьера.  Однако  я  не
подал виду, что разгадал его маленькую хитрость, и лишь мысленно усмехнулся.
   - Быть может, потом, - ответил я. - Спешить некуда.  Сказал  ли  он  хоть
что-нибудь, относящееся к нашему делу?
   - Не исключено. Отец знал о пристрастии Пьера к игре на  скачках,  и  они
часто говорили на эту тему. По словам отца, Пьер никогда не  просил  у  него
денег в этой связи, но это ложь. Это одна из немногих тем, когда он  не  был
со мной до конца откровенным. Возможно, именно по данному вопросу тебе потом
потребуется подробный отчет. Упоминаю сейчас об этом только потому, что  как
раз при обсуждении проблемы игры на скачках Пьер рассказал отцу о  человеке,
давшем ему сто долларов. Утром в прошедшую среду,  шесть  дней  назад,  Пьер
сообщил отцу, что на предыдущей  неделе  -  мистер  Дакос  думает,  что  это
случилось в пятницу, но не ручается  за  точность,  -  один  из  посетителей
ресторана вместе с деньгами оставил на подносе какую-то записку. Когда  Пьер
захотел вернуть бумажку, того уже и след простыл. А во вторник, то  есть  за
день до разговора с отцом, какой-то человек дал Пьеру сто  долларов  за  эту
записку.
   - Это все. - Вулф повернул руку ладонью  вверх.  -  Но  сто  долларов  за
клочок  бумаги?  Даже  при  нынешней  инфляции  эта   сумма   представляется
неадекватной. И еще один важный вопрос. Был ли  человек,  заплативший  Пьеру
сто Долларов, тем клиентом, который оставил записку на подносе?  Разумеется,
я пытался выяснить подлинные слова Пьера, и, похоже, мне это удалось. Мистер
Дакос абсолютно уверен, что сын не употребил слов "возвратил" или  "вернул".
Если бы он отдал записку тому человеку, который ее оставил  на  подносе,  то
сто долларов  могли  бы  быть  просто  выражением  -  хотя  и  чрезмерным  -
обыкновенной благодарности. Но если это был кто-то другой?.. Нет  надобности
объяснять, какие из этого могут следовать выводы.
   - Дюжина самых разнообразных возможностей, - кивнул я. - А если речь  шла
о том же самом посетителе, то почему Пьер вернул записку лишь  через  четыре
дня? Или почему он не отдал ее Феликсу, чтобы отослать владельцу  по  почте?
Мне такой поворот нравится. И это все?
   - Да.  Разумеется,  некоторые  другие  сведения,  полученные  от  мистера
Дакоса, могут  впоследствии  оказаться  полезными.  Однако  сообщенная  мною
деталь - наиболее существенный факт. - Повернув  голову,  Вулф  взглянул  на
часы. - Почти два часа до ужина. Если ты отправишься немедленно...
   - Вряд ли это целесообразно. Можно, конечно,  поговорить  с  Феликсом,  с
некоторыми официантами, но нам в первую очередь нужен Филип,  а  вы  знаете,
как хлопотно в эти часы на кухне, особенно для  того,  кто  готовит,  соусы.
Кроме того, я спал всего четыре часа и не...
   В дверь позвонили. Я вышел в коридор, взглянул сквозь стекло в двери,  и,
вернувшись, доложил:
   - Кремер.
   - Как он узнал, что мы здесь, черт возьми?! Быть может, следил за домом?
   - Не он, а кто-то другой, который сообщил  о  нашем  возвращении.  Вполне
естественно.
   - Тебе придется остаться.
   Вулф редко тратит энергию на упоминание очевидных вещей, однако в  данном
случае все-таки не удержался. Сняв цепочку, я распахнул входную дверь.
   Известны случаи, когда  инспектор  Кремер  из  уголовной  полиции  Южного
Манхэттена называл меня просто Арчи. Бывало также, что он делал  вид,  будто
вообще не знает моего "имени, и на этот раз,  возможно,  он  и  вправду  его
забыл. Молча шагнув мимо меня, Кремер направился прямо в кабинет, а когда  я
вошел, он уже говорил:
   - ...И  за  каждую  проклятую  минуту  с  того  самого  момента,  как  вы
проснулись, и до настоящего времени. Вы  и  Гудвин.  И  вы  подпишетесь  под
документом.
   - Пф! - отреагировал Вулф, покачивая неодобрительно головой.
   - Оставьте ваши "пф!" при себе! Из всех ваших...
   - Молчать!
   Ошарашенный, Кремер буквально вытаращил  глаза.  Он,  пожалуй,  не  менее
сотни раз слышал, как Вулф приказывал замолчать своим собеседникам. Я слышал
этот  короткий  приказ  наверняка  не  менее  тысячи  раз,  в  том  числе  и
адресованный лично мне. Но никогда еще этот окрик не  относился  к  Кремеру.
Инспектор просто не мог поверить своим ушам.
   - Я не приглашаю вас присесть, - заявил Вулф, - или снять пальто и шляпу,
ибо не собираюсь вам что-либо  рассказывать.  Нет,  неверно.  Я  должен  вам
официально заявить следующее: мне ничего  не  известно  относительно  смерти
Пьера Дакоса, кроме того, что мне сообщил мистер Гудвин, который аналогичные
сведения своевременно и в полном объеме передал мистеру  Стеббинсу.  Другими
фактами я не располагаю. Разумеется, я  должен  был  позволить  специалистам
обследовать пресловутую комнату, и я распорядился впустить их. Они  все  еще
наверху. Если нас заберут в качестве подозреваемых иди важных  свидетелей  -
вы или  окружной  прокурор,  -  мы  откажемся  отвечать  на  любые  вопросы.
Освобожденные под залог, мы все равно  не  станем  с  вами  сотрудничать.  Я
намерен выяснить, кто убил того человека в моем доме. Сомневаюсь, чтобы  вам
это удалось. Надеюсь, что вы потерпите фиаско и узнаете имя убийцы  из  моих
уст, когда я сочту целесообразным информировать вас.
   Вулф нацелился указательным пальцем прямо в лицо Кремеру. Тоже невиданный
прежде жест.
   - Звучит невежливо, - продолжал он, - но я не извиняюсь.  Я  возмущен  до
крайности и вне себя. Есть ли у вас ордер  на  арест  или  нет  -  не  имеет
значения. Забирайте нас немедленно и покончим с этим фарсом. У меня  впереди
много работы.
   Вулф вытянул руки, сложив кисти вместе для наручников. Картина  -  просто
загляденье. Я бы с удовольствием проделал то же самое,  но  это  значило  бы
перегнуть палку.
   Если бы Кремер имел  при  себе  наручники,  то,  судя  по  выражению  его
мясистого красного лица, он, не задумываясь, пустил бы их в ход. Хорошо зная
Вулфа, что  он  мог  предпринять  в  данной  ситуации?  Кремер  открыл  рот,
намереваясь что-то сказать, но затем вновь сжал челюсти. Взглянув поочередно
на Вулфа и на меня, Кремер наконец проворчал:
   - Вне себя. Чепуха! Вы - и вне себя. Мне известно одно...
   - О! Мы не знали, что вы здесь, инспектор! В дверях стояли  двое  мужчин.
Один  -  высокий  и  тощий,  другой  -  коренастый,  плотного  телосложения,
однорукий.
   Конечно же мне следовало заранее услышать их шаги,  однако,  по-видимому,
мои уши были чересчур заняты тем, что говорил Кремер, и поэтому своевременно
не  предупредили  меня  о  приближении  двух  незнакомцев.  Когда  инспектор
обернулся, оба почтительно откозыряли. Но Кремер не ответил на приветствие.
   - Вы довольно долго возились, - сказал он.
   - Да, сэр. Было много работы. Мы не знали, что вы здесь. Мы...
   - Пришел узнать, почему вы  так  долго  копаетесь.  Вам  удалось...  Нет,
постойте, доложите мне в машине.
   Кремер направился к выходу, и оба специалиста, пропустив его, устремились
вслед. Я не двинулся с места. Эти ребята умеют  открывать  замки  и  запоры.
Когда раздался звук захлопнувшейся входной  двери,  я  выглянул  в  коридор,
убедился, что они не схитрили и не остались внутри, и, вернувшись в кабинет,
заметил:
   - А Кремеру здорово  повезло.  Ведь  иначе  он  никак  не  мог  уйти,  не
арестовав вас. Ему следовало бы похлопотать о продвижении их  по  службе  на
одну ступень. Но и нам,  безусловно,  тоже  подфартило,  особенно  когда  вы
перестали владеть собой.
   - Пф! - проговорил Вулф. - А ну-ка сядь.



   Глава 4

   В десять часов вечера я при свете торшера перелистывал страницы книги под
названием "Соусы  разных  стран".  Чтобы  обнаружить  в  комнате  спрятанный
увесистый предмет - например, крупное бриллиантовое  колье,  бивень  мамонта
или автоматический пистолет, - много времени не  требуется.  Но  когда  речь
идет о двадцатидолларовой купюре или о  чем-то  другом,  что  можно  вложить
между книжных страниц, то поиски могут порядочно затянуться, особенно если в
комнате обширная библиотека. Для поисков в библиотеке конгресса понадобилось
бы, по моим оценкам, две тысячи семьсот сорок восемь лет.
   Большинство книг  Пьера  Дакоса  содержали  описание  различных  способов
приготовления пищи. Меня интересовал не  только  клочок  бумаги  с  какой-то
записью. Я старался  обнаружить  хоть  что-нибудь,  что  вывело  бы  нас  на
человека, оставившего записку в ресторане на подносе или заплатившего за нее
сто долларов. Определенные надежды сперва вселила обнаруженная в ящике стола
записная книжка с длинным  перечнем  фамилий.  Однако,  как  объяснила  Люси
Дакос, это был список клиентов, особенно щедрых на  чаевые.  По  ее  словам,
Пьер плохо запоминал имена таких людей и поэтому записывал их на  протяжении
двадцати лет.
   Прибыв по адресу, я сообщил отцу Пьера Дакоса - причем Люси  фигурировала
в качестве переводчика, - что, мне, необходимо осмотреть комнату, его  сына,
и объяснил, с какой целью. Моя затея пришлась Люси явно не по  душе,  однако
дедушка проявил настойчивость, и этого оказалось достаточно.  Как  я  вскоре
понял, она решила  не  отходить  от  меня  ни  на  шаг,  чтобы  своевременно
заметить, если я попытаюсь что-нибудь присвоить. Истинные  чувства  Люси  по
отношению ко мне угадать не составляло большого труда: ей было абсолютно все
равно - двуногий я или четвероногий. А вот  к  своей  особе  она  относилась
совсем  не  безразлично.  За  лицом,  довольно  миловидным,  Люси  тщательно
ухаживала, как и  за  великолепными  каштановыми  волосами.  Отлично  сшитое
светло-коричневое платье ловко сидело на  ее  ладной  фигуре.  Не  верилось,
чтобы все эти прелести предназначались только для зеркала.
   Люси сидела в мягком  кресле  рядом  с  торшером.  Закончив  с  последней
книгой, я поставил ее на полку и, повернувшись к девушке, заметил:
   - Вы, я полагаю, правы.  Если  отец  действительно  что-то  спрятал,  то,
скорее всего, здесь, в этой комнате. Вам удалось вспомнить, о чем он говорил
в самое последнее время?
   - Нет.
   - Но вы по крайней мере пытались припомнить?
   - Я уже  сказала  вам,  мне  нечего  вспоминать:  со  мной  он  почти  не
разговаривал.
   В говоре Люси присутствовало много  носовых  звуков.  Смотря  в  раздумье
сверху на стройные ноги девушки, которые едва прикрывала  короткая  юбка,  я
решил подойти с другой стороны.
   - Послушайте,  мисс  Дакос.  До  сих  пор  я  честно  старался  проявлять
учтивость и сочувствие.  Но  мне  все  же  хотелось  бы  знать,  отчего  вас
совершенно не интересует, кто убил вашего отца? Это  ведь,  согласитесь,  не
совсем... естественно.
   - Вам, конечно, любопытно знать, - кивнула она.  -  По-вашему,  я  должна
рыдать, причитать и, быть может, даже рвать на себе волосы. Чепуха!  Я  была
хорошей вполне обычной дочерью. Конечно, мне не безразлично, кто убил  моего
отца, но я не думаю, что вам удастся поймать убийцу, учитывая  ваши  методы;
вы тратите время на поиски человека, который дал  отцу  деньги  за  какую-то
записку. Но даже если вы все-таки и сумеете найти преступника, то  уж  никак
не потому, что  приставали  ко  мне  с  назойливыми  требованиями  вспомнить
что-то, чего никогда не было.
   - А что предлагаете вы? Как бы вы действовали на моем месте?
   - Не знаю. Я ведь не знаменитый детектив, как Ниро Вулф. По вашим словам,
орудием убийства послужила бомба, подложенная кем-то в карман  пальто  моего
отца. Кто сделал это? Я бы постаралась выяснить:  где  отец  был  в  роковой
вечер, с кем встречался? Я бы начала с этого.
   - Конечно, вы поступили бы именно так, -  кивнул  я.  -  И  в  итоге  вам
отдавили бы ноги десятки полицейских ищеек, которые в данный момент как  раз
этим и занимаются. Если до преступника можно добраться таким  способом,  они
схватят его без помощи Ниро Вулфа. Разумеется, помимо других людей ваш  отец
виделся вчера также и с вами. Я пока не спрашивал о ваших взаимоотношениях с
ним и не стану этого делать, но  полиция,  безусловно,  интересуется.  И  ее
сотрудники собирают сейчас через ваших  знакомых  сведения  о  вас.  Как  вы
сказали, вам пришлось провести в канцелярии окружного прокурора пять  часов.
Значит, все это для вас не новость. Им уже приходилось иметь дело с  людьми,
отправившими своих отцов на тот свет. И конечно же они  вас  спросили:  кому
выгодна его смерть? И каков же был ваш ответ?
   - Я ответила, что не знаю.
   - Но ведь кто-то все-таки  очень  желал  его  смерти.  Люси  презрительно
усмехнулась. Она мне, признаюсь, совсем не нравилась,  но  я  стараюсь  быть
объективным. Ее лицо в самом деле исказила презрительная усмешка.
   - Я знала, что вы это скажете, - заявила она. - У прокурора они  тоже  об
этом говорили. Вывод не только очевидный, но и глупый.  Ведь  убийца  мог  и
ошибиться, предположив, что пальто отца принадлежит кому-то другому.
   - Тогда выходит, по-вашему, случившееся - результат трагической ошибки?
   - Я этого вовсе не утверждала, а только указала на подобную возможность.
   - Дедушка рассказал вам о том, что сообщил ему  Ниро  Вулф  о  содержании
моей беседы с вашим отцом?
   - Нет. Дедушка никогда мне ни о  чем  не  рассказывает.  Считает,  что  у
женщин куриные мозги. Вы, несомненно, думаете точно так же.
   Я  мог  бы  подтвердить,  что  некоторым  женщинам  -  присутствующие  не
исключение - мозгов и впрямь недостает, но воздержался.
   - Ваш отец заявил мне, - продолжал я, - что какой-то  мужчина  хочет  его
убить, а потому об ошибке не может быть и речи. Вы также не походите на роль
убийцы, поскольку вы - не мужчина. Но вернемся немного назад. Очевидно, отец
был другого мнения о  женщинах,  так  как,  со  слов  дедушки,  сказанных  в
разговоре с мистером Вулфом, он часто советовался с вами. Поэтому,  думается
мне, он мог рассказать вам кое-что о  человеке,  который  заплатил  ему  сто
долларов за записку.
   - Он никогда не спрашивал моего совета, а просто хотел знать мое мнение.
   После этого заявления я отказался от дальнейших  попыток  развить  данную
тему, хотя мне не  терпелось  спросить,  в  чем  разница  между  выражениями
"посоветоваться" и "узнать мнение", и  выслушать  ее  объяснение;  однако  в
одиннадцать часов или немного позже мы ожидали у себя в доме посетителей,  и
мне надлежало присутствовать при встрече. Поэтому я поспешил закруглиться  с
расспросами и с обыском. Едва ли Пьер Дакос спрятал улики под половицами или
использовал в качестве тайника рамку одной из картин.  Между  тем  я  должен
признать, что Люси  умела  вести  себя  достойно  в  обществе.  Она  вежливо
проводила меня до двери и, прежде чем выпустить на волю, пожелала  спокойной
ночи. По всем признакам мистер  Дакос  и  служанка  в  белом  переднике  уже
находились в своих кроватях.
   Часы показывали  десять  минут  двенадцатого,  когда  я,  взобравшись  по
ступенькам крыльца старинного особняка, обнаружил, что дверь не на  цепочке.
Войдя без посторонней помощи в дом, я направился  прямо  в  кабинет,  ожидая
застать Вулфа погруженным в чтение книги  или  с  увлечением  колдующим  над
очередным кроссвордом, но я ошибся. В  одном  из  ящиков  моего  письменного
стола лежали схемы улиц всех пяти районов Нью-Йорка; Вулф достал их и теперь
сидел, развернув перед собой карту Манхэттена. Насколько мне  известно,  его
впервые  заинтересовало  расположение  улиц  в  этом  районе.   Можно   было
предположить, что я сразу же загорюсь желанием  угадать  причину  его  столь
необычайной любознательности, однако ничего подобного я не испытывал; дело в
том, что я давно усвоил простую истину: стараться угадать ход мыслей гения -
напрасная трата времени. Если его манипуляции имели какой-то смысл, в чем  я
сильно сомневался, то рано или поздно, будучи в соответствующем  настроении,
он добровольно поделится со мной своими соображениями. Когда я повернулся на
стуле  лицом  к  Вулфу,  он  ловкими  и  точными  движениями  пальцев  начал
складывать схемы. Сразу  было  видно,  что  он  достаточно,  тренировался  в
оранжерее по утрам, с девяти до одиннадцати, и  после  полудня,  с  двух  до
четырех, хотя в этот день он вообще не был наверху.  Отвечая  на  мой  немой
вопрос, Вулф пояснил:
   - Я определял расстояние от ресторана до дома, в  котором  проживал  Пьер
Дакос, и до нашего  особняка.  Он  прибыл  к  нам  ночью,  без  десяти  час.
Интересно, где он побывал в тот последний день? Где в это время  висело  его
пальто?
   - Мне придется, - заметил я, - извиниться перед дочерью Пьера Дакоса. - Я
уверял ее, что если с помощью подобных  методов  можно  поймать  убийцу,  то
полиция обойдется без вашей помощи. Н