от
него отказываемся.
     - Не столь уж невероятно, - согласился я. - Я вижу здесь  только  три
дырки.
     - Я вижу четыре, но их все можно залатать. Я не хочу сказать, что  мы
продвинулись; в действительности мы сделали шаг назад. Мы пришли к выводу,
что этого человека можно исключить, а его нельзя исключать. Что дальше?
     Мы обсуждали проблему битых два часа.  Ближе  к  полуночи,  когда  мы
разошлись спать, наше положение очень смахивало на то, когда есть  дело  и
есть клиент, даже два, но на  руках  ни  единой  карты,  с  которой  можно
позволить себе зайти. Наш главный козырь - что мы  знали  о  существовании
этой комнаты и о том, что Йигер был в ней убит, - не стоил  ровным  счетом
ничего. И чем дольше мы будем прятать его  в  рукаве,  тем  более  шаткими
окажутся наши позиции, когда полиция выйдет на след, что рано  или  поздно
обязательно произойдет. В свой лифт Вульф вошел таким мрачным, что даже не
сказал мне спокойной ночи. Раздеваясь, я вполне серьезно прикидывал:  если
отозвать Фреда, удастся ли скрыть от фараонов, что мы  там  побывали?  Это
было настолько дико, что я три раза перевернулся перед тем, как заснуть.
     Зазвонил телефон. Как я понимаю, есть такие, кто, разбуженный посреди
ночи телефонным звонком, тут же соображает, что к чему, и почти  полностью
просыпается, не успев поднести трубку  к  уху.  Я  не  такой.  Я  все  еще
пребываю в объятиях сна и, хоть убей, не способен составить такое  сложное
предложение, как "Особняк Ниро Вульфа,  Арчи  Гудвин  у  телефона".  Самое
большее, на что меня хватает, - пробормотать: "Да".
     Женский голос произнес:
     - Мне нужно поговорить с мистером Арчи Гудвином.
     Я все еще никак не очухался.
     - Я Гудвин, а это кто?
     - Миссис Цезарь Перес. Вам нужно  прийти.  Идите  сейчас.  Наша  дочь
Мария - мертвая. Ее убили из пистолета. Вы сейчас придете?
     Я очухался.
     - Откуда вы говорите? - Я протянул руку, включил ночник  и  посмотрел
на часы. Без двадцати пяти три.
     - Из дома. Нас увозили смотреть  на  нее,  мы  только  вернулись.  Вы
придете?
     - Там есть кто-нибудь еще? Полиция?
     - Нет. Один привез нас домой, но уехал. Вы приедете?
     - Да. Немедленно. Если вы еще не...
     Она повесила трубку.
     Мне нравится одеваться не торопясь,  но,  если  необходимо,  я  готов
пойти на исключение. Завязав галстук,  надев  пиджак  и  рассовав  все  по
карманам, я вырвал из записной  книжки  листок  и  написал:  "Мария  Перес
мертва, застрелена. Не дома, где - не знаю. Миссис П.  позвонила  в  2:35.
Отправился на Восемьдесят вторую улицу. А.Г."
     Спустившись по лестнице на один этаж, я подошел к  спальне  Вульфа  и
сунул листок под дверь. Затем сбежал вниз и вышел на  улицу.  В  этот  час
ночи ловить такси лучше всего  было  на  Восьмидесятой  авеню,  куда  я  и
направился.



                                    11

     В три ноль одну я открыл подвальную дверь и вошел в дом  156.  Миссис
Перес стояла в прихожей. Она молча повернулась и двинулась по коридору,  я
пошел следом. Где-то посередине она свернула  направо,  в  комнату,  дверь
которой я толкнул во вторник вечером, когда почувствовал  на  себе  чей-то
взгляд. Комната  была  маленькая  -  в  ней  едва  умещались  односпальная
кровать, комод, столик с зеркалом да пара стульев. Перес сидел на одном из
них за столом, а на столе стояли стакан и бутылка рома. Когда я вошел,  он
медленно поднял голову и посмотрел на меня. Глаз, который  он  прищуривал,
попадая в трудное положение, был почти закрыт.
     Он заговорил:
     - В тот день жена сказала: мы садимся с друзьями. Вы друг?
     - Не обращайте внимания, - сказала она. - Он пьет ром, полбутылки.  Я
велела. - Она присела на койку. - Я привожу его  в  эту  комнату,  комнату
нашей дочери. Вот стул для вас. Мы благодарны вам, что пришли,  но  теперь
не знаем - зачем. Вы ничего не можете сделать, никто ничего не может, даже
сам Всеблагой Господь.
     Перес поднял стакан, отпил, поставил на стол  и  что-то  сказал  жене
по-испански.
     Я сел на стул.
     - В таких случаях, как теперь, - сказал я,  -  _к_о_е_-_ч_т_о_  нужно
делать, и чем скорее, тем лучше. Вы сейчас ни о чем  не  способны  думать,
кроме того, что она умерла, но зато я способен. Я хочу знать, кто ее убил,
да и вы захотите, когда немного придете в себя. А чтобы...
     - Вы сумасшедший, - сказал Перес. - А его я убью.
     - Он мужчина, - заметила она. Сперва я было подумал, что она  говорит
об убийце Марии, но тут же понял, что она имела в виду мужа.
     - Сперва его нужно найти, - возразил я. - Вы знаете, кто ее убил?
     - Вы сумасшедший, - ответил Перес. - Конечно, нет.
     - Вас возили на нее посмотреть. Куда? В морг?
     - Большой дом, - объяснила она. - Большая комната с ярким светом. Она
там лежала под простыней. У нее была кровь на голове, но не на лице.
     - Вам сообщили, кто ее нашел и когда?
     - Да. Ее нашел один мужчина на пристани у реки.
     - Когда она ушла, с кем и куда отправилась?
     - Она ушла в восемь, собралась пойти в кино со знакомыми.
     - Ребятами или девушками?
     - Девушками. За ней зашли две девушки. Мы их видели. Мы их знаем.  Мы
с полицейским ходили к одной, она сказала, что Мария пошла с ними в  кино,
но ушла около девяти часов. Девушка не знала, куда она пошла.
     - У вас никакого представления, куда?
     - Нет.
     - И никакого представления о том, кто ее убил и почему?
     - Нет. Они задали нам все эти вопросы.
     - Зададут много больше. Ладно, вот как обстоят дела. Между ее смертью
и смертью мистера Йигера либо есть какая-то связь,  либо  нет.  Если  нет,
этим займется полиция, которая, вероятно, поймает его. Или ее. Если  связь
имеется, полиции не с чего даже начать, так как  она  не  знает,  что  дом
принадлежал Йигеру, если вы об этом не рассказали. Рассказали?
     - Нет, - ответила она.
     - Вы сумасшедший, - сказал он и глотнул рома.
     - Тогда вам решать. Если расскажете им о Йигере и этой  комнате,  они
могут найти убийцу Марии скорее, чем я. Скорее, чем мистер Вульф и я. Если
не расскажете, мы его найдем, только не знаю когда. Поймите одно: если  ее
смерть никак не связана с Йигером, полиции нисколько не помешает, что  она
не знает про него и про комнату, и  то,  что  вы  расскажете,  не  поможет
дознанию. Тут все ясно. Вопрос в том, что  вы  хотите  сделать,  если  она
имеет-таки отношение к Йигеру. Хотите рассказать полиции про  него  и  про
дом  и,  вероятно,  быть  обвиненными  в  убийстве  Йигера?   Или   хотите
предоставить мне с мистером Вульфом этим заняться?
     - Если бы мы уехали вчера вечером, - сказала миссис Перес. -  Она  не
хотела. Если бы я стояла на своем...
     - Не говори так, - приказал он. - Не говори так!
     - Это правда. Цезарь. - Она встала, пошла подлить ему рому, вернулась
на койку и посмотрела на меня. - С мистером Йигером у нее ничего не  было.
Она никогда с ним не разговаривала. Она  не  бывала  в  той  комнате.  Она
ничего не знала о нем и кто к нему приходил.
     - Не верю я в это, - заявил я. - Можно,  конечно,  предположить,  что
смышленую девушку ее лет не интересует,  что  творится  в  доме,  где  она
живет, но я в это не поверю. Где она находилась воскресной ночью, когда вы
выносили тело Йигера и прятали в яме?
     - Она спала в своей постели. В этой постели, на которой я сижу.
     - Это вы думали, что спала. Слух у нее был прекрасный.  Она  слышала,
как я пришел во вторник вечером. Когда я проходил по коридору, дверь в эту
комнату была чуть-чуть приоткрыта, и она стояла здесь в темноте,  наблюдая
за мной через щель.
     - Вы сумасшедший, - сказал Перес.
     - Мария не стала бы так себя вести, - возразила она.
     - Но именно так она себя и  вела.  Я  открыл  дверь,  мы  поговорили,
перекинулись парой слов.  Почему  бы  ей  себя  так  не  вести?  Красивая,
смышленая девушка, не проявляющая интереса к тому,  что  происходит  в  ее
собственном доме? Дичь! Вот что  я  вам  скажу:  если  вы  не  собираетесь
рассказывать полиции о Йигере, если хотите предоставить нам с Вульфом этим
заняться, мне нужно выяснить, что такое она знала,  сделала  или  сказала,
из-за чего кому-то понадобилось ее убивать. Пока я не смогу это  выяснить,
нечего и надеяться, что мы чего-то добьемся. Ясно, что вы  мне  помочь  не
сможете. Полиция производила обыск?
     - Да, в этой комнате. Первый полицейский, который пришел.
     - Он что-нибудь взял?
     - Нет. Сказал, что ничего не взял.
     - Я тут был, - заявил Перес. - Он не брал.
     - Тогда, если вы  предоставляете  все  нам,  с  этого  нужно  начать.
Посмотрю, не смогу ли чего найти сперва в этой комнате, а затем в  других.
Двоим будет сподручней, поэтому поднимитесь, пожалуйста, и  скажите  моему
парню, чтоб спустился. Нет. Лучше не надо. Он и без того знает больше, чем
ему нужно. Вам обоим надо бы пойти спать, но, боюсь, не пойдете.  Ступайте
на кухню и чего-нибудь поешьте. Вам  тут  лучше  не  быть,  когда  я  буду
искать. Мне придется разобрать кровать, пересмотреть все вещи.
     - Это без пользы, - возразила миссис Перес. - Я знаю все, что  у  нее
было. Мы не хотим, чтобы вы это делали.
     - Хорошо. В таком случае мы с мистером Вульфом выбываем  из  игры,  а
полиция вступает. Искать  буду  не  я,  а  дюжина  полицейских,  и  искать
основательно, только вас уже здесь не будет. Вы будете сидеть под арестом.
     -  Теперь  неважно,  -  сказал  Перес.  -  Может,  меня  нужно   было
арестовать. - Он поднял стакан, тот едва не выскользнул у него из пальцев.
     Миссис Перес встала, подошла к изголовью и стянула покрывало.
     - Увидите, - произнесла она. - Ничего.
     Через полтора часа мне  пришлось  признать  ее  правоту.  Я  перетряс
матрас, опустошил ящики, извлекая содержимое вещь за вещью, убрал коврик и
дюйм за дюймом осмотрел пол,  освободил  стенной  шкаф  и  изучил  стенки,
подсвечивая себе фонариком, отодвинул  комод  от  стены,  и  осмотрел  его
сзади, перелистал три десятка книг и  стопу  журналов,  разобрал  рамки  у
четырех картинок - короче, произвел полный обыск помещения. Ничего. Теперь
я знал Марию куда лучше, чем при жизни, но не обнаружил и малейшего намека
на то, что она была в курсе  происходящего  или  проявляла  хоть  какой-то
интерес к Йигеру, его гостьям и верхнему этажу.
     Переса в комнате уже не было. Ром почти совсем его одолел,  и,  когда
мне понадобилось закатать коврик, он только нам мешал.  Мы  отвели  его  в
соседнюю комнату и уложили на кровать. Постель Марии была снова застелена,
на ней сидела миссис Перес. Я стоял у двери, потирая ладони и хмуро озирая
помещение.
     - Я вам говорила - ничего, - сказала она.
     - Ага. Слышал. - Я подошел к комоду и вытянул нижний ящик.
     - Не сначала, - запротестовала она. - Вы как мой муж. Такой упрямый.
     - На эти ящики мне не достало упрямства. - Я поставил его на  кровать
и начал вынимать содержимое. - Я только осмотрел у них дно снизу, а  нужно
было перевернуть и проверить как следует.
     Пустой ящик я поставил на пол вверх дном, присел на кровать, потряс и
проверил края с помощью лезвия-отвертки карманного  ножичка.  Саул  Пензер
как-то обнаружил дорогую картину под накладным дном, сделанным не изнутри,
а снаружи. У этого ящика накладного дна не было. Я поставил его обратно на
койку, миссис Перес принялась складывать в него вещи;  я  извлек  соседний
ящик.
     Это было то самое, а я, дурак, чуть снова  не  проглядел.  Ничего  не
обнаружив снаружи, я поставил ящик на постель, посветил сверху фонариком и
тут заметил в самом углу крошечную дырочку, не больше  булавочного  укола.
Дно  у  ящиков  было  оклеено  изнутри  какой-то  синтетикой  с   красными
цветочками по розовому, так дырочка была в  середине  такого  цветочка.  Я
взял с подноса на столе английскую булавку,  засунул  острием  в  дырочку,
пошуровал,  и  уголок  приподнялся;   материал   оказался   тверже   любой
пластмассы. Задрав угол повыше, я подсунул палец, поддел снизу  и  вытащил
фальшивое  дно.  Синтетика  была  наклеена  на  кусок   жесткого   картона
точнехонько по  размеру  ящика,  а  под  картоном  обнаружилась  коллекция
различных бумажек, уложенных и разглаженных  так,  чтобы  не  топорщились.
Мария была девушка не только умная, но и аккуратная.
     Миссис Перес - она стояла рядом -  что-то  произнесла  по-испански  и
протянула руку, но я ее остановил.
     - Имею право, - сказала она, - моя дочь.
     - Никто не имеет права, - возразил я. - Она прятала это от  вас,  так
ведь? Право было только у нее, а  она  умерла.  Смотреть  -  смотрите,  но
руками не трогайте.
     Я переставил ящик на стол и сел на стул, где до того сидел Перес.
     Вот опись того, что Мария держала в своем тайнике.
     1. Пять  рекламных  объявлений  "Континентальных  пластмасс"  во  всю
страницу, вырезанных из журналов.
     2.  Четыре  этикетки  от  бутылок  из-под  шампанского   марки   "Дом
Периньон".
     3. Три вырванных страницы из финансового раздела "Таймс" с  таблицами
курса акцией  за  три  разных  числа;  "Континентальные  пластмассы"  были
помечены карандашом.  На  момент  закрытия  биржи  курс  "КП"  в  эти  дни
составлял соответственно 62 1/2, 61 5/8 и 66 3/4 пункта.
     4. Две газетные фотографии Томаса Дж.Йигера.
     5. Газетная фотография Томаса  Дж.Йигера-младшего  и  его  невесты  в
свадебных нарядах.
     6. Газетная фотография миссис Томас Дж.Йигер-старшей в обществе  трех
женщин.
     7. Фотография на всю страницу из иллюстрированного журнала, сделанная
на  банкете  Национальной  ассоциации  производителей  пластмасс  в   зале
"Черчилля",  которую  я  уже  видел  в  кабинете  Лона  Коэна  вечером   в
понедельник. В подписи были приведены имена других  лиц,  находившихся  на
сцене вместе с Йигером, в том числе одного из  наших  клиентов,  Бенедикта
Эйкена.
     8. Три фотографии Мег Дункан, две журнальные, одна газетная.
     9. Тридцать один набросок карандашом: портреты женщин - голова, лицо,
одни в шляпках, другие - без. Все на листах белой бумаги формата  5  на  8
дюймов; пачка такой бумаги лежала у Марии на столе, еще две - в ящике.  На
каждом листе в левом нижнем углу стояло число. Я в живописи не разбираюсь,
но,  на  мой  взгляд,  наброски  были  довольно  хорошие.  Быстренько   их
проглядев, я понял, что это не три десятка  разных  женщин;  там  были  по
два-три портрета одного и того же лица, а может, и по  четыре-пять.  Самой
ранней из указанных дат было около двух лет, на одном портрете  стояло  "8
мая 1960".  Прошлое  воскресенье.  Я  внимательнейшим  образом  рассмотрел
рисунок. В руках у меня был портрет перспективной  кандидатки  на  главную
роль в публичном процессе об убийстве. Не Мег Дункан и не Дины Хаф.  Может
быть, Джулии Маги. Когда до меня дошло, что я  решил,  будто  это  и  есть
Джулия Маги, я кончил разглядывать рисунок.  Одна  из  самых  продуктивных
функций нашего мозга - превращать возможности в вероятности, а вероятности
- в факты.
     10. Девять пятидолларовых билетов различной потертости.
     Миссис Перес придвинула второй стул и уселась рядом. Она все  видела,
но хранила молчание. Я поглядел на часы: без двадцати шесть.  Я  разгладил
края вырванных из  "Таймс"  страниц,  сложил  вдвое  и  сунул  между  ними
остальные бумаги. Вопрос - не мешаю ли я отправлению правосудия  тем,  что
утаиваю улики преступления? - перестал быть вопросом. Мой адвокат  мог  бы
еще утверждать, что я  посчитал,  будто  все  это  не  имеет  отношения  к
убийству Йигера, но если б он заявил судье  и  присяжным,  что  я  так  же
посчитал, будто он не имеет отношения к убийству Марии Перес, ему пришлось
бы признать меня слабоумным.
     Я поднялся, держа улики в руках.
     - Все это, - заявил я миссис Перес, - доказывает лишь то,  что  Мария
была в меру любопытна, как  положено  умной  девушке,  и  любила  рисовать
портреты. Я это забираю, чтобы ознакомить мистера Вульфа. Деньги  верну  в
свое время, надеюсь, долго ждать не придется. У вас была тяжелая  ночь,  и
предстоит трудный  день.  Если  найдете  долларовую  бумажку,  пожалуйста,
вручите мне.  Вы  нанимаете  нас  с  мистером  Вульфом  для  расследования
убийства вашей дочери, поэтому и позволили мне забрать все это с собой.
     - Вы были правы, - сказала она.
     - Медали я пока не заслужил. Не забудьте про доллар.
     - Мы можем платить больше. Сто долларов. Это неважно.
     - На сегодня хватит и одного.
     Она встала, вышла и вернулась с долларом, который отдала мне.
     - Муж спит, - сообщила она.
     - И хорошо. Вам бы тоже не помешало. Теперь мы ваши сыщики. Сегодня к
вам придет полицейский.  Он,  видимо,  отведет  вас  с  мужем  в  окружную
прокуратору. Там ни слова не скажут о Йигере, и вы, понятно, тоже. О Марии
сообщите чистую правду, то, что уже говорили полицейскому,  -  пошла-де  в
кино, и вы не представляете, кому и  зачем  понадобилось  ее  убивать.  Вы
относили завтрак тому, наверху?
     - Да.
     - Сегодня не понадобится. Он скоро уйдет  и  уже  не  вернется.  -  Я
протянул руку, она ее пожала. - Передайте мужу, что мы друзья.
     Сказав это, я направился к лифту.
     Попав в приют похоти, я включил свет. Я так ушел в  свои  мысли,  что
мне было совсем не до картинок, тем более, что передо мной предстала живая
картина: Фред Дэркин на восьмифутовой постели - голова на желтой подушке и
желтая простыня  до  подбородка.  Когда  вспыхнул  свет,  он  шевельнулся,
заморгал, сунул руку под подушку и выхватил пистолет.
     - Вольно, - сказал я. - Я успел бы тебя пристрелить, пока ты чухался.
Тут больше нечем поживиться, пора сматывать удочки.  Можно  не  спешить  -
уйдешь через полчаса, и ладушки. Внизу не задерживайся  и  не  ищи  миссис
Перес, чтобы сказать ей спасибо. У них беда - прошлой ночью убили дочь, не
здесь, не в этом доме. Так что просто слиняй.
     Он был уже на ногах.
     - Что за чертовщина творится. Арчи? Чего же мне ждать?
     - Триста монет. Не советую задавать мне вопросы, а  то  ведь  могу  и
ответить. Ступай домой и скажи  жене,  что  крепко  поработал  двое  суток
подряд и должен хорошо отдохнуть.
     - Я одно хочу знать - меня отследят?
     - Погадай на монетке. Надеюсь, что нет. Может и повезти.
     - Не лучше будет тут все затереть? Мне десяти минут хватит.
     - Не стоит. Если  уж  они  доберутся  до  комнаты,  то  отпечатки  не
понадобятся. Отправляйся домой и сиди тихо. Может, я  позвоню  тебе  около
полудня. Смотри не прихвати какую-нибудь картинку.
     Я вошел в лифт.



                                    12

     Когда Вульф в одиннадцать спустился из оранжереи, я за  своим  столом
просматривал так называемый дневной выпуск "Газетт".  На  первой  странице
была фотография мертвой Марии Перес. На самом-то деле  она  не  тянула  на
первую страницу - не было в ней  ничего  интересного,  кроме  молодости  и
красоты, но поскольку в ту ночь не убили, не ограбили и не  арестовали  ни
одной знаменитости, честь выпала ей.
     Ее  убийство  оставалось  загадкой.  Если  отбросить  красоты  слога,
единственные факты, которыми располагала полиция, были: 1)  тело  нашел  в
12:35 сторож, совершавший обход Северного речного пирса в районе Сороковых
улиц; 2) убийство произошло не раньше чем за три часа до этого, а  скорее,
позже; 3) ее убили выстрелом в затылок  из  пистолета  32-го  калибра;  4)
последними ее видели живой две подружки, с которыми она отправилась в кино
и которые показали, что она встала, вышла из зала незадолго  до  девяти  и
уже не вернулась; им она ничего не сказала: они подумали, что она пошла  в
туалет; 5) ее отец и мать отказались разговаривать с репортерами. В газете
не было и малейшего намека на то, что ее смерть может иметь хоть  какое-то
отношение к гибели Томаса Дж.Йигера, чье тело нашли тремя днями  раньше  в
яме на улице, где она проживала.
     Еще утром, после того как Вульф  позавтракал  у