.
     - Что ж, здравствуйте, - восхищенно проблеял я.
     - Вы пришли рано, Гудвин, - процедил Барри Рэкхем. Он стоял в дверях.
     Лицо Лины  восхищения  не  выражало.  Впрочем,  смущения  я  тоже  не
разглядел, разве что во взгляде таилась какая-то подозрительность, хотя  я
не представлял, в  чем  меня  можно  вот  так,  ни  за  что  ни  про  что,
заподозрить.
     - Как дела? - спросила она и тут же, не оставляя никаких  сомнений  в
том, что ей глубоко  наплевать  на  мои  дела,  повернулась  и  решительно
зашагала к лифту. Рэкхем чуть отстранился, чтобы пропустить меня, я  вошел
и прошествовал в гостиную. В следующий миг  я  услышал,  как  захлопнулась
входная дверь и появился Рэкхем.
     - Вы пришли рано, - повторил он без особого, впрочем, укора.
     Выглядел он так, словно за  семьдесят  часов,  что  мы  не  виделись,
опорожнил не меньше семидесяти бокалов. Лицо пошло красными пятнами, глаза
налились кровью, а левая щека подергивалась.  К  галстуку  прилип  кусочек
яичного желтка, а подбородок явно нуждался в бритве.
     - Кажется, в прошлую субботу, - начал я, - один  из  моих  людей  дал
описание девушки, которую  вы  сопровождали  и  которая,  по  его  словам,
походила на мисс Дарроу. Не беспокойтесь, я ни к  чему  не  клоню,  просто
захотелось чуть-чуть посудачить.
     Похоже, он меня не слышал. Спросил, что я выпью, а когда  я  ответил,
что, мол, спасибо, ничего не буду, подошел к бару и  плеснул  себе  щедрую
порцию, после чего вернулся, подвинул стул и уселся напротив.
     - Черт побери,  -  сказал  я,  -  вы  кажетесь  еще  испуганнее,  чем
накануне.  Кстати,  судя  по  донесениям  моих  агентов,  вы  теперь  либо
выскальзываете черным ходом, либо стали заядлым домоседом.
     Воистину ничто из того, что я говорил, его не волновало.
     - Я же сказал, что хочу видеться  с  вами  каждый  день,  -  капризно
заявил он. Голос заметно осип.
     - Знаю, но мне было некогда. Кстати, вчера днем я провел целый час  с
Арнольдом Зеком.
     Наконец-то он встрепенулся.
     - Мне кажется, что вы гнусный лжец, Гудвин.
     - Значит, мне все приснилось. Как машина въехала в  гараж,  как  меня
обыскивали, потом маленькая прихожая, и четырнадцать ступенек вниз, и  два
охранника,  и  звуконепроницаемая  дверка  толщиной  в  пять   дюймов,   и
розовато-серые стены, ковры и стулья, и он  сам,  восседающий  за  столом,
сверлящий нефтяные  скважины  во  мне  и  в  окружающих  предметах  своими
глазищами.
     - Вчера?!
     - Да. Туда меня привезли, но теперь я  и  сам  знаю  дорогу.  Правда,
пароль мне еще не открыли, но дайте время...
     Трясущейся рукой Рэкхем поставил стакан на маленький столик.
     - Я вам уже говорил, Гудвин, не убивал я жену.
     - Конечно, это совершенно исключено.
     - А как случилось, что вас отвезли к Зеку?
     - Он прислал за мной Макса Кристи.
     - Вот сукин сын. - Внезапно его пятнистое лицо побагровело еще больше
и он заорал: - Ну, говорите же! Что ему от вас надо?
     - Меня, возможно, ждет блистательная карьера!
     - А меня?
     Я покачал головой.
     - Вот что я вам скажу, Рэкхем. Похоже,  пора  прислушаться  к  голосу
разума. Мне прежде никогда не доводилось встречаться  с  Зеком  и,  должен
честно признать, он меня поразил. - Я полез во внутренний карман  пиджака.
- Вот ваши шесть тысяч. Чертовски жаль расставаться с ними, но...
     - Верните их в карман.
     - Нет, я...
     - Положите их в карман! - Он уже не орал. - Вы не виноваты,  что  Зек
произвел на вас такое впечатление... Не вы первый, не  вы  последний,  Бог
свидетель тому. Но вы заблуждаетесь, если полагаете, что  Зек  никогда  не
допускает промашек и что со мной покончено. Вы должны уяснить одно: теперь
я уже не задеру лапки и не  отдамся  на  милость  победителя;  я  вынужден
биться до конца и намереваюсь так и поступить. Я у вас на крючке. Раз вы у
него побывали, у меня глаза завязаны. Называйте вашу сумму. Сколько?
     Я положил купюры на столик.
     - По-настоящему меня беспокоит вовсе не Зек, - признался я. - Острить
с ним бесполезно. Говорит он весьма внушительно. Однако меня запугивали  и
прежде, а я, как видите, до сих пор жив. Но, говоря  о  голосе  разума,  я
имел в виду  законодательство  штата  Нью-Йорк  о  соучастии  в  убийстве.
Похоже, Зек раздобыл доказательства вашей виновности.
     - Быть не может. Это ложь!
     - Он придерживается иного мнения.  Только  член  коллегии  адвокатов,
каковым я не являюсь, может  брать  деньги  от  убийцы,  чтобы  попытаться
помочь ему избежать смертной казни.  Так  что  искренне  сожалею,  что  не
способен ничем вам помочь в этой передряге - заберите ваши деньги.
     - Я не убийца, Гудвин.
     - А я о вас и не говорю. Я не имел в виду настоящего убийцу. Я имею в
виду лицо, улики против которого настолько весомо  подобраны,  что  убедят
присяжных. И ни ему, ни его сообщнику не избежать приговора.
     Налитые кровью глаза Рэкхема, не мигая, вперились в меня.
     - Я не хочу, чтобы вы помогли мне отделаться  от  приговора  суда.  Я
только прошу, чтобы вы помогли убедить их не подставлять меня...  повлиять
на Зека, чтобы меня не подставляли.
     - Понимаю, - сочувственно произнес я. - Но Зек настроен решительно. И
я не испытываю никакого желания стоять  на  пути  лавины.  Я  пришел  сюда
главным образом затем, чтобы вернуть вам деньги и  предупредить,  что  уже
настолько запахло жареным, что я не могу  назвать  никакую  цену,  которая
изменила бы ситуацию, но готов сделать предложение, если вы соизволите его
выслушать - только от себя лично.
     Рэкхем вдруг занялся гимнастикой. Его руки, которые  спокойно  лежали
на коленях, задергались, пальцы сжались в кулаки, потом разжались,  и  так
несколько раз подряд. Мне эти упражнения быстро наскучили, тем более,  что
я не ожидал от Рэкхема подобного малодушия. Картина к  тому  времени  была
предельно ясна, и мне казалось, что парень,  у  которого  хватило  отваги,
будучи вооруженным одним ножом, ночью заколоть  в  лесу  жену,  охраняемую
доберман-пинчером, теперь, когда его загнали в угол, должен  отреагировать
иначе, а не сидеть с постной физиономией, сжимая и разжимая кулаки.
     Он заговорил:
     - Послушайте, Гудвин, я сам прекрасно понимаю,  что  я  уже  не  тот.
Как-никак почти пять месяцев прошло. В первую неделю было не так тяжело  -
всеобщее возбуждение, всех подозревали, всех допрашивали; арестуй они меня
тогда, мой пульс не участился бы ни на один удар. Я был готов дать  бой  и
сражался бы до победного конца. Но чем дальше, тем невыносимее  становится
ожидание. Я порвал с Зеком,  не  продумав  все,  как  следует.  Тогда  мне
казалось, что я должен покончить с прошлым и выйти чистым, особенно  после
предварительного слушания в Вашингтоне  и  после  вмешательства  прокурора
нью-йоркского округа. В итоге всякий раз, когда звонили по телефону или  в
дверь, у меня начинало сосать под ложечкой. Ведь  речь  шла  об  убийстве.
Если бы меня  арестовали,  мне  стало  бы  ясно,  что  сфабрикованы  такие
доказательства, какие  позволяют  им  быть  уверенными,  что  мне  уже  не
отвертеться. Терпеть это можно день, или неделю, или даже  месяц,  но  для
меня пытка тянется бесконечно, и, клянусь Богом, я больше не могу...
     Рэкхем закончил упражнения для рук, сжав  кулаки,  так  что  костяшки
пальцев побелели.
     - Я дал маху с Зеком, - жалобно проныл он. - Когда я с ним порвал, он
послал за мной и недвусмысленно дал понять, что только  от  него  зависит,
попаду я на электрический стул или нет. Я вышел из  себя.  Когда  со  мной
такое случается, я потом не могу вспомнить, что говорил,  но  я  наверняка
брякнул, будто у меня самого есть показания против  Зека,  и  я  буду  его
шантажировать. В любом случае я наговорил лишнего. - Рэкхем разжал  кулаки
и начал медленно растирать пальцы. - С тех пор тянется эта тягомотина.  Вы
сказали, что у вас есть предложение?
     - Да.
     - В чем оно заключается?
     - Я сказал, оно - от меня лично.
     - Так в чем оно?
     - Вам необходимо поговорить с Зеком.
     - Зачем? Я не верю ему.
     - Вы будете общаться на равных. Давайте разберемся: могла  ваша  жена
доверять вам? Могли ваши друзья доверять вам... те, которых вы  отдали  на
расправу Зеку? Могу я положиться на вас? Сам же я предупреждал,  чтобы  вы
не доверяли мне, не правда ли? Люди  способны  сотрудничать  лишь  в  двух
случаях: когда все доверяют всем или когда никто не доверяет никому. Вы  с
Зеком связаны навечно.
     - С Зеком?
     - Конечно. - Я повернул руку ладонью кверху. - Вы в западне. Да еще в
такой, что вам из нее не выкарабкаться. Вы  даже  согласны  положиться  на
меня, обманщика, не заслуживающего никакого доверия, чтобы я вас  выручил.
Вам ясно, что сухим выбраться  из  воды  не  удастся...  и  неудивительно.
Больше всего вас беспокоит, чтобы против  вас  не  сфабриковали  абсолютно
неопровержимые доказательства, и вы отчаянно добиваетесь того,  чтобы  вас
не подставили. Это, пожалуй, получится. Но  у  Зека  есть  новый  человек,
некий Редер, который недавно перебрался сюда  с  Западного  побережья.  Он
разработал совершенно гениальное дельце. Мне поручено помогать Редеру,  и,
я думаю, это будет нам  по  силам.  Дельце  продумано  до  мелочей,  а  по
хитроумности далеко  превосходит  самые  изысканные  трюки  мошенников.  С
помощью человека, обладающего вашим  положением,  риск  исключается,  как,
впрочем, и любые последствия.
     - Нет. Именно из-за своего положения я вынужден...
     - Подождите! - остановил я его. - Я уже говорил, что это  моя  личная
инициатива. Я советую вам  согласиться.  Я  могу  организовать  встречу  с
Зеком. Вам не придется заниматься тем же, чем прежде; теперь вы  миллионер
и можете даже ставить свои условия. Я сказал вам, почему  не  хочу,  чтобы
вас или еще кого-то подставили как убийцу, и уверен, что  Зек  не  сделает
этого, если убедится, что вы ему поможете в деле, разработанном Редером.
     - Ненавижу его, - хрипло выдавил  Рэкхем.  -  Он  меня  пугает,  и  я
ненавижу его!
     - Зек мне тоже не по нутру. И он  это  знает.  Допустим,  завтра  без
четверти три я заеду за вами?
     - Нет, я не могу... завтра не могу...
     -  Пора  кончать  с  собственными  муками!  Или   вы   хотите   вечно
прислушиваться к телефону и звонкам в дверь?
     Рэкхем потянулся к до сих пор не пригубленному стакану, залпом осушил
его, содрогнулся и утер рот ладонью.
     - Позвоню вам около полудня, чтобы подтвердить наш уговор, - сказал я
и вышел.
     На следующее утро, во вторник, случилось как раз такое непредвиденное
обстоятельство: камешек, брошенный из  Уайт-Плейнз,  угодил  в  шестеренку
хитроумного механизма,  сконструированного  нами  с  Вульфом,  и  конвейер
внезапно стал. Я  только  успел  позавтракать  с  Фрицем,  когда  позвонил
телефон и  я  отправился  разговаривать  в  кабинет.  Звонили  из  конторы
окружного прокурора Вестчестера.
     Разговор был краткий. Повесив трубку, я немного  посидел,  косясь  на
телефонный аппарат,  а  потом,  скрепя  сердце,  начал  накручивать  диск,
набирая номер "Черчилля". И здесь беседа была недолгой. Закончив говорить,
я на мгновение задержал палец на нажатом  рычажке,  а  затем  позвонил  по
другому номеру.
     На втором звонке трубку сняли, и гнусавый голос произнес:
     - Да?
     - Я хотел бы поговорить с мистером Редером.
     - Я слушаю.
     - Это Гудвин. Мне только что позвонили из Уайт-Плейнз и  потребовали,
чтобы я немедленно явился к окружному прокурору. Я спросил, можно  ли  это
отложить, учитывая, что на два часа  у  меня  назначена  встреча,  но  мне
отказали. Я позвонил в "Черчилль" и оставил записку, что до  завтра  уехал
из города. Надеюсь, что завтра все получится. Дам  вам  знать  при  первой
возможности.
     Молчание.
     - Вы меня слышали?
     - Да. Желаю удачи, Гудвин.
     Он повесил трубку.



                                    18

     Однажды мне довелось просидеть в  ожидании  три  часа  на  деревянной
скамейке в просторной приемной конторы окружного прокурора в  здании  суда
Уайт-Плейнз, зато на сей раз мне даже присесть не пришлось. Более того,  я
и представиться не успел. Едва я вошел и приблизился к столу, что стоял  в
отгороженном углу, как  меня  перехватил  какой-то  прихрамывающий  тип  и
проворковал:
     - Ступайте за мной, мистер Гудвин.
     Он сопроводил меня по длинному коридору вдоль  нескончаемой  вереницы
дверей по обеим сторонам и провел  в  комнату,  в  которой  я  уже  бывал.
Воскресным вечером, помнится, девятого апреля, я развлекался в  ней  около
часа. В комнате никого не было. Утреннее солнышко  пробивалось  через  два
окна, а я сидел и наблюдал, как отплясывают  пылинки  в  косых  лучах.  От
нечего делать я принялся дуть на пылинки, следя за тем, как  они  образуют
затейливые узоры - за этим занятием меня и застали сам  окружной  прокурор
Кливленд Арчер и Бен Дайкс. Пожалуй, я никогда не всматривался  в  лица  с
таким живым интересом. Довольные и наглые физиономии могли  означать,  что
дело уже раскрыто, а в таком случае  все  наши  столь  долго  вынашиваемые
планы, как покончить с Арнольдом Зеком, вылетали в трубу.
     Я настолько обрадовался, разглядев их пасмурные рожи, что мне  стоило
большого труда  не  расплыться  в  радостной  улыбке.  В  ответ  на  сухое
приветствие я поздоровался не  менее  сдержанно,  а  когда  мы  расселись,
причем я оказался за столом напротив них, то проворчал:
     - Надеюсь, хоть какая-то польза от этого  вызова  будет?  У  меня  на
сегодня была намечена куча дел, а теперь все пойдет насмарку.
     Дайкс что-то буркнул - не сочувственно и не неприязненно, а так, себе
под нос. Арчер раскрыл папку, которую принес  с  собой,  выбрал  несколько
листов бумаги, скрепленных в углу,  взглянул  на  верхний  лист  и  мрачно
посмотрел на меня из-под припухших век.
     - Это ваши показания, Гудвин.
     - О чем? О деле Рэкхем, что ли?
     - Бога ради,  -  кисло  попросил  Дайкс,  -  хотя  бы  раз  вы  могли
удержаться от зубоскальства. Я всю ночь на ногах.
     - Просто много воды утекло с тех пор, - извинился я, - а дел  у  меня
невпроворот, сразу все не упомнишь.
     Арчер подвинул протокол через стол ко мне.
     - Думаю, вам стоит  перечитать  это.  И  хочу  задать  вам  несколько
вопросов.
     Я даже не мечтал о лучшей возможности привести мысли в порядок, но не
думал, что сейчас из этого выйдет толк, поскольку  не  имел  ни  малейшего
понятия о том, с какой стороны последует подвох.
     - Может, отложим на потом? - предложил я. - Если вы припрете  меня  к
стенке и мне  потребуется  выиграть  время,  чтобы  пораздумать,  я  смогу
притвориться, что должен проверить свои прошлые  показания.  -  Для  вящей
убедительности я постучал указательным пальцем по протоколу.
     - Я предпочитаю, чтобы вы прочитали его сейчас, - хмуро сказал Арчер.
     - Правда, это ни к чему. Я сам знаю, что говорил и что подписывал.  -
Я отодвинул бумаги назад. - Можете проверить выборочно.
     Арчер закрыл папку и оперся на нее ладонями, сцепив пальцы.
     - Меня интересует не столько то, что есть в  протоколе,  сколько  то,
чего в нем нет. Я считаю, что стоит  освежить  в  памяти  свои  показания,
поскольку я хочу спросить о том, что вы скрыли... о событиях той  субботы,
восьмого апреля.
     - Я готов ответить, не читая. Я не скрыл ничего, что имеет  отношение
к миссис Рэкхем.
     -  Я  хочу,  чтобы  вы  перечитали  подписанные  показания,  а  потом
повторили свои слова.
     - Не хочу читать. Я ничего не скрыл.
     Арчер и Дайкс переглянулись, а потом Дайкс заговорил:
     - Послушайте, Гудвин, мы вовсе не берем  вас  на  пушку.  Просто  нам
стало кое-что известно. Кое-кто наконец разговорился. Похоже, придется вам
выкладывать все начистоту.
     - Только не  мне.  -  Я  был  непреклонен.  -  Я  давно  все  выложил
начистоту.
     - Приведите ее,  -  бросил  Арчер  Дайксу.  Тот  поднялся  и  покинул
комнату. Арчер  взял  в  руку  протокол,  спрятал  его  в  папку,  которую
отодвинул на край стола, потом потер глаза ладонями и испустил пару тяжких
вздохов. Дверь открылась, и Дайкс ввел в комнату Лину Дарроу. Он придвинул
ей стул к торцу стола, слева от меня и справа от Арчера,  так  что  солнце
освещало ее сзади. Девушка выглядела так, будто провела ночь в  тюрьме,  с
покрасневшими глазами и опухшим лицом, но, судя по тому, как были стиснуты
ее челюсти, настроена она была решительно. Садясь  на  предложенный  стул,
она мельком взглянула на меня и не удостоила даже легким кивком.
     - Мисс Дарроу, - приветливо, но достаточно  твердо  обратился  к  ней
Дайкс, - вы помните,  что  кроме  мистера  Гудвина  никто  ваши  показания
подтвердить не сможет.  Мы  устроили  очную  ставку  не  для  того,  чтобы
подвергнуть сомнению слова мистера Гудвина и выставить его в  неприглядном
свете, а для того, чтобы он услышал все из первых уст. -  Арчер  обратился
ко мне: - Мисс Дарроу сама пришла к нам вчера вечером.  Никто  на  нее  не
давил. Верно, мисс Дарроу? Я хочу, чтобы вы подтвердили мои слова  мистеру
Гудвину.
     - Да. - Она подняла на меня свои глаза, которые,  я  на  этом  твердо
настаиваю, несмотря  на  тяжелую  для  нее  ночь,  оставались  по-прежнему
прекрасными. - Я пришла добровольно. Я пришла, потому что...  из-за  того,
как со мной обращается Барри Рэкхем. Он  отказался  жениться  на  мне.  Он
обращается со мной дурно. Наконец... вчера мое терпение лопнуло.
     Арчер и Дайкс неотрывно смотрели на нее. Наконец Арчер не выдержал: -
Продолжайте, мисс Дарроу. Скажите ему главное.
     Она заговорила:
     - Мы с Барри немного дружили еще  до  смерти  миссис  Рэкхем.  Просто
дружили. Во всяком случае мне так казалось и, по-моему, ему тоже. Так  все
и обстояло, когда на пасхальный уик-энд  мы  поехали  в  Берчвейл.  Миссис
Рэкхем пообещала, что работать... отвечать на письма  и  тому  подобное...
нам там не придется, во в субботу в полдень  она  послала  за  мной,  и  я
пришла в ее комнату. Она плакала и была  настолько  расстроена,  что  едва
могла говорить.
     Лина приумолкла. Она смотрела мне прямо в глаза.
     - Сейчас я выпалю все одним духом, мистер Гудвин. Тем  более,  что  я
это уже говорила.
     - Конечно, конечно, - похвалил я. - Давайте, так будет проще.
     И она выпалила:
     - Миссис Рэкхем сказала,  что  должна  с  кем-то  поделиться,  сперва
хотела поговорить с невесткой, миссис Фрей, но потом передумала,  так  что
оставалась только я. Она сказала, что накануне ездила к Ниро Вульфу, чтобы
попросить его выяснить, откуда у ее мужа деньги, и Ниро Вульф  согласился.
В тот же вечер, в пятницу, он перезвонил ей  и  сказал,  что  кое-что  уже
разузнал.  Оказалось,  что  Барри  Рэкхем  связан  с  какой-то  преступной
группой. Он помогал осуществлять какие-то незаконные махинации  и  получал
за это приличное вознаграждение. Мистер  Вульф  порекомендовал  ей  никому
ничего не говорить, пока он не узнает больше. И добавил, что его помощник,
мистер Гудвин, приедет  в  субботу  днем,  а  к  тому  времени,  возможно,
появятся дополнительные сведения.
     - Так что мистер Гудвин был в курсе дела? - уточнил Арчер.
     - Естественно, миссис Рэкхем поняла это как само собой  разумеющееся.
Она не говорила, что мистер Вульф сказал,  будто  мистер  Гудвин  в  курсе
дела, но решила, что иначе и быть не может, коль скоро мистер  Гудвин  его
помощник и занимается этим делом. Впрочем, тогда это  не  имело  значения,
поскольку она все выложила мужу. В Берчвейле у них была одна спальня и, по
ее словам, когда они легли в постель, она  просто  не  смогла  сдержаться.
Весь разговор она мне не передала, но у них произошла страшная ссора.  Она
заявила, что подаст на  развод,  что  между  ними  все  кончено,  что  она
попросит мистера Вульфа завершить расследование  и  добыть  доказательства
вины Рэкхема. Характер у миссис Рэкхем  был  твер