и нитками.
   - Ничего подобного. Я абсолютно искренен.
   - Разумеется. Вы пришли к заключению, что мистер  Оделл  сам  заложил
бомбу, пытаясь расправиться с мистером Браунингом,  но  взорвался  из-за
неумелого обращения. А миссис Оделл прибегла к моим услугам не для того,
чтобы выяснить правду, а, наоборот, чтобы помешать расследованию  и,  по
возможности, скрыть ее. Вы считаете, что она либо  водит  меня  за  нос,
либо совершенно  откровенна.  В  первом  случае  вы  отказываете  мне  в
проницательности, а во  втором  -  своим  предложением  призываете  меня
нарушить взятые перед клиентом обязательства. Бесполезная трата  времени
- моего и вашего. Мне следовало заранее понять...
   - Вы не так меня поняли. Дело вовсе... Вы совершенно извратили  смысл
моих слов. Мы просто считаем, что, действуя от имени корпорации...
   - Вздор! Не упорствуйте. Я не  простофиля,  но  и  не  подлец.  Вы  с
коллегами  не  выдержали  напряжения  и  стали  плохо   соображать.   Не
заблуждайтесь на мой счет. И не отпирайтесь. Просто уйдите.
   Эбботт не встал и не ушел. Ему пришлось примириться с тем, что он  не
получит того, за чем пожаловал, однако он не сдался и еще битых  полчаса
приставал к Вулфу, пытаясь выяснить, добились ли мы чего-нибудь, и  чего
именно. Ему не удалось узнать ровным  счетом  ничего,  как,  впрочем,  и
Вулфу.
   Когда я, выпроводив Эбботта, вернулся в кабинет, Вулф метнул на  меня
тяжелый взгляд и пробурчал:
   - А в  его  предложении  есть  рациональное  зерно.  Я  имею  в  виду
возвращение задатка.
   Вулф размышлял над этим два дня и  три  ночи.  Наконец  в  воскресный
полдень, после двухчасового общения с  нами,  о  котором  я  рассказывал
несколько страниц назад, он велел мне позвонить миссис  Оделл,  сказать,
что мы умываем руки, и вернуть ей полученные в качестве аванса деньги.
   Вот тогда-то Сол, Фред и Орри и посмотрели на меня. Я же уставился на
Вулфа, точнее - на левый уголок его рта,  чтобы  попытаться  определить,
насколько плохи наши дела.
   Дела были и вправду плохи, хуже некуда, но я не стал торопиться и  не
потянулся к телефонной трубке.
   - О'кей, - сказал я, - коль скоро  я  заварил  эту  кашу,  мне  ее  и
расхлебывать, но вот только звонить я не стану. Я предпочитаю  закончить
дело так же, как и начал, глядя ей в глаза, а для этого мне  нужен  чек,
который я отдам ей прямо в руки, чтобы не отправлять по  почте.  Расходы
не вычитать?
   - Нет. Вернем все полностью. Я согласен: возьми чек сам.
   Будь мы с ним одни, я попытался бы еще поспорить,  но  в  присутствии
нашей  троицы  любые  возражения  были  обречены  на  провал.  Я  встал,
проплелся к сейфу, взял чековую книжку, заполнил корешок, выдрал  чек  и
развернул пишущую машинку. Все  чеки  я  заполняю  на  пишущей  машинке.
Правда, сумму в сто тысяч долларов  мне  пришлось  впечатывать  впервые.
Должен признаться, сумма внушительная. Закончив, я  передал  чек  Вулфу,
который молча подписал его и вернул мне.
   Сол нарушил молчание и спросил:
   - За последние дни я задал столько вопросов бессчетному числу  людей,
что это, кажется, вошло в привычку, и я  хочу  задать  еще  один.  Какая
сумма там проставлена?
   Непривычный к такой развязности со стороны Сола, я так и вылупился на
него. Но Вулф преспокойно ответил:
   - Покажи ему. Им.
   Я показал, их глаза широко раскрылись, потом Сол сказал:
   - Для вдовы это мелочь, у нее денег и в самом деле куры не клюют.
   Иногда вы спрашиваете, есть ли у нас предложения, и  сейчас  как  раз
тот случай, когда я хотел бы кое-что предложить.  Или  спросить.  Вместо
того чтобы возвращать ей деньги, почему бы не отдать их тому,  кому  они
нужны по-настоящему? Объявленьице в "Таймс" и "Газетт" в две колонки под
заголовком "НУЖНЫ ЛИ ВАМ СТО ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ?". А  ниже:  "Я  уплачу  эту
сумму наличными тому, кто представит мне сведения,  уличающие  человека,
ответственного за смерть Питера  Оделла,  последовавшую  двадцатого  мая
после взрыва бомбы". Внизу ваши имя и  фамилия.  Слова,  конечно,  могут
быть...
   Вулфовское "нет!" оборвало его на полуслове.
   - Нет! - повторил Вулф. - Я не стану взывать о помощи в деле, которое
было поручено мне.
   - Но вы уже так поступали, - терпеливо напомнил Сол. - На моей памяти
вы прибегали к такому приему дважды.
   -  Чтобы  получить  ответ  на  вполне  конкретный  вопрос.  И  вполне
определенный ответ. Не какой-то жалкий вопль о помощи из сточной канавы.
   Нет.
   Словом, когда несколько минут спустя наши сыщики  разошлись,  скорого
их возвращения уже не ждали. В понедельник к полудню  Фред  с  Орри  уже
будут  выполнять  какое-либо  поручение  агентства   Баскома   или   ему
подобного; как, впрочем, и Сол, если сочтет нужным.
   Что касается меня, то мое поручение ждать не могло, во всяком случае,
я откладывать его в долгий ящик не собирался. Словом, я позвонил  миссис
Оделл, которая не имела привычки уезжать из Нью-Йорка  по  уик-эндам,  и
спросил, могу ли я прийти к ней  в  пять  часов,  поскольку  раньше  она
наверняка сидела бы перед телевизором, а  мне  не  улыбалось  делить  ее
внимание с Клеоном Джонсом или Томом Сивером.
   Вулф удалился на кухню.  Оставаясь  по  воскресеньям  без  Фрица,  он
обычно готовит на обед что-нибудь простенькое вроде "яиц  о-бер-нуар"  и
винегрета из свеклы с кресс-салатом, но на  сей  раз  он  побаловал  нас
запеченной в кастрюлечке икрой сельди с  анчоусовым  маслом,  петрушкой,
кервелем, луком-шалотом, майораном, черным  перцем,  сливками,  лавровым
листом, репчатым луком и сливочным маслом. Процесс приготовления  такого
блюда требует беспрерывных дегустаций, а по  этой  части  он  мастак.  Я
прогулялся на кухню, поставил его в известность, что миссис  Оделл  ждет
меня к пяти, удостоился сдержанного кивка и поднялся по лестнице в  свою
комнату.
   Покончив с бритьем, умыванием и переодеванием, я спустился на  кухню,
уплел свою часть запеченной  икры,  вернулся  к  себе  и  набросал  одно
объявление. Когда в половине пятого я спустился, в кармане у меня  рядом
с чеком покоился третий вариант упомянутого объявления.  Вулф  ковырялся
наверху с орхидеями, и я звякнул  ему  по  внутреннему  телефону,  чтобы
поставить в известность о своем уходе.
   Поскольку в воскресенье днем свободных мест для стоянки машины  везде
сколько душе угодно, я прогулялся в гараж,  вывел  "герои",  проехал  до
Тридцать четвертой улицы и свернул на Парк-авеню. Трудно поверить, но  и
поездка по Манхэттену может доставить удовольствие - с двух  часов  ночи
до восьми утра да плюс еще парочка часов по воскресеньям. У тротуара  на
Шестьдесят третьей улице, между Пятой авеню и Мэдисон-авеню, зияла  щель
размером  с  пятицентовую  монету,  в  которую  я  и  втиснул   "герон".
Встретивший меня при входе в вестибюль каменного особняка цербер был  не
тот, что в прошлый раз; этот оказался гораздо учтивее своего  собрата  и
даже поблагодарил меня, возвращая мне мою лицензию частного сыщика.
   Миссис Оделл встретила меня  в  своей  роскошной  гостиной,  сидя  на
огромном  диване,  на  котором  были   беспорядочно   разбросаны   листы
воскресной "Тайме". Телевизор был выключен - немудрено,  ведь  игра  уже
закончилась.
   Когда я приблизился, она сказала:
   - Надеюсь, вы пожаловали не с пустыми руками. По телефону вы говорили
на редкость скупо.
   - Как-то раз мы  излишне  разболтались,  а  телефон,  как  оказалось,
прослушивали. С тех пор мы ведем себя осторожнее. Не  думаю,  чтобы  нас
подслушивали и сейчас, но береженого Бог бережет.  Однако  я,  отвлекся.
Нет, я пожаловал не с пустыми руками. - Я вытащил из кармана чек. -  Мне
казалось, что лучше принести его самому, чем отослать по почте.
   Вдова взяла чек, насупилась, потом мрачно посмотрела на меня.
   - Это что еще за выдумки?
   - Мистер Вулф выходит из игры. Хорошенькая игра -  ведь  он  потратил
уже больше трех тысяч долларов. Три тысячи за двенадцать дней, а мы  еще
даже не напали на след. Вулф вбил  себе  в  голову,  что,  признав  свое
поражение, он проявит тем самым силу характера. Мне  это  непонятно,  но
ведь я в отличие от него не гений.
   Признаться, она меня поразила. Если до сих пор у меня не было  причин
предполагать, что мыслительный процесс в глубине ее мозга отличается  от
среднего уровня, то на сей раз она успела сделать вывод еще прежде,  чем
я закончил.
   - Сколько ему заплатил Браунинг? - спросила она с пылающими глазами.
   - Ого! - Я развернул стул и уселся на него лицом к  ней.  -  Впрочем,
вполне естественно. Я бы мог, конечно,  разглагольствовать  часов  пять,
убеждая  вас,  что  Вулф  никогда  не  обманет  клиента   из-за   своего
непомерного самоуважения, но мне  кажется,  что  есть  и  более  быстрый
способ. Я сказал вам по телефону про троих людей, которые нам  помогают.
Сегодня утром они как раз сидели у нас, когда Вулф  заявил,  что  баста,
мол, он выходит из игры. Когда  он  приказал  мне  выписать  чек,  чтобы
вернуть задаток, Сол Пензер  взамен  предложил  поместить  объявление  в
"Тайме"  с  обещанием  выплатить  эти  деньги  тому,   кто   предоставит
убедительные улики против убийцы, но мистер Вулф заартачился  и  заявил,
что ему не пристало взывать о помощи из сточной канавы. И это еще...
   - Еще бы! Что еще ему оставалось!
   - Прошу вас, не перебивайте - я только начал. Итак,  я  выписал  чек,
Вулф подписал его, и я позвонил вам. Мне кажется, я могу  доказать  вам,
что Вулф вас не предал. Думаю, что смогу убедить  его  разорвать  чек  и
продолжать расследование, если вы мне поможете. Могу  я  воспользоваться
вашей пишущей машинкой?
   - Зачем? Я вам не верю.
   - Поверите. Придется поверить.
   Я встал и перешел к письменному  столу,  на  котором  стояла  пишущая
машинка. Усевшись, я осведомился,  где  взять  бумагу,  и  миссис  Оделл
ответила:
   - В верхнем ящике, но вы меня не надуете.
   - Погодите  минутку,  -  посулил  я,  вставляя  два  листа  бумаги  с
копиркой.
   Вдова ждать не  пожелала.  Не  успел  я  достать  из  кармана  проект
объявления и разложить перед собой, как она отбросила в сторону "Таймс",
вскочила,  подошла  ко  мне  и,  остановившись  за  моей  спиной,  стала
наблюдать, как я печатаю. Я не  торопился,  чтобы  не  наделать  ошибок.
Закончив, я извлек из машинки бумагу и сказал:
   - Мне пришлось напечатать это у вас, потому что Вулф  мог  бы  узнать
нашу машинку, а нужно, чтобы это исходило от вас.
   Протянув ей первый экземпляр, я пробежал глазами второй:
   "У НИРО ВУЛФА ЕСТЬ 50 000 ДОЛЛАРОВ наличными, которые дала ему я.  Он
уплатит их  от  моего  имени  человеку  или  нескольким  людям,  которые
представят  ему  убедительные  доказательства,  уличающие  мужчину   или
женщину, подложившую бомбу в стол Эймори Браунинга во вторник, 20 мая, в
результате чего погиб мой муж. Эти  сведения  должны  быть  представлены
непосредственно самому Ниро Вулфу, который воспользуется  ими  от  моего
имени.
   Передача сведений происходит на следующих условиях:
   1.  Решение  о  достоверности  и  важности  предоставленных  сведений
принимает только сам Ниро Вулф, и его решение считается окончательным.
   2. Общая  сумма  вознаграждения  составит  50  тысяч  долларов.  Если
сведения будут получены от нескольких людей, вопрос о важности  сведений
и о распределении вознаграждения будет решать только сам Ниро Вулф.
   3. Любой человек, который свяжется с Ниро Вулфом или с его помощником
по  поводу  этого  объявления,  автоматически  соглашается   на   данные
условия".
   - Внизу должна быть ваша  фамилия  с  инициалами,  а  также  подпись:
миссис Питер Д. Оделл. Точь-в-точь как на подписанном вами чеке.  Теперь
послушайте.
   Разумеется, он сразу смекнет, что это моих рук дело, - именно поэтому
я и напечатал  это  здесь  у  вас.  Идея  должна  принадлежать  вам;  вы
предложили это сделать сразу  после  того,  как  я  рассказал  вам,  как
прореагировал Вулф на  предложение  Сола  Пензера.  Возможно,  Вулф  сам
позвонит вам. Если это случится, вы должны ответить,  как  надо.  Вопрос
встанет так: и что тогда? Я думаю, что наш план сработает. Десять против
одного, что найдется некто, который  клюнет  на  эту  приманку,  а  ведь
пятьдесят кусков для наживки это совсем недурно.
   Я встал.
   - Одно объявление я помещу в "Таймс", а второе - в "Газетт".
   - А вы ловкий малый, - задумчиво протянула она.
   - Стараюсь. Ведь остальные крысы уже сбежали.
   - Что?
   - С тонущего корабля, - пояснил я. Миссис Оделл  уселась  за  стол  и
взяла ручку.
   - И все-таки вы меня не убедили, - сказала она. - Все это может  быть
разыграно. Потом вы позвоните и скажете, что ничего не вышло.
   - Если так случится, то только потому,  что  Вулф  упрям,  как  целое
стадо ослов. Если он позвонит, то дальнейший ход событий будет  зависеть
от вас.
   - Тогда у меня тоже есть предложение. Давайте  изменим  сумму.  Такие
числа, как пятьдесят или сто  тысяч,  не  врезаются  в  память.  Давайте
сделаем что-нибудь промежуточное - шестьдесят пять или восемьдесят пять.
   - Вы правы. Совершенно правы. Сделайте шестьдесят пять.  Перечеркните
пятьдесят.
   Она сперва попробовала ручку на блокноте. Я и сам всегда так делаю.
 
Глава 13 
 
   Замысел сработал.
   По дороге в гараж я пытался обмозговать положение. За все годы службы
у Ниро Вулфа я нахально врал ему в глаза десять тысяч раз. Если вы  тоже
предпочитаете что-нибудь промежуточное, то пусть будет  -  восемь  тысяч
триста девяносто два раза. Врал я либо по личным  вопросам,  до  которых
ему не было дела, либо по деловым, когда это никому не вредило, а помочь
могло, но побивать мировой рекорд по лжи я не собирался и решил  поэтому
предпринять обходной маневр.
   Когда в двадцать две минуты седьмого я вошел в кабинет, Вулф сидел за
столом, с головой погрузившись в разгадку двойного кроссворда в "Таймс",
от чего я, разумеется, отвлекать его не  стал.  Я  просто  снял  пиджак,
повесил его на спинку стула, ослабил галстук, подошел к сейфу, достал из
него чековую книжку, уселся за свой стол и углубился в изучение июньских
корешков.
   Обходной маневр удался на славу.  Минут  восемь  спустя  Вулф  поднял
голову, хмуро посмотрел на меня и спросил:
   - Сколько там осталось?
   - Это с какой стороны посмотреть, -  ответил  я.  Потом  развернулся,
извлек из кармана пиджака подписанное вдовой объявление и протянул ему.
   Вулф пробежал его глазами, потом, перечитав внимательнее, отбросил на
стол, прищурился, свирепо посмотрел на меня и сказал:
   - Гр-рр!
   - Она сама поменяла пятьдесят тысяч на шестьдесят пять, -  как  ни  в
чем небывало ответил я. - Хотя, конечно, заголовок мог  бы  гласить:  "У
АРЧИ ГУДВИНА ЕСТЬ ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ", а  вовсе  не  у  Ниро
Вулфа. Она, правда, сама это не предложила, но тем не менее считает, что
я ловкий малый.
   Так она сказала - слово в слово. Когда я сказал ей, что  вы  умываете
руки, и вручил ей чек,  она  спросила  в  упор:  "Сколько  ему  заплатил
Браунинг?" Я сказал, что мог бы битых пять часов  убеждать  ее,  что  вы
честнейшая личность и ни за какие коврижки не надуете клиента, хотя  сам
в этом сомневаюсь. Мы еще поговорили, а потом,  когда  стало  ясно,  что
убедить ее никак иначе не удастся, я уселся за машинку  и  нашлепал  это
объявление. Согласен,  стиль  оставляет  желать  лучшего.  Я  не  Норман
Мейлер.
   - Пф! Этот павлин? Этот отъявленный хвастун?
   - Ну, хорошо, пусть будет Хемингуэй.
   - У нее есть пишущая машинка?
   - Еще бы. В огромной гостиной на четвертом этаже особняка, в  которой
она, по-моему, проводит все свое время, разве что  не  ест  и  не  спит.
Бумага, как видите, гербовая - дорогая, не то что ваша.
   Вулф пристально вперился в машинопись, и я мысленно похлопал себя  по
спине за то, что догадался напечатать текст на ее машинке.
   - Признаю, - продолжил я, - что отговаривать ее не  пытался.  У  меня
даже в мыслях такого не было. Более того, я сказал, что этот прием может
сработать, а я даже готов поставить десять  против  одного  на  то,  что
кто-то клюнет на такую приманку. И уже потом она решила, что  шестьдесят
пять это лучше, чем пятьдесят. Я слишком длинно отвечаю,  да?  Так  вот,
это зависит от того, как вы  себя  поведете.  Я  принес  чек  назад,  но
отправка его по почте обойдется нам всего в восемь центов. Если  мы  так
поступим, на вашем счету останется чуть  меньше  шести  тысяч  долларов.
Пятнадцатого июня мы уплатили налоги. Я  не  пытаюсь  вас  разозлить,  а
только отвечаю на ваш вопрос. И имейте в виду - теперь дело обстоит так,
что уже никто не подумает, что вы взываете о помощи из  сточной  канавы.
Миссис Оделл не остановится ни перед чем. Она может с легкостью уплатить
и миллион. Ничто другое ее больше не волнует.
   Вулф поступил типично в своем духе. Он не  сказал:  "приемлемо",  или
"разорви  этот  чек",  или  даже  "проклятье!".  Он  просто  взял   его,
внимательно прочитал, сунул под пресс-папье и произнес:
   - Я готовлю копченого осетра по-московски. Принеси мне бутылку мадеры
из кладовой.
   И снова погрузился с головой в кроссворд.
 
Глава 14 
 
   Объявление появилось во вторник на шестой странице утреннего  выпуска
"Таймс" и на девятой странице "Газетт". Два  столбца,  набранные  жирным
шрифтом, с широкими полями со всех сторон - и с двумя новыми условиями:
   "1.  65  000  долларов  могут  быть  выплачены  одному  человеку  или
разделены между несколькими людьми.
   2. 65 000 долларов или какая-то их часть будут  выплачены  только  за
точные сведения, а не за предложение, предположение или гипотезу".
   Ниже следовали остальные условия, в которых были изменены только  три
слова.
   Мы обсудили одну возможность и пришли к выводу, что  ничего  поделать
нельзя. Увидят ли наше объявление в манхэттенской уголовке? Наверняка.
   Установят ли они неусыпное наблюдение за нашим домом, чтобы  увидеть,
кто к нам придет? Безусловно. И  что  тогда?  Они  вторгнутся  к  нам  и
попытаются получить задаром то, за что наш клиент предлагает  65  тысяч.
Они, наверное, начнут прослушивать наш телефон,  а  ученые  наизобретали
столько сногсшибательных устройств, что  простому  смертному  уже  стало
невозможно определить, подслушивают его или нет. Как бы то ни  было,  во
вторник, в два часа дня, Сол, Фред и Орри  сидели  в  нашей  гостиной  и
играли в пинокль. Мы приготовились к приему гостей.
   Самый первый оказался презанятной  личностью.  До  него  еще  четверо
звонили по телефону, но все оказались чокнутыми. Первый живой посетитель
позвонил в дверь около трех часов дня. На  первый  взгляд  он  тоже  был
чокнутым, но дверь я все же открыл, и он вручил мне визитку -  крохотную
голубую карточку, на котором витиеватыми черными буквами значились имя и
фамилия:
   Назир ибн-Бекр.
   Что ж, иностранцы тоже бывают чокнутыми, но я его все же впустил.
   Худой, смуглый и чернявый, ростом он доходил мне до подбородка, а вот
его носика вполне хватило бы на двоих. Несмотря на жаркий июньский день,
на нем был застегнутый на все  пуговицы  пиджак,  а  воротничок  сорочки
потемнел от пота. Когда, заперев дверь, я повернулся к  нему  лицом,  он
вручил мне вырезанное из "Тайме" объявление и сказал:
   - Я увижу Ниро Вулфа.
   - Возможно, - сказал я. - Он  занят.  У  вас  есть  интересующие  его
сведения?
   - Я не вполне уверен. Возможно, да.
   Нет,  не  чокнутый.  Чокнутые  не  знают  сомнений.  Я  попросил  его
подождать, кивнул на скамейку, отнес карточку в кабинет,  вручил  Вулфу,
получил приказ ввести гостя, но выполнить его не  смог.  Назир  ибн-Бекр
уже стоял за моей  спиной.  Кабинет  был  устлан  толстенным  персидским
ковром, но в прихожей пол был голый; смуглолицый  ступал  бесшумно,  как
кошка. Желая быть к нему поближе, я  преградил  ему  доступ  к  красному
кожаному креслу и кивнул в сторону одного  из  желтых,  стоявшего  возле
угла моего стола. Затем я вышел из кабинета и  закрыл  за  собой  дверь.
Замысел состоял в  том,  ч