а.  Сказала  только,  что  ей  довелось  узнать  нечто
страшное о ком-то, но из нескольких слов, его оброненных, я поняла, что речь
идет о ее женихе. И  решила, что  ей  лучше обратиться  к Ниро Вулфу, чем  к
какому-нибудь адвокату.
     - И он не пожелал тебя видеть?
     - Да.
     - Энн не упоминала ничьих имен?
     - Нет.
     - Где она живет?
     - В южной части города, недалеко от вас. Барнум-стрит, 316.
     - А кто ее жених?
     - Не  знаю. - Лили погладила меня по  руке. - Послушай, ты мужественный
герой, где мы сегодня поужинаем? У меня?
     Я покачал головой.
     -  Я на  службе. Твое  отношение к  базам  в  Ирландии  -  чистой  воды
провокация. Насколько мне известно, ты шпионишь в  пользу Ирландии. Я считаю
тебя неотразимой,  но  мне  приходится  не забывать о собственной  чести.  Я
предупредил  тебя  в  тот  день в  палатке,  где  расположилась методистская
церковь, что мой духовный мир...
     Она перебила меня, и  так это продолжалось еще с час,  пока самолет  не
сел в аэропорту Ла Гардиа. Отделаться от нее там я  не сумел. Мы взяли такси
и поехали в Манхэттен, но возле "Рица",  где у нее была собственная цитадель
и перед которым, я знал, она  не позволит себе устраивать сцену, я  со своим
багажом перебрался  в другое  такси и попросил водителя  отвезти  меня в дом
Вулфа на Тридцать пятой улице.
     Несмотря на стычку с Лили, пока мы ехали в  южном направлении, а  затем
повернули на  запад,  настроение  у  меня росло. Не понимаю почему,  но  мне
казалось, что я отсутствовал гораздо больше двух месяцев. Я узнавал магазины
и здания с  таким  чувством, будто был их владельцем, не сделавшим ни единой
попытки посмотреть на них  раньше. Я не послал  телеграммы  о своем приезде,
решив доставить  себе удовольствие,  застав  их  врасплох,  и,  естественно,
надеялся увидеть Теодора среди орхидей в оранжерее, Фрица на кухне колдующим
над кастрюлями,  а  самого Ниро  Вулфа за  письменным  столом,  хмурясь  над
атласом или ворча над книгой, которую он читает. Нет, в кабинете его нет. Он
спускался из оранжереи ровно в шесть, значит, сейчас он будет наверху вместе
с Теодором.  Я поздороваюсь с Фрицем в  кухне, проскользну  в свою комнату и
буду ждать, пока не услышу, как Вулф на лифте спускается к себе в кабинет.


        3

     Ни разу в жизни я не был так потрясен. Ни разу.
     Я  вошел,  открыв  дверь собственным  ключом,  который так и  продолжал
висеть у меня на кольце с прочими ключами, бросил свои чемоданы в  прихожей,
вбежал в кабинет и не поверил  собственным глазам. На столе у Вулфа высились
пачки  невскрытой корреспонденции. Я подошел  поближе и увидел,  что  с  его
стола не  стирали  пыль,  наверное,  лет десять, как, впрочем, и с  моего. Я
повернулся  лицом к двери и почувствовал, что в горле у меня появился комок.
Либо Вулф, либо Фриц  умерли, единственный вопрос, кто из них. Я бросился на
кухню,  и то, что  я  там  увидел,  убедило  меня, что умерли  они  оба,  не
сомневался я. Ряды сковородок и кастрюль были запыленными, равно как и банки
со специями.
     Снова к горлу подступил комок. Я  открыл кухонный шкаф и убедился, что,
кроме вазы с апельсинами и шести картонок с черносливом, там ничего не было.
Я открыл  холодильник, и его  вид  меня  прикончил. Четыре  головки  салата,
четыре помидора и  миски  с яблочным  соусом  - вот  и  все.  Я  бросился  к
лестнице.
     Один пролет наверх - в комнате Вулфа и во  второй рядом никого не было,
но мебель стояла на своих местах. То же самое  в  двух комнатах на следующем
этаже, одна  из которых принадлежала мне. Я  побежал  выше,  в  оранжерею. В
четырех ее отсеках под стеклом стояли  орхидеи, сотни орхидей в цвету, затем
в  том отсеке, где  растения  были еще  в  горшках, я  наконец-то  обнаружил
признаки  человеческой  жизни. На табурете  у стола  сидел  Теодор Хорстман,
делая записи в дневнике цветоводства, который прежде вел я.
     - Где  Вулф?  -  спросил я. - Где  Фриц?  Что  у вас тут,  черт побери,
происходит?
     Теодор дописал слово, промакнул невысохшие чернила, повернулся ко мне и
проскрипел:
     -  Здравствуй, Арчи. Они отправились делать упражнения.  Тренироваться,
говорят они. Тренироваться на воздухе.
     - С ними все в порядке? Живы?
     - Конечно, живы. Тренируются.
     - Что тренируют?
     - Друг друга. Или, пожалуй, более точно, тренируют себя. Они собираются
на службу в  армию, сражаться. Я  же остаюсь приглядывать  за домом.  Мистер
Вулф хотел  избавиться от цветов,  но я уговорил  его оставить их  под  моим
надзором.  Мистера  Вулфа цветы  сейчас не  интересуют;  он поднимается сюда
только, чтобы попотеть. Он должен потеть изо всех сил, чтобы сбросить вес, а
кроме  того,  закаляться,  поэтому  они  с  Фрицем  направляются  к  реке  и
занимаются там быстрой ходьбой.  На следующей неделе они намерены перейти на
бег. Мистер Вулф  сейчас на диете и перестал пить пиво. На прошлой неделе он
был простужен, но нынче все в порядке.  Он не покупает хлеба, сливок, масла,
сахара  и множества других  продуктов, и мне  приходится самому покупать  их
себе,
     - Где они тренируются?
     -   У   реки.  Мистер  Вулф   добыл  разрешение  от  городских  властей
тренироваться на  пирсе, потому  что  на улице над ним потешались мальчишки.
Мистер Вулф  очень  настойчив  в своих намерениях.  Все  остальное  время он
проводит здесь потея.  Он мало разговаривает, но я  слышал,  как он объяснял
Фрицу, что если каждый их двух миллионов американцев убьет десяток немцев...
     Мне  надоел  скрипучий  голос Теодора.  Выйдя  из  оранжереи,  я  снова
спустился в кабинет, взял тряпку и  стер пыль  с собственных стола и  стула,
сел, поставив на место фигурки собак,  которые украшают мой стол, и  сердито
посмотрел на пачки корреспонденции на столе у Вулфа.
     Господи  боже,  подумал  я, ну  и  возвращение домой!  Неужто я  не мог
предугадать, что  произойдет нечто подобное, если я  предоставлю  его самому
себе.  Это  не  только  плохо, это может быть безнадежно. Олух!  Здоровенный
толстяк! А  я-то сказал генералу,  что знаю, как с  ним  обращаться. Что мне
теперь делать?
     В  5.50  я  услышал,  как  отворилась  и  затворилась  парадная  дверь,
раздались шаги в прихожей, и на пороге появился Ниро Вулф, а за его спиной и
Фриц.
     - Что ты здесь делаешь? - пророкотал Вулф.
     Всю  жизнь  я  буду помнить это зрелище.  Я онемел. Он ничуть  не  стал
меньше, он  выглядел так, будто из  него выпустили воздух.  На  нем были его
собственные, старые, из  голубой саржи  брюки и  грубые  армейские  башмаки,
каких я никогда не видел.  Вот  свитер  был  мой,  темно-бордовый, который я
однажды купил для загородной прогулки, и несмотря на то, что Вулф уменьшился
в  окружности, свитер  был  так натянут,  что сквозь  него проглядывала  его
желтая рубашка.
     - Входите! Входите! - обрел я язык.
     - Я сейчас  в кабинет не вхожу, - отозвался он,  и вместе  с Фрицем они
повернулись и направились в кухню.
     Я посидел, кривя  губы, хмурясь и прислушиваясь к звукам,  доносившимся
до  меня, потом встал  и  пошел  к  ним.  По-видимому,  Вулф отказался и  от
столовой, потому что я застал их в  кухне за  маленьким столиком, где  они с
Фрицем  ели  чернослив,  а  миска  с  салатом и  помидорами,  но  без  соуса
дожидалась  своей  очереди.  Прислонившись  к  длинному кухонному столу,  я,
саркастически улыбаясь, смотрел на них.
     - Ставите эксперимент? - ласково спросил я.
     Ложкой Вулф вытащил изо рта косточку чернослива и  бросил в тарелку. Он
посмотрел на меня, но старался, чтобы я этого не заметил.
     - И давно ты стал майором? - поинтересовался он.
     - Три  дня  назад.  -  Я  не мог оторвать от  него  взгляда.  Не  верил
собственным  глазам. -  Меня повысили  чином благодаря  умению вести себя за
столом.  Теодор сказал мне, что вы  собираетесь вступить  в армию. Разрешите
спросить: в каком качестве?
     Вулф положил в рот очередной чернослив. Выплюнув косточку, ответил:
     - Солдатом.
     - В пехоту? В парашютные  войска? Стать одни  из  командос?  Или водить
"джип"?..
     - Хватит Арчи! - Тон  у  него был  резким,  а взгляд  злым. Он  положил
ложку. - Я намерен убить несколько немцев. В 1918 году я убил мало. По какой
причине  ты  оказался  здесь -  думаю,  тебе  дали отпуск перед отправкой за
океан,  и  сожалею,  что  ты  приехал.  Я  хорошо понимаю,  какие физические
трудности меня ожидают, но не желаю слышать от тебя никаких  возражений. Мне
они известны гораздо больше, чем тебе. Я сожалею, что ты приехал, потому что
как раз сейчас  мне  приходится научиться отказу  от собственных привычек, а
твое присутствие  только усложнит это дело.  Поздравляю тебя  с повышением в
чине. Если ты останешься на ужин...
     -  Нет, спасибо, - вежливо отозвался я. - У меня назначено свидание. Но
спать  я  буду, если  вы  не  возражаете,  у  себя  в постели. Постараюсь не
раздражать вас...
     - Мы с Фрицем ложимся спать ровно в девять.
     -  Хорошо.  Я  сниму  обувь внизу.  Премного благодарен  за  заколотого
тельца. Извиняюсь  также,  что стер пыль  со своего стола  и стула. Побоялся
испачкать форму. У меня отпуск на две недели.
     - Надеюсь, Арчи, ты понимаешь...
     Я вышел,  не дослушав его. Если  бы  я хоть  на  секунду задержался, то
остался бы без крыши над головой.


        4

     На углу размещалась закусочная "У Сэма", куда я и вошел. Прежде всего я
позвонил полковнику Райдеру, доложил, что  прибыл и  приступил  к выполнению
задания,  а  уж затем  сел  за  столик, заказав  тушеное мясо и два  стакана
молока.
     Пока  я  ел,  я  размышлял  о создавшейся  ситуации. Она была не только
сложной, но  и,  вполне возможно, неосуществимой. Мне было  совершенно ясно,
что произошло:  Вулф на некоторое  время спрятал свои мозги  в комод. Он  не
хотел  ими шевелить, потому что в этом  состояла привычная ему работа,  в то
время как  быть  на диете,  выходить ежедневно из дома, идти быстрым  шагом,
готовясь прикончить с десяток немцев, было актом  героическим. Мысль об этом
настолько запала ему  в душу,  да еще при его упрямстве,  что разубедить его
представлялось  делом безнадежным. Придя к такому  выводу, мне  следовало бы
забыть  о нем и, забрав свои чемоданы направиться на  Гавернорс Айленд, если
бы  не  две вещи:  во-первых,  я уверил генерала,  что  знаю,  как  с Вулфом
справиться, и во-вторых, похоже было, что он, если я его не оставлю, сначала
прикончит самого себя. Коли бы хоть одна клеточка его мозга  была  в рабочем
состоянии... Нет, нечего об этом и мечтать.
     Я решил было искать помощи либо у Марко Вукчича, либо у Реймонда Плена,
у Льюиса Хьюитта или даже у инспектора Кремера, но быстро сообразил, что это
ничего не даст. От любой попытки уговорить или убедить его он  станет только
более упрямым, поскольку не желает мыслить. Единственное, что можно сделать,
- это исхитриться и устроить так, чтобы заработал его мозг. Из опыта я знал,
насколько это трудно, а ведь прежде он никогда не был в таком состоянии, как
нынче. Более того,  помехой служило  и  мое двухмесячное отсутствие,  ибо  я
понятия не имел, кто к нам обращался или пытался обратиться и имеют ли место
какие-либо события.
     Что мне  еще  остается?  Расплатившись, я  снова подошел  к телефону  и
позвонил инспектору Кремеру. Он  думал, сказал он, что я в армии. Я тоже так
думал, ответил я и спросил: нет ли у них каких-либо интересных преступлений,
убийств, грабежей или даже пропавших людей?
     Мои   расспросы  окончились  впустую.  Либо  у  них  и  вправду  ничего
интересного не было, либо он не  захотел  мне говорить.  Я вышел на  улицу и
остановил  такси. Было холодно, чертовски холодно для  середины марта, падал
снег,  а я  был без  пальто. Поскольку больше делать было  нечего,  я влез в
такси и велел шоферу отвезти меня по адресу:  Барнум-стрит, 316. Я ни на что
не надеялся, решив, так сказать, отыскать иголку в стоге сена.
     Снаружи  этот дом ничем не  отличался, дабы  предупредить  меня  о том,
какие  странные  личности   его   населяют.   Это  было   самое   ординарное
четырехэтажное  строение из облезлого кирпича, одно  из  тех,  что  когда-то
служило пристанищем для целой семьи, а в годы моего появления на свет  божий
переделано  в  отдельные  квартиры  с  вестибюлем,  оборудованным  почтовыми
ящиками и  звонками. Одна  из табличек гласила: "Перл Чак", а пониже мелкими
буквами.  "Эймори". Я  нажал кнопку, услышал,  как  щелкнул замок, распахнул
дверь  и  очутился  в холле, когда дверь в глубине внезапно открылась  и  на
пороге появилась  чья-то  бабушка.  За вычетом кожи  и  костей,  она весила,
наверное, не более  двадцати фунтов.  Спустившиеся  со лба пряди седых волос
образовали решетку для ее  пронзительных темных глаз, но я не  сомневался  в
том, что она отлично видит.
     - Что вам угодно? - рявкнула она, когда я еще не дошел до нее.
     Я постарался улыбнуться.
     - Мне хотелось бы видеть...
     -  Она прислала вас! Я так и знала! А я-то подумала, что  это она.  Она
нередко проделывает этот фокус. Выходит и звонит в звонок, надеясь, что я ее
и не подозреваю. Она хочет сказать мне, что  считает, будто я убила ее мать.
Я знаю, чего  она хочет! Если она  еще хоть раз скажет это мне,  я  заставлю
полицию ее арестовать! Можете так ей  и передать! Хоть сейчас! Поднимитесь и
скажите!
     Она отпрянула и попыталась закрыть дверь. Я поставил на порог ногу.
     - Минуточку, леди. Я  поднимусь и передам ей все, что вам будет угодно.
Вы имеете в виду мисс Эймори? Эйн Эймори?
     - Энн? Мою внучку? - Черные глаза уставились на меня сквозь сетку седых
волос. - Конечно, нет! Вы не дурачите меня...
     - Разумеется,  нет, миссис  Чак, вы меня не дослушали.  Мне нужна  ваша
внучка, вот и все. Я пришел повидать Энн. Она...
     - Я вам не верю! - снова рявкнула она и захлопнула дверь.
     Я  мог  бы помешать ей, но мне показалось  сомнительным  так поступав в
данных обстоятельствах,  и, кроме того,  я услышал наверху шум. Сразу  после
того,  как дверь захлопнулась, кто-то зашагал вниз,  и,  когда  я подошел  к
лестнице, там уже стоял молодой  человек. Он явно  собирался что-то сказать,
но, увидев форму, передумал.
     - Ой! - удивился он. - Армия? А я было решил...
     И  умолк, не сводя с меня глаз. Что касается одежды, то он  определенно
выглядел неряшливым  под ярким светом лампы, но в остальном вы вполне  могли
ожидать  увидеть его фотографию как защитника в футбольной команде. Нет, для
этого он, пожалуй, мало весил.
     - В данное время я не при исполнении обязанностей, - откликнулся я. - А
кого вы ждали? Военно-морской флот?
     Он засмеялся.
     -  Просто  я хотел  сказать,  что не  ожидал  увидеть здесь  армейского
офицера. Я слышал,  что вы хотите видеть мисс  Эймори,  но  не знал, что она
знакома с армейскими офицерами.
     - А вы знакомы с мисс Эймори?
     -  Конечно,  знаком.  Я ведь  здесь живу.  Двумя пролетами  выше,  - Он
протянул руку. - Меня зовут Леон Фьюри.
     - А меня  - Арчи Гудвин. - Мы пожали друг другу руки. - Вам случайно не
известно, дома ли мисс Эймори?
     - Она на крыше.  - Он  узнал меня.  -  Тот самый  Арчи  Гудвин, который
работает на Ниро Вулфа?
     - Работал. А теперь надел форму. Что делает мисс Эймори...
     -  Кто  там, Леон? Приведите его сюда!  -  распорядился  сверху  густой
хриплый бас,  который требует  посмотреть  на  его  обладателя,  прежде  чем
решить, мужчина это или женщина.
     Молодой человек поднял голову, а  когда снова посмотрел на меня, на его
лице появилась ухмылка. Похоже,  что  он считал свою  ухмылку завораживающей
или даже очаровательной. В женском  клубе за него проголосовали бы 92:11. Он
подошел ко мне поближе и понизил голос:
     -  Вы, наверное, понимаете, что  попали в  дом,  где все ведут друг  за
другом тайное наблюдение? Мой совет - бежать. Я передам мисс Эймори...
     - Леон! - снова раздался хриплый бас. - Приведите его сюда!
     - Мне  хотелось  бы поговорить  с мисс  Эймори, - сказал я, намереваясь
обойти Леона, но он, по-мужски пожав плечами, пошел вверх, а я за ним. Одним
пролетом выше  у открытой  двери стояла обладательница этого  голоса. На ней
было коричневое  шерстяное платье времен  вступления  в должность президента
Маккинли, таким  образом вопрос, мужчина это  или женщина, был решен. Однако
по  своей комплекции она  вполне могла играть  в бейсбол в  одной команде  с
Леоном. И стояла она по стойке "смирно" куда лучше, чем я.
     -  Кто это? - спросила она, когда мы появились на площадке. -  Я вас не
знаю. Входите.
     Леон назвал ее "мисс Лидс" и проинформировал, что к Арчи Гудвин, бывший
помощник Ниро Вулфа, а ныне  полковник Гудвин армии Соединенных Штатов, но я
не понял, услышала  ли она  его, потому что, повернувшись к нам  спиной, она
зашагала к  себе в квартиру, ни на секунду не усомнившись,  что мы последуем
за  ней.  Гостиная, куда она  нас  привела,  была заставлена мебелью периода
детства Маккинли.  Я сел, как она  мне  приказала,  и  огляделся. В середине
комнаты стоял стол с мраморной крышкой, на котором лежал, распластав крылья,
мертвый  ястреб. Не  чучело, а  именно  мертвый ястреб.  Наверное, я так  уж
засмотрелся на него, что она сказала:
     - Он убивает их для меня.
     - Вы таксидермист, мисс Лидс? - вежливо спросил я.
     - Нет,  просто она любит голубей, - проинформировал меня Леон. Он сидел
на вертящемся стуле, обитом плюшем. - В Манхэттене семьдесят тысяч голубей и
около девяноста ястребов, которые  убивают голубей. Число  ястребов  растет.
Они живут в карнизах домов, и я убиваю их для мисс Лидс. Этого я...
     - Вас это не касается, - резким тоном  обратилась ко мне мисс Лидс. - Я
слышала, что  вы разговаривали с миссис  Чак  и спрашивали про Энн Эймори. Я
хочу,  чтобы вы  поняли,  что  я не  желаю никакого  расследования по поводу
смерти  моей матери.  В этом нет необходимости.  Миссис  Чак -  сумасшедшая.
Сумасшедшая  и злая. Она всем  говорит,  будто я считаю, что  она убила  мою
мать. Ни в коем случае. Мою мать  никто не убивал. Она умерла от старости. Я
заявляю, что не нужно никакого расследования, и я хочу, чтобы вы поняли...
     - Он не из полиции, - перебил ее Леон. - Он армейский офицер.
     - А какая разница? - спросила  она. - Армия или полиция -  все  одно. -
Она сурово оглядела меня. - Вы меня поняли, молодой человек? Передайте мэру,
что  я требую прекратить расследование. Я владею  этим  домом  и еще девятью
домами в этом квартале, исправно плачу  налоги и хочу, чтобы меня оставили в
покое. Моя мать тысячу раз писала  мэру, что  им следует делать. Они обязаны
выгнать ястребов  из  города.  Я хочу знать, что  делается по этому  поводу,
понятно?
     Мне,  наверное, следовало бы улыбнуться, но она была  не из  тех,  кому
улыбаются. Поэтому я посмотрел ей в глаза и сказал:
     -  Мисс Лидс, вам наверное требуются  факты? Пожалуйста, вот три факта.
Факт номер  один.  Я впервые в  жизни слышу  о  ястребах. Факт номер  два. Я
впервые в жизни  слышу о  вашей матери. Факт номер три. Я явился сюда, чтобы
увидеть Энн Эймори, и Леон сказал мне, что она на крыше. - Я встал. - Если я
увижу  там ястребов,  я поймаю их и сверну им голову. И я  передам мэру ваши
слова.
     Я вышел на площадку и двинулся наверх.


        5

     Площадка  над этим  этажом и  еще одна над  ним  были  освещены  каждая
лампочкой без абажура, но когда я открыл дверь лестницы, ведущей на крышу, а
потом  закрыл  ее  за  собой,  то  очутился  в  кромешной тьме. Я поднимался
осторожно,  нащупывая  каждую  ступеньку,  нашел задвижку  замка,  распахнул
последнюю  дверь  и  очутился на крыше.  Моргая от  прикосновения  снежинок,
которыми играл гулявший там ветер, и не видя никого, кого можно было принять
за Энн Эймори, я направился налево к  пристройке, откуда сквозь занавешенное
окно  пробивался  свет, и когда добрался до  двери, сумел  различить на  н