- Нет,  не  видела, сэр. В корзинке  ее не  могло  быть, потому  что  у
мистера Маффеи в комнате нет корзинки для бумаг.
     -  Хорошо, если бы все так просто объяснялось. Вы  можете  ехать домой,
мисс Фиоре. Вы хорошо держались, были добры, терпеливы и мужественны, не как
многие  из тех, из-за которых я предпочитаю  не выходить дому,  чтобы только
избежать встречи  с ними. Вы вот знаете, для чего человеку дан язык и как им
пользоваться?  Я хочу, чтобы вы ответили мне еще на один вопрос. Окажите мне
такую любезность.
     Хотя девушка  была полумертвой  от усталости, у нее  нашлись еще  силы,
чтобы удивиться. Я  увидел  это по ее глазам. Она  с  изумлением смотрела на
Вулфа.
     -  Только  один вопрос, мисс  Фиоре. Вы когда-нибудь видели  в  комнате
Карло Маффеи клюшку для гольфа?
     Если он ждал эффекта от этого вопроса, он с лихвой его получил. Впервые
за все эти долгие часы девушка не ответила на его вопрос  - она потеряла дар
речи. Это было совершенно очевидно. На мгновение вопрос как будто вызвал еле
заметную краску на ее щеках, но потом она  побледнела еще больше, рот ее был
полуоткрыт,  и  лицо,  лишившись  осмысленного  выражения,  напоминало  лицо
дебила. Она начала дрожать.
     Но Вулф не отступал.
     - Когда вы видели ее? - тихо спросил он.
     Она неожиданно плотно  сжала  губы,  и  ее руки, лежавшие  на  коленях,
сжались в кулаки.
     - Нет, сэр, - пробормотала она. - Нет, сэр, я ничего не видела...
     Вулф какое-то мгновение смотрел на нее, а потом сказал:
     - Ладно. Все хорошо, мисс Фиоре. Отвези ее домой, Арчи.
     Она даже не  попыталась встать, пока я не коснулся ее плеча. Тогда  она
оперлась о подлокотники кресла и поднялась. Вулф действительно потряс ее, но
она не казалась испуганной, а скорее поникла.
     Я снял со спинки кресла ее жакет и помог ей надеть его. Когда она пошла
к двери,  я обернулся, чтобы сказать что-то Вулфу, и не поверил своим глазам
- он встал  со своего кресла.  Однажды, помню,  он не соизволил даже сделать
вид,  что  привстает  с него,  когда  эту  комнату покидала  дама,  стоившая
двадцать миллионов долларов, и к тому же жена английского герцога.
     -  Я обещал ей  доллар, сэр, - сказал я  ему наконец  то, что собирался
сказать.
     - Тогда тебе  придется выполнить свое обещание. - И  чуть повысив голос
так, чтобы его было слышно у двери, пожелал доброй ночи мисс Фиоре.
     Она не ответила. Мы вышли и я  посадил ее в машину.  На  Салливан-стрит
миссис Риччи ждала  нас на  тротуаре перед домом.  Одного  ее взгляда  в мою
сторону было достаточно, чтобы я, не вдаваясь в объяснения, уехал.



        3

     Когда, поставив машину в гараж, я пешком дошел до Тридцать пятой улицы,
в кабинете Вулфа уже было темно. Поднявшись на второй этаж, я увидел полоску
света под дверью его спальни. Я часто гадал, как он сам справляется со своим
вечерним  туалетом,  ибо  доподлинно знал, что Фриц ему в этом  не помогает.
Комната  Фрица  была   этажом  выше,  через  холл  от  оранжереи,   моя   же
соседствовала со спальней хозяина. Я любил свою комнату, она была достаточно
просторной, в  два окна, с отдельной ванной.  Здесь  я провел последние семь
лет  и считал  ее своим домом. Я рад был бы прожить  в ней еще столько  же и
даже втрое больше.
     Единственная девушка, которую я любил, сделала свой,  возможно,  лучший
выбор. В эти тяжелые для меня дни я и познакомился с Ниро Вулфом, но об этом
в другой раз, когда  прилет время. Есть тут моменты, которые еще не до конца
мне  ясны. Итак, эта  комната  стала моим домом. В ней  были большая удобная
кровать, письменный стол со множеством ящиков и ящичков, три мягких  удобных
кресла, хороший ковер во всю комнату, а не половичок, скользящий под ногами,
словно  кусок масла  на  раскаленной сковороде.  На  стенах  висели картины,
нарисованные мною самим, и, как  мне кажется, неплохо: гора Вернон на родине
президента  Джорджа  Вашингтона,  голова  льва с  рыжей  роскошной  гривой и
премиленький  пейзажик -  деревья, лужайка, цветы.  Тут же висела  большая в
рамке фотография  моих  родителей,  умерших,  когда я  был совсем  ребенком.
Правда, у меня имелась еще одна картина - обнаженная женщина, наготу которой
скрывали длинные роскошные волосы, но она висела в  ванной. В общем это была
самая обыкновенная  комната, если не  считать сигнального устройства  у меня
под кроватью.  Оно  включалось,  когда  Вулф  входил  в  спальню и  поднимал
рубильник. А делал он  это каждый вечер, и тогда, если кто-то  приближался к
дверям его спальни ближе, чем на пять футов, или пытался влезть в окно, выла
сирена.  Разумеется,   все   входы  и  выходы   в  оранжерее  были  тоже  на
сигнализации. Вулф однажды сказал мне, словно это имело  для  него значение,
что ему незнакомо чувство страха за свою жизнь. Просто он не терпит, когда к
нему кто-либо неожиданно прикасается или  вынуждает делать резкие и ненужные
движения.  И я понимал  его -  при огромном  росте и  необъятной толщине это
действительно проблема. Что касается меня, то  трусов я не  выношу, и не сел
бы с ними за один стол.
     Прихватив в кабинете газету, переодевшись в пижаму и шлепанцы, я уселся
поудобней в кресле  и, убедившись, что сигареты и пепельница под рукой, стал
внимательно  изучать  сообщение  о  смерти  ректора.  Длинный  заголовок   с
подзаголовками  сообщал:  "Смерть  Питера   Оливера  Барстоу  от  сердечного
приступа. Ректор  Холландского университета  внезапно умер во  время  игры в
гольф. Его друзья бросились к нему, но он уже был мертв".
     Это  была  довольно пространная заметка,  занимавшая целую  колонку  на
первой полосе и полколонки на второй. А далее шел  некролог и соболезнования
всяких именитых  людей. Все мало  чем отличалось от сообщений такого рода  -
просто ушел из жизни еще один человек.  Я просматривал  газеты каждый  день,
этому  сообщению было всего два дня, но я  не  помню, чтобы обратил на  него
внимание.  Барстоу,  пятидесяти  восьми лет  от  роду,  ректор  Холландского
университета играл  в воскресенье в полдень в гольф  в клубе  "Зеленые луга"
близ Плезентвиля, в тридцати  милях  к северу от  Нью-Йорка. Игроков на поле
было четверо - Барстоу, его сын Лоуренс и двое друзей -  Е. Д. Кимболл и его
сын Мануэль Кимболл. Послав  мяч к  четвертой  лунке, Барстоу  внезапно упал
лицом  в  траву  и после нескольких  конвульсивных  движений затих. Мальчик,
несший  за  ним  сумку  с клюшками, тут же бросился  к нему.  Когда  подошли
остальные, он был уже мертв.
     Среди посетителей клуба оказался  врач,  старый приятель  Барстоу.  Они
вместе с сыном покойного доставили его  в машине домой, в поместье Барстоу в
шести  милях  от  гольф-клуба. Доктор  констатировал смерть  от  коронарного
тромбоза. Далее  подробно рассказывалось  о карьере  Барстоу, его успехах  и
прочем.  Тут  же была помещена его фотография. Когда  его внесли в дом, жена
потеряла сознание. Сын и дочь держались мужественно.
     Прочитав  все  это  еще раз,  я  зевнул  и  отложил  газету.  Для  меня
единственным,  что могло  связывать  смерть  Барстоу  с  Карло  Маффеи,  был
неожиданный вопрос, который Вулф  задал Анне: видела ли она в комнате Маффеи
клюшку для гольфа. Я встал с кресла и сказал себе: "Мистер Гудвин, похоже, у
вас нет  ничего,  что позволило бы вам завести  папку на  это  дело".  Выпив
глоток воды, я лег спать.
     Утром, в  десять,  я  уже  был внизу. Я всегда стремлюсь  получить свои
восемь часов сна, когда обстоятельства позволяют. Все равно я не увижу Вулфа
до одиннадцати.  Он  вставал  в восемь,  независимо  от того, когда ложился,
завтракал в своей комнате, затем просматривал утренние  газеты и два часа, с
девяти  до  одиннадцати, проводил в оранжерее  со  своими орхидеями. Иногда,
принимая  душ  в ванной комнате, я слышал,  как на него покрикивал  садовник
Хорстман.  Но он не  обращал  на это внимания. Не то, чтобы старый  садовник
недолюбливал хозяина, просто он всегда опасался, что массивная фигура Вулфа,
его немалый вес, а отсюда  и неловкость,  представляют грозную опасность для
драгоценных оранжерейных растений. Хорстман берег орхидеи, как я свой правый
глаз.  Он  спал  за перегородкой  в  углу  холла  на  чердачном  этаже,  где
размещалась  оранжерея,  и я ничуть не был бы удивлен, если бы  мне сказали,
что он наведывается к своим питомцам даже по ночам.
     Позавтракав  на  кухне   почками  соте  и  двумя  стаканами  молока,  я
отправился на  короткую прогулку к портовым причалам. Вернувшись, я  смахнул
пыль в кабинете, открыл сейф и наполнил чернилами самопишущую ручку хозяина.
Почту, как обычно, я не стал вскрывать, а оставил на его столе. Адресованных
мне писем я не заметил. Заполнив пару банковских чеков, я проверил  записи в
приходно-расходной книге.  Их  было  не  так  много  -  наша деятельность  в
последнее  время  не  отличалась  активностью.  Затем  я  перешел  к  счетам
оранжереи  и занялся проверкой  последних записей, сделанных  Хорстманом. За
этим  занятием  и застал  меня  звонок  в  дверь.  Я слышал, как Фриц  пошел
открывать,  а  через минуту он  уже доложил  мне, что  некто О'Грэйди желает
видеть мистера Вулфа. Взглянув на визитную карточку, я убедился, что не знаю
визитера. Мне были знакомы почти все из Отдела по расследованию убийств,  но
имя О'Грэйди я слышал впервые. Однако я велел Фрицу провести его в кабинет.
     Вошедший был молод, атлетически сложен и, судя  по походке и движениям,
хорошо тренирован. Его взгляд мне не понравился, и я подумал - служака, груб
и жесток.  Он смотрел на меня  так,  будто я причастен  к  похищению ребенка
Линдберга[1].

     1 Нашумевшее в 30-х  годах дело о похищении и убийстве малолетнего сына
Карла Линдберга, известного американского летчика-аса.

     - Мистер Ниро Вулф? - спросил он, глядя на меня в упор.
     -  Прошу садиться, - сказал  я, указывая  на кресло для  посетителей, и
взглянул  на  часы.  -  Мистер Вулф спустится вниз  ровно через девятнадцать
минут.
     Он недовольно нахмурился.
     - Я по очень  важному  делу.  Вы  не можете позвать  его? Моя  визитная
карточка у вас. Я из Отдела по расследованию убийств.
     - Знаю.  Будьте любезны, садитесь. Если я выполню вашу просьбу и позову
его, боюсь, он запустит в меня чем-нибудь тяжелым.
     Наконец  он  сел, а я снова занялся своей бухгалтерией. Правда,  у меня
мелькнула мысль, что неплохо было бы порасспрашивать его о том, о сем, так -
шутки ради, но взглянув на выражение его лица, отказался от этой  затеи.  Он
был  слишком  молод  и принял  бы все  всерьез.  Все девятнадцать  минут  он
просидел неподвижно и прямо, как в церкви, не проронив ни слова.
     Когда  Вульф вошел в  кабинет, О'Грэйди стремительно  встал.  Пересекая
комнату,  Вулф на  ходу поздоровался и попросил меня открыть второе  окно, и
лишь после  этого бросил  взгляд  на посетителя. Усевшись  за стол, он сразу
заметил  визитную  карточку,  которую я  положил сверху,  но  прежде занялся
просмотром почты. С ловкостью банковского кассира,  быстро перебрав пальцами
конверты, он отодвинул их  в сторону и наконец поднял голову  и посмотрел на
сыщика.
     - Мистер О'Грэйди, не так ли?
     - Мистер Ниро Вулф? - спросил тот и сделал шаг вперед.
     Вулф кивнул.
     - Мистер Вулф, я хотел бы получить от вас те документы и вещи,  которые
вы изъяли вчера из комнаты Карло Маффеи.
     - О! - удивленно воскликнул Вулф и с интересом посмотрел на посетителя.
-  Вы серьезно?..  Весьма интересно, мистер  О'Грэйди.  Садитесь, прошу вас.
Подвинь поближе кресло гостю, Арчи.
     - Нет,  благодарю. Я  тороплюсь. Мне от вас нужны  лишь  бумаги,  да...
вещи.
     - Какие вещи?
     - Те, что вы изъяли.
     - Назовите, что именно.
     Сыщик обиженно вытянул подбородок.
     - Не советую шутить, мистер Вулф. У меня мало времени.
     Вулф укоризненно погрозил ему пальцем.
     -  Не  торопитесь,  мистер О'Грэйди,  - отчетливо и твердо, не  повышая
голоса  произнес Вулф.  Таким тоном он  разговаривал чрезвычайно редко. Лишь
однажды он говорил со мной так. Это было  в первые дни нашего знакомства, но
я помню это по сей день. Тогда мне казалось, что, не шевельнув и пальцем, он
мог бы оставить от меня мокрое место.
     -  Не  надо  торопиться,  - повторил он.  -  Прошу вас  сесть. Я вполне
серьезно говорю вам - сядьте!
     Я пододвинул кресло гостю так близко, что почти подшиб его под коленки,
и он вынужден был опуститься в кресло.
     -  Та короткая  лекция,  которую я намерен  вам сейчас прочесть,  будет
бесплатной,  хотя  дорогого стоит,  -  начал Вулф.  - Вы молоды,  и она  вам
пригодится. С той минуты,  как  я вошел, вы  только  и делали, что совершали
ошибку за ошибкой. Вы вели себя невежливо,  и  это оскорбительно Вы  сделали
заявление,  противоречащее  истине,  и это  глупо.  Вы  подменили  аргументы
догадками,  а  это  свидетельствует о  неискренности  намерений.  Вы  готовы
выслушать мои замечания? Я предлагаю это из самых дружеских побуждений.
     О'Грэйди оторопела хлопал глазами.
     - Я не предъявлял вам... - попытался оправдаться он.
     - Отлично. Правда,  откуда  было вам знать, что ваше заявление, будто я
побывал на квартире  Карло  Маффеи, окажется  полным абсурдом. Не зная меня,
моих причуд и привычек, вы не могли предполагать, что я не способен на такое
даже ради редкого экземпляра каттлеи довиана ауреи в качестве награды, не то
что ради  каких-то  бумажек и, как вы  изволили выразиться, вещей.  Вот Арчи
Гудвин, - он  указал пальцем в мою сторону, - ничего не имеет  против этого.
Он там и побывал. Итак, как вам следовало бы вести себя сегодня.  Во-первых,
когда  я вошел и  поздоровался, вам  следовало бы мне  ответить.  Во-вторых,
изложить  цель вашего  прихода вежливо,  исчерпывающе  и  в  соответствии  с
достоверными  фактами. В-третьих, хотя это теперь уже не имеет значения,  из
чувства профессиональной корректности,  вы  могли бы  сообщить мне, что тело
убитого  Карло Маффеи найдено и  опознано, а бумаги  и вещи  вам  нужны  для
успешных поисков убийцы. Вы согласны со мной, мистер  О'Грэйди, что так было
бы куда лучше, а?
     Сыщик в полном изумлении глядел на Вулфа.
     - Какого черта... -  начал было он, но тут же  сдержался.  Выходит, все
уже есть в газетах? Я их еще не видел. Но как им стало известно имя убитого,
когда  я сам узнал  его всего два часа  назад?  Ну и мастер  вы на  выдумки,
мистер Вулф!
     - Благодарю за  комплимент. Но я тоже не видел газет. Поскольку полиция
посчитала заявление мисс Маффеи об исчезновении брата достойным лишь нелепых
предположений, я понял, что только что-то  серьезное, вроде убийства,  могло
заставить ваш департамент развить такую бешеную  деятельность и  узнать, что
мистер  Гудвин  побывал  на квартире  Маффеи  и  даже  что-то  изъял оттуда.
Надеюсь, вы скажете нам, где найдено его тело?
     О'Грзйди стремительно встал.
     - Об  этом вы  узнаете из вечерних газет.  Ну  и мастак вы  на догадки,
мистер Вулф. А теперь вернемся к бумагам.
     -  Согласен, - Вулф не  шелохнулся  в  своем кресле. Но  прежде  я хочу
кое-что предложить вам. Вы смогли бы  сейчас, в течение трех минут, дать мне
интересующую  меня  информацию, которая  через  несколько  часов  будет  уже
достоянием всех? Кто знает, может, сегодня или завтра или через год, я смогу
оказать  вам  такую  же  услугу,  если  не по  этому,  так по  другому делу.
Какой-нибудь малозначительный,  но  любопытный  факт  или два,  которые  так
хорошо помогают  получить,  скажем,  повышение по службе, а  то и  славу,  и
хорошую  прибавку  к  жалованью.  Я  подчеркиваю,  пренебрегая  возможностью
проявить профессиональную  солидарность,  наш брат  порой совершает  ошибку.
Тело нашли в графстве Вестчестер? Или я ошибаюсь?
     - Черт возьми! - не удержался О'Грэйди. - Если бы сейчас я сам не видел
вас  вот  здесь  и  не  убедился бы,  что  понадобится  целый  вагон,  чтобы
переместить  вас с одного места на другое, я бы поверил, что  это  вы  нашли
тело. Ну так и быть, расскажу. Да,  его нашли в округе Вестчестер, в кустах,
в  ста  футах от проселочной дороги,  в трех милях  от  Скарсдейла, в восемь
часов вечера. Нашли его двое ребятишек, ставивших силки на птиц.
     - Застрелен?
     - Убит ножом. Врач  считает,  что  нож вынули не сразу, он  оставался в
ране  час или более.  Когда мы его нашли, ножа в  ране  не  было. В карманах
убитого ничего не нашли. По  фирменным этикеткам на одежде нашли магазин  на
Грэнд-стрит, а потом, по меткам на белье, - прачечную. В девять утра  мы уже
знали, кто он. Я тут же отправился в меблированные  комнаты и произвел обыск
в его комнате. Поговорил с хозяйкой и служанкой.
     - Отличная оперативность! - воскликнул Вулф. - Просто отличная.
     Сыщик нахмурился.
     - Эта служанка  или что-то скрывает, или с головой у нее так плохо, что
она не может даже  вспомнить, что ела за завтраком. Вы ее вызывали, она была
у вас. Как вы объясните, что она не  помнит никакого телефонного  разговора,
хотя хозяйка утверждает, что она слышала каждое слово?
     Я  бросил  быстрый взгляд на  Вулфа, но  тот был  невозмутим  и  только
заметил:
     - Мисс Фиоре немного странновата, это верно, мистер О'Грэйди. Значит, и
вы заметили, что у нее плохо с памятью.
     - Плохо? Да она даже забыла имя Маффеи!
     - Да? Весьма прискорбно, весьма.
     Вулф вдруг заерзал в кресле и положил руки на край стола.
     Я понял, он намерен встать.
     - А теперь о бумагах, о которых вы упомянули. Кроме них была еще пустая
жестянка  из-под табака  и четыре  любительских  снимка.  Я попрошу  вас  об
одолжении.  Вы позволите  мистеру  Гудвину проводить вас  в холл?  Всего  на
минуту.  Знаете, у каждого свои причуды. Я лично не могу открыть свой сейф в
присутствии  посторонних.  Прошу прощения, но  это так. Я не сделал бы этого
даже в присутствии своего банкира.
     Я хорошо знал Вулфа и почти всегда угадывал, что у него на уме. Я хотел
было открыть рот и напомнить ему, что бумаги лежат в ящике его стола, куда я
положил их вчера в его присутствии, но его взгляд остановил меня.
     Сыщик пребывал в  нерешительности и не спешил покидать комнату, но Вулф
успокоил его:
     -  Прошу   вас,  мистер  О'Грэйди.   Вернее,  пожалуйста.   Не  следует
подозревать меня  в том, что я попытаюсь спрятать что-то, а даже если бы я и
вздумал  это  сделать,  вы  все  равно  не смогли бы  мне помешать. Подобная
подозрительность между профессионалами плохо служит делу.
     Пропустив О'Грэйди вперед, я вышел  вслед за ним  и плотно притворил за
собой  дверь. Я  представил себе, как Вулф  начнет сейчас  громыхать дверцей
сейфа, но  ничего подобного не последовало. Поэтому, чтобы чем-то занять уши
разочарованного  сыщика,  я  завел с  ним разговор. Однако Вулф очень быстро
снова пригласил нас в кабинет. Он стоял  у  стола,  держа  в  руках жестянку
из-под табака и  конверт, в который я вложил газетные вырезки  и фотографии.
Все это Вулф протянул сыщику.
     - Желаю  успеха, мистер О'Грэйди. И  прошу  поверить в искренность моих
заверений,  что,  если нам станет известно что-либо, могущее вам  помочь, мы
сообщим вам незамедлительно.
     -  Премного  обязан.  Хотелось  бы  верить, что будет  так,  -  ответил
О'Грэйди.
     - Будет, мистер О'Грэйди. Именно так и будет.
     Сыщик ушел. Когда за ним захлопнулась входная дверь я прошел в гостиную
и смотрел в окно на его удаляющуюся фигуру, пока она не скрылась из виду.
     -  Эдакий вы хитрец, мистер Вулф! - воскликнул я, вернувшись.  Лицо мое
расплылось в довольной улыбке.
     Складки у  его  рта  чуть  разгладились,  а это  означало,  что мой шеф
улыбнулся.
     - Надеюсь, что вы что-нибудь оставили? - все же не удержался я.
     Вулф  молча  полез  в  карман  жилета, вынул небольшой клочок бумаги  и
протянул его мне - это была одна из вырезок, которую я нашел в верхнем ящике
бюро в комнате Маффеи. Я и не подозревал, что Вулф обратил на нее  внима