предлагаю,  а  лишь
объясняю, к какому выводу я пришел, когда закончил с таблицей умножения. Мне
кажется, что если мы полностью и раскроем  карты,  то  все  равно  сможем  и
дальше вести расследование совершенного в наших  частных  владениях  тяжкого
преступления.
   -  Ты,  однако,  пытаешься  уговорить  меня  выложить  все  начистоту,  -
проворчал Вулф.
   - Отнюдь. Я готов, если только вы согласитесь. Уже одиннадцать часов, все
равно пора идти вниз. Сейчас мы  спустимся  в  кабинет,  вы  сядете  в  свое
любимое кресло, откинетесь назад, закроете  глаза  и  начнете  упражнение  с
губами. Возможно, Кремер уже находится на пути к нам. А если нет, то  он  не
заставит себя долго ждать и на этот  раз  может  действительно  захватить  с
собой пару наручников. Мы вышли сухими из воды с одним  убийством;  вам  это
так же хорошо известно, как и ему. Теперь речь пойдет о трех убийствах. Если
белый передник заговорит, Кремер узнает об ужине и записке, о  которой  Пьер
мне ничего не сказал.
   Вулф встал и вышел.  Он  всегда  передвигается  так,  будто  весит  всего
двенадцатую, а не седьмую часть тонны. Когда дверь, ведущая в  питомник,  за
ним закрылась, Теодор заметил:
   - Когда ты появляешься здесь, то всегда приносишь плохие вести.
   Быть может, Теодор в самом деле великий специалист по  орхидеям,  но  как
веселый собутыльник - выражение, которое я подсмотрел в энциклопедии,  после
того как Вулф назвал его вышедшим из употребления, - он никуда  не  годится.
Поэтому я не стал ему отвечать и охотно оставил бы тяжелый ящик там, куда  я
его притащил, предоставив  Теодору  самому  наводить  порядок,  но  тогда  я
сделался бы похожим на него, и эта  мысль  удержала  меня  от  опрометчивого
поступка. Я подхватил ящик и, прежде чем удалиться, поставил его на  прежнее
место.
   Вулф, разумеется, воспользовался лифтом. Когда  я  вошел  в  кабинет,  он
стоял возле большого глобуса и медленно поворачивал его. Видимо, решал, куда
ему в  настоящий  момент  сподручнее  сбежать,  возможно,  вместе  со  мной.
Усевшись за свой письменный стол, я начал:
   - Как только Сол, Фред и Орри услышат новость,  они  сразу  же  позвонят,
особенно Сол. Что я должен в таком случае сказать?
   - Пускай позвонят в понедельник утром, - ответил Вулф, не оборачиваясь  и
крутанув глобус еще на несколько дюймов.
   - В понедельник утром они могут уже томиться в кутузке.
   - Тогда пускай позвонят, когда мистер Паркер организует  их  освобождение
под залог.
   Я встал и вышел, потом проследовал до лестницы и поднялся в свою комнату.
Во-первых, желание угостить его пинком в обширный зад было столь велико, что
следовало поскорее уйти туда, где я не мог бы его видеть, и, во-вторых,  моя
одежда  отвечала  условиям  выходных  дней  в  загородной   вилле,   но   не
соответствовала обстановке, в которой мне, возможно, придется провести конец
недели.  Доставая  нужные  мне  вещи  -  поношенный  пиджак  и  т.  п.  -  и
переодеваясь, я старался  вспомнить,  когда  раньше  он  проявлял  такое  же
упрямство, и  не  смог  припомнить  ни  одного  случая.  Значит,  для  столь
странного  поведения  должна  существовать  веская  причина.   Я   продолжал
размышлять над этой проблемой, когда зазвонил телефон, и я снял трубку.
   - Резиденция Ниро...
   - Ты здесь, Арчи? Мне показалось, ты собирался...
   - Собирался, но услышал одну новость. Как видно, до твоих ушей  она  тоже
докатилась.
   - Да, только что -  по  радио.  Подумал,  что  ты  уже  уехал,  а  Вулфу,
возможно, нужна помощь.
   - Совершенно верно. Ему нужен хороший пинок в зад, и я едва удержался,  а
потому поднялся к себе. Спросил его, что сказать, когда ты позвонишь,  и  он
поручил мне передать тебе, чтобы ты позвонил в понедельник утром.
   - Не может быть!
   - Может.
   - Черт возьми, разве он не понимает? Ведь теперь все выплывет наружу.
   - Конечно, понимает. Если он хочет  ночевать  сегодня  в  своей  кровати,
сказал я ему, нам придется раскрыть карты. Но  он  лишь  хмуро  взглянул  на
меня. Что сообщило радио?
   - Только то, что ее настигла пуля, и полиция ведет расследование,  и  что
она - дочь Пьера Дакоса. Но я звоню не только, чтобы предложить свою помощь,
но и доложить кое о чем. Я позвонил Люсиль сегодня утром в  девять  часов  и
сказал, что по поручению Ниро Вулфа мне нужно повидаться с ней и  задать  ей
несколько вопросов. "Давайте спрашивайте", - заявила она. Но я ответил,  что
по телефону  вести  подобный  разговор  нецелесообразно,  и  она  предложила
встретиться у нее около полудня. Когда я звонил в десять часов, сперва сняла
трубку  какая-то  женщина,  видимо,  та,   которую   ты   называешь   "белым
передником". Я сообщил ей свою фамилию и что работаю на Ниро Вулфа.
   - Прекрасно. Так даже еще лучше.  Советую  тебе  уже  теперь  положить  в
карман зубную щетку.
   - И парочку книг для легкого чтения. Если я наотрез откажусь отвечать  на
любые вопросы, у меня появится масса свободного времени на казенных харчах.
   - Желаю приятно провести уик-энд, - сказал я и положил трубку.
   У меня в комнате есть целая полка разнообразных книг, моих собственных, и
я решил тоже выбрать себе одну, хотя мне было совсем не до чтения.  Потом  я
подумал:  "Фриц,  вероятно,  пребывает  в  недоумении,   не   понимая,   что
происходит" - и поспешил спуститься в кухню. Фриц стоял  у  большого  стола,
занятый  своими  кулинарными  делами.  В  нормальных  условиях  я  бы  сразу
определил, над чем он колдует,  но  сейчас  мои  мысли  были  заняты  совсем
другим. Все двери и стены на  этом  этаже  звуконепроницаемые,  и  мне  было
непонятно, почему он, увидев меня, не удивился, а лишь спросил:
   - Что-то случилось?
   - Да, - ответил я, усаживаясь  на  табуретку,  -  и  скоро  случится  еще
больше. Убили женщину, и это обстоятельство меняет всю нашу программу. Между
тем шеф пытается установить  мировой  рекорд  по  упрямству.  Не  беспокойся
относительно моего обеда - я стану грызть ногти. Я знаю: у тебя тоже  с  ним
проблемы. Разный там чеснок, ягоды можжевельника, лавровый лист, но...
   В дверь позвонили. Соскользнув с табуретки, я вышел в коридор,  посмотрел
через стеклянную панель и прошагал  в  кабинет.  Вулф  сидел  за  письменным
столом и, выдвинув средний ящик, считал разложенные  на  столе  крышечки  от
пивных бутылок.
   - Скорее, чем я ожидал, - заявил я. - Кремер. Звонил Сол. Он разговаривал
по телефону с Люсиль Дакос сегодня утром в  девять  часов.  Сперва  ответила
служанка, и Сол назвал себя и сообщил, что работает на вас. Люсиль Дакос  он
сказал о  желании  с  ней  встретиться  и  задать  несколько  вопросов.  Она
пригласила его прийти к ней на квартиру около полудня.
   Вновь прозвенел звонок.
   - Гррр-р! - прорычал Вулф.
   - Согласен, - заметил я. - Впустить его?
   -Да.
   Распахнув дверь, я отступил, пропуская Кремера. Затем с порога  посмотрел
на  улицу.  Машина  инспектора  стояла  у  крыльца,  во  втором  ряду.  Один
полицейский сидел за рулем, другой, которого я раньше видел,  но  с  которым
близко знаком не был, - на заднем сиденье. Когда я  повернулся,  Кремер  уже
исчез. Заперев дверь, я прошел в кабинет. Инспектор стоял у края письменного
стола Вулфа в пальто и шляпе и держал речь:
   - ...Возможно, я присяду.  У  меня  в  автомашине  стенографист.  Если  я
приведу его сюда, вы станете отвечать на вопросы?
   - Нет.
   - Существует - правда, очень незначительный - шанс, что у меня  есть  для
вас новость. Вам известно, что дочь Пьера  Дакоса  застрелена  около  своего
дома четыре часа тому назад?
   -Да.
   - Так я и думал. Старик Дакос по-прежнему  отказывается  разговаривать  с
нами на любом языке, но я и один  из  сотрудников  отдела  по  расследованию
убийств  провели  целый  час  с  Марией  Гарру,  служанкой.  Так  вы  будете
говорить?
   - Нет.
   - Черт побери, Вулф, какая муха вас укусила?
   - Три дня назад я сказал вам: я в бешенстве и не владею собою.  Сейчас  я
уже в состоянии контролировать свои поступки, но я  по-прежнему  взбешен.  Я
уважаю вашу порядочность, ваши способности и вашу рассудительность.  Я  даже
доверяю вам до известного предела. Разумеется, ни один человек  не  доверяет
полностью  кому-либо.  Он  только  воображает,  потому   что   нуждается   в
доверительных отношениях и рассчитывает на них. В данном конкретном случае я
доверяю только самому себе. Как я уже сказал, я чертовски взбешен.
   Кремер повернул голову и уставился  на  меня  невидящим  взглядом.  Потом
вновь  посмотрел  на  Вулфа  и,  опершись  ладонями  о  письменный  стол   и
наклонившись вперед, заявил:
   - Я приехал сюда со стенографистом, поскольку тоже до известного  предела
доверяю вам. Я хочу кое-что сказать, но не  как  инспектор  Кремер  частному
детективу и не как  мистер  Кремер  мистеру  Вулфу,  а  просто  как  человек
человеку, мужчина - мужчине.  Если  вы  не  раскроете  полностью  карты,  вы
погибли. Окончательно и бесповоротно. Позвольте мне привести стенографиста и
начните рассказывать... Мне... Сейчас.
   Вулф покачал головой из стороны в сторону.
   - Я высоко ценю ваше желание пойти навстречу. Однако  отказываюсь  давать
показания - даже просто как человек человеку.
   Кремер выпрямился, круто повернулся и вышел. Услышав  звук  отворяемой  и
захлопнувшейся  двери,  я  даже  не  потрудился  выйти  в   коридор,   чтобы
удостовериться.  Если  Кремер  остался  внутри,  пускай  -  мне  все  равно.
Обращаясь к Вулфу, я лишь заметил:
   - Относительно одного незначительного факта. Мне не известно, интересовал
ли он вас когда-либо или нет. Однако вы можете и не знать, что  сотрудниками
отдела по расследованию  убийств  распоряжается  не  Кремер.  Они  подчинены
окружному прокурору.
   - Знаю.
   Возможно, он и впрямь знал,  но  и  не  исключено,  что  слышал  об  этом
впервые.
   - Один из этих сотрудников, - продолжал я, - помогал Кремеру  допрашивать
Марию Гарру. Теперь мне известно, как ее зовут.  И  Кремер  примчался  сюда,
жалея  вас.  С  трудом  верится,  но  это  так.  Вы   должны   послать   ему
рождественскую открытку, если там, где вы окажетесь, сможете ее приобрести.
   - Ты сменил одежду, - сощурился Вулф.
   - Естественно. Предпочитаю наряжаться соответственно обстоятельствам.  На
мне сейчас специальная форма для каталажек или, по-вашему, тюремной камеры.
   Вулф сбросил в средний ящик стола металлические пробки от пивных бутылок,
отодвинул кресло, поднялся и направился к двери. Я полагал, что  Вулф  хочет
попросить Фрица поспешить с обедом, но он повернул направо. Послышался  звук
закрывшейся двери лифта. "Наверное, собирается предупредить  Теодора,  чтобы
тот пришел завтра, в воскресенье", - подумалось мне, но я опять ошибся. Лифт
поднялся всего на этаж. Значит, Вулф поднялся в  свою  комнату,  намереваясь
переодеться в собственную форму арестанта. Именно в этот момент  я  перестал
ломать себе голову и махнул на все рукой. Объяснить его поведение можно было
только помешательством, и у меня оставались всего две  возможности:  я  мог,
распрощавшись с Вулфом навсегда, пойти на Двадцатую улицу  к  Стеббинсу  или
Кремеру  и  покаяться  или  же  остаться   и   примириться   с   неизбежными
последствиями, надеясь на благополучный исход.
   В действительности я сам толком не знаю, почему я остался. В  самом  деле
не знаю. Быть может, сказалась привычка - привычка видеть, как он неожиданно
выдергивает кролика из шляпы. А может  быть,  проявилась  достойная  похвалы
старомодная лояльность преданного Арчи Гудвина. Не  исключено,  однако,  что
мною двигало  обыкновенное  любопытство.  Хотелось  знать,  какая  муха  его
укусила, и видеть, как он вывернется из столь отчаянного положения.  Зато  я
хорошо сознавал причины, определившие мои последующие шаги. Не лояльность  и
не любопытство побудили меня отправиться в  кухню,  а  обыкновенный  здравый
смысл. По всей вероятности, за нами явится сам Коггин, и ничто  не  доставит
ему большего удовольствия, чем возможность забрать нас прямо  от  обеденного
стола, а я уже был сыт по горло сандвичами, которыми они кормят в канцелярии
окружного прокурора. И когда я  доставал  осетрину,  хлеб,  молоко,  огурцы,
сельдерей  и  вишни,  пропитанные  бренди,  Фриц  молча  наблюдал  за  моими
манипуляциями. Он хорошо знает, что, по  существующим  внутренним  правилам,
кухня - его владения, и если я начинаю хозяйничать, не спрашивая разрешения,
значит, ситуация  чрезвычайная,  время  не  для  разговоров.  Мой  экземпляр
"Тайме" все еще лежал на подставке, и я углубился в спортивный раздел. Я как
раз принялся за вишни, когда раздался шум спускавшегося лифта. Вернувшись  в
кабинет, я застал Вулфа за письменным столом, склонившимся над кроссвордом.
   Я, если можно так выразиться, приближался к точке кипения,  а  тут  такая
идиллия. Вулф действительно поднялся к себе,  чтобы  переменить  одежду.  Но
надел он не самый старый, а лучший свой костюм из  мягкой  светло-коричневой
ткани с мельчайшими желтыми пунктами, видимыми только при  ярком  освещении.
Всего лишь месяц назад он  заплатил  за  него  Бойнтону  триста  сорок  пять
долларов. Та же самая рубашка - разумеется, желтая, - но другой галстук,  из
темно-коричневого тяжелого шелка. Я не видел его обувь, но ее он,  вероятно,
тоже сменил. Усаживаясь за письменный стол, я пытался  придумать  подходящую
колкость, но безуспешно, ибо понимал: в этот момент я узнал о  Вулфе  что-то
новое, хотелось бы только знать - что именно?
   - Займемся почтой, - сказал он.
   - До нее у меня еще руки не дошли.
   Я взял стопку почтовых отправлений  со  специального  лотка  из  зеленого
мрамора, достал  нож  для  бумаг  и  начал  вскрывать  конверты.  В  течение
последующих двадцати минут можно было подумать, что у нас самый обыкновенный
выходной день. Я трудился, записывая в блокнот третье письмо, текст которого
начал диктовать Вулф, но нас прервал Фриц, объявивший  обед.  Вулф  встал  и
удалился, даже не  взглянув  в  мою  сторону.  Не  знаю,  откуда  ему  стало
известно, что я уже пообедал.
   Когда, отпечатав два письма, я взялся за конверты, в дверь позвонили. Мои
часы показывали двадцать  две  минуты  второго  и  подтверждали  мои  худшие
опасения. Очевидно, Коггин знал, что  обеденное  время  Вулфа  начинается  в
четверть второго. Но, подойдя к двери, я убедился в своей ошибке. На крыльце
стояли плечом к плечу двое незнакомых  мне  мужчин;  каждый  держал  в  руке
сложенный листок бумаги. Когда я открыл дверь, мужчина справа заявил:
   - Ордера на арест Ниро Вулфа и Арчи Гудвина. Вы - Гудвин. Вы арестованы.
   - Ну что ж, - заметил я, - заходите.  Вам  придется  подождать,  пока  мы
наденем пальто.
   Они переступили порог, и я затворил дверь. Оба были ростом в пять футов и
одиннадцать дюймов, весили сто восемьдесят фунтов  и  держались  подчеркнуто
прямо. Я говорю "оба", так как передо мной  стояли  близнецы  с  одинаковыми
вытянутыми, худощавыми  лицами  и  оттопыренными  ушами,  правда,  один  был
блондин, а другой - брюнет.
   - Я уже  пообедал,  -  сказал  я,  -  а  вот  мистер  Вулф  только-только
приступил. Нельзя ли дать ему закончить? Всего полчаса.
   - Отчего же не дать? Пускай сперва закончит, -  заметил  блондин,  снимая
пальто.
   - Нет вообще никакой спешки, - добавил брюнет. Не торопясь, они  повесили
пальто. Оба явились без шляп. Сопроводив их до двери кабинета, я  отправился
в столовую. В этот момент Вулф открыл рот, чтобы отправить  туда  с  помощью
вилки очередную порцию съестного.
   - Двое из отдела по расследованию убийств, - пояснил я. - С  ордерами.  Я
уже арестован. Попросил позволить вам закончить трапезу, и они ответили: нет
никакой спешки.
   Вулф лишь кивнул. Я повернулся и медленно удалился, на тот  случай,  если
ему вздумается прокомментировать мое сообщение, но он продолжал молча есть В
кабинете  блондин  устроился  в  красном  кожаном  кресле,  держа  в   руках
принадлежащий Вулфу экземпляр  "Тайме";  брюнет  стоял  у  книжных  полок  и
рассматривал названия книг. Я прошел к своему письменному столу,  разделался
с конвертами, убрал все со стола, поднял телефонную трубку и  набрал  номер.
Иногда нужно не менее десяти минут, чтобы связаться с Лоном  Коэном,  но  на
этот раз мне повезло: потребовалось, всего две минуты.
   - Все еще на свободе, - заметил он.
   - Никак нет. Сообщаю тебе один маленький секрет, который я тебе  когда-то
обещал. Возможно, успеешь вставить в сегодняшний вечерний выпуск.  Настоящая
сенсация. Ниро Вулф и Арчи  Гудвин  арестованы  как  главные  подозреваемые.
Только что. Сейчас нас увезут куда следует.
   - Тогда зачем ты звонишь?
   - Сам не знаю. Увидимся в суде. Я положил трубку.
   - Вам не следовало этого делать, - упрекнул  брюнет,  сидевший  в  желтом
кресле с книгой в руках.
   - Конечно, не следовало, - согласился я. - Сам удивляюсь - зачем? Но ведь
нет "никакой спешки", и мне просто интересно. Быть может, вам жаль меня? Или
Ниро Вулфа?
   - Вовсе нет. С какой стати - черт возьми! - мы должны вас жалеть?
   - Тогда, значит, вам не нравится тот малый, который послал вас сюда.
   - О, он сойдет. Хотя и не самый лучший, но и не хуже всех.
   - Послушай, - вмешался блондин. - Мы все про вас и ваши штучки  знаем.  С
нами они не пройдут. Сегодня суббота, и наша служба кончается в четыре  часа
пополудни; если мы прибудем на место  не  слишком  рано,  то  сможем  тотчас
отправиться домой. Потому-то никакой спешки, если вы не возражаете.
   Проговорив, блондин углубился в "Тайме". Брюнет раскрыл книгу. А я достал
из ящика стола пилочку и стал полировать ноготь большого  пальца  на  правой
руке.
   Было двадцать пять минут третьего, когда мы сошли по ступеням  крыльца  и
сели в автомашины: Вулф - с блондином, я-с брюнетом.



   Глава 12

   Легко сказать: "не отвечать ни на какие вопросы",  будто  нам  для  этого
нужно лишь держать рот закрытым. И только. Но  на  самом  деле  все  гораздо
сложнее. У помощника  окружного  прокурора  богатая  практика,  и  он  умеет
формулировать вопросы. Чего стоят хотя бы следующие:
   - Зачем вы принудили - физически принудили, - Люси Дакос остаться с вами,
когда вы обыскивали комнату ее отца?
   - В переданном вами сержанту Стеббинсу заявлении вы, по вашему заявлению,
включили все, сказанное вам
   Пьером Дакосом. Однако вы выпустили его слова о том, что  он  видел,  как
один из присутствовавших на том ужине  передал  Бассетту  какую-то  записку.
Почему вы солгали?
   - Если Дакос не говорил вам, кто  был  на  ужине,  то  как  вы  вышли  на
Бенджамина Айго?
   - Если Дакос не рассказывал вам об ужине, то откуда вы узнали о нем?
   - Зачем вы предупредили Сола Пензера,  что  нужно  заставить  Люси  Дакос
молчать?
   - Когда вам стало известно о том, что Ниро Вулф убедил  Леона  Дакоса  не
разговаривать с полицией?
   -  Какие  предметы  вы  изъяли  из  карманов  Пьера  Дакоса,  прежде  чем
информировать полицию об обнаружении трупа?
   - Что вы нашли в одной из книг в комнате Люси Дакос?
   Я привел всего лишь несколько примеров и не включил в  перечень  вопросы,
заданные мне помощником окружного прокурора, с которым я до тех пор ни  разу
не встречался, - маленьким самодовольным человечком  в  золотых  очках;  его
вопросы были такими нелепыми - вы бы мне не поверили. Он, в  частности,  дал
понять, будто Ниро Вулф уже  раскололся.  Утверждать  подобное  в  отношении
Сола, Фреда или Орри - еще куда ни шло, обычное  дело,  рутина.  Но  сказать
такое о Вулфе - глупее не придумаешь.
   Что касается меня, то я не  могу  претендовать  на  рекорд  в  абсолютном
молчании, хотя с трех часов пополудни в субботу и до одиннадцати часов  утра
в понедельник я выслушал  по  меньшей  мере  две  тысячи  вопросов  от  трех
помощников  окружного  прокурора  и  Джо   Мэрфи,   начальника   отдела   по
расследованию убийств при окружной прокуратуре. Причем его вопросы не  имели
ничего общего с убийством. Мэрфи хотел в точности знать, поч