чего мне не подсказывает, - наконец промолвил Брэдфорд. - Я
удивлен и  в некотором роде  озадачен  этим. С другой стороны,  мне понятно,
почему я так легко поверил, что миссис Барстоу может быть...  ответственной,
вернее, не может...  В моем подсознании отложилось,  и я  в это поверил, что
никто  другой не мог  этого  сделать.  Теперь  я  все больше  понимаю, каким
необыкновенным  человеком  был  Пит Барстоу.  Мальчишкой  он  был  несколько
несобранный, но  став мужчиной, он, не задумываясь,  отстаивал  то,  во  что
верил.  Я  не мог  представить, что кто-то,  мужчина  или женщина,  хотел бы
причинить ему зло. Таких просто нет.
     - Кроме нее?
     -  Нет, даже она. Она  стреляла в него  с расстояния десяти шагов. Пуля
пролетела мимо...
     - Что ж, - вздохнул Вулф и выпил еще один стакан пива. - Боюсь, мне  не
за что благодарить вас, доктор.
     - Видимо, вы правы, - вынужден был  согласиться тот. - Поверьте, я бы с
радостью  помог  вам, если бы это  было возможно. Вы  не  представляете, что
творится у меня  внутри. Теперь, когда я знаю,  что Эллен вне подозрений, я,
кажется, совсем не  осуждаю ее за  назначение вознаграждения.  Более того, я
увеличил бы сумму. Что  это? Жажда  отомстить  за  Пита? Как вы считаете?  Я
уверен, случись такое со мной, он тоже чувствовал бы себя так же.
     С моей точки  зрения, вечер  был потерян  впустую. В  последние  десять
минут я даже вздремнул и почти  не слышал, о  чем  шла беседа. Я решил,  что
теперь Вулфу придется пустить в ход все свое чутье, чтобы раскрыть убийство,
совершенное  не иначе как призраком.  Если  все не так,  как он вычислил, то
каким образом в теле  Барстоу оказалась отравленная игла? Никто не хотел его
смерти.
     Вечер  хоть   и  пропал,  да  не  совсем.   Под  конец  он  принес  мне
удовлетворение.   Брэдфорд,  встав  с  кресла,  направился  к  Вулфу,  чтобы
откланяться. Я заметил что старикан несколько мнется.
     - Есть еще один момент, который я хотел бы пояснить, мистер  Вулф. Я...
в  некотором  роде,  должен  принести свои  извинения  за  то, что  неудачно
высказался  в  присутствии  вашего  помощника.  Очень  неумное  и   ненужное
высказывание по поводу выкапывания скандалов из могил...
     -  Ничего  не  понимаю.  Какие  извинения? -  Стоило  видеть  выражение
искреннего удивления на лице моего хозяина. - Собственно, при чем здесь я?
     Единственным спасением для бедняги Брэдфорда было бегство.  И  он  этим
незамедлительно воспользовался.
     Проводив достопочтенного старого джентльмена и  закрыв дверь  на засов,
я,  прежде чем вернуться в кабинет, зашел  в кухню за своим стаканом молока.
На  ходу я  заметил  Фрицу, что,  поскольку он  сегодня достаточно опустошил
запасы  отличного  портвейна,  он может закрывать свою лавочку. Вулф  сидел,
откинувшись  на  спинку  кресла  и  закрыв  глаза.  Я  сел и  стал  медленно
небольшими глотками пить молоко.  Покончив с этим занятием  и не  зная,  что
делать дальше, я вдруг произнес целую речь.
     - Итак, леди и джентльмены, -  начал я,  - суть  вопроса в том, что нет
никакого, черт побери, смысла тратить гений, цена которому миллион долларов,
на  то,  чтобы нюхом учуять  такое  явление, как  отравленная  игла  в  теле
человека, игла, которой там, как выяснилось, не должно было быть, ибо  на то
не было никаких оснований. Однако, можно поставить вопрос иначе: если что-то
попадает  туда,  куда ему  не  следовало  попадать,  то  что в таком  случае
получается? Или  скажем,  если сумка  с клюшками  находилась в доме  Барстоу
целые сутки до того,  как произошло  убийство, не следует ли  из этого, что,
возможно, у кого-то из слуг фантазия куда более  буйная, чем у хозяйки дома,
миссис  Барстоу? Разумеется, нельзя  также игнорировать  и мнение мисс  Сары
Барстоу, что подобное невозможно, и мое возражение - что такое нежелательно.
Господи, до  чего не  хочется опрашивать  прислугу!  Но ничего не поделаешь,
завтра  с  утра еду в поместье  Барстоу и приступаю к опросу горничных. Ибо,
похоже, дело обстоит  так или прощай пятьдесят тысяч долларов,  или - допрос
на кухне.  Иного  не  дано.  Выходит,  мы вернулись туда,  откуда  начали. Я
согласен,  пусть будет  так,  но хотя  бы нашелся кто-то, кто  помог бы мне,
чтобы  не  надо было самому ломать голову, строить всякие  планы, и вдобавок
бегать еще по городу, и все без толку. - Я остановился.
     - Продолжай, Арчи, - сказал Вулф, но не открыл глаз.
     - Не могу,  противно. Знаете  что  я вам скажу? Мы потерпели поражение.
Тот, кто всадил в Барстоу отравленную иглу, умнее  нас.  Мы еще пару деньков
будем водить всех за нос, допрашивая  прислугу, занимаясь поисками того, кто
поместил  объявление в газете, и тому  подобным, но что мы потерпели фиаско,
так же бесспорно, как то, что вы доверху полны пивом.
     Вулф открыл глаза.
     -  Я  собираюсь  пить теперь не  более  пяти кварт  в день.  Двенадцать
бутылок. В бутылке менее пинты. А сейчас я иду спать.
     И он начал свои обычные приготовления, чтобы встать с кресла, и наконец
встал.
     -  Кстати,  Арчи, ты мог  бы  завтра встать  пораньше?  Надо  попасть в
гольф-клуб  до  того, как  мальчишки  выйдут на  поле  со  своими  корешами.
Кажется,  это  единственный  эпитет  из  сленга,  который ты  мне принес  за
последнее время, хотя и удачный. Может, тебе удастся прихватить и тех  двух,
кто в это время в школе. Было бы отлично, если бы все четверо были  завтра у
меня  в одиннадцать утра. Предупреди Фрица, что  у нас будут гости. Что едят
мальчишки этого возраста?
     - О, все подряд, что дадут.
     - Скажи об этом Фрицу.
     Как только я убедился, что он благополучно втиснулся в лифт, я поднялся
по лестнице к себе, поставил будильник на шесть утра и лег спать.
     Утром,  ведя машину по  шоссе Парквей на север, я не встречал  утреннюю
зарю песней.  Я всегда рад, когда у меня есть дело, но  на  этот раз  оно  и
доброго слова не стоило.  Мне не надо говорить о том, что Ниро  Вулф  - чудо
природы,  но  свидание с  мальчишками это явный удар мимо  лузы.  Более  чем
когда-либо, я  теперь  понимал,  что  мы  зашли в  тупик, раз  Вулф  не  мог
придумать ничего лучшего...
     Но тут  ход моих мыслей прервал полицейский. Шоссе, ведущее на север, в
этот ранний  час обычно  безлюдно, и  я дал скорость свыше пятидесяти миль в
час.  Вот этот казак  на  мотоцикле меня и засек.  Я подрулил к краю  шоссе.
Полицейский потребовал права, я послушно  предъявил  их. Полицейский полез в
карман за штрафными квитанциями.
     - Я понимаю, превысил скорость. Может, вам  совсем  не интересно  знать
причину,  но  я тороплюсь  в  Уайт-Плейнс  навстречу с  окружным прокурором,
мистером  Андерсоном. Важная  информация по  делу Барстоу,  вы, должно быть,
слышали. Прокурор ждет...
     Полицейский приготовил карандаш.
     - Ваше удостоверение?
     Я протянул ему свою визитную карточку.
     - Я частный сыщик. Мой хозяин, Ниро Вулф, и начал всю эту заварушку.
     Полицейский вернул мне мою визитку и права.
     - Ладно, поезжайте.  Только не  вздумайте  брать еще  высоту и  прыгать
через заборы.
     После такого напутствия мне стало как-то  легче на душе. Может, в конце
концов, нам все же повезет.
     Двух  мальчишек  я сразу нашел в клубе, ко мне понадобилось около часа,
чтобы заполучить двух остальных. Они учились в разных школах,  и если одного
не пришлось долго  убеждать совершить  прогулку  в Нью-Йорк, другой, видимо,
уже сейчас готовился к  научной степени  или, по  меньше  мере, играть  роль
первого ученика в классе и любимца  учителя.  Начал я с юмора и шуток, когда
не  помогло,  нажал на справедливость,  права человека  и  гражданский  долг
каждого. Это у него и у директрисы имело больший успех. Не шибко веря в нашу
с  ним  дружбу, я посадил его с  другим парнишкой на заднее  сиденье, а двух
остальных  рядом с собой,  и мы покатили  в Нью-Йорк. Теперь я следил, чтобы
стрелка спидометра стойко держалась на цифре сорок,  ибо не мог рассчитывать
на благосклонность прокурора Андерсона.
     Без четверти  одиннадцать  мы были дома. Я провел мальчишек на  кухню и
угостил их бутербродами, ибо до ланча оставалось два часа. Я хотел подняться
с ними на  чердак и показать им оранжерею  - посмотреть на орхидеи им  бы не
помешало,  все  же  впечатление, - но времени уже  не оставалось. Я  записал
фамилию  и  адрес  каждого.  У  одного  из  них,  бледного, худого паренька,
обслуживавшего в гольф-клубе Мануэля Кимболла, было грязное  лицо, и я отвел
его в ванную.  Когда наконец  появился Вулф, я  уже  вполне освоился с ролью
вожатого бойскаутов.
     В кабинете  я  поставил  четыре  стула в ряд.  Вошел  хозяин  с букетом
орхидей. Поставив цветы в вазу, он опустился в кресло и бегло перебрал почту
на стеле.  Разумеется, войдя, он поздоровался с мальчиками, а теперь, удобно
устроившись  в кресле, внимательно их разглядывал. Мальчишки смущенно ерзали
на стульях.
     - Прости, Арчи, но ты плохо подготовил сцену. -  И повернувшись к тому,
кто сидел с краю, пареньку с рыжей копной волос и голубыми глазами, спросил:
- Как вас зовут, сэр?
     - Вильям А. Райли.
     - Благодарю  вас.  Не  будете  ли  вы любезны  вместе  с  вашим  стулом
передвинуться вот сюда, поближе к стене. Вот, теперь лучше. А вас как зовут?
- обратился он к следующему.
     И так, знакомясь с каждым  и меняя их местами, он наконец  рассадил  их
так, как ему хотелось.
     - Кто из вас  не  поверил, что Питер  Оливер  Барстоу  был  убит иглой,
выброшенной из рукоятки клюшки? Не стесняйтесь, я просто хочу познакомится с
вами. Так кто же?
     - Я, - сказал коренастый Майк.
     - А, Майк Аллен. Ты  еще так молод,  Майк,  и  привык, что  в жизни все
идет,  как обычно,  изо дня в  день.  Тебе еще  предстоит узнать, что  в ней
случаются бог весть какие  странные  вещи.  Я хочу, господа,  рассказать вам
одну историю. Прошу  внимательно выслушать меня, потому что мне бы хотелось,
чтобы  вы ее поняли. Все это  произошло  на самом  деле.  Однажды состоялась
конференция психологов, их собралось не менее сотни. Психолог - это,  как бы
вам  сказать,   человек   особо  натасканный  по  части  наблюдательности  и
любопытства,  что,  где, как  и почему  происходит с  человеком.  Без ведома
собравшихся  были  решено провести эксперимент:  в  зал  неожиданно  вбегает
человек,  бежит  по  проходу  между  креслами, а  за  ним  гонится другой  с
пистолетом  в руках.  В  эту минуту из другой двери  вбегает третий человек.
Второй  человек стреляет  в первого, а третий сбивает его с ног  и  отнимает
пистолет.  Все трое убегают в  разные двери. После этого поднимается один из
присутствующих,  успокаивает  взволнованное собрание и  говорит, что все это
было проделано нарочно,  и  просит коллег тут же  описать детально  все, что
каждый видел.  Все  сделали  это,  их описания были прочитаны и сравнены. Ни
одно из них не было правильным. И ни одно не походило на другие. Кто-то даже
написал, что в первого стрелял третий человек.
     Вулф умолк и обвел взглядом слушавших его мальчишек.
     - Это все. Я не мастер рассказывать истории, но, может быть, вы уловили
смысл. Вы понимаете, для чего я рассказал вам все это?
     Они кивнули.
     - Значит, понимаете. Не буду оскорблять вашу сообразительность опросом.
Перейдем  лучше к  нашей  истории. Мы будем обсуждать  с вами  смерть Питера
Оливера Барстоу,  точнее,  то, что  произошло на поле  для  гольфа у  первой
метки, и чем все это кончилось. В час дня у нас будет ланч, а затем мы снова
вернемся сюда и продолжим наш разговор. На это уйдет у нас  несколько часов.
Это утомит вас, но голодными  вы не будете. Если кому  захочется вздремнуть,
он  сможет себе  это позволить. Я вам  подробно излагаю  программу, чтобы вы
поняли, каким сложным и запутанным является это дело, и что нас ждет. Мистер
Гудвин слышал два стереотипа ваших рассказов. Другие  два, думаю, мало будут
отличаться.  Стереотип  -  это  что-то  устоявшееся, застывшее,  не думающее
меняться. Я  не  ожидаю  от вас,  что вы  измените свои рассказы о том,  что
произошло  на  поле  у  первой  метки.  Я  прошу  лишь  забыть  все,  что вы
рассказывали  раньше, о  чем  спорили и  что обсуждали со  своими родными  и
друзьями,  забыть  о том, что  уже отпечаталось в мозгу, а просто  вернуться
воспоминаниями  туда,  где  все  это   случилось.   Это  очень  важно.  Я  с
удовольствием  поехал  бы  с вами  на  место  происшествия,  но, боюсь,  что
всевозможные препятствия могут помешать этому. Вы должны в своем воображении
воссоздать картину.  Давайте, попробуем  вместе,  мальчики. Вот  мы стоим  у
первой  метки, на  месте первого удара.  Итак,  воскресенье,  полдень. Ларри
Барстоу нашел и  привел вас двоих,  остальные двое  - у Кимболлов,  несут за
ними сумки с клюшками. Поле  для  гольфа  вам  знакомо, как родной  дом.  Вы
занимаетесь делом, к которому  привыкли и хорошо знаете, поэтому делаете все
почти по привычке, автоматически. Через плечо у вас ремни  сумок для клюшек.
Вам, Майк  Аллен,  когда вы видите как мистер Барстоу  у первой метки делает
пробный мах клюшкой  номер  два, не  надо  говорить, что следует  делать. Вы
подходите  к  нему, берете  его  сумку с  клюшками и передаете ему  драйвер,
клюшку номер один.
     Майк отрицательно помотал головой.
     - Нет? А что же вы делаете? - удивился Вулф.
     - Я в это время побежал за мячом.
     - Ага. За тем, что он уже послал клюшкой номер два?
     - Да, сэр.
     - Хорошо. А что делали вы, Вильям Райли, пока Майк бегал за мячом?
     - Я жевал резинку.
     - И ничего более? Я хочу сказать, что это все, чем вы тогда занимались?
     - Нет, я стоял и держал сумку старого Кимболла.
     Слушая, как начал свой расспрос Вулф, я боялся,  что своим многословием
он  задурит  им головы  так, что они  просто  ничего  ему не  скажут. А  все
получилось наоборот. Практически ничего не говоря, он дал им понять, что они
все вместе  могут доказать, насколько они  умнее  сотни психологов.  Длинные
слова и многословие Ниро Вулфа их ничуть не смущали.
     А он шел своим  путем, дюйм за дюймом приближаясь к цели, то  с помощью
одного мальчишки, то с помощью другого, а  то  и всех  их  вместе, говорящих
хором. Он  позволил  им  вступить в  длительный спор о преимуществах той или
иной марки клюшек, а  сам,  закрыв глаза,  делал  вид,  что  с удовольствием
слушает   их.   Потом  он  расспрашивал  их  о  сверстниках,  работающих   в
гольф-клубе,  а также о  тех, кто  начал уже играть,  до того, как Барстоу и
Кимболлы вышли на поле. Время от времени кто-нибудь  из парнишек заговаривал
просто об игре в гольф, но  Вулф тут же вводил разговор  в нужное ему русло.
Среди сумбурностей и  отклонений в этой беседе  прослеживалась одна  главная
линия - Вулф не выпускал из виду ни одну из клюшек, которыми играла четверка
Барстоу-Кимболл, где были клюшки - в игре или в сумке.
     На  ланч Фриц  подал запеченных в тесте цыплят  и  четыре арбуза. Когда
бывали гости,  за столом  обычно  распоряжался я. Не переставая подкладывать
всем, я сам едва  успел отведать  цыплят до того, как окончательно  опустело
блюдо. С арбузом было проще: два арбуза  мальчишкам,  каждому по половине, а
третий - нам с Вулфом. Четвертый я  отдал Фрицу, хотя подозревал, что он  не
притронется  к  нему.  Тем  лучше -  останется  про  запас.  После ланча  мы
вернулись  в кабинет и продолжили  беседу. Я с  удовольствием  наблюдал, как
Вулф, словно  свежим ветерком, продул мальчишкам головы, и  они стали совсем
другими. Они  забыли, что кто-то пытается что-то выведать  у них, и  им надо
копаться в  своей  памяти.  Это  просто  была ватага  мальчишек, обсуждающих
вчерашнюю  игру  в футбол. А  Вулф, как  судья, то и дело возвращал их  то к
одному  моменту, то к другому, не позволяя ничего забыть  или упустить. Даже
таким окольным  путем дело все  же шло. Вот уже Ларри Барстоу открывает игру
первым ударом, за ним бьет по мячу Мануэль Кимболл.
     - Когда  случилось самое  главное, то  произошло это тоже так  просто и
незаметно, что я в первое мгновение даже не сообразил.
     - И тогда  ты подал мистеру Барстоу клюшку номер один. Ты уже установил
его мяч для первого удара?
     - Да, сэр... То есть нет,  я в это время  побежал за  мячом, который он
загнал в кусты во время разминки.
     -  Да, правда, Майк. Ты нам ухе говорил это, ты искал мяч. Как же тогда
ты мог поставить мяч для Барстоу?
     -  Он сам это  сделал.  Мяч откатился, и  я подогнал его  ему,  - вдруг
уточнил Вильям Райли.
     - Спасибо, Райли. Видишь, Майк, значит, не ты ставил ему мяч. А тебе не
трудно было таскать тяжелую сумку с клюшками, пока ты искал мяч?
     - Нет, мы привыкли.
     - Ты нашел его?
     - Да, сэр.
     - И что ты с ним сделал?
     - Я положил его в сумку, в отделение для мячей.
     - Ты это утверждаешь как факт или как предположение?
     - Я положил его. Я хорошо помню.
     - Сразу, как нашел?
     - Да, сэр.
     -  Значит, ты носил с собой  сумку с клюшками, пока искал  мяч? В таком
случае ты не  мог подать Барстоу  клюшку, когда он начинал игру, потому  что
тебя не было рядом с ним. Он сам тоже не мог  вынуть клюшку из сумки, потому
что сумка была у тебя. Может, ты отдал ему клюшку раньше?
     - Наверное, я так и сделал.
     - Майк, нам  нужно что-то более определенное, чем твое "наверное".  Так
отдал ты ему клюшку раньше или нет? Вспомни, что ты говорил до этого...
     Но тут неожиданно вмешался Вильям Райли
     -  Эй, Майк!  - воскликнул  он  возбужденно. - Так вот почему  он  взял
клюшку у старого Кимболла. Ведь тебя тогда не было, ты искал мяч.
     - А-а! - выдохнул  Вулф и закрыл на долю секунды глаза, но тут же снова
открыл их. -  Нет  надобности кричать так, Вильям. Кто взял клюшку у мистера
Кимболла?
     - Барстоу.
     - Почему ты так думаешь?
     -  Я  не  думаю,  я  это  знаю.  Я собирался  передать  клюшку старшему
Кимболлу,  но в это время мяч  Барстоу скатился с  метки,  я его поправил, а
когда  поднялся,  старый Кимболл сказал  Барстоу: "Возьмите мою клюшку", и я
передал ее Барстоу.
     - Он играл ею?
     -  Конечно.  Он тут  же сделал удар. Майк вернулся  только тогда, тогда
Кимболл тоже начал игру и сделал свой первый удар.
     Мне стоило усилий не  вскочить со стула.  Мне хотелось  плясать и вдеть
орхидею в петлицу куртки Вильяма Райли, обнять  хоть на четверть его обхвата
моего хозяина,  ибо на большее у  меня рук не хватит.  Я боялся взглянуть на
Вулфа,  чтобы мое  лицо  не расплылось а этот миг в  такой широкой  дурацкой
улыбке, что это грозило бы мне вывихом скул.
     Но Вулф уже  занимался бледным  худым  парнишкой  и  тем, кто  уже  был
"сознательным  гражданином". Ни  один  из  них не помнил,  что Барстоу  взял
клюшку у  Кимболла. Худой ответил,  что в  это время  смотрел на  поле,  где
Мануэль  Кимболл загнал свой  мяч  в  кусты,  а законопослушный  "гражданин"
просто  ничего  не  помнил. Тогда  Вулф  обратился  к  Майку. Тот  не мог  с
уверенностью сказать, что клюшка номер  один точно была  в  сумке, когда  он
искал мяч, и не помнил, чтобы отдавал ее Барстоу, как не помнил, что получил
ее обратно и положил в сумку.
     Во время этого разговора  Вильям Райли  с трудом сдерживался, чтобы  не
вмешаться в разговор.
     Наконец Вулф повернулся к нему.
     - Прости, Вильям.  Не  то чтобы я сомневался  в твоей памяти или в том,
что ты  говоришь правду,  но подтверждение никогда не помешает.  К  тому  же
может показаться странным,  что ты  только сейчас вспомнил эту маленькую, но
очень важную деталь.
     Мальчик обиженно запротестовал.
     - Я не забыл ее, просто не думал, что это так важно.
     - Значит, в своих рассказах дома и с друзьями ты об этом не упоминал?
     - Нет, сэр.
     - Хорошо, Вильям. Может, я неправильно поставил  вопрос, но я вижу, что
по складу своего ума ты предпочитаешь придерживаться главного, а не мелочей.
Может, ты все  же обмолвился  об этом,  когда