! - сказал я, не веря своим ушам. - Вы проделываете
эту штуку  со мной? Как вам известно, закон-то и держит вас за дверью.  Если
вы  намерены кого-нибудь арестовать, скажите кого,  и я прослежу, чтоб он не
смылся втихаря. Кстати  сказать, никто  не  предоставлял вам  монополии. Они
были в вашем распоряжении  целую неделю, а у Вулфа они всего час, и то вы не
можете с этим  смириться. Что ж, дабы хоть чуточку вас успокоить, скажу  вам
одно: он  пока задачку не решил  и, возможно,  провозится с нею до полуночи.
Можно будет выиграть чуть-чуть времени, если вы дадите мне имена...
     - Заткнись!  - проскрежетал Кремер. - Я пришел  чисто по-дружески.  Нет
такого закона,  который запрещал бы Вулфу принимать людей в своей конторе. И
нет закона, который запрещал бы мне быть среди них.
     - Естественно, нет, - согласился я, - когда вы внутри. Но как же быть с
этой дверью! Вот она - дверь, подразумеваемая законами, и в  соответствии со
статусом...
     - Арчи! -  рев доносился  из  кабинета, наигромчайший  Вулфов  рев,  но
других звуков не было. И опять: - Арчи!
     - Простите  меня,  - сказал  я,  поспешно  захлопнул  дверь,  проскочил
прихожую и влетел в кабинет.
     Никакой катастрофы пока не произошло. Вулф попрежнему восседает в своем
кресле за столом.  Кресло, где прежде сидел  Талботт, лежит на  полу. Дороти
стоит спиной  к столу Вулфа, брови взлетели на рекордный уровень.  Одри Руни
торчит,  глазея,  в углу,  у большого глобуса, стиснутые кулачки  прижаты  к
щекам, Поул  и  Бродайк тоже вне своих кресел и  тоже таращатся на  середину
комнаты.
     Застывшие позы зрителей заставляли  ожидать  потрясающего  зрелища.  На
деле  же там всего  только  и  было, что два типа, размахивающих кулаками. В
момент, когда я вошел, Талботт  хуком правой зацепил шею Саффорда, а когда я
прикрывал за собою  дверь  в  прихожую, Саффорд  ответил солидным  ударом по
почкам Талботта.
     - И много я прозевал? - поинтересовался я.
     - Останови их, - приказал мне Вулф.
     Правая  Талботта скользнула  по  скуле Саффорда,  а  Саффорд  еще разок
въехал  ему  в область почек.  Они  действовали  надлежащим образом, по всем
правилам. Но  Вулф был хозяин, ему  претил  беспорядок  в  кабинете, так что
пришлось мне вмешаться в игру. Я схватил  Талботта за ворот пиджака и рванул
назад  с такой  силой,  что он  перевалился через  кресло. Потом я преградил
дорогу Саффорду. Казалось, он вот-вот вмажет мне, но руки его опустились.
     - С чего это так быстро? - спросил я.
     - Да он тут высказался насчет мисс Руни...
     - Выведи его вон! - прошипел Вулф.
     - Которого из них? -  спросил я, скосив один глаз на Саффорда, а другой
на Талботта.
     - Мистера Талботта.
     - Ты поступил  совершенно правильно, Вик, - говорила  Дороти.  - Ты был
фантастически хорош: этот воинственный блеск в твоих глазах... - она забрала
его лицо в ладони, притянула к себе и быстро прижалась губами к его губам. -
Вот!
     - Вик в данный момент покидает нас, - сообщил я ей. - Пошли, Талботт, я
вас выпущу.
     Прежде чем присоединиться ко мне, он заключил Дороти в объятия. Я кинул
взгляд  на  Саффорда,  полагая, что он обнимет Одри  ради равновесия. Но  он
попрежнему сжимал кулаки. И  я,  как пастух, погнал перед собой эту  блудную
овцу, Талботта, прочь из комнаты. Пока он надевал в прихожей пальто и шляпу,
я изловчился припасть глазом к одностороннему стеклу, крыльцо было свободно,
и я распахнул дверь:
     - Не берите близко к сердцу. А то ненароком руку сломаете...
     В конторе все опять расселись по местам. Невзирая на то, что  ее рыцаря
выставили  пинком  под  зад,  Дороти,   видимо,   намеревалась  остаться.  Я
прошествовал к своему месту у стола. Вулф взялся за свое:
     - Нас  прервали, мисс  Руни.  Как  я  уже сказал, вы  выглядите  весьма
уязвимо, поскольку удостоили своим присутствием арену действия. Не будете ли
так любезны подсесть поближе, вон на тот стул... Арчи, блокнот!

     В  10.55  на следующее утро  я сидел в конторе - не все  еще,  а  опять
дожидаясь,  когда же Вулф спустится вниз, покинув свои поднебесные оранжереи
с  десятью тысячами  орхидей. Эти его встречи на высшем уровне  продолжаются
ежедневно с девяти  до одиннадцати  по утрам и с четырех до шести во  второй
половине дня; если ядерной войне суждено изменить все на свете, хотелось бы,
чтоб она в первую очередь изменила этот распорядок.
     Мы играли в  пинокль  втроем:  Сол Пензер,  Орри  Кэтер и  я. Их  обоих
вызвали сюда по телефону: требовались какие-то квалифицированные услуги. Сол
носил  старую  кепку,  имел большой нос,  а сам был  невелик ростом, прост в
обращении и вообще принадлежал к  числу лучших в  мире специалистов  по всем
делам, которые  не требуют при исполнении вечернего костюма. Орри, способный
обходиться без расчески годами, не годился, конечно, Солу в подметки, но все
равно по праву считался отличным профессионалом, мастером на все руки.
     К 10.55 я отставал на три дублона.
     В ящике  моего  стола  лежали два исписанных блокнота. Вулф не задержал
клиентов на  целую  ночь, уже совсем мало  оставалось до  утра, кода  он  их
отпустил.  Теперь мы  имеем о них куда больше  сведений, чем содержалось  во
всех газетных сообщениях, вместе взятых. Рассказывая, наши клиенты во многом
повторяли друг друга. Никто, к примеру, не  убивал Зигмунда Кейса, никто,  с
другой стороны, не получил разрыв сердца при известии о его смерти, даже его
дочь;  никто никогда не имел револьвера, никто даже не умел им пользоваться;
никто не мог  привести ни  малейшей  улики,  с  помощью  которой  удалось бы
осудить  Талботта  или,  на худой  конец, его арестовать; ни у  кого не было
железного алиби, зато у каждого был какой-нибудь личный мотив,  возможно, не
самый  эффектный  на  свете,  как у  Талботта, но  все  равно  на  мотив  не
начихаешь.
     Таковы были их показания.
     Фердинанд Поул полыхал негодованием. Он не понимал, зачем тратить время
на них и зачем тратить их время, если единственной и очевидной  задачей было
одно:  сокрушить  алиби Талботта и накрыть  Талботта.  Но  пришлось Поулу  и
самому исповедоваться.
     Десять лет тому назад он обеспечил  Зигмунду  Кейсу сто тысяч долларов,
необходимых, чтоб  затеять  процветающую  систему  индустриального  дизайна.
Последние пару  лет  доходы Кейса  маханули выше облаков, и Поулу захотелось
получить равную долю, но желание его не сбылось. Кейс со скрипом выделил ему
под тот взнос жалкие пять процентов годовых, пять тысяч долларов,  тогда как
половина прибыли  составляла сумму  в десять  раз  большую.  И  Поул не  мог
поставить его перед классическим выбором: покупай мою часть или продавай мне
свою, потому что Поул по уши погряз в долгах.
     И  закон  отказывался  вмешиваться,  соглашение партнеров гарантировало
Поулу  как  раз пять  процентов, прибыль  Кейс перечислял подставному  лицу,
подбавляя  к  этим  жалким  процентам  Поула подливку  в виде  жалованья,  и
твердил,  что  деньги  приумножаются  благодаря его  дизайнерским  талантам.
Сейчас, когда Кейс угодил в покойники, - совсем  иная ситуация. Контракты на
виду  -  все  до одного,  доходы за  двадцать лет  -  тоже. Допустим, Поул и
Дороти,   лица,  к   коим   переходит  наследство,   не  сумеют   прийти   к
взаимопониманию, - тогда дележку проделает судья,  и Поул  получит, согласно
его прикидкам, по меньшей мере, двести тысяч, а может быть, и много больше.
     Он отрицал, что налицо великолепный мотив убийства. И вообще, как бы то
ни  было, во  вторник утром,  в 7.28, он  отправился  на поезде в Ларчмонт -
кататься на своем суденышке.
     Где он сел на поезд, на  Гранд Сентрал или на Сто двадцать пятой улице?
На Гранд Сентрал, говорил он... Был он  один? Да. Он ушел из своей  квартиры
на  Западной  Восемьдесят  четвертой улице  в семь и воспользовался метро...
Часто ли он прибегал к  услугам  подземки? Да... И так далее на четырнадцати
страницах моих  записей. Я оценил его показания на двойку с минусом - пускай
даже он докажет, что добрался  до Ларчмонта на этом поезде,  все равно поезд
делал остановку  на Сто  двадцать пятой  улице, в  7.38,  через десять минут
после Гранд Сентрал.
     Смотреть на  шансы  Дороти  Кейс  надо было  сквозь призму се  доходов:
сколько она получала  от  Кейса. Первое время ей казалось, что ее отец вроде
бы либерален по этой части, а потом увидела, что  его кулачки сжимаются, как
у младенца, разлучившего другого младенца с игрушкой.
     Я  пришел  к  заключению,  что  ей удавалось  хватануть в среднем между
двадцатью  и пятьюстами  тысячами  долларов  в  год, не такая  уж  маленькая
разница.   Проблема   состояла   в   следующем:   какая   позиция   для  нее
привлекательней:  с  живым папочкой, который  делает тьму-тьмущую денег, или
при  покойном папочке,  когда  все  деньги  -  после  расчетов  с  Поулом  -
принадлежат ей. Она не  закрывала глаза на проблему, нисколечко,  и проблема
ее ни в малейшей степени не шокировала.
     Если  она  играла, то  играла неплохо.  Вместо  того  чтобы  отстаивать
абстрактный  общечеловеческий принцип, что, дескать, дочери не убивают своих
папенек, она  строила  свою оборону на фундаментальной  основе: что  в такой
невообразимо ранний час, как семь тридцать, она не могла бы убить даже муху,
не говоря уже об отце. Она никогда не встает раньше одиннадцати, разве что в
чрезвычайных  обстоятельствах, как, например,  в указанное утро, во вторник,
когда где-то  между  девятью и десятью прошел слушок,  будто  ее  отца нет в
живых.
     Она занимала вместе с отцом апартаменты близ южной стороны Центрального
парка... Слуги!  Двое  горничных... Тогда Вулф поставил вопрос так: было  ли
это осуществимо для нее  - покинуть  ранее семи  квартиру и здание, а  потом
вернуться никем не замеченной? Нет,  заявила она, единственное исключение  -
если ее начнут поливать водой из шланга.
     Никаких оценок ей я не выставлял, потому что к этому моменту  уже судил
пристрастно и полагаться на свои умозаключения не имел права.
     Фрэнк Бродайк  - это и впрямь нечто! Он с энтузиазмом поддерживает идею
Талботта:  что,  кабы  он,  Бродайк, задумал  кого-нибудь убить, то объектом
покушения  стал  бы  несомненно  Талботт,  а  не   Кейс   -  таким   образом
подчеркивается,   что   профессиональные   достижения   Кейса    объяснялись
предпринимательскими способностями Талботта. Отнюдь  не  дизайнерским  даром
Кейса.
     Он признает, что нарастающему упадку  его деловых операций сопутствовал
подъем конкурирующей организации.  Он признает  далее -  чуть только  Дороти
затронула этот вопрос, - что всего лишь за три дня до убийства Кейс возбудил
против  него  дело  за убытки  порядка  100  000 долларов,  утверждая, будто
обвиняемый  выкрал  у  Кейса  в  офисе  дизайны  -  источник  контрактов  на
бетономешалку и стиральную машину.
     Бродайк негодует: какого  черта? Человек, кому  на самом  деле надо  бы
ответить  за  эти  авантюры  -  Вик Талботт:  разве не  он  заставил  своими
нахальными действиями запаниковать весь рынок.
     Неимоверными  усилиями  он  старается удержать  почву,  катастрофически
ускользающую  у  него  из-под ног.  Все блестящие  успехи  на  заре карьеры,
говорит  он, были  им достигнуты еще  до того, как испарились предрассветные
тени.  А уж  к  полудню и к  вечеру  он стал неповоротливым бревном. В конце
концов его  одолели  лень  и безответственность,  он поздно  ложился спать и
поздно  просыпался, вот тогда-то его звезда пошла на убыль. Недавно,  совсем
недавно, он надумал воскресить  былой пламень и приблизительно с месяц назад
начал являться к себе в контору раньше семи,  опережая штат сотрудников чуть
ли не  на три часа. К собственному удивлению - даже восхищению  - он  почуял
сдвиги. Вдохновение мало-помалу разгорались.  И как раз в тот самый вторник,
в то самое утро, когда Кейс погиб, он персонально встречал своих сотрудников
у входа новым ошеломительным дизайном электрического миксера.
     Вулфа  интересовало:  присутствовал  ли  кто-нибудь  при   сих  родовых
схватках,  скажем,  между  половиной  седьмого и  восемью... Нет,  никто  не
присутствовал.
     Да, если уж ему чего  не хватало, так это алиби:  он был гол как сокол,
сильно опережая в этом отношении остальных.
     По моим нежным  чувствам к Одри Руни нанесло тяжелый удар известие, что
для   своих   родителей  она   была,  оказывается,  просто   Анни,  так  что
усовершенствования  в  анкету  внесла самолично. Ладно,  согласен:  Анни  по
соседству с Руни могло ее нервировать. Но Одри! Жуткая прореха на ее светлом
лике.
     Понимаю:  обязательную   связь   с  убийством  эти   обстоятельства  не
изобличают,  но ведь и ее показания работают  против  нее.  Она служила  под
вывеской Кейса, занимая  пост секретаря Виктора Талботта, а месяц назад Кейс
выставил ее, заподозрив, будто она ворует дизайны по указке Бродайка.
     Она затребовала доказательств, Кейс  не смог их обеспечить, и  ей очень
хотелось разнести в щепы его заведение.
     Она  врывалась в его  кабинет с  такой регулярностью, что ему  пришлось
нанять в оборонительных целях телохранителя. Она  пыталась атаковать его еще
и дома, но  потерпела  неудачу. За восемь дней до смерти он столкнулся с ней
на пороге  академии верховой езды  - куда  прибыл, чтоб к  своим двум  ногам
приплюсовать четыре. С помощью конюха, коего звали Вейн Саффорд, ему удалось
ускакать в парк.
     Но на следующее утро Одри снова была там, и на следующее - тоже. Больше
всего  ее  задевало,  как  она  объяснила  Вулфу  на   совещании,  что  Кейс
отказывается  ее  выслушать.  Она  же полагала, что  это  его  долг.  Она не
удосужилась  подробнее  остановиться  на  другой  причине  ее  повторявшихся
визитов в  академию, а именно: обслуживающий персонал ничего не имел против.
Впрочем, сей резон можно было домыслить.
     На  четвертое  утро,  в четверг,  появился еще  и Вик  Талботт  -  чтоб
сопровождать  Кейса в  его заезде. Кейс, которого Одри вконец допекла, ткнул
се кнутом.  Тогда  Вейн  Саффорд  толкнул Кейса  -  и свалил наземь, Талботт
одарил  своим свинцом  Саффорда, а  Саффорд  так шибанул  Талботта,  что тот
влетел в нечищенное стойло и влип прямо в нечистоты.
     Очевидно, подумал я,  Вейн сдерживался. И  еще я подумал,  что на месте
Кейса сконструировал бы себе электрического копя.
     В пятницу  он  опять оказался  здесь  и  получил  новую порцию Одри,  в
понедельник  -  снова. Ни в пятницу, ни  в  понедельник Талботта при сем  не
было.
     Во вторник  утром Одри  появилась там без четверти шесть, чтоб успеть с
кофе, пока Вейн прогуливает лошадей. Булочки с корицей и кофе  - такова была
их  еда.  Услышав  об  этом, Вулф поморщился: он  терпеть  не  мог  коричных
булочек. Чуть позже шести последовал телефонный звонок  из отеля "Черчилль":
лошадь Талботта не седлать, а Кейса предупредить, что его партнер не придет.
В шесть тридцать прибыл Кейс, тютелька в тютельку, как обычно, колкости Одри
отразил  сурово  поджатыми  губами  и  отгарцевал  прочь.  Одри  осталась  в
академии,  проторчала там весь последующий час, до семи тридцати пяти, когда
пришла лошадь Кейса с пустым седлом.
     А Вейн -  он  что, тоже  находился  там неотлучно? Да, они были вдвоем,
вместе, все время.
     Когда подошла очередь Вейна давать  показания, он  не вступил с  нею  в
противоречия   ни  по   единому   пункту:  по-моему,  для   конюха   -  верх
цивилизованности.
     В два часа ночи, а то и позже, все разошлись. Я зевнул и сказал Вулфу:
     - Мощные клиенты - вся пятерка, а?
     Вулф крякнул с омерзением.
     - Я мог бы, поразмыслив, оценить их посодержательней -  будь на то ваша
воля. Исключим Талботта - что  о нем  говорить.  Я больше понимаю  в амурных
делишках, чем  вы, я видел,  какие взгляды он  бросает на Дороти,  -  тут он
крепко влип. А вот клиенты? Поул?
     - Ему нужны деньги, крайне необходимы, и он до них дорвался.
     - А Бродайк?
     - Его тщеславие смертельно уязвили, его бизнес катится под откос, а тут
еще иск на большую сумму...
     - А Дороти?
     -  Она  -  дочь,  она  - женщина. Корни могут уходить в  детство  или в
какую-нибудь безделушку...
     - Саффорд?
     -  Романтик-простак.  Через  три дня после  знакомства уплетать с  этой
девицей коричные булочки в шесть утра... Что скажешь о его любовном облике?
     - Потрясающий.
     - И тут он видит, как Кейс хлещет ее своим кнутом...
     - Он не хлестал ее, он ее просто ткнул.
     - Это еще хуже, еще пренебрежительней. Вдобавок девица уверила его, что
Кейс - воплощение несправедливости.
     - О'кей. А она?
     - Женщина, с которой плохо обошлись. Или поймали на плохом обхождении с
другими. В любом случае, сорвавшаяся с цепи, - он поднялся. - Хочу  спать, -
и направился к двери.
     Адресуясь к его спине, я сказал:
     - С каждого  из них я  бы получил  аванс.  Черт  его знает,  зачем  они
понадобились  Кремеру  - каждый, включая Талботта,  - после целой недели. Он
психовал как щенок. Позвоним ему?
     - Нет,  - Вулф, направлявшийся к лифту, чтоб вознестись на третий этаж,
обернулся. - Чего он хотел?
     - Он  не  сказал,  но догадаться нетрудно.  Он попал  на перекресток  с
шестью развилками, а потому явился к вам - разведать,  нет ли здесь дорожной
карты.
     И я направился к лестнице:  площадь лифта  - шесть футов на четыре, так
что Вулф заполнил все это пространство.

     - Сорок козырей, - сказал Орри Кэтер в 10.55 в среду поутру.
     Я сообщил им,  что у нас на горизонте  появилось дело Кейса, что пятеро
подозреваемых  одновременно  выступают в роли  наших пяти клиентов,  и  этим
ограничился.  Ровно  в  одиннадцать  мы завершили  наши  игры, а несколькими
минутами позже дверь из прихожей распахнулась и вошел Вулф.
     Он  разместился  за своим столом,  позвонил  и  затребовал пива,  потом
спросил меня:
     - Ты, конечно, разъяснил Солу и Орри ситуацию?
     - Нет, конечно; насколько я понимаю, это не моя прерогатива.
     Он крякнул и  велел мне созвониться  с  инспектором Кремером. Я  набрал
номер,  заполучил наконец Кремера,  просигналил об этом Вулфу и  остался  на
месте, поскольку никто меня не гнал.
     - Мистер Кремер? Ниро Вулф.
     - Ага... Что вам угодно?
     - Сожалею, что был занят вчера вечером. Всегда рад видеть вас. Я втянут
в  расследование по делу о смерти  Кейса, и, полагаю,  поделившись  со  мной
обыденной информацией, вы принесете нам обоим пользу.
     - А какой именно?
     -  Для начала мне надо  бы  знать, сколько  верховых полицейских видели
Кейса в то утро на парковых дорожках и как их звали? Я хочу послать Арчи...
     И тут Кремер положил трубку.
     Положил  трубку и Вулф. Простер руку к подносу  с пивом,  доставленному
Фрицем, и сказал мне:
     - Дозвонись до прокуратуры, до Скиннера...
     Я выполнил  указание, и  Вулф  занялся делом. В прошлом Скиннер получил
свою  порцию негативных  нервных  раздражителей от Вулфа, но  в конце концов
вчера у  него перед  носом дверь не захлопывали,  и он хоть не  грубил.  Под
аккомпанемент  Вулфовых уверений, что Скиннеру  начнут регулярно  поставлять
информацию о ходе следствия - а это была, как они оба знали, чистейшая ложь,
-  товарищ  окружного  прокурора  согласился  просить управление,  чтоб  мне
устроили свидание с полицейским.  И сдержал  слово. Через десять минут после
его беседы с Вулфом позвонили с Центральной улицы  и сообщили, что офицер по
имени  Хеферан готов встретиться со мной в  11.45 на  углу Шестьдесят шестой
улицы на западной аллее Центрального парка.
     Менее чем за десять минут Вулф выпил пиво, расспросил Сола  о его семье
и запрограммировал схему  моего разговора с полисменом, тем самым уязвив мое
самолюбие и раззадорив мое любопытство.
     Когда мы  ведем поиск, у Вулфа иной раз  складывается  мнение,  будто я
взволнован определенным аспектом дела  или неким участником драмы, а  потому
необходимо на время отодвинуть меня в