ет  мне
об этом. И если ради этого мне придется пойти к нему, я пойду, вопреки  всем
запретам врачей!
     Я представил, как она,  поддерживаемая мной, войдет в нашу  контору,  а
Вулф  при первом взгляде  на нее встанет и  выйдет вон. Он проделывал это не
однажды.
     - Объяснить,  почему мистер Вулф так утверждает, я не могу, - сказал я,
- однако  могу  сказать, каким путем он  пришел к такому заключению. Ваш муж
спал на  кушетке,  когда все  ушли  из  библиотеки, оставив  зажженный свет.
Верно?
     - Да.
     - Позднее,  когда  он  проснулся  и  понял,  где  находится,  то встал,
направился к  двери,  потерял  равновесие,  пытался  удержаться за  статую и
повалил ее на себя. Верно?
     - Да.
     - Вот это  мистер  Вулф  и  не принимает.  Он  не  верит, что  человек,
проснувшийся  настолько,  чтобы  идти  самому,  не сумел  бы отклониться  от
падающей статуи. Мистер Вулф считает, что он не мог проснуться, когда кто-то
стянул его с тахты и подтащил к статуе; если он не проснулся, следовательно,
находился в  бессознательном состоянии.  Судебно-медицинская  экспертиза  не
обнаружила следов удара, от  которого  он мог потерять  сознание, значит, он
должен был быть чем-то одурманен. В библиотеке вы все выпивали, он пил виски
с  содовой, следовательно, возможность  отравления имелась. Так мистер  Вулф
пришел к выводу, что мистер Вэйл был убит.
     Ее взор из мягких подушек был направлен прямо на меня.
     - Но это совершеннейшая нелепица!
     Я кивнул.
     - Конечно, с вашей  точки зрения. Если  мистер  Вулф прав, значит, ваша
дочь, или ваш сын, или ваш брат, или ваш адвокат, или вы сами убили  мистера
Вэйла. Я считаю, что Вулф прав, но я у него служу. Допускаю, что это  не вы,
но  тогда  вы  стоите  перед тяжким  выбором. Естественно,  вы хотите, чтобы
убийца вашего мужа получил сполна все, что ему положено по  закону, но вы не
хотели  бы,  чтобы ваша дочь,  ваш сын или брат  были обвинены  в  убийстве,
возможно,  не хотели бы, чтобы в этом был обвинен  и  ваш адвокат. Согласен,
это тяжко, и поэтому не удивляюсь, что  вы находите все  это нелепым. Я и не
пытался  убедить  вас  в  чем-либо; я  только объяснил,  почему  мистер Вулф
считает, что ваш  муж убит. О чем  еще хотели  бы вы  его  спросить, будь он
здесь?
     - Я бы сказала ему, что он дурак. Последний дурак.
     - Передам. Что еще?
     - Я бы повторила ему то, что я  сказала своему сыну,  то есть я забираю
обратно свое обещание  относительно денег. Если даже он их найдет, он их  не
получит. Я не предполагала, что он обратится к Ниро Вулфу.
     - Вы же обратились к Ниро Вулфу?
     - Это другое  дело. Я бы обратилась к самому дьяволу, лишь бы он вернул
мне мужа.
     - Я передам и это, -  оказал я, - но уже сейчас  могу  сказать,  какова
будет  реакция. Вулф  упрям и  тщеславен,  и не только  любит  деньги, но  и
нуждается  в них. Ваш сын явился к нему и  сделал предложение, которое  Вулф
принял, и он не отступится  из-за того  только, что вы передумали.  Если  он
найдет эти деньги, то возьмет свою долю. Я лично считаю, что найти их - один
шанс из миллиона, но он не  прекратит  попыток. Напротив.  Он очень обидчив.
Позиция, которую вы занимаете, заставит его удвоить усилия. Он может сделать
все,  что угодно, даже написать  в газету и  объяснить, почему  он пришел  к
заключению, что Джимми Вэйл был убит. Это очень похоже на  него. Если хотите
доброго совета, то я предлагаю вам позвать сюда вашего  сына  и сказать ему,
что вы не берете своих слов обратно. Я сообщу об этом мистеру Вулфу, и пусть
он решает,  тратить  ли ему  свое  время  и  деньги  на это бесперспективное
занятие.
     Не сработало. Она стиснула зубы и, когда я закончил, выпалила:
     - Он ничего не получит. Даже если найдет деньги. Они принадлежат мне.
     - Что ж, предоставим юристам решать это. Вулф будет утверждать, что его
договоренность  с вашим  сыном основывалась  на ваших словах,  сказанных при
свидетелях. Это дело станет своего рода кормушкой для адвокатов. Они затянут
его на годы.
     - Можете идти, - сказала она.
     - Конечно, - я поднялся, - но вы должны понять...
     - Убирайтесь!
     Я  понимаю  намеки  с  полуслова. Я  вышел,  прикрыл за  собой  дверь и
направился к лифту. Внизу ко мне подошел Ноэль.
     - Что она сказала? - пропищал он.
     - То и се. - Я заметил, что кто-то наблюдает за нами из-за лестницы.  -
Она  слегка возбуждена. Может  быть, немного пройдемся? Если поблизости есть
бар, я готов угостить вас стаканчиком, но только не шампанским.
     Он вытянул шею в сторону лестницы, затем обернулся ко мне.
     - Что ж, идея хорошая,  -  и с этими словами открыл дверь. Я  вышел, он
догнал  меня на тротуаре.  Я предложил  заведение Барни,  на углу  Семьдесят
восьмой улицы и Мэдисон-авеню, и мы повернули в ту сторону.
     Отдельная кабина в баре  не самое идеальное место для  беседы. Конечно,
из  нее  можно увидеть,  сидит ли какой-нибудь любопытный субъект  в  кабине
напротив, но как узнать, не подслушивает ли кто-нибудь сбоку? Однако Ноэль и
я отправились к Барни. Когда мы вошли, из дальней кабины  вышли двое мужчин,
и мы  тут же завладели ею. Появился белый фартук, убрал посуду, вытер стол и
принял заказ.
     - Значит, все лопнуло, - изрек Ноэль. - Вы не сумели убедить ее.
     По дороге я успел рассказать ему, как обстоят дела.
     - Ни на йоту. - Я был  полон раскаяния, даже уныния. - Знаете, почему я
захотел  угостить вас стаканчиком? Потому что мне самому захотелось  выпить.
Беседа с вашей матерью напомнила мне о далеких  годах моего детства в Огайо.
И о моей матери. Сколько вам лет?
     - Двадцать три.
     - А мне было семнадцать, я только что  закончил школу. Но, конечно, мое
положение  отличалось от вашего. Мне  было куда легче, чем  вам. Моя мать не
так богата, как ваша. Я не мог выпросить у нее сто или двести долларов,  или
даже...
     - У меня то же самое. Это не так просто...
     - Может  быть, но факт остается фактом - у нее есть деньги, и вам нужно
найти только правильный подход... С моей матерью это  исключалось.  Она была
прирожденным  тираном, вот и весь разговор. Не было ни  одного вопроса, даже
самого  незначительного, который я  мог  бы решать  самостоятельно. Когда  я
разговаривал  с  вашей  матерью, я  не  мог  отделаться  от  мысли,  что,  к
сожалению, вы не можете сделать того, что сделал я.
     На столе появился  наш  заказ, и мы сняли  пробу. Ноэль опорожнил  свой
стакан одним глотком.
     - Что же вы сделали? - спросил он.
     -  Послал  ее  к черту. В  один  прекрасный июньский день,  сразу после
окончания  школы, я сказал, чтобы она убиралась  ко всем чертям. Очень жаль,
что вы не можете совершить нечто подобное. Да и ситуация несколько иная. Вам
это  не  требуется. После смерти Джимми Вэйла вы  стали главой семьи.  Нужно
только дать всем понять, что  вы твердо  стоите  на ногах. Не просто заявить
ей: "Мама, у меня  есть две собственные  ноги", - нет, не так общо, это ни к
чему не приведет. Это нужно проделать по какому-нибудь определенному поводу,
и лучше теперешнего вы не найдете. Вы можете сказать ей: "Мама, ты говорила,
что  если я найду деньги, то возьму их себе, на этом основании я договорился
с Ниро Вулфом, и он не позволит  мне отказаться от моих слов, так же как и я
не позволю тебе отказаться от твоих".
     - А она скажет, что это ее деньги!
     - Но ведь это не так! Она же заявила при свидетелях, что они ваши, если
вы их найдете. Следовательно,  это  подарок,  вам не придется выплачивать из
них ни единого цента налогов. Допускаю, что шансов найти эти деньги довольно
мало, но если  они будут найдены, то после  того, как вы уплатите Ниро Вулфу
его долю, у  вас останется четыреста тысяч долларов чистоганом. Но даже если
деньги не будут найдены, вы все равно дадите вашей матери понять, что стоите
на собственных ногах. Есть еще один момент, но о нем я пока умолчу.
     - Почему? Какой еще момент?
     Я потянул виски с содовой.
     - Он будет иметь  значение только в том случае, если мистер Вулф найдет
деньги. Тогда  одна пятая  часть будет  принадлежать ему, и не  думайте, что
может быть иначе. Если ваша  мать  попытается  воспрепятствовать  этому,  он
поднимет такую бучу,  что и вам не поздоровится. Дело может дойти до суда, и
вы будете свидетелем. В его пользу.
     -  До суда дело не дойдет.  Не деньги тревожат мать, а Джимми.  Вернее,
то, что Вулф утверждает, будто Джимми  был убит.  Какого черта он  сказал об
этом дядюшке Ральфу!
     - Он сказал и вам тоже.
     - У меня хватило разума никому не повторять этого. - Он поставил пустой
стакан. -  Послушайте, Гудвин, мне  безразлично,  кто из присутствовавших  в
библиотеке убил Джимми.  Конечно, это не моя  мать, но даже если и  так, мне
все  одно  нипочем. Я уже взрослый,  имею право  участвовать в выборах,  но,
клянусь богом,  со  мной  обращаются  так,  словно я  еще писаю  в  постель.
Высказали,  что я не смогу поступить, как  вы, но будь у меня  эти четыреста
тысяч долларов, я бы так поступил. Я бы сказал  матери,  чтобы она убиралась
ко всем чертям. Я не так глуп, как вам кажусь. В среду вечером я знал, что я
делаю.  Я понимал, что  мать так  обрадована  возвращением своего обожаемого
Джимми,  что  не  станет  задумываться,  и поэтому  спросил  ее о деньгах  в
присутствии свидетелей. Я  думал обратиться  на следующее утро к Ниро Вулфу,
но утром Джимми уже не было в  живых, и это все изменило. Теперь Вулф сказал
дядюшке Ральфу, что  Джимми был  убит,  не  знаю, откуда  он это взял, а тот
передал  матери,  а вы говорите,  чтобы я  показал  ей,  что  могу стоять на
собственных ногах. Чушь. У меня и одной ноги нет!
     Я сделал знак белому фартуку повторить заказ.
     - Давайте попробуем кое-что предпринять - сказал я, доставая из кармана
блокнот и ручку. Сверху я написал сегодняшнюю дату, а ниже продолжал:
     "Мистеру  Ниро  Вулфу.  Настоящим   подтверждаю  устное  соглашение,  к
которому мы пришли вчера. Моя мать, миссис Элтея Вэйл,  сказала  мне в среду
26 апреля, и повторила в пятницу 28 апреля, что  если  я найду пятьсот тысяч
долларов,  которые она во  вторник 25  апреле  передала похитителю  ее мужа,
мистера Джимми Вэйла, в качестве выкупа, то я могу  взять эти деньги себе. Я
обратился к вам за содействием и  обещал,  в случае, если  вы  поможете  мне
полностью  или частично отыскать эти деньги, отдать вам  одну пятую часть от
найденной суммы в качестве уплаты за вашу работу. Настоящим подтверждаю наше
соглашение".
     Появились  наполненные  стаканы,  я  пригубил свой, перечитывая письмо.
Вырвав листок из блокнота, я протянул его Ноэлю  и, пока он  читал, наблюдал
за его лицом. Он сдержал паузу, затем взглянул на меня.
     - Ну и что?
     - А то, что вряд ли вы подпишете эту бумажку. У вас не хватит мужества,
вы слишком долго пребывали в состоянии помыкаемого, но если вы подпишете, то
вам  придется  говорить  вашей матери,  что  вы собираетесь  сделать то-то и
то-то. Вы сможете сказать  ей, что вы уже кое-что сделали -  встретились  со
мной,  обсудили  положение и  письменно подтвердили  соглашение  с  мистером
Вулфом. Она не посмеет отправить вас в постель без ужина хотя бы потому, что
вы  уже поужинали.  Конечно,  с юридической  точки  зрения эта бумажка ровно
ничего не значит, так как вы все равно уже связаны устной договоренностью. У
мистера Вулфа есть тому свидетель. Я.
     Он вновь принялся перечитывать написанное  мной, на полпути остановился
и снял очки.
     - Дайте ручку.
     Я протянул ему ручку, он подписал, толкнул бумагу ко мне, поднял стакан
до уровня  глаз,  воскликнул: "Да здравствует свобода!"  - и с этими словами
осушил его. Кусочки льда упали на стол, он подхватил их и швырнул в бармена,
промахнувшись на ярд.  Прыснув со смеха,  он  спросил:  "А что  сделала ваша
мать, когда вы послали ее к черту?"
     Я  добился  того, чего хотел,  и меня  устроило  бы, чтобы  нас выгнали
отсюда, но, по-видимому, Ноэль  был тут частым посетителем, бармен  стерпел.
Он только изредка поглядывал в нашу  сторону - не грозит  ли ему новый залп.
Ноэлем овладело  разговорчивое настроение, и он принялся расспрашивать меня.
Смысл его вопросов  был  прост: так как я  сделал из него героя, то он хотел
узнать,  кто сделал героя из меня... Я решил потерять полчаса и угостить его
еще стаканчиком, но опасался, что он хочет возвратиться домой попозже, чтобы
не пришлось заходить к матери  пожелать ей  доброй ночи. Поэтому я  принялся
поглядывать  на  свои  часы  и тревожиться, будто опаздываю  на свидание.  В
десять часов я заплатил по счету и ушел.
     В десять часов  двадцать  шесть  минут  я поднялся  на  крыльцо  нашего
старого особняка и нажал кнопку звонка. Дверь мне открыл Фриц и тут же ткнул
большим пальцем в  сторону конторы, давая  понять,  что у  нас посетитель. Я
спросил  -  кто,  он  шепотом  ответил:  "Федеральное  бюро  расследования".
Приказав: "Немедленно  уничтожь  следы  пальцев и  сожги  все  бумаги",  - я
направился в контору.
     Можете  мне  поверить, даже  без  предупреждения Фрица я  бы  с первого
взгляда понял, кто это.  Самое характерное для этих людей - глаза и челюсть.
Сотрудники ФБР  тратят столько усилий на то, чтобы делать вид, будто смотрят
не туда,  куда хотят, а куда-то в сторону, что глаза у них постоянно бегают,
боясь признаться, что смотрят на тебя. С челюстью и того  хуже.  Как ни одна
челюсть в  мире, она  существует у них для того,  чтобы дать  понять,  будто
принадлежит   человеку    неустрашимому,   хладнокровному,    дальновидному,
смышленому   и  крепкому,  как   гвоздь,  а  также  скромному,  терпеливому,
воспитанному.
     - Мистер Гудвин - мистер Дрэпер, - представил нас Вулф.
     Мистер Дрэпер встал, подождал,  пока  я протянул ему руку, и пожал  ее.
Скромно и сдержанно. Его левая рука полезла в карман, и хотя я  попросил его
не беспокоиться, он  все же  достал удостоверение. Сотрудники ФБР делают это
автоматически. Не желая его обидеть, я взглянул на удостоверение.
     -  Мистер  Дрэпер  находится  у  нас  уже больше часа,  - сказал  Вулф,
акцентируя  на  слове  "больше". -  У него  имеется копия  нашего  газетного
объявления и его  интересуют отдельные детали. Он расспросил меня  обо всем,
но все же решил дождаться твоего прихода.
     Я прошел к своему столу и сел. Дрэпер достал записную книжку.
     -  Если вы ничего не имеете против, мистер  Гудвин, несколько маленьких
вопросов, - начал он.
     - Я предпочитаю большие, - отозвался я, - но давайте, выпаливайте.
     - Для протокола, - предупредил он, - вы,  конечно,  понимаете,  вы ведь
опытный следователь. Мистер  Вулф сказал, что  во вторник вечером вы ушли из
дома приблизительно в половине седьмого, но он не знает, когда вы вернулись.
Когда?
     Я позволил себе усмехнуться, вежливо, скромно и сдержанно.
     - Чрезвычайно благодарен вам за комплимент, мистер  Дрэпер, - сказал я.
- По-видимому, вы полагаете, что  во вторник вечером я следил за миссис Вэйл
и  даже  мог  добраться до Старой  Рудничной дороги,  не  будучи  замеченным
похитителями. Как вы знаете, подобная  ловкость встречается только в книгах,
и я благодарю вас за комплимент.
     - Пожалуйста. Когда вы вернулись?
     Самым подробнейшим  образом  я описал все,  что делал,  начиная с шести
тридцати:  места,  имена,  время.  Я  говорил  медленно,  чтобы  он  успевал
записывать. Когда я кончил, он закрыл блокнот, но тут же вновь открыл.
     - Вы управляете автомашиной, не так ли?
     - Мистер Вулф владеет ею, а я управляю. Седан марки "герон", шестьдесят
первого года.
     - В каком гараже стоит машина?
     -  У Кэррана.  Десятая авеню, между  Тридцать пятой и  Тридцать  шестой
улицами.
     - Пользовались ли вы машиной во вторник вечером?
     - Нет, если не ошибаюсь, я говорил вам про такси.
     - Да, да. Вы понимаете, мистер Гудвин, это для протокола. -  Он спрятал
блокнот в карман,  встал и взял с полки  шляпу. -  Благодарю вас за  помощь,
мистер Вулф. Думаю,  что мы не будем вас больше тревожить. - Он повернулся и
направился к двери.  Я не поднялся с места.  Сотрудники  ФБР двигаются очень
быстро, и мне пришлось  бы вскочить и бежать, чтобы  успеть растворить перед
ним дверь.  Когда  я услышал,  что дверь захлопнулась,  я вышел в  прихожую,
проверил, что он действительно  ушел, вернулся в  контору, вынул  из кармана
подписанную Ноэлем бумагу и протянул ее Вулфу.
     Он прочел и положил ее на стол.
     - Это было вызвано необходимостью?
     - Я счел за лучшее заполучить такое письмо. Хотите выслушать мой отчет?
     - Да.
     Я  сел  и  подробно  рассказал  обо  всем,  кроме последнего  получаса,
проведенного  с  Ноэлем, так как это не имело значения. Когда я закончил, он
поднял бумагу, перечел ее, кивнул, сказал: "Удовлетворительно", -  и положил
бумагу обратно на стол.
     - В прошлом году,  когда твоя  мать  приезжала на неделю в  Нью-Йорк  и
дважды обедала у нас и  ты возил  ее показывать город, я не  заметил никаких
следов неприязни между вами, как ты расписал это мистеру Теддеру.
     - Я  тоже. Между прочим, в письме, которое я получил на прошлой неделе,
она снова вспоминает про крокеты из каштанов.
     - Ты сказал об этом Фрицу?
     - Конечно. Будут ли какие-нибудь распоряжения на утро?
     - Нет.
     - Сол, Фред и Орри еще работают?
     - Да. - Он взглянул на меня. - Арчи, относительно твоего ответа мистеру
Дрэперу.  Мог ли  у  него  быть иной повод задать свой вопрос, кроме обычной
подозрительности?
     -  Конечно. Они  могли обнаружить следы  колес вашей  машины  на Старой
Рудничной дороге. Я ездил туда. В среду.
     - Не финти.  У  тебя есть  друзья,  которые готовы  солгать  ради тебя,
некоторых  из них  ты  назвал,  отвечая  мистеру Дрэперу. Особенного одного.
Насколько твои ответы соответствовали действительности?
     - Целиком  и полностью. - Я поднялся с места. - Я иду спать. У меня уши
горят.  Сперва  мне докучало ФБР, теперь  вы.  Лучше  бы  я  и  в самом деле
проследил за ней  и мистером  Нэппом  с чемоданом, тогда  бы  мы знали,  где
зарыто сокровище.

     Глава 11

     Всегда  может случиться,  что друзья, которые приглашают  меня провести
уикэнд  у   них  за  городом,  могу  остаться   без  гостя.   Непредвиденные
обстоятельства, бывает,  задерживают меня, и тогда моим хозяевам не придется
тратить на меня время и беспокоиться, куда  меня положить и  как развлекать.
Такой  неудачливой  оказалась супружеская чета,  пригласившая меня к себе  в
Истхэмптон в  последнюю  пятницу апреля. Я  уже  рассказал,  что произошло в
пятницу и субботу, а  в воскресенье я должен был сидеть дома на случай, если
Сол, Фред или Орри призовут меня на помощь.
     Распорядок  дня  Вулфа  в  воскресенье  отличается  от  будней.  Теодор
Хорстман, наша цветочная  нянька, уезжает навестить свою  замужнюю сестру  в
Джерси, поэтому обычных двухчасовых  сессий в оранжерее не бывает. Один  или
два  раза  Вулф  подымается  наверх,  посмотреть, все ли там  в  порядке,  и
проделать,   что  требуется  обстоятельствами  или  погодой,   но   строгого
расписания  в  воскресенье не  существует.  Обычно он спускается в контору к
десяти  тридцати  (по крайней мере, в те  воскресные  дни,  которые я  бываю
дома), чтобы проштудировать обзор событий за неделю в "Таймсе".
     В то  воскресенье  с девяти  утра я ждал,  что позвонит Ноэль Теддер  и
сообщит, что он уже обнародовал свою декларацию независимости, но до десяти,
когда  я включил радио, чтобы  прослушать последние известия, звонка от кого
еще не было. Не  звонила  и наша троица,  но вскоре мне довелось узнать, где
Сол  Пензер. Только  я выключил радио, как раздался  звонок, сквозь глазок я
увидел Эндрю  Хлада. Следовательно, Сол был где-то  поблизости и  видел, как
Хлад вошел в дом. Широко распахнув  дверь, я приветливо  произнес  "с добрым
утром".
     Пусть  это  дешевая игра  слов,  но  выражение  лица и  тон  Хлад