на мою долю и выпало
решить, как именно доставить его к месту проведения пикника  -  Калпс-Медоуз
на Лонг-Айленде. В конце июня нам позвонил Джеймс  Корби  и  передал  трубку
своей дочери Флоре. Она сказала, что ей  очень  трудно  объяснить  мне,  как
проехать к Калпс-Медоуз, и предложила заехать за нами, чтобы  самой  отвезти
нас.
   Голос ее мне понравился сразу, это верно, но и  в  прозорливости  мне  не
откажешь   -   я   сразу   смекнул,   что   мне   выпадет   редкое   счастье
продемонстрировать своему работодателю мою редкую  водительскую  сноровку  и
умение вести  автомобиль  одной  рукой,  поэтому  я  поблагодарил  Флору  за
предложение и сказал, что повезу Вульфа сам в  его  машине,  но  буду  очень
признателен, если она согласится поехать с нами и указывать дорогу. Вот  как
это случилось, и вот почему, когда мы наконец въехали в ворота Калпс-Медоуз,
прокатив до этого миль тридцать по извилистым дорогам Лонг-Айленда с крутыми
поворотами и бесчисленными перекрестками, губы Вульфа  были  сжаты  в  такую
узкую полоску, что их почти не было видно.
   Заговорил он за всю дорогу лишь однажды, когда в  очередной  раз  блеснув
молодецкой удалью, я особенно лихо обогнал какого-то тихохода, тащившегося с
черепашьей скоростью миль семьдесят в час.
   - Арчи, - укоризненно произнес Вульф. - Ведь я просил тебя.
   - Да, сэр, - жизнерадостно откликнулся я, не отрывая глаз от дороги.
   - Дело в том, что, держа руку в  таком  положении,  я  уступаю  душевному
порыву. Вы же сами знаете, как я нервничаю, когда борюсь со своими душевными
порывами, а нервничать мне нельзя - вы не любите, когда я нервничаю во время
езды.
   Покосившись в зеркальце, я увидел, что Вульф стиснул  зубы  еще  сильнее;
так он молча и сидел всю дорогу.
   Миновав ворота, я петлял по Калпс-Медоуз согласно указаниям Флоры, но  за
руль держался уже обеими руками. Поспели мы вовремя: было без четверти  три,
а митинг начинался в три. Флора уверяла,  что  для  нашей  машины  оставлено
место позади палатки, и, продравшись через ряды стреноженных автомобилей,  я
убедился; что Флора права: когда наш  "родстер"  остановился,  его  радиатор
отделяли от тента почти два ярда совершенно свободного  пространства.  Флора
выпрыгнула из машины и открыла заднюю дверцу со своей стороны. Я проделал то
же самое, - распахнув противоположную  дверцу.  Вульф  посмотрел  на  Флору,
затем перевел взгляд на меня. Не хотел он, ох как не хотел делать  одолжение
женщине, даже столь молодой и хорошенькой,  но  я  должен  был  получить  по
заслугам за вождение одной рукой. Вульф отвел от меня глаза и, кряхтя, начал
извлекать свою одну седьмую тонны из автомобиля. Со стороны Флоры.

Глава 2

   Палатка, установленная на деревянной платформе высотой  фута  в  три,  по
размерам не уступала кабинету Вульфа. Народа в  ней  набилось  столько,  что
Яблоку было некуда упасть. Я протиснулся через толпу и остановился у  самого
входа, чтобы дышать свежим воздухом. А погодка выдалась - загляденье:  яркое
солнышко, легкий бриз с Атлантики. Лучше и не пожелать  на  Четвертое  июля.
Деревянный настил  продолжался  от  палатки  наружу  и  был  весь  заставлен
стульями. О состоянии луговой травы сказать вам ничего не могу, потому что -
куда ни кинь взгляд - весь луг за настилом был запружен тысячами ресторанных
работников и их знакомых. Еще столько же сплошной  массой  сгрудилось  перед
платформой,  предвкушая  речи,  а  остальные  заполонили  всю   лужайку   до
видневшихся в отдалении деревьев и построек.
   Сзади послышался голос Флоры:
   - Они уже выходят, так что  если  вам  приглянулся  какой-нибудь  стул  -
хватайте.  Любой,  кроме  шести  в  первом  ряду  -  они  предназначены  для
выступающих.
   Разумеется, я пустился было уверять ее, что мне приглянулся  только  один
стул - тот, что примыкает к ее стулу, - но в эту минуту из палатки  повалила
толпа. Я решил предупредить Вульфа о том,  что  предназначавшийся  для  него
стул способен уместить в лучшем случае  половину  -  но  зато  любую  -  его
необъятного седалища, и, дождавшись, пока палатка опустеет, проник в нее.  В
дальнем углу перед походной кроватью, на  которой  лежал  какой-то  мужчина,
стояли пятеро. А слева от меня Ниро Вульф склонился над столом,  на  котором
стояла  металлическая  коробка  с  откинутой  крышкой,  и   разглядывал   ее
содержимое. Я шагнул в его сторону, заглянул в коробку и увидел целый  набор
из восьми ножей с резными рукоятками и лезвиями различной длины, от шести до
двенадцати дюймов. Сталь не блестела, но выглядели ножи остро заточенными  и
угрожающе узкими. Я спросил Вульфа, кому он собрался перерезать глотку.
   - "Дюбуа", - сказал Вульф. - Настоящие "Дюбуа", старинной работы.
   Лучшие из лучших. Это собственность  мистера  Корби.  Он  принес  их  для
участия в разделочном конкурсе, в котором, как и следовало ожидать, победил.
Я бы с радостью их позаимствовал. - Он повернулся. - Почему они  не  оставят
беднягу в покое?
   Я тоже обернулся и разглядел в щель между столпившимися  вокруг  кровати,
что лежит на ней ни кто иной, как Филип Холт, директор-распорядитель ПРАР.
   - А что с ним стряслось? - поинтересовался я.
   - Съел что-то не  то.  Они  подозревают  устрицы.  Должно  быть,  не  так
приготовлены. Врач дал ему какое-то желудочное средство.
   Подойдя поближе, я услышал голос Джеймса Корби:
   - Не нравится мне цвет его лица. Я бы  все-таки,  несмотря  на  заверения
врача, отправил его в больницу.
   Пухленький и лысоватый  коротышка  Корби  больше  походил  на  посетителя
ресторана, нежели на ресторанного работника - возможно, именно поэтому он  и
занимал пост президента ПРАР.
   - Я согласен, - выразительно провозгласил Дик Веттер.
   Я впервые увидел его живьем, хотя часто,  куда  чаще,  чем  хотелось  бы,
лицезрел его по телевизору. Впрочем, прекрати  я  включать  его  канал,  Дик
Веттер не стал бы рвать на себе  волосы  и  посыпать  их  пеплом,  поскольку
двадцать миллионов американцев (в основном - женского  пола)  свято  верили,
что он лучший ведущий во всей Вселенной. По меньшей мере - самый  молодой  и
смазливый.  Флора  Корби  предупредила  меня  о  том,   что   Веттер   будет
присутствовать  на  пикнике,  и  объяснила  причину.   Оказывается,   папаша
телезвезды в течение вот уже без малого тридцати лет убирал грязные  тарелки
в одном из бродвейских ресторанчиков и наотрез отказывался менять работу.
   А вот Поль Раго не согласился.
   - Очень будет жалко, - сказал он. Правда, получилось у него: "валко".
   Высокорослый, широкоплечий, с черной, чуть тронутой сединой  шевелюрой  и
черными тараканьими усами  он  скорее  походил  на  посла  одной  из  стран,
расположенных южнее мексиканской границы, чем на короля подливок и  приправ.
- Филип - главное лицо в ПРАР после президента, и ему следовало бы выступить
и сказать пару слов. Может, отлежится, пока выступят остальные.
   - Прошу простить меня, - вмешался Х.Л.Гриффин, поставщик вин и яств.
   Тщедушный и тощий, с костлявым подбородком и одним глазом,  подозрительно
напоминающим искусственный, Гриффин говорил с  авторитетом  человека,  фирма
которого занимала целый этаж одного из небоскребов в  центре  Манхэттена.  -
Возможно, я не вправе советовать, поскольку не являюсь членом вашей  славной
организации, но вы оказали мне честь, пригласив на праздник, и  я  прекрасно
знаю,  насколько  любят  и  почитают  Фила  Холта   в   вашей   среде.   Мне
представляется, что мистер Раго прав - люди  и  впрямь  будут  разочарованы,
если не увидят Фила на  платформе.  Надеюсь,  вы  не  сочтете  меня  слишком
бесцеремонным.
   Снаружи гулкий голос возвестил через  громкоговоритель  собравшимся,  что
торжественная церемония начинается. К кровати подошел полицейский, посмотрел
на лежащего Холта, но советов давать не стал и отошел. Вульф также  протопал
к кучке спорщиков, чтобы взглянуть на больного. Что касается меня, то я  бы,
конечно, поместил Холта в больничную палату, проследив, чтобы  рядом  с  ним
дежурила молоденькая сиделка и время от времени промокала его  влажный  лоб.
При мне его по меньшей мере трижды начинала бить дрожь. В конце концов  Холт
сам разрешил все  трудности,  пробормотав,  чтобы  его  оставили  одного,  и
отвернулся лицом к стенке.
   Подошедшая Флора Корби заботливо укрыла его  одеялом,  поблагодарив  Дика
Веттера, который вызвался ей помочь. Подул свежий ветерок, и кто-то  сказал,
что не следовало  бы  оставлять  больного  на  сквозняке;  Вульф  велел  мне
опустить полог заднего входа, что я и сделал. Откидной полог никак не  хотел
держаться, так что мне пришлось подвязать его к пластмассовому рожку.  Потом
все покинули палатку через  основной  вход,  а  я  замыкал  шествие.  Корби,
проходя мимо стола, приостановился, чтобы закрыть коробку с ножами.
   Речи продолжались ровно один час и восемь минут, причем все десять  тысяч
ресторанных работников и гостей выдержали их  стоя,  как  настоящие  леди  и
джентльмены. Вы, по всей вероятности, рассчитываете, что я воспроизведу речи
дословно, но я не только не  стенографировал,  но  и  не  слушал  достаточно
внимательно, чтобы запечатлеть их в памяти. Сидя в заднем ряду, я мог видеть
большую часть собравшихся, а на них, скажу я вам, стоило посмотреть.
   Первым выступал незнакомый мне субъект - должно быть, тот самый,  который
сгонял  всех  к  платформе,  пока  мы  были  в  палатке.  Проквакав   что-то
невразумительное,  он  предоставил   слово   Джеймсу   Корби.   Пока   Корби
ораторствовал, Поль Раго встал со стула, прошагал по проходу между рядами  и
вошел в палатку. Поскольку он ратовал за то, чтобы Филип Холт произнес речь,
то, как мне подумалось, цель его посещения состояла  в  том,  чтобы  извлечь
директора-распорядителя из палатки -  живого  или  мертвого.  Но  я  ошибся.
Минуту спустя Раго вернулся - и как раз вовремя. Не  успел  он  занять  свое
место, как Корби закончил говорить и слово предоставили самому Раго.
   Лица ресторанных работников после речи Корби  оставались  серьезными,  но
стоило Раго выдать им несколько фраз со своим несуразным произношением,  как
вокруг заулыбались. Когда Корби встал и зашагал  по  проходу,  я  заподозрил
было, что он хочет отомстить Раго за  то,  что  тот  демонстративно  покидал
аудиторию во время его выступления, но Корби оставался в палатке еще меньше,
чем Раго. Вернувшись, он сел на свой стул и принялся  с  самым  внимательным
видом слушать, как Раго издевается над родным языком.
   Следующим выступал Х.Л.Гриффин - председательствующему пришлось  опустить
ему микрофон. Голос его звучал в динамиках четче,  чем  у  остальных,  да  и
вообще говорил он здорово. Что ж, подумал я, будет только справедливо,  если
главный успех выпадет на долю замухрышки, так что я первый вскочил  и  бурно
зааплодировал, когда Гриффин, закончив, откланялся.
   Рукоплескания продолжались еще добрую минуту и  не  стихали  даже,  когда
Гриффин удалился в палатку. Распорядитель начал представлять  Дика  Веттера,
но телезвезда с решительным  видом  двинулся  к  палатке,  и  нетрудно  было
догадаться - зачем. Он подумал, что  Гриффин  собирается  использовать  свой
шумный успех и  вытащить  к  микрофону  Филипа  Холта,  вот  и  вознамерился
воспрепятствовать зловредному коротышке. Однако вмешиваться ему не пришлось.
Дик Веттер был еще в двух шагах от входа в палатку, когда  Гриффин  появился
снаружи. Один. Веттер отступил в сторону, пропуская его, а затем  скрылся  в
палатке. Гриффин, сопровождаемый вновь вспыхнувшими аплодисментами, прошагал
к своему стулу, и распорядителю пришлось призвать  зрителей  к  спокойствию,
чтобы представить следующего оратора. В этот миг Дик Веттер вышел из палатки
и уверенной  поступью  прошествовал  к  микрофону,  который  вновь  пришлось
поднимать.
   Едва Веттер заговорил, как Ниро Вульф встал и в свою  очередь  направился
ко  входу  в  палатку.  Я  изумленно  поднял  брови.  Уж  не  собирается  он
вмешиваться во  внутренние  проблемы  руководства  ПРАР?  Однако,  разглядев
выражение его лица, я тут же смекнул, в чем дело: края стула вот  уже  почти
час безжалостно впивались в его зад, и Вульф, который наверняка давно кипел,
как чайник, решил хоть чуть-чуть поостыть, прежде чем подойти  к  микрофону.
Когда Вульф проходил мимо меня, я скорчил сочувственную гримасу, после  чего
переключился на Дика Веттера. Его  голос  булькал  из  громкоговорителей,  и
минуту спустя я уже пришел к выводу, что коротышке Гриффину не зря достались
овации - он и впрямь выступил  как  мужчина,  -  тогда  как  Веттера,  идола
десятка миллионов зрителей, меня  тянуло  запить  чем-нибудь  кисленьким.  Я
продолжал размышлять на эту тему, когда мое внимание отвлекли:  Ниро  Вульф,
стоя у входа в палатку, манил меня пальцем.
   Увидев, что я встал, он попятился и вошел вовнутрь. Я последовал за ним.
   Вульф пересек палатку, подошел к заднему выходу, отогнул полог,  выбрался
наружу и снова  поманил  меня.  Когда  я  вышел,  Вульф  спустился  по  пяти
ступенькам на землю, протопал к машине, ухватился за ручку задней  дверцы  и
решительно дернул. Ничего не получилось. Он круто повернулся ко мне.
   - Заперта! - раздраженно произнес он.
   - Вы правы, - сказал я.
   - Открой ее.
   Я не шелохнулся.
   - Вам что-то понадобилось?
   - Открой машину, залезай внутрь и заводи ее. Мы уезжаем.
   - Черта с два! Вам сейчас выступать.
   Вульф свирепо уставился на меня. Он давно научился  различать  мельчайшие
оттенки моего голоса, как и я - его, и отлично знает, когда спорить со  мной
бесполезно.
   - Арчи, - терпеливо объяснил он, - это не чудачество,  поверь.  Для  моей
просьбы есть вполне здравая и убедительная причина, которую я открою тебе по
дороге. Открой дверцу.
   Я покачал головой.
   - Только в обмен на причину. А машина - ваша, не спорю.  -  Я  порылся  в
кармане, выудил ключи и протянул ему. - Берите. А я подаю в отставку.
   - Очень хорошо.  -  Вульф  выглядел  мрачнее  тучи.  -  Этот  человек  на
раскладной кровати мертв. Я приподнял одеяло, чтобы укрыть его получше.
   Один из разделочных ножей торчит  у  него  в  спине.  Он  убит.  Если  мы
окажемся здесь к  тому  времени,  как  обнаружат  тело  -  сам  знаешь,  что
случится.  Мы  застрянем  здесь  на  целый  день,  а  то  и  на  неделю,  до
бесконечности. Это невыносимо. Допросить нас  могут  и  дома,  необязательно
здесь. Проклятье, открой же дверцу!
   - О'кей. Дома нас допрашивать не станут - все равно выволокут сюда.
   Кстати, в дом вам даже зайти не удастся -  нас  будут  караулить  уже  на
крыльце. - Я опустил ключи в карман. - Прелестная выдумка  -  сбежать  прямо
перед собственным выступлением. Уверен, что ее оценят по достоинству.
   Вопрос только в том, доложить ли о случившемся немедленно или  подождать,
пока вы произнесете свою речь, а кто-то другой тем временем найдет труп?
   Решайте.
   Вульф перестал жечь меня взглядом. Он глубоко вздохнул и потом на  выдохе
произнес:
   - Хорошо, я выступлю.
   - Замечательно. Было бы очень  обидно  упустить  такую  возможность.  Еще
вопрос. Когда вы поднимали полог, чтобы выйти, вы его не отвязывали? Он  был
уже отвязан?
   - Да.
   - Очень интересно. -  Я  повернулся,  взлетел  по  ступенькам,  придержал
полог, пока Вульф входил в палатку, затем последовал за ним. Вульф  протопал
через всю палатку и вышел наружу, а я задержался у раскладной кровати. Филип
Холт, укрытый по шею, лежал спиной ко мне. Отвернув край  одеяла,  я  увидел
рукоятку ножа, который торчал в  спине  примерно  в  дюйме  правее  лопатки.
Лезвие ножа было погружено в  спину  до  самого  основания.  Я  еще  немного
отвернул одеяло, взял  Холта  за  руку,  ущипнул  за  кончик  пальца,  потом
отпустил и увидел, что кончик так и остался белым. Я подобрал  пушинку  и  с
полминуты подержал ее перед ноздрями Холта. Пушинка не шелохнулась. Я  укрыл
покойного директора-распорядителя одеялом, подошел к столу, раскрыл  коробку
и убедился, что недостает самого короткого ножа, с шестидюймовым лезвием.
   Когда я снова вышел с задней стороны, жидкий голос Дика Веттера замолк  и
зазвучали одобрительные свистки и выкрики.
   Я спустился к машинам. Наш "родстер" стоял третьим справа от крыльца.
   А  вот  вторым  слева  стоял  новенький   "плимут",   в   котором   -   с
удовлетворением  отметил  я,  поскольку  заметил  ее  еще  раньше  -  сидела
пассажирка. Седовласая женщина с  широкими  скулами  и  волевым  подбородком
смотрела в мою сторону с  переднего  сиденья  по  соседству  с  водительским
местом.
   Я  обогнул  "плимут"  и,  приблизившись  к  дверце  со  стороны  женщины,
обратился к ней:
   - Прошу прощения. Вы позволите мне представиться?
   - Это ни к чему, молодой человек. Я прекрасно вас знаю - вы Арчи  Гудвин,
и вы служите у Ниро Вульфа, частного сыщика.
   - Вы правы. Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?
   Долго вы уже здесь сидите?
   - Достаточно долго. Но я все слышу. Кстати, сейчас как раз выступает Ниро
Вульф.
   - Так вы здесь с самого начала торжественной части?
   - Да. Я переела вкуснейших пирожных. Поэтому и решила не стоять в  толпе,
а лучше посидеть здесь, в машине.
   - Значит, все речи вы прослушали, сидя здесь?
   - Да, я уже вам сказала. А в чем дело?
   - Так, кое-что проверяю. Если вы не  против,  конечно.  А  кто-нибудь  на
ваших глазах заходил в палатку или выходил из нее?
   Ее усталые глаза оживились.
   - Ха, - фыркнула она. -  Значит,  что-то  украли?  Неудивительно.  А  что
пропало, если не секрет?
   - Насколько мне известно - ничего. Я проверяю совсем другое. Вы, конечно,
заметили, как мы с Ниро Вульфом выходили из палатки и потом возвращались?  А
кроме нас, кто-нибудь еще подходил к палатке?
   - Вы меня не проведете, молодой человек. Ведь вы частный  сыщик,  значит,
что-то пропало.
   Я ухмыльнулся.
   - Ладно, пусть будет по-вашему. Но мне все-таки хотелось бы, чтобы вы мне
ответили, если не возражаете.
   - Я не возражаю. Так вот, как я уже  вам  говорила,  я  сидела  с  самого
начала выступлений. Никто, повторяю, никто, кроме вас и Ниро Вульфа, за  все
это время в палатку не заходил, в том числе  и  я.  Я  все  время  просидела
здесь, в машине. Если хотите знать, кто я такая, то меня зовут  Анна  Банау,
миссис  Анна  Александр  Банау.  Мой  супруг  служит  старшим  официантом  в
"Цоллере"...
   Страшный крик послышался из палатки. Я повернулся  и  вихрем  взлетел  по
ступенькам. Флора Корби стояла спиной к раскладной кровати, прижав обе  руки
ко рту. Я почувствовал разочарование. Пусть даже женщина  и  вправе  истошно
вопить, увидев труп, но неужели она не могла дождаться, пока Вульф  закончит
свою речь?

Глава 3

   Крик Флоры Корби раздался в начале пятого, а  без  двадцати  шести  пять,
когда я в  третий  раз  осмелился  украдкой  выглянуть  наружу  из  палатки,
"плимут", в  котором  сидела  миссис  Анна  Банау,  укатил  прочь.  В  16:39
приехавший судебный врач удостоверился, что Филип Холт по-прежнему мертв.
   Криминалисты, фотографы и дактилоскописты прибыли в 16:48 - нас с Вульфом
и остальными тут же оттеснили наружу, где заставили сидеть  на  стульях  под
охраной. В 17:16 по моим  подсчетам  на  месте  преступления  хлопотало  уже
семнадцать полицейских, городских и местных, в  мундирах  и  в  штатском.  В
17:30 Вульф горестно пожаловался, что теперь уж точно нас тут продержат  всю
ночь. В 17:52 некий Бакстер из уголовного розыска уже настолько мне  надоел,
что я прекратил отвечать на вопросы. В 18:21 всех нас увезли из Калпс-Медоуз
в неизвестном направлении. В нашей машине мы  ехали  вчетвером:  полицейский
при всех регалиях расположился с Вульфом сзади,  а  шпик  в  штатском  сидел
справа от меня и следил, чтобы я на полном  ходу  не  выпрыгнул  из  машины.
Снова рядом со мной сидел советчик и указывал, куда поворачивать, но на  сей
раз меня не тянуло обнять его за плечи.
   Какое-то время  нас  допрашивали  поодиночке,  но,  в