с  тобой  разговаривал  мистер
Андерсон?
     Мальчишка отрицательно покачал головой.
     - Я не разговаривай с мистером Андерсоном. Со  мной разговаривал сыщик,
задал пару вопросов и все.
     - Понятно. - Вулф сделал глубокий вдох и очень медленный и долгий выдох
и нажал кнопку звонка.
     - Время пить чай, господа, - сказал он.
     Для него  это  означало  пить  пиво.  Я собрал мальчишек и повел  их на
кухню.  Конечно,  арбуз  был  целехонек. Как  я  и  думал,  Фриц  к нему  не
притронулся. Я разрезал его на четыре части и угостил ребят. Фриц в ответ на
звонок хозяина устанавливал на подносе стакан и  две бутылки. Когда он вышел
в холл,  я заметил, что он направился не в кабинет, а  к лестнице  наверх. Я
посмотрел на  часы.  Без двух минут четыре. Черт побери, он,  несмотря ни на
что, и здесь  умудрился уложиться в регламент!  Я  оставил мальчишек доедать
арбуз, а сам поспешил перехватить хозяина, пока он не вошел в лифт.
     - Поблагодари мальчиков от моего  имени, уплати им, как положено, но не
переплачивай,  я человек прижимистый,  и  развези их  по  домам.  Позвони  в
контору Е. Д. Кимболла и узнай, когда он вернется  из Чикаго. Думаю, он  все
еще жив. Благодаря проницательности или везению, он уехал  за тысячу миль от
своей судьбы. В  случае, если он уже вернулся, немедленно привези  его сюда.
Мешкать нельзя.
     -  Хорошо,  сэр.  Не  кажется ли  вам, что  это новости, дойдя до  ушей
прокурора Андерсона, порядком расстроят и огорчат его, а? Не предупредить ли
мальчишек, чтобы помалкивали?
     -  Нет,  Арчи.  Всегда благоразумней полагаться  на  силу инерции.  Это
величайшая сила в мире.
     Когда я вернулся в кухню, Фриц уже угощал всех яблочным пирогом.



        13

     Когда я развозил мальчишек в разные концы Вестчестера, у меня мелькнула
нелепая  мысль заехать к Мануэлю  Кимболлу и спросить у  него, хранил ли его
отец свои клюшки в клубе и  нет ли у Мануэля ключа от  его шкафчика. Уверен,
ему не удалось бы на сей раз ограничиться вскидыванием бровей вместе ответа.
Я почти был  уже готов пообещать ему пару тысяч  вольт напряжения[1]. Но тут
же  понял, раз  это  так,  то в наших интересах будет,  если он  останется в
неведении.  Но,  с  другой  стороны,  чтобы  арестовать  и  осудить  Мануэля
Кимболла, нужны более веские доказательства, чем то, что он действует мне на
нервы

     1 Имеется в виду электрический стул, как высшая мера наказания.

     Я  поборол  еще  одно искушение. Мне  хотелось заглянуть  к Андерсону и
предложить  ему пари  на десять  тысяч  долларов, что никто не убивал Питера
Оливера Барстоу. Но Вулф наверняка начал игру  в прятки. В течение двух дней
лишь он, я да еще тот, кто сделал это, знали, что Барстоу  был убит.  Теперь
опять мы двое, убийца да мальчишки, подносчики  мячей  в гольф-клубе, знали,
что Барстоу был убит случайно.
     Когда я  наконец высадил последнего мальчишку  на его  улице, я все  же
завернул перед закрытием в клуб "Зеленые луга". Мне хотелось порасспросить о
шкафах в  гардеробной,  но, приехав в  клуб,  я вдруг  испугался,  что  могу
испортить все дело.  Все уже  знают,  что  Барстоу  не  хранил свои клюшки в
клубе, и  мой  интерес  к шкафам может показаться подозрительным. Поэтому  я
немного поболтал  с  мистером,  в ведении которого были  мальчишки, и  зашел
поздороваться к управляющему. У меня  была слабая  надежда, что я могу здесь
встретить Мануэля Кимболла, но его нигде не было видно.
     Мануэль говорил  мне, что у его отца брокерская  контора в Нью-Йорке на
Перл-стрит. Когда после четырех я  позвонил туда, мне  ответили,  что мистер
Кимболл  прибывает  завтра,  в  пятницу,  экспрессом.  Не  получи  я  такого
известия, я, может быть, и начал свои расспросы в Вестчестере, пошатался бы,
когда  стемнеет,  вокруг дома Кимболлов,  заглянул бы в окна.  Но узнав, что
Кимболл-старший  возвращается  завтра,  решил,  что  лучше  всего  набраться
терпения. Я сел в машину и отправился домой.
     После  ужина Вулф заставил меня еще раз прочитать мою запись встречи  с
Мануэлем, и все, что  говорили о  нем Ларри  и Сара Барстоу,  а  такого было
всего ничего. Мы с Вулфом еще  побеседовала,  сопоставили наши  впечатления,
потом даже договорились до того, что подмена клюшек была сделана сознательно
и убийцей  Барстоу мог быть Кимболл-старший. Но, конечно, это была ерунда. Я
позволил  себе  пару  нелестных  замечаний  в адрес  Мануэля, но  когда Вулф
потребовал от меня более серьезной  характеристики, вынужден  был сознаться,
что у  меня  нет  против него  не  только  никаких  улик,  но и  причин  для
подозрения. С  таким  же успехом можно было  бы подозревать любого из членов
клуба, имеющего доступ к шкафам в гардеробной.
     - И все же, - не сдавался  я, - будь он моим сыном, я бы отправил его в
длительное путешествие, куда-нибудь подальше, и лучше всего без возвращения.
     Прежде  чем  мы  разошлись по  своим комнатам,  Вулф набросал  для меня
программу действий на завтрашний день.
     Первый ее пункт не привел  меня  в восторг,  но я знал, что Вулф  прав.
Мальчишки,  конечно, не удержатся и  все разболтают, это дойдет до прокурора
Андерсона, так что лучше будет, если мы скажем ему сами, и как можно раньше,
тем более что все равно он узнает. Я успею выполнить эту  миссию доброй воли
и вовремя попаду в контору Кимболла, куда он приедет прямо с вокзала.
     Итак,  утрам я снова катил по  шоссе в Уайт-Плейнс и подумывал,  вот бы
здорово  было,  если  бы  на  шоссе снова  дежурил уже знакомый полицейский,
который не преминул бы остановить меня за превышение скорости, а я назвал бы
ему ту же причину и  под его эскортом прибыл бы к прокурору Андерсону.  Но у
Вудленда  я  свернул на  мост  и дальше  не  встретил  никого,  кроме белки,
перебежавшей дорогу.
     По Главной улице  я ехал медленно в хвосте у трех громоздких автобусов,
словно пони, плетущийся  за слонами  во  время  цирк-парада. И  тут  у  меня
родилась  мысль, и, по-моему, неплохая. Вулф  считал,  что для  того,  чтобы
позвать  к себе в гости  кого-нибудь, включая  Далай-ламу или Эл-Капоне, ему
стоит лишь отдать  мне распоряжение, но я-то знал, чего это временами стоит.
Никогда  не знаешь, на кого нападешь, иные упираются, как сороконожки, всеми
своими  конечностями.  Теперь  мне  предстояло  доставить  хозяину   важного
торговца зерном,  уведя его из  его конторы в  первый же день его прибытия в
Нью-Йорк  после   недельного  отсутствия.  А  пока  я  ехал  на  свидание  с
прокурором, которое может закончиться  тем,  что в  контору  Е. Д.  Кимболла
первым попаду не  я, а сыщик Г.  Р. Корбетт или кто-нибудь другой, что может
быть  еще  хуже.  Это  будет  сюрприз. Поэтому  я тут же  остановил  машину,
позвонил  Вулфу и  сказал ему, что, пожалуй, мы  торопимся  поставить телегу
впереди лошади. Он поначалу упирался и убеждал меня,  что нам выгодно, чтобы
Андерсон узнал именно  от нас то, что и без  нас все равно  узнает. Но когда
понял, что  я  буду стоять на  своем  до  тех пор, пока счетчик таксофона по
горло  не  будет  набит  монетами, согласился и  разрешил  мне  вернуться  в
Нью-Йорк, чтобы, отправившись на Перл-стрит, ждать там свою жертву.
     На  обратном  пути  я уже благодарил  судьбу,  что  мне  не  встретился
дорожный полицейский.
     Когда я  нашел  на  Перл-стрит  нужный мне дом и поднялся  на лифте  на
десятый  этаж, я понял,  что брокерская  фирма Е. Д.  Кимболла занимается не
только тем, что  продает корм местным куриным королям. Его  контора занимала
половину этажа со множеством дверей и табличек. Часы на стене показывали без
четверти десять.  Если экспресс не опоздает, через пятнадцать-двадцать минут
Кимболл будет здесь.
     Я представился девушке за столом. Она куда-то позвонила, провела меня в
другую комнату и оставила наедине с мужчиной с квадратной челюстью, сидевшим
на  стуле  лицом  к  окну,  положив ноги  на  подоконник.  В  этой  позе  он
просматривал утреннюю газету.  Сказав мне: "Одну  минуту", - он снял ноги  с
подоконника и сел прямо. Отбросив наконец газету, он повернулся ко мне.
     -  Мистер Кимболл будет с минуты на минуту, - пояснил  я причину своего
появления здесь.  -  Без сомнения, у него  накопилась  масса  дел  за неделю
отсутствия. Но  прежде чем заняться ими, он должен уделить мне  десять минут
по очень важному для него личному делу. Я частный детектив, вот моя визитная
карточка. Он  не  знает меня, но я работаю на Ниро Вулфа. Вы можете устроить
мне свидание с мистером Кимболлом?
     - Что вам угодно? По какому вы вопросу?
     Я покачал головой.
     - Дело личное  и неотложное.  Вы  должны  поверить  мне, глядя  на  мою
честную физиономию. Если вы полагаете, что  это рэкет, позвоните в городскую
службу  безопасности  на Тридцать  третьей улице. Они расскажут вам, что я в
свободное время подрабатываю, сторожа коляски с младенцами.
     Квадратная челюсть улыбнулась.
     - Даже не  знаю. У мистера Кимболла много  деловых встреч на сегодня, и
первая назначена на десять тридцать. Я  его секретарь.  Я знаю о  его  делах
даже больше, чем он сам. Можете обращаться прямо ко мне.
     - Сожалею, но он мне нужен лично.
     - Хорошо.  Я попробую что-то сделать. Может, подождете в приемной? Нет,
лучше здесь. Хотите газету?
     Он бросил мне газету, встал, собрал со стола почту  и бумаги  и покинул
комнату. За завтраком я бегло проглядел заголовки первой полосы, но прочесть
газеты  не  успел.  Просматривая  сейчас  утренний  выпуск, я  заметил,  что
сообщения о деле  Барству переместились с первой  страницы на седьмую и были
весьма краткими.  Прокурор Андерсон  заметил, что  в расследовании наметился
прогресс. Бедняга  "прогресс",  подумал я, с  тех  пор, как  я тебя видел, в
последний раз,  ты  ни на йоту не сдвинулся с  места,  состарился и покрылся
морщинами, и у тебя уже начали выпадать зубы. Следователь по-прежнему ничего
определенного не мог сказать о  яде, но скоро все  будет известно. В заметке
не было  и намека  о подозрениях в отношении членов семьи Барстоу, и теперь,
видимо, никогда уже не  будет, решил я. Однако снова сделан легонький щелчок
по  профессиональной репутации  доктора  Брэдфорда, и  я подумал,  что  тому
отныне будет не по себе каждый раз, когда он будет ставить диагноз: "тромбоз
коронарных сосудов". Я перешел к спортивным новостям.
     Дверь отворилась, вошел секретарь.
     - Мистер Гудвин, прошу вас, проходите.
     В просторном  кабинете  с окнами  по обе  стороны,  старинной  мебелью,
громко тикающими в углу напольными часами, за письменным столом сидел мистер
Кимболл. Он был гладко выбрит, седоволос, не толст, но и не худ. Он выглядел
несколько обеспокоенным, но обладал, видимо, чувством юмора, ибо на лице его
была улыбка человека,  перемогающего боль, но только что услышавшего смешной
анекдот. Почему он улыбается, подумал я. Может, его позабавило  то, что  ему
рассказал обо мне его секретарь?  А потом понял  - эта улыбка всегда была на
его лице.
     - Вот этот человек, мистер Кимболл, - представил меня секретарь.
     Мистер  Кимболл  что-то буркнул  и спросил  меня, по  какому я делу.  Я
объяснил, что по сугубо личному.
     - В таком  случае переговорите с моим секретарем, чтобы мне не пришлось
перепоручать  ему, - сказал мистер Кимболл и засмеялся. Секретарь улыбнулся,
а я глядел на них с недоброй ухмылкой.
     - Я  прошу всего десять минут,  - настаивал  я, - Если не возражаете, я
сразу же начну. Ниро Вулф хотел бы видеть  вас у  себя сегодня в одиннадцать
утра.
     - Боже милостивый! - весело изумился Кимболл. Изумление было настоящим.
- Он кто - король Англии или в этом роде?
     Я утвердительно кивнул.
     - В этом роде. Знаете, мистер Кимболл, все пойдет быстрее и лучше, если
вы выслушаете меня. Ради юмора, если вам  угодно.  В воскресенье, четвертого
июня, внезапно умер Питер Оливер Барстоу. Он играл в этот момент в  гольф  в
компании  со своим сыном, вами и вашим  сыном. В четверг, восьмого июня,  вы
уехали в Чикаго. В следующее воскресенье, одиннадцатого июня, стали известны
результаты вскрытия. Я уверен, вы читали об этом в чикагских газетах.
     -  А, вот оно  что?  - Тревога на его лице усилилась,  - Я так и думал,
что,  как только я вернусь, расспросов не избежать. Я читал всю  эту чушь об
отравленной иголке и прочем. - Он повернулся к секретарю. - Помнишь, я писал
тебе об этом, Блэйн?
     Секретарь кивнул.
     - Да, сэр. Но  у вас  в одиннадцать  тридцать  встреча с представителем
Окружного прокурора Вестчестера. Я не успел вас предупредить.
     Я оставил свою ухмылку при себе.
     -  Это не чушь, мистер  Кимболл.  Барстоу  был убит отравленной  иглой,
которая вылетела  из  рукоятки  клюшки.  Это  доказано и бесспорно. А теперь
послушайте  меня. Представьте,  что вы стоите  у  стартовой  линии  и готовы
сделать  удар  по  мячу.  У  каждого  из  вас есть  свой  кэдди,  мальчишка,
подносящий вам  мячи, таскающий  вашу  сумку с  клюшками.  Не  отвлекайтесь,
следите за моими словами, это все очень серьезно. Вот здесь стоите вы. Ларри
Барстоу уже делает свой удар, за ним сделал его и ваш сын Мануэль, готовится
к подаче мяча Питер Оливер Барстоу.  Вы стоите рядом с ним, помните? Его мяч
откатывается  от  метки,  и  ваш  кэдди  ставит  его на  место,  потому  что
мальчишки, помогающего  Барстоу,  нет, он  ищет  мяч, который  Барстоу забил
куда-то  во время разминки. Помните? Барстоу готов подать мяч, но у него нет
клюшки  номер один, потому что она в  сумке, с которой его кэдди ушел искать
мяч.   Вы   тогда  говорите  Барстоу:  "Возьмите  мою",  -   и   ваш  кэдди,
устанавливающий мяч Барстоу на метке, поднимается и протягивает Барстоу вашу
клюшку  номер  один. Вы помните это? Барстоу вашей клюшкой  сделал  удар  по
мячу, но  вдруг  вздрогнул  и дотер рукой низ живота, и при этом сказал, что
его,  должно  быть,  укусила оса. А эта самая "оса" вылетела из  ручки вашей
клюшки, мистер Кимболл. Через двадцать минут Барстоу был уже мертв.
     Кимболл  слушал,  нахмурив  брови.  На  его  лице  теперь  не  было  ни
ироничного удивления, ни  улыбки.  Он все больше хмурился, а  когда  наконец
заговорил, то, к удивлению, снова произнес все то же слово: "Чушь!"
     - Нет, не чушь, - снова возразил я. - И чушью не станет от того, что вы
будете  повторять  это  слово.  Дело  не  в  этом,  а  в  том,  что  Барстоу
воспользовался вашей клюшкой. Вы помните это?
     -  Да, помню, - кивнул он. - Но, откровенно  говоря, я забыл об этом, а
теперь,  когда вы  напомнили мне, я отчетливо  вспомнил  эту сцену. Все было
именно так, как вы...
     -  Мистер  Кимболл,  -  прерван  его  секретарь,  не  забывающий  своих
обязанностей. - Было бы лучше, если бы вы... Воспоминания, знаете, это такое
дело...
     - Что было бы лучше? Нет,  Блэйн, я предвидел, что неприятности  будут.
Разумеется, Барстоу бил по мячу моей  клюшкой.  Почему я  не  должен об этом
говорить? Я едва был с ним знаком. А вот  история с отравленной иглой -  это
чушь. Но от этого неприятностей не убавится.
     -  Вас  ждет  нечто  большее,  чем  неприятности, мистер  Кимболл.  - Я
придвинулся вместе  со стулом  поближе. - Давайте  посмотрим. Полиции еще не
известно,  что Барстоу  воспользовался вашей  клюшкой.  Не знает об  этом  и
окружной прокурор. Я  не предлагаю вам утаивать от них  это,  все равно  они
узнают. А пока вы считаете  отравленную иглу  чушью,  полиции уже достоверно
известно,  что  это  неоспоримый  факт.  Они знают,  что  Барстоу  был  убит
отравленной иглой, выпущенной из  стреляющего устройства, вмонтированного  в
рукоятку клюшки и сработавшего в тот момент, когда он ударил головкой клюшки
по  мячу. Если  полиции станет  известно, что это была ваша клюшка,  как  вы
думаете,  что  они  сделают?  Разумеется,  они  так просто  не арестуют вас,
обвинив в убийстве, но они заставят вас подыскать более подходящее слово для
определения  этого факта,  чем  "чушь".  Мой вам совет,  повидайтесь  с Ниро
Вулфом. Можете  привести  с собой вашего адвоката, если хотите, но главное -
действуйте немедленно.
     Кимболл задумчиво тянул себя за нижнюю губу. Наконец  он опустил руку и
неожиданно промолвил:
     - Господи, помилуй.
     - Вот именно, сэр.
     Он взглянул на секретаря.
     - Ты знаешь, Блэйн, я всегда недолюбливал адвокатов.
     - Да, сэр.
     Кимболл встал.
     - Хорошенькое дельце. Я всегда говорил тебе,  Блейн, что есть лишь одно
дело в мире, которое я умею делать. Торговать. Я  отличный торговец,  и  это
странно, ибо я мягкий и слабый человек. В личных делах я теряюсь и не  знаю,
как поступить. - Он ходил взад и вперед вдоль своего стола. - Да, вы правы -
это  хуже,  чем  неприятность. Господи,  как бы ты поступил на  моем  месте,
Блэйн?
     Я кинул взгляд на секретаря. Тот замялся, но тут же сказал:
     - Если вы хотите повидаться  с Ниро Вулфом, я готов пойти с вами. Но на
вашем месте я взял бы с собой адвоката.
     - Какие у меня встречи?
     -  Обычные,  сэр.  Ничего  особенного.  В  одиннадцать  тридцать  у вас
свидание с человеком из окружной прокуратуры.
     - Это может подождать. Сам придумаешь причину. Биржевые новости?
     - С утра твердые цены на все, начинает снижаться на хлопок.
     Кимболл повернулся ко мне.
     - Где этот Ниро Вулф? Привезете его сюда.
     -  Это невозможно, мистер Кимболл. Он... -  Однажды  Вулф узнал,  что я
представил его больным человеком, и я не хотел  бы, чтобы мне влетело, как в
тот раз. - Он - эксцентричный гений, мистер Кимболл. А живет недалеко, всего
на Тридцать пятой улице. У меня внизу машина, и я буду рад вас отвезти.
     - Я лишь однажды  в  своей жизни  встречал гения. Эго был  аргентинский
ковбой, гаучо. Ладно. Подождите меня в приемной.
     В приемной я  сидел, как на  иголках. Встреча с  Е.  Д. Кимболлом,  его
внешность и  разговор  с  ним слегка  отрезвили меня. Теперь я понял то, что
должен  был понять еще вчера, как только узнал,  что  клюшка Кимболла  стала
роковым  орудием   убийства.   С   той   минуты,  как   на   сцене  появился
Кимболл-старший,  мы ступили на  дорогу, ведущую к финишу. Это было  подобно
появлению  того,  кто  был  убит,  а  потом чудом  возвращен к жизни,  чтобы
ответить нам на вопрос,  кто убил  его, и ответить немедля. Вот  кем для нас
был теперь Е. Д. Кимболл.  Надо было немедленно  доставить его  в дом Вулфа,
чтобы тут же запереть  все  входы и выходы.  Это  надо  сделать до того, как
Корбетт или кто-то другой получит шанс увидеть его. Откуда я  знаю, что  это
не Блейн-квадратная челюсть соорудил эту зловещую  клюшку и сунул ее в сумку
Кимболла? Покуда  здесь, в приемной, я ерзаю от волнения на стуле, он там, в
кабинете, может уже воткнул нож в  спину бедняге Кимболлу, как  сделал это с
Карло Маффеи...
     Было без десяти  одиннадцать. Я вскочил и  стал мерить шагами линолеум.
Человек Андерсона - это наверняка Корбетт - будет здесь в десять тридцать, а
может ему по дурости взбредет прийти сюда раньше,  и сидеть здесь,  ждать. Я
хотел  было  попросить  секретаршу  позвонить  Блейну,  как  дверь  кабинета
открылась, и появился Кимболл, готовый ехать со мной, потому что на нем была
шляпа. От сердца отлегло. Кимболл  кивнул мне, я бросился к дверям в коридор
и услужливо распахнул их пред ним.
     У лифта, заметив отсутствие секретаря, я спросил:
     - Мистер Блэйн не едет с вами?
     Кимболл помотал головой.
     - Он нужен здесь больше, а я без него обойдусь. Мне нравится ваше лицо.
Я  заметил,  если  мне понравилось лицо  человека,  мы обычно с  ним  всегда
поладим. Доверие - это прекраснейшее чувство в мире, доверие к человеку.
     Да,  подумал я про  себя. Такой  преуспевающий торговец, как он,  может
себе это позволить.
     Машину  я оставил к  полуквартале отсюда.  Я старался  избегать  улиц с
большим  движением  и в  одиннадцать  пятнадцать  уже открыл перед Кимболлом
входную дверь особняка на Тридцать пятой улице.
     Я  провел посетителя в г