нную будку  и  сначала  позвонил
Фрицу. Первым  делом он решил, что  его разыгрывают, но когда я все же сумел
убедить  его  в правдивости  своих  слов, он заявил, что  мы от него  что-то
скрываем.  Фриц  никак  не  мог  поверить,  чтобы  Вулф,  если он  свободен,
находится в добром  здравии и здравом  уме,  и никто  его не удерживает,  не
приехал бы  домой пообедать. Он так ахал и так жалобно просил меня ничего от
него не утаивать, что я  всерьез  подумал подозвать к телефону самого Вулфа,
дабы Фриц убедился в невредимости нашего патрона.
     Все-таки, мне кое-как удалось  восстановить  душевное равновесие нашего
хранителя домашнего очага, и я стал звонить Солу.  Как сказал  Вулф, Фред  и
Орри тоже сошли бы на худой конец, но, конечно, Сол стоил десятка таких, как
они, оперативников. Я  был  согласен  с Вулфом,  что для осуществления наших
планов  требовался  человек экстра-класса. Поэтому, когда мне  ответили, что
Сола  нет дома,  но  его ожидают с минуты  на минуту, я продиктовал его жене
номер своего  телефона-автомата и  попросил передать, чтобы Сол сразу же мне
позвонил.
     Дожидаться пришлось довольно  долго, так что,  возвращаясь к  машине, я
ожидал получить нахлобучку от Вулфа, но  тот лишь хмыкнул... Задача, которую
мне  пришлось решать,  была  действительно  очень  сложной, и  ее  следовало
упростить. От Бруклина, где  жил Сол, до нас езды час с четвертью. Поэтому я
и назвал "Крытое крыльцо",  находившееся  почти на половине пути между нами,
сократив таким образом время прибытия Сола почти на полчаса.  Заведя машину,
я повез моего шефа к месту встречи.
     Около  девяти  часов  Сол  Пензер присоединился к  нам  в  ресторанчике
"Крытое  крыльцо", мы уже успели  там  устать от  ожидания, заняв  столик  в
дальнем углу, подальше от оркестра. Вулф заглотал десятка два устриц. Сейчас
перед  ним  стояла густая  похлебка  из моллюсков,  которую  он  намеревался
уничтожить. Однако, она не пришлась ему по вкусу. Проглотив несколько ложек,
он отставил тарелку и принялся за ростбиф. Помимо этого его дожидалось блюдо
с сэндвичами  и тарелка виноградного  желе. Он  был  настолько  голоден, что
отказался  лишь  от несъедобной  похлебки, все  остальное  было съедено  без
критических замечаний.
     К тому  времени,  когда Сол  занялся поданной ему отбивной, Вулф  почти
расправился с сэндвичами и с желе. Разговор пока не начинали.
     Вулф  не раз  повторил, что не  начнет говорить  о делах,  пока  Сол не
поест, хотя тот клялся и божился, что  на него не надо обращать внимания, он
любит слушать и  во  время еды. Однако, нетерпение  Вулфа было столь велико,
что  он не  выдержал характер  и все же стал  рассказывать о событиях в доме
Дитмайка до завершения трапезы. Начал издалека, дабы Сол  мог  войти в  курс
дела, потом перешел к детальному разъяснению плана на будущее с  вариантами,
на что ушло  порядочно времени.  Варианты предусматривались на случай, если,
например, не подойдет  узурпированный мной ключ с биркой "дуб ор", или план,
нарисованный Гасом Тренблом, окажется неточным. Немаловажную роль должен был
сыграть простой лист бумаги, принесенный нам хозяином ресторана,  на котором
Вулф при нас набросал несколько строк моим карандашом.
     Инструкции предназначались для Сола, так же как  и листок,  который  он
спрятал себе в карман.
     У меня были некоторые замечания в отношении плана Вулфа, но я предпочел
промолчать.  Раз  Вулф  был  настолько  поглощен проблемой Энди, что решился
отказаться  от обеда в собственном  доме, то,  черт  подери, почему я должен
лезть к  нему со  своей критикой только потому,  что мог оказаться в  тюрьме
вместе с  Энди  еще до  наступления  ночи?  Единственное,  на  что я обратил
внимание шефа, это на необходимость вооружиться, задав ему прямой вопрос:
     - Как быть  с  оружием?  Мне  вовсе  не хочется, чтобы, когда  нас всех
упрячут в  каталажку  на  пять лет,  вы ворчали, что  я  все испортил  своим
пистолетом. Должен ли я стрелять вообще, а если должен, то когда?
     -  Не  знаю,  Арчи,  -  сказал  Вулф  миролюбиво.  -  Могут  возникнуть
неожиданные ситуации. Так что, решай сам.
     - А что, если кто-нибудь бросится к телефону?
     - Ты его остановишь.
     Я  сдался. Хотелось бы, чтобы все  зависело  от меня одного, но ведь  у
меня всего  две руки,  не  могу же  я одновременно  находиться в  нескольких
местах.
     Мы договорились, что Сол  поедет за нами в своей машине, мы вырулили со
стоянки перед ресторанчиком в самом  начале  одиннадцатого  и повернулся  на
север. Когда я  добрался  до  широкого  места шоссе  уже во вражеском стане,
пошел снег. Я остановился, вылез наружу и пошел к автомобилю Сола.
     -  Поезжан,  как  договорились, на  разведку.  Примерно  через  полмили
свернешь палено. Сразу заметишь большие кессонные столбы.
     Он  кивнул головой, объехал  наш  "кадиллак' и исчез.  Я  снова залез в
машину, повернулся к Вулфу, решив, что надо занять его разговором, но тот не
был расположен к беседе, и мы стали молча ждать.
     Вернулся Сол, развернул свою  машину, подъехал к нам  и вышел наружу. В
воздухе кружились крупные хлопья снега.
     - Он все еще там, - сказал он.
     -  Что  случилось? - словно только что проснувшись, раздраженно спросил
Вулф.
     -  Часовой  или  охранник на месте, -  ответил Сол. - Я  остановился  у
входа,  он осветил меня  фарами и приказал не двигаться  дальше.  Я назвался
журналистом из Нью-Йорка, но он все равно потребовал, чтобы я  убирался туда
откуда  приехал,  и  как можно  скорее. Я попытался  уговорить  его,  но  он
пребывал в отвратном настроении, полому мне пришлось вернуться к вам.
     - Черт возьми! - мрачно заметил Вулф. - У меня нет галош.
     Уточнив, где именно оставил Нунан пост на дороге мы, вовсе не собираясь
отказываться от своего  плана, окольными путями прибыли в район расположения
усадьбы Дитмайка.

        ГЛАВА 8

     Прежде  чем  добраться  до  оранжереи,  я свалился четыре раза, Вулф  -
дважды, а Сол всего один раз. Мои  четыре падения объясняются тем, что я шел
впереди.
     Естественно, мы не могли включить  фонарь. Снег, хоть  и наш  сообщник,
поскольку скрывал следы,  с другой стороны, сильно мешал продвижению вперед.
Он успел закрыть толстым слоем ямы, колдобины, и сучья на тропе так, что мы,
вместо того,  чтобы  быстро  и  бесшумно  продвигаться  вперед,  не  шли,  а
ковыляли,  то и дело спотыкаясь  и скользя на сплошных  ухабах, которых было
столько, будто их сам черт наковырял.
     Свернув с дороги, углубились  в заросли метрах в  трехстах от въезда на
участок Дитмайков, чтобы оказаться подальше от стража, пребывающего в дурном
настроении.  Сначала  мы карабкались в гору, затем  начался  крутой и  очень
скользкий спуск, который привел  нас к зарослям низкорослых, но очень густых
кустов,  -  через  них  я  бы еще  с  грехом  пополам  продрался, но Вулф  -
никогда... Поэтому нам пришлось отправиться в  обход. Только после того, как
моя нога дважды  сорвалась вниз,  я  сообразил, что мы идем  по краю обрыва.
Затем  нам  путь преградил ручей. Что  представляет собой  эта  узкая черная
полоска, я понял лишь тогда, когда влез в нее по  колено, потерял равновесие
и только каким-то чудом не растянулся.
     Я пожалел  беднягу Вулфа, увидев, как он, словно танк, форсирует ручей,
подобрав полы пальто и ощупывая дорогу тростью.
     Не стану описывать все муки этого воистину героического перехода, скажу
только, что в конце концов мы таки добрались до оранжереи.
     Я достал из кармана ключ, вставил его в  замочную скважину,  и, вопреки
опасениям,  он сработал, как надо. Я  осторожно открыл  дверь,  и мы  вошли,
затем  я закрыл  ее  за  собой, стараясь  действовать  совершенно  бесшумно.
Оказались мы в подсобном помещении. Пока все шло хорошо,  но было так темно,
что я не видел собственную руку.
     Действуя  по плану, сняли наши  заснеженные ботинки  и поставили  их на
пол,  сняли  шляпы. Я заметил,  что  Вулф не  расстался  со  своей  тростью,
очевидно,  рассчитывая  утихомиривать ею самых  ретивых любителей звонить по
телефону в полицию... Вновь возглавив  нашу  ударную  группу,  я занял место
впереди, Вулф -  за мной, в арьергарде  - Сол.  Таким порядком мы  и  прошли
через холодную комнату,  которая,  я  бы сказал, была вовсе не холодной,  а,
наоборот - теплой. В оранжерее почувствовал себя неприятно: жара, мрак, ряды
дощатых  настилов-скамеек,  и  со всех  сторон  стекла, кажущиеся  абсолютно
черными.
     Через оранжерею  мы  прошли  весьма  аккуратно,  не  задев ни  одно  из
растений,  попали в  теплицу,  в  которой вообще стояла тропическая жара,  и
вошли в соседнюю комнату.
     Здесь, продвигаясь рядом  с  настилом,  мы, как  я рассчитал,  достигли
примерно середины помещения. Я пошел еще медленнее, дождался следовавшего за
мной Вулфа, нащупал занавеску.  Приподнял  ее,  и Сол  занял  то место,  где
недавно лежало  тело Дими  Лауэр.  Я  не  мог, конечно,  видеть, как  он там
устроился,  но, убедившись наощупь, что все вроде  бы в  порядке,  аккуратно
опустил занавеску и мы с Вулфом пошли  дальше, вскоре очутившись в свободной
части помещения, где уже не было скамеек.
     В оранжерее ни  души,  и  мы могли бы разговаривать шепотом, но пока не
ощущали в этом необходимости. Я сунул револьвер в кобуру подмышкой и пошел к
двери, соединяющей оранжерею с гостиной жилого дома.
     Это была плотно сколоченная  дверь из толстых, хорошо пригнанных друг к
другу  досок. Но  все  равно  снизу через щелку  проникал  свет. Из-за двери
доносились громкие  голоса, что было нам на  руку. Я сильно нажал на ручку и
принялся ее  поворачивать.  Сейчас мы должны были  получить  ответ  на очень
важный вопрос: была ли дверь изнутри заперта или нет.
     Дверь была не заперта.
     - Путь свободен, - шепнул я Вулфу, распахнул дверь, и мы вошли.
     Когда я окинул помещение  взглядом, я понял, что нам повезло: в комнате
находились трое: сам Джозеф Дитмайк, его дочь и сын.
     Наше появление оказалось для них ударом грома среди ясного неба. Второй
удар - поблескивающий у меня в руках револьвер.
     Любой из  них,  конечно, мог бы  и  закричать, но нет - все трое словно
онемели,  молчали,  как рыбы.  Сибил  полулежала  на диване,  откинувшись на
подушки, в руке у нее был красивый бокал с коктейлем. Дональд сидел рядом на
стуле,  тоже что-то пил.  Папочка  Джозеф стоял возле  них,  он единственный
сделал какое-то движение, когда обернулся и увидел нас в дверях.
     -  Всем оставаться  на месте, - скомандовал я, -  и тогда мы  никому не
причиним вреда.
     Звук, изданный  Джозефом, походил на нервный смешок, Сибил облекла свои
эмоции в словесную форму:
     - И вы посмеете стрелять?
     - Безусловно...
     Вулф  двинулся   было  вперед,  но  я  задержал  его.  Разумеется,  мне
совершенно   не    хотелось   стрелять.    Они    могли   кричать,   сколько
заблагорассудится, все  равно до стража  у  ворот не  докричишься,  но звуки
выстрелов страж этот, конечно, услышал бы.
     Я подошел к Джозефу, ткнул ему в грудь пистолетом, обшарил все карманы.
Пусто...  То  же  самое  проделал  с  Дональдом,  Конечно, я  бы  с  большим
удовольствием ощупал голубое вечернее платье Сибил, но подумал, что  не имею
на то веских оснований.
     - О'кей, - сказал я Вулфу. - Оружия у них нет.
     -  Это  преступный  акт!  -  заявил  Джозеф  Дитмайк.  Слова  его  были
мужественные, но голос предательски дрожал.
     Вулф, подойдя к Джозефу, отрицательно покачал головой.
     - Я  с вами  не согласен, - заявил  он  миролюбиво.  -  У нас был ключ.
Признаю,  что пистолет в руках  Гудвина несколько  драматизирует картину, но
все, к чему я стремлюсь, это - всего лишь поговорить с вами. Я просил вас об
этом  днем,  вы  мне отказали. Сейчас, несмотря на поздний  вечер, я выполню
свое намерение.
     - Вам это не удастся!  -  заявил Дитмайк-старший,  посмотрел  на сына и
приказал:
     - Пойди к парадному входу, вызови сюда полицейского.
     Я жестом остановил Дональда.
     -  Не  забывайте  про  мой  пистолет,  -  голос у меня  звучал необычно
вкрадчиво, а черный  зрачок дула глянул  прямо в душу Дитмайка-старшего. - Я
могу им воспользоваться, чтобы ударить по голове или прострелить вам ногу...
Уверяю  вас,  что  если  бы  я  не  был  готов  пустить его  в  ход в случае
необходимости, его бы у меня в руках не было.
     - Еще одно оскорбление, - презрительно процедила сквозь зубы Сибил. Она
не сделала  ни единого жеста,  даже не изменила своей соблазнительной  позы,
которая при сложившихся обстоятельствах выглядела нарочито-вызывающей:
     -  Вы   действительно  воображаете,   что  мы  будем   здесь  сидеть  и
разговаривать с вами под угрозой оружия?
     -  Нет,  -  сказал Вулф, -  пистолет  -  это  скорее  формальность,  но
разговаривать  вы со  мной  несомненно будете. На то  есть причина. Чтобы ее
объяснить, мне потребуется несколько минут. Могу я сесть?
     Отец, дочь и сын одновременно крикнули:
     - Нет!..
     Но Вулф подошел к широкому креслу и сел,
     - Поразительная нелюбезность... Мне придется ослушаться вас, господа, в
ваших  же интересах.  В этом  есть настоятельная необходимость. К тому  же я
вынужден был переходить вброд ваш проклятый ручей.
     Он  наклонился,  стащил  с ног  носки, завернул  до колен мокрые брюки,
потом потянулся направо к маленькому коврику.
     -  Прошу прощения, я тут немного наследил, - сказал он, оборачивая ноги
ковриком.
     - Замечательно, - прошипела  Сибил.  - Уж не  думаете ли вы, что мы  не
решимся выгнать вас на снег с босыми ногами?
     - В этом он глубоко ошибается, - подпевая дочери, сказал Дитмайк, голос
которого теперь звучал громче и увереннее, чем минуту назад.
     Вулф продолжал с невозмутимым видом:
     - Для начала я хочу обратить  ваше внимание на следующее. Все обитатели
этого  дома,  при  расследовании   убийства,  станут  объектами  не   только
юридической  проверки,  но  и  внимания  общественности.  Ваше  поведение  и
поступки  на протяжении последних  лет  приобретут  самую  широкую  огласку.
Случившееся в прошлом может иметь решающее значение для доказательства  вины
преступника сейчас. Ну, а  каковы репортеры, не мне вам рассказывать...  они
готовы ВСЕ опубликовать в газетах.
     - Та-ак, - презрительно протянула Сибил, все еще возлежа на подушках.
     - Черт побери, - продолжал Вулф, не обращая на нее внимания. - Ведь это
прошлое  есть  у  каждого  из вас!.. Возьмем  хотя бы приобретение  мистером
Хофференом дома  с прилегающим участком  всего-то в нескольких милях отсюда.
Не сомневаюсь, что вы все помните это имя - Хофферен? Откуда он взял деньги,
а? И куда отправился один из членов его семьи, кстати, вам всем тоже  хорошо
известный, и почему?
     Газеты захотят узнать все факты этой пикантной истории, репортеры будут
рыскать по  всей округе,  тем более, что  их не  пускают на территорию вашей
усадьбы. Ну,  а я с радостью им помогу, тем более, что у меня есть некоторый
опыт  общения  с  членами  вашего  семейства,  больше того,  имеются  весьма
убедительные и неотразимые факты.
     Джозеф Дитмайк сделал шаг  вперед  да так  и  застыл.  Сибил,  наконец,
оставила свои подушки, села прямо.
     - Эти  факты, - продолжал Вулф, - возможно, не окажут непосредственного
воздействия на  присяжных,  разбирающих дело об  убийстве Дими Лауэр, но они
имеют чрезвычайное значение для людей, неофициально занятых  расследованием,
ибо   дают  характеристику  участникам  преступления,  ну  а  публику  будет
интересовать  решительно  все. Есть  такое выражение - перетряхивать грязное
белье - оно вам известно... Соседи по округе захотят узнать, как в настоящее
время   чувствует  себя   мисс  Флоренс   Хофферен,  оправилась  ли  она  от
совершенного на нее здесь покушения и исчезли ли страшные следы на ее шее...
Они  потребуют  поместить  в  газетах  ее  фотографии  в  разных видах.  Они
попросят...
     - Вы - грязная свинья! - закричала Сибил.
     Вулф, покачав головой, спокойно ответил:
     - Это всего  лишь то  отвратительное зловоние, которое  вызывает каждое
убийство.
     - Боже мой!.. Как мне хотелось уничтожить вас  в ту самую минуту, когда
вы переступили  порог  моего дома!  Я  предчувствовал...  -  резким  голосом
заговорил Дитмайк, Его трясло от ярости, но он всячески старался это скрыть.
     - Но вы этого не сделали, - возразил  Вулф, - и вот я здесь. Ни у  кого
из  вас не останется никаких секретов, ни крупных, ни мелких...  Если только
мисс Хофферен истратила  те деньги, которые вы ей дали, или  ей  понадобятся
средства  на какую-то блажь, то найдется  много щедрых благодетелей, которые
хорошо ей  заплатят  за  рассказ  о  ее  жизни... С интимными подробностями.
Полагаю,  нет необходимости вдаваться  в подробности всех последствий  такой
газетной  шумихи?  Будет   проявлен  интерес  даже  к  таким,  казалось  бы,
малозначительным фактам,  как  талант  вашей  дочери  устраивать неприличные
ссоры с истерикой и воплями. Или способность вашего  сына кочевать из одного
учебного  заведения  в  другое,  причем  не  по  собственному  желанию.  Мне
известно,  что он  уже  вылетел  из  Йельского университета, из Корнельского
университета, из университета Вильямса, учился в Огайо и  так далее... Из-за
чего? Потому ли, что его не устраивало расписание занятий, были недостаточно
хороши профессора, или же потому что...
     У Дональда  резко изменилось настроение. После того, как я  не разрешил
ему двигаться, он вернулся к  своему  креслу  и,  казалось, замер. Мне  даже
показалось, что он не слушает Вулфа.
     Сейчас  он вскочил  на  ноги  и метнулся к моему  шефу. Я вынужден  был
преградить ему путь.  Он слегка  отклонился назад  и выбросил вперед  правую
руку, целясь мне в челюсть.
     В подобной ситуации  самым правильным было поскорее нейтрализовать его.
Поэтому  я  перехватил его  руку  левой рукой, а  правой с револьвером нанес
увесистый удар  по  почкам, заставив Дональда сложиться  пополам  и сесть на
пол.  Тут же я обернулся к  другим, не  будучи  уверенным,  правильно ли они
отреагируют на мои действия.
     - Остановитесь! - раздался откуда-то голос. - Прекратите немедленно!
     Все повернулись на голос.
     Со стороны  широкой арки в  дальнем конце комнаты  из-за портьеры вышла
немолодая женщина, - как я  понял, это была миссис Дитмайк, - приблизилась к
нам медленными осторожными шагами.
     Сибил громко ахнула и бросилась к ней.  Джозеф -  вслед за дочерью. Они
подскочили  к вошедшей  и подхватили ее  с двух сторон  под  руки. Сибил - с
упреком,  муж - с негодованием. Они  хотели знать, как она спустилась  вниз,
требовали,  чтобы она  тут же вернулась  к  себе  в  комнату,  но  ничего не
помогло. Она продолжала продвигаться вперед, вынуждая их идти рядом с нею.
     Наконец,  подошла  к  сыну,  продолжавшему  все  еще  сидеть  на  полу,
посмотрев на него, обернулась ко мне:
     - Вы сильно изувечили его?
     -   Нет,  сударыня,  через  день-два  он   забудет  об  этой  небольшой
неприятности.
     Дональд поднял голову и заговорил:
     - Я в порядке, мама, но ты слышала, что он сказал?..
     - Да, я слышала все.
     - Ты сейчас же пойдешь к себе наверх! - скомандовал Джозеф.
     Миссис Дитмайк даже не взглянула в его сторону.
     Внешне  и  ней  не  было  ничего примечательного:  не  высокого  роста,
довольно  пухленькая,  с  простоватым  круглым лицом,  она стояла,  ссутулив
спину, вероятно, из-за позвоночника, поврежденного падением. Но  что-то было
в  ее голосе, да и во всем облике, что  создавало впечатление необыкновенной
силы воли.
     - Я стояла у двери довольно долго и слышала все, - повторила она.
     Сибил предложила матери прилечь на  диване,  но та решительно  покачала
головой. Она  только позволила  мужу  и дочери  помочь ей  сесть  в  одно из
стоящих в комнате кресел так, чтобы ей было видно Ниро Вулфа.
     Дональд поднялся с пола, по