лезущий не в свои дела! И не заходите ко мне!
   С одной стороны,  имея  дело  с  человеком  с  таким  характером,  нельзя
рассчитывать на хорошие шансы на  дружескую  и  полезную  беседу.  С  другой
стороны, я находился здесь только потому, что сказал Нейлору  в  критический
момент, что у меня запланирована встреча  с  Хоффом.  Я  не  хотел  лишиться
возможности отпустить в его адрес  два-три  едких  замечания,  которые  были
готовы сорваться с моего языка. Но по выражению его лица я понял, что  ничто
не доставит ему большего удовольствия, чем моя  попытка  задержаться  в  его
кабинете; значит, он сам был готов добавить кое-что.  И  я  перехитрил  его,
повернувшись на каблуках и выйдя из кабинета - именно так, как он требовал.
   Вернувшись в комнату, я встал у окна и стал  обдумывать  последнюю  карту
Керра Нейлора, изучая ее со всех сторон. У меня возникла идея  спуститься  и
позвонить из автомата Вульфу, но  был  уже  пятый  час,  и  он  мог  быть  в
оранжерее, где имел обыкновение оставаться до шести часов, а  он  не  любил,
если его просили пошевелить мозгами, когда он был там, поэтому  я  отказался
от этой идеи. Вместо этого я заложил в машинку лист бумаги и напечатал адрес
- точно так же, как в прошлый раз, когда я печатал доклад в "Нейлор - Керр".
Несколько минут я просидел, соображая, как все изложить, и затем застучал по
клавишам.
   "В 3 часа 25 минут ко мне пришел Керр Нейлор. Некоторое время он  говорил
о разных пустяках, затем сказал мне, что знает, кто  убил  Уальдо  Мура.  Он
сказал также, что  больше  ему  нечего  добавить,  потому  что  "нехорошо  и
небезопасно обвинять в убийстве человека, если нет доказательств обвинения".
Керр Нейлор еще велел мне передать мистеру Вульфу, что он очень сожалеет.  Я
хотел попросить его не  дожидаться  понедельника  и  встретиться  с  Вульфом
сейчас, но он ушел в свой кабинет.
   Принимая во внимание его поведение и настроение, я пришел к  выводу,  что
идти за ним было бы бесполезно".
   Я мог бы еще кое-что добавить насчет Вена Френкеля и Самнера Хоффа, чтобы
заполнить всю страницу, но это показалось мне  слишком  скудным  для  целого
рабочего дня.
   Решив, что еще могут найтись люди, которым было бы любопытно заглянуть  в
мои папки, я поступил со второй копией так же, как вчера,  сунув  ее  поверх
другой в нижнюю папку и положив крошки табака  на  те  же  места.  Я  вышел,
поднялся на лифте на тридцать шестой этаж и сказал секретарше  мисс  Абраме,
что хотя у меня не была назначена встреча с Пайном, я бы хотел  переговорить
с ним минутку и кое-что ему рассказать. Она сказала, что у него совещание  и
он освободится не ранее чем через час. Я подумал, что если Пайн ей  доверял,
то я тоже могу ей доверять, взял  у  нее  конверт,  положил  туда  доклад  и
заклеил его, а потом оставил ей для передачи Пайну.
   Когда я возвращался в отдел фондов, у меня возникла блестящая идея. Я все
еще не встречался с Гуинн Феррис. Если люди из этого отдела устроили  мне  в
среду засаду, почему бы не ответить им взаимностью в четверг?  И  для  этого
мне вовсе не нужно устраивать засаду. Когда я ее увижу, я  решу,  пригласить
ли ее к "Рустерману"  или  захватить  с  собой  домой,  чтобы  дать  немного
поработать Вульфу.
   Но увидеть ее мне не пришлось. Начальник резервного отдела ответил мне по
телефону, что, к сожалению, у мисс Феррис так много работы, что ей  придется
остаться после рабочего дня, и попросил меня подождать до утра.  Разумеется,
я согласился.
   Я закончил работу вместе со всеми  в  положенное  время  и,  спускаясь  в
лифте, не мог пожаловаться на отсутствие  внимания  к  своей  персоне.  Одни
глазели на меня открыто, другие бросали на меня взгляды, когда думали, что я
на  них  не  смотрю,  а  третьи  рассматривали  меня  уголком  глаза,  но  я
представлял интерес для всех и каждого.
   Вульф читал три книги одновременно. Он делал  так  время  от  темени  все
годы, что я был рядом с ним,  и  всегда  это  меня  раздражало,  потому  что
выглядело нарочито. На этот раз это были "Неожиданный гость"  Кристофера  Ла
Фаржа, "С любовью из  Лондона"  Гилберта  Габриэля  и  "Обзор  символической
логики" С. И. Льюса. Обычно он читал их по очереди, прочитывая  по  двадцать
или тридцать страниц за каждый заход. В этот вечер после ужина он  сидел  за
столом в кабинете, прекрасно проводя время со своими литературными друзьями.
   Еще до ужина я доложил ему о событиях дня, и,  судя  по  всему,  он  меня
выслушал, но не задал ни одного вопроса и не  сделал  ни  одного  замечания.
Разумеется, на разговоры о деле за ужином у  нас  было  наложено  табу,  но,
поскольку процесс переваривания пищи не выходил из-под контроля и шел  своим
чередом, он мог бы сделать два-три предложения, но не стал.
   Я сидел за своим столом, прочищая и смазывая маслом свой  арсенал  -  два
револьвера и один автоматический пистолет.
   Когда он закончил второй заход чтения "Обзора  символической  логики"  и,
заложив место, где читал, потянулся за "С любовью  из  Лондона",  я  вежливо
спросил его:
   - А где Саул?
   - Саул?
   Можно было подумать, что он пытался понять, кого я имею в виду.
   - Наверное, нет смысла расходовать деньги клиента. У  тебя  есть  к  нему
конкретный вопрос? Я полагаю, он работает над делом о  подлоге  для  мистера
Бэскома.
   - Значит, я работаю один. Может, мне пойти наверх и попробовать  соснуть,
или вы предпочитаете делать вид, что мы оба зарабатываем деньги?
   - Арчи, - он поднял книгу. - Я не предлагаю  начать  разбираться  в  этом
хаосе. В настоящее время это дело просто смесь совершенно разных вещей. Если
Нейлор убил Мура, возможно, он зашел с этим слишком далеко. Если же  нет,  и
он знает, что убийца кто-то другой, можно прокомментировать так же. Если  ни
то ни другое, тогда корпорация  глупо  теряет  деньги,  но  мы  ведь  не  ее
акционеры. Возможно, мы узнаем об этом больше после того, как я  поговорю  в
понедельник с Нейлором. До этого времени было  бы  неразумно  занимать  этим
делом мою голову. Кроме того, ведь на самом деле ты не хочешь, чтобы  я  это
делал. Ты катаешься как сыр в масле, имея сотни  доступных  молодых  женщин,
никто за тобой не смотрит, ты полностью предоставлен самому себе.
   - Я не сыр в масле, - ответил я, закрывая ящик, где я держал  арсенал,  и
вставая на ноги. Подойдя к двери в холл, я обернулся:
   - И никому не  нужно  меня  контролировать.  Но  если  я  там  влипну  во
что-нибудь и вам придется меня вытаскивать, не вините меня тогда.

***

   На следующее утро, в пятницу, в девять тридцать пять я стоял перед шкафом
для досье в  моем  кабинете  в  отделе  фондов  компании  "Нейлор  -  Керр",
уставившись  внутрь  ящика,  который   я   открыл   с   чувством   истинного
удовлетворения. Не только отсутствовали табачные  крошки,  но  даже  и  край
доклада, который я печатал в четверг, сдвинулся на добрые полдюйма  ниже  по
сравнению с докладом за среду, а я положил их точно вровень друг с другом.
   Полностью отдавшись на несколько секунд этому чувству, я  затем  чуть  не
треснул себя по лбу. В четверг все необходимые средства были у меня с собой,
но потом я забрал их домой, не желая оставлять в компании, а  сегодня  забыл
захватить. На то, чтобы съездить за ними, требовалось сорок минут. Я  закрыл
и запер ящик. На улице я без проблем поймал такси, поскольку в это время дня
и в этой части города таксисты сами  ищут  себе  работу.  У  дома  Вульфа  я
выскочил, забежал домой и вернулся к ждущему меня таксисту, не  встретившись
с  Вульфом,  так  как  утром  между  девятью  и  одиннадцатью  у  него  были
оранжерейные часы, и помчался назад на Уильям-стрит.
   Я хотел  запереть  комнату,  потому  что  у  "Нейлор-Керр"  было  принято
заходить без стука, но ключей у меня не было, и  я  забаррикадировал  дверь,
придвинув к ней письменный стол. Я аккуратно переложил  папки  из  ящика  на
стол, открыл набор принадлежностей для  дактилоскопирования  и  приступил  к
работе.
   Это напоминало сбор персиков с дерева,  когда  все  ветви  полны  плодов.
Любой школьник собрал бы такой же урожай. Двадцать минут спустя  я  уже  был
обладателем  трех  дюжин  отпечатков:   несколько   оказалось   на   гладкой
поверхности обложки верхней папки,  немного  -  на  второй,  побольше  -  на
третьей и целое созвездие на тетрадках двух докладов.
   Чувство удовлетворенности стало понемногу остывать. Если бы  любопытство,
которое проявляли ко мне и к моей работе  все  сотрудники  общего  зала,  не
говоря уже об обитателях двух рядов кабинетов, можно  было  бы  измерять  на
вес, то, несомненно, его хватило бы, чтобы загрузить десятитонный  грузовик.
Обычное любопытство толкало людей и на более сложные и опасные  уловки,  чем
проникновение в комнату и изучение содержимого шкафа для досье.
   Дальше мне, очевидно, следовало приобрести  дополнительное  оборудование,
лучше всего у оптовика, и приступить к сбору отпечатков  пальцев  у  каждого
сотрудника на этаже.
   Если даже допустить, что все они захотели бы принять  в  этом  деятельное
участие, в одиночку я занимался бы этим четыре или пять  дней  -  по  восьми
часов в день.
   Дело значительно осложнялось.
   Я наклонился к телефону, чтобы взять трубку - аппарат я поставил на  пол,
когда двигал письменный стол, - и сказал, что хочу переговорить  с  мистером
Пайном.
   Мне пришлось немного подождать. Когда он взял трубку, я сказал:
   - Мне нужно, чтобы вы ответили на один вопрос,  который  я  предпочел  бы
больше никому не  задавать.  Я  знаю,  что  в  некоторых  больших  компаниях
существует обычай брать отпечатки пальцев у всех служащих. Я бы хотел знать,
не относится ли "Нейлор - Керр" к их числу, - Да, - сказал он.  -  Мы  стали
делать это во время войны. А зачем это вам?
   - Я хотел бы, чтобы мне разрешили ознакомиться с ними.  Я  имею  в  виду:
исследовать их.
   - Для чего?
   - Кто-то пошарил в моей комнате, залез в  бумаги,  и  было  бы  любопытно
узнать, кто.
   - Немного странно звучит, не правда ли? Кстати, я получил ваш доклад.  Мы
обсудим его сегодня днем на совещании с участием некоторых руководителей.  И
мистер Хофф настоял на том, чтобы увидеть меня.  Он  вышел  несколько  минут
назад. Он говорит,  что  ваше  присутствие  деморализует  весь  отдел.  Черт
возьми, скажу вам откровенно, я бы сам задавил Нейлора. Вы, по крайней мере,
его слегка укололи. Думаю, вам следует поговорить с Хоффом, желает  он  того
или нет.
   - Мне хотелось бы. Так как насчет отпечатков пальцев?
   - Конечно, если вы считаете, что игра стоит свеч.
   Поговорите с мистером Кушингом и скажите, что я велел.
   Мистер Кушинг был помощником вице-президента, который  представлял  меня,
когда я приступал к работе. Я позвонил ему.
   Он мог бы полюбопытствовать, зачем эксперту  по  кадрам  нужны  отпечатки
пальцев. Однако он не удивился:  очевидно,  новости  о  моем  действительном
статусе распространились  за  пределы  отдела  фондов.  Он  предупредительно
спросил, не прислать ли ко мне нарочного с пустой папкой  и  салфетками  для
безопасной доставки образцов.
   Меня не оставили наедине  с  отпечатками  пальцев,  которые  хранились  в
запертом шкафу в комнате на тридцать пятом этаже.
   Женщина средних лет с крашеными каштановыми волосами и плоской грудью, от
которой изрядно попахивало луком, не отходила от меня более  чем  на  десять
футов. Она испытала некоторое неудобство,  когда  я  попросил  принести  мне
сэндвичи и молоко, но тут же довольно  мило  вышла  из  положения,  попросив
подругу подменить ее на время ленча.
   Дело я знал, но экспертом, безусловно, не был,  поэтому  мне  приходилось
работать медленно, чтобы не допустить какую-нибудь ошибку и не  переделывать
потом все сначала. То, что  в  моем  распоряжении  была  обширная  коллекция
хороших образцов, сильно облегчало задачу. Но и в этих условиях  мою  работу
можно было сравнить с восхождением на вершину горы.
   Пару раз в течение дня любительница лука предлагала мне свою помощь, но я
вежливо отказывался, хотя глаза мои жутко болели, а шея начинала затекать.
   На часах было начало пятого, когда наконец я нашел,  что  искал.  Еще  до
изучения моей находки под увеличительным стеклом я уже знал, что это то, что
мне нужно, а поработав минут пять с лупой  и  сравнив  отпечаток  с  дюжиной
лучших образцов на обложке папки и  докладов,  убедился,  что  добытые  мной
данные  удовлетворили  бы  любых  присяжных.  Либо  я   издал   восторженное
восклицание, либо выдал себя чем-то еще,  но  любительница  лука  подошла  к
моему локтю и спросила:
   - Вы нашли то, что искали, не так ли?
   Не пускаясь в объяснения, я ответил утвердительно, тем более что  имя  на
карточке я закрывал рукой. И когда она  отвернулась,  я  вернул  карточку  в
дело, закрыл ящик, упаковал результаты своих исследований в картонную  папку
и салфетки, сказал ей, что на сегодня хватит, поблагодарил за приятные часы,
проведенные в ее компании, и с папкой под мышкой вернулся к себе на тридцать
четвертый этаж. Я положил папку на пол  между  окном  и  письменным  столом,
который поставил на место, позвонил начальнику резервного отдела и  попросил
его:
   - Как насчет мисс Гуинн Феррис? Могу ли я сейчас увидеть ее?
   - Боюсь, что нет, - извиняющимся тоном  сказал  он.  -  Мне  очень  жаль,
мистер Трут, но у нее еще много...
   - Простите, - прервал я его, - мне тоже очень жаль, но больше ждать я  не
могу. Я уже три раза просил ее зайти, но, конечно, если мне нужно для  этого
сходить к мистеру Нейлору или мистеру Пайну...
   - Ни в коем случае! Конечно, нет! Я не знал, что это так важно!
   - Возможно, это важно.
   - Тогда немедленно я посылаю ее! Она будет у вас сию же минуту!
   Я поблагодарил его, повесил трубку, поднялся, чтобы подвинуть кресло  для
посетителей на более удобное место в конце стола,  и  снова  уселся  в  свое
кресло. Дверь была закрыта. Я уже подумывал о том, чтобы открыть ее, избавив
девушку от беспокойства, когда дверь раскрылась настежь и она вошла, закрыла
ее за собой и подошла к столу.
   Мне далеко до Вульфа, который весит более трехсот фунтов,  поэтому  я  не
могу сослаться на свой вес, чтобы продолжать сидеть, когда ко  мне  приходит
посетитель,  и,  кроме  того,  я  же   не   какая-нибудь   там   деревенщина
невоспитанная. Но на этот раз я прилип к креслу, просидев в нем  по  крайней
мере на три секунды больше, чем допускали правила хорошего тона,  -  до  тех
пор, пока не услышал, как она произнесла сладким, мелодичным голосом:
   - Вы хотели меня видеть? Я Гуинн Феррис.
   Это была девушка, делавшая ошибки в письмах, та самая,  которая  положила
свои милые пальчики мне на колено, когда я не пробыл и часа в ее компании.

***

   Психологический момент для того, чтобы встать в присутствии леди, уже был
упущен, так что я решил не делать этого и сказал ей:
   - Вот стул. Сту-у-ул. Садитесь. Сади-и-и-тесь же.
   Она сделала это очень элегантно,  без  намека  на  флирт,  положила  свои
красивые ноги в нейлоновых чулках одна  на  другую,  почти  так,  как  этого
требовала классическая поза двадцатого века, одернула  подол  своей  зеленой
шерстяной юбки и улыбнулась мне ярко накрашенными губами и чистыми  голубыми
глазами одновременно.
   - Сегодня пятница, - заявил я. - Таким образом, сегодня пятый и последний
день вашей работы, не правда ли?
   - Ну, - она притворно смутилась.
   - Я по природе очень великодушен, - продолжал я. - Как бы вы написали это
слово? И я не прочь немного пошутить: я большой шутник, как и  некоторые  из
моих лучших друзей. Кроме того,  я,  должно  быть,  нанес  вам  удар,  когда
случайно присел на угол вашего стола и задал вам  вопрос  про  Уальдо  Мура.
Ведь вы были... ну, я бы не хотел говорить об этом напрямик, - скажем, вы  и
он были близки. Близки...
   - Не надо произносить слова по буквам, - сказала она голосом, который был
уже менее мелодичным и совсем не сладким. -  Просто  скажите,  что  все  это
значит. Если вы имеете в виду то, что я думаю, то это ложь, и  я  знаю,  кто
это вам сказал.
   - Тогда скажите кто?
   - Эстер Ливси. И вы ей поверили! Разве вам было какое-нибудь дело до моей
репутации, репутации девушки! О нет! Это не могло  иметь  для  вас  никакого
значения! Ведь Эстер Ливси рассказала вам все, а ведь  она  здесь  секретарь
начальника секции и, конечно же, не могла солгать! О нет! Что  она  сказала?
Какие в точности слова она произнесла? Как она меня назвала?
   Я покачал головой.
   - Нет. Не догадались. Мисс Ливси не упоминала вас. К тому же я  вовсе  не
думаю, что секретарь начальника секции никогда не лжет.
   Я посмотрел на нее, как мужчина на женщину.
   - Давайте забудем, что кто-то что-то говорил мне, лучше помогите  мне  во
всем разобраться. Вы знали Мура, верно?
   - Конечно, его все знали, - ее голос стал  прежним;  он  менялся  так  же
часто и так же быстро, как погода. - У девушки, какой бы характер у  нее  ни
был, было очень мало шансов избежать знакомства с ним!
   - Да, понимаю, он был очень общителен. Вы с ним часто гуляли?
   - Нет, не... -  она  оборвала  фразу.  На  ее  миленьком  гладком  лобике
появилась морщинка. - Ну, пару раз мы ходили с ним в кино - вот, пожалуй,  и
все. Однажды он взял меня покататься на своей машине на  Лонг-Айленд,  и  мы
попали там в аварию, и я даже  немного  поранилась.  Все  об  этом  слышали,
конечно.
   - Наверняка. А были ли вы с ним в интимных отношениях?
   - Интимных? Боже мой! Нет! Разумеется, нет!
   - Тогда, вероятно, его смерть не была для вас особенно сильным ударом?
   - Нет, я едва обратила на это внимание. То есть, -  Гуинн  взяла  себя  в
руки, - я хочу сказать, что отметила это Но больше в силу  моего  характера,
нежели из-за него Говоря о моем характере, я имела  в  виду,  что  не  люблю
смерть. Просто мне не нравится, когда люди умирают кто бы это ни был.
   Я кивнул.
   - Я с вами полностью согласен. Вы хотите сказать  что  для  вас  было  бы
более сильным ударом, если бы это был, например, Бен Френкель?
   Она вскинула подбородок, ее юбка одновременно дернулась  назад,  открывая
колено.
   - Кто, черт возьми, приплел сюда Вена Френкеля?  -  голос  ее  дрожал  от
возмущения.
   - Я. Только что. Он приходил вчера ко мне, мы беседовали.
   Разве он не ваш друг?
   - У нас нет интимных отношений, -  сказала  она  с  вызовом.  -  Он  что,
сказал, что были?
   - Нет, нет. Он не такой парень. Я упомянул  его  просто  для  иллюстрации
того, насколько незаметно прошла для вас смерть Мура. Ходят слухи,  что  Мур
был убит. Что вы об этом думаете?
   - Думаю, что это ужасно, и я не стала  бы  их  слушать  Слухи  -  дешевая
штука.
   - Но вы их, конечно, слышали?
   - Совсем чуть-чуть. Я просто не хочу это знать.
   - Разве вам не интересно?  Или  не  любопытно?  Я  думал,  интеллигентные
женщины интересуются всем, даже убийствами.
   Она покачала своей ангельской головкой:
   - Только не я. Думаю, мне это не свойственно.
   - Любопытно.  Меня  это  действительно  удивляет,  по  скольку,  когда  я
обнаружил, что именно вы тайком приходили сюда, рыскали по  моему  кабинету,
заглядывали в мои папки и читали доклады о Муре, я сказал себе:  разумеется,
этого  следовало  ожидать;  значит,  Гуинн   Феррис   -   эту   красивую   и
интеллигентную молодую женщину - так интересует это дело, что она  не  может
устоять перед искушением. А теперь вы говорите, что совсем не любопытны. Это
смешно.
   Я не Ниро Вульф и не умею читать мысли по выражению лица, но глазам своим
я доверяю и готов поспорить, что в течение моей  короткой  речи  она  трижды
хотела назвать меня лжецом и трижды меняла свое  намерение,  ухватившись  за
более приемлемую идею. Когда я умолк, нарочно не задавая вопросов в ожидании
ее реакции, она сказала:
   - Да, разумеется.
   Я кивнул.
   - Итак, раз вы не любопытны, полагаю, у вас была  другая  веская  причина
узнать,  как  далеко  я  продвинулся,  расследуя  убийство.  Я   пр