на хоть раз взглянула на деревья или
траву парка или блеснувшую гладь воды. Ее внимание привлекали лишь встречные
машины и те, кто в них сидел. Без  пяти одиннадцать мы  подкатили к  крыльцу
особняка Ниро Вулфа.
     Миссис Риччи,  оказывается,  уже дважды  звонила. Когда Фриц докладывал
мне  это, у  него был  какой-то странный вид. Я  мигом  все уладил, позвонив
хозяйке  Анны  и  напомнив   ей,  что  грозит  тем,  кто  чинит  препятствия
отправлению  правосудия.  Не  знаю,  слышала  ли  она  меня,  ибо  сама,  не
переставая, что-то  кричала  в  трубку,  но,  кажется,  мой  звонок  возымел
действие, ибо она оставила нас в покое. В полдень я уже отвез Анну обратно.
     Вулф вошел и кабинет в  тот момент, когда я увещевал по телефону миссис
Риччи. Я видел, как проходя к столу, он, замедлив  шаг, раскланялся с Анной.
Он всегда церемонно вежлив с дамами, хотя, что он думает о них, остается для
всех  тайной.  Он  галантен  даже тогда, когда беспощадно вытягивает из них,
слово за словом,  показания, как было с Нюрой Прон по делу о Дипломатическом
клубе. Бедняжка была выжата, как лимон.
     С  Анной, однако,  он повел себя  иначе. Прежде чем начать  беседу,  он
проглядел почту на столе и лишь  потом повернулся к девушке и с минуту молча
смотрел на нее.
     -  Теперь  нам с вами, мисс  Фиоре, не надо  гадать,  куда  девался ваш
приятель Карло Маффеи, - наконец сказал он. - Примите мои соболезнования. Вы
видели его?
     - Да, сэр.
     -  Жаль беднягу, очень жаль.  Он не  искал злодеяний. Он встал  на этот
путь  случайно.  Странно,  как  тонка нить судьбы человека.  Вот,  например,
судьба того, кто убил вашего друга, мисс Фиоре,  зависит от  того, видели ли
вы клюшку в комнате Маффеи, когда и при каких обстоятельствах.
     - Да, сэр.
     - Теперь  вам легче  будет об  этом рассказать. Возможно,  мой  вопрос,
заданный вам в первый раз, помог вам вспомнить?
     - Да, сэр.
     - Значит, помог!
     Она открыла рот,  но ничего не сказала. Я следил за нею, и ее поведение
показалось мне немного странным Вулф снова повторил:
     - Значит, помог?
     Анна молчала. Я не  думал, что  она нервничает или напугана, она просто
молчала.
     - Когда я задал вам этот вопрос в прошлый  раз, мне показалось, что это
вас напугало. Я сожалею об этом Вы не можете сказать мне, почему это вас так
расстроило?
     - Да, сэр.
     -  Вы  о чем-то вспомнили, возможно, неприятном, что произошло с вами в
тот день, когда вы увидели клюшку?
     Снова молчание. Я понял, что произошла какая-то ошибка. Вулф задал свой
последний вопрос так, будто  он для него уже не  представлял интереса. Я это
понял по его тону. Что-то вдруг отвлекло его, и он пошел по другому следу.
     - Когда вы решили отвечать на все мои вопросы этим коротким "да,  сэр"?
- вдруг неожиданно спросил он девушку, совершенно изменив тон.
     Никакого ответа. Но Вулф больше не собирался ждать.
     -  Мисс Фиоре, я хотел, чтобы вы поняли следующее. Мой последний вопрос
не имеет никакого отношения  к клюшке  или к Карло Маффеи. Разве вы этого не
понимаете?  Если вы решили отвечать  на все мои вопросы о Карло Маффеи таким
образом, это одно. Это ваше право. Но если я  вас спрашиваю совсем о  других
вещах, вы не должны отвечать  мне "да, сэр", потому что такого решения вы не
принимали, не так ли? О всех  других вещах мы можем говорить так, как обычно
бы говорили.  Значит, вы решили отвечать  мне "да, сэр"  из-за Карло Маффеи,
потому что он что-то сделал?
     Анна уставилась на него каким-то странным  взглядом. Мне было ясно, что
дело не в том, что она  испытывает  к Вулфу недоверие или боится его. Просто
она  хочет  понять  его.  Так  они  сидели, глядя  друг на друга, пока Анна,
наконец, не сказала:
     - Нет, сэр.
     - О, отлично. Значит, не потому, что он что-то сделал.  И  так,  это не
имеет никакого  отношения к нему,  и вы  можете свободно отвечать на все мои
вопросы.  Если вы решили ничего не говорить о Карло Маффеи, я не стану вас о
нем расспрашивать. Поговорим  теперь о другом. Вы  тоже  решили так отвечать
мистеру О'Грэйди, тому человеку, который расспрашивал вас вчера утром?
     - Да, сэр
     - Почему?
     Анна нахмурилась, но все же ответила:
     - Потому, что что-то случилось.
     - Хорошо. Что же случилось?
     Она отрицательно замотала головой.
     - Послушайте, мисс Фиоре,  - тихо увещевал ее Вулф. - У вас нет никаких
причин не верить мне.
     Она повернулась и посмотрела на меня, а затем снова перевела взгляд  на
Вулфа.
     Помолчав, она наконец сказала:
     - Я расскажу мистеру Арчи.
     - Хорошо. Расскажите мистеру Арчи.
     Повернувшись ко мне, Анна сказала:
     - Я получила письмо.
     Вулф посмотрел на меня, и я принял эстафету.
     - Вы получили его вчера?
     Она кивнула.
     - Вчера утром.
     - От кого?
     - Не знаю. Оно не было  подписано,  напечатано на  машинке, на конверте
написано мое  имя и адрес, только имя, без фамилии. Письма из ящика вынимает
хозяйка. Она  принесла его мне, но я  не хотела при ней вскрывать конверт, а
то она  тут же отобрала  бы его у  меня,  и  я  никогда бы его не  прочла. Я
поднялась к себе наверх, туда, где я сплю, и тогда открыла письмо.
     - Что же было в нем?
     Она  смотрела  на  меня  молча, ничего  не говоря,  но потом улыбнулась
какой-то  странной улыбкой, от которой мне стало не по себе.  Но я продолжал
спокойно смотреть на нее.
     - Я сейчас  вам покажу, мистер Арчи, что было в этом письме, - наконец,
сказала она, подняла подол платья выше колена, сунула руку за чулок и тут же
вытащила  ее - в  руке что-то  было.  Я смотрел, как она  разворачивает пять
двадцатидолларовых купюр и, разгладив их, кладет так, чтобы я видел.
     - Ты хочешь сказать, что это все, что находилось в конверте?
     Она кивнула.
     - Сто долларов.
     - Понятно. Но там было еще что-то напечатанное на машинке?
     - Да. Там было напечатано, что,  если я ничего не  расскажу  о  мистере
Маффеи или о том, что он делал,  я  могу эти деньги оставить  себе. А если я
расскажу о мистере Маффеи, я должна деньги сжечь. Я сожгла  письмо, но  я не
собираюсь сжечь деньги. Я оставила их себе.
     - Ты сожгла письмо?
     - Да.
     - А конверт?
     - Тоже, сожгла.
     - И ты думаешь, что теперь не скажешь никому  ни слова о мистере Маффеи
или о клюшке для гольфа?
     - Никогда.
     Я посмотрел на нее. Вулф, хотя и уперся подбородком в грудь, но тоже не
сводил с нее взгляда. Я встал.
     - Из  всех  идиотских  басен, которые мне...  - начал было  я,  но Вулф
оборвал меня.
     - Арчи, изволь извиниться.
     - Какого черта!..
     - Извинись!
     Я повернулся к девушке.
     - Прошу  извинить  меня, но когда  я подумал, сколько бензина я сегодня
потратил, кружа вокруг парка... - Не закончив, я опустился на стул.
     - Мисс Фиоре, вы случайно не заметили почтового штемпеля на конверте?
     - Нет, сэр.
     - Конечно, понимаю.  Кстати, эти деньги не принадлежат тому, кто их вам
послал. Они вынуты из кармана Карло Маффеи.
     - Я все равно оставлю их себе, сэр.
     -  Конечно,  оставьте.  Возможно, вы не  знаете,  но  если  это  станет
известно  полиции, они могут отнять  их  у вас  самым грубым  образом. Но не
бойтесь, мистер  Арчи не обманет вашего доверия. - Вулф повернулся ко мне. -
Вежливость и  обаяние всегда считались прекрасными качествами и  иногда даже
бывали полезными. Отвези мисс Фиоре домой, Арчи.
     Я запротестовал.
     - Пусть она...
     - Нет. Ты хочешь заставить ее сжечь эти деньги, а  взамен дать ей сотню
из нашего  кармана? Не выйдет. Она  все равно не сожжет свои сто долларов, а
даже если  захочет сделать  это, мне  не  хотелось  бы видеть,  как  сжигают
деньги, даже  ради  спасения  того,  кто  сам  себе  роет  могилу.  Из  всех
жертвоприношений сжигание денег самое противоестественное.  Возможно,  ты не
понимаешь,  Арчи,  что для мисс  Фиоре  эта  сотня  долларов. Это  нежданная
награда  за акт отчаяния и героизма.  А  теперь, когда  она снова их надежно
спрятала, можешь отвезти ее домой.
     И тут я увидел, что он начал поднимать с кресла свое огромное тело.
     - До свидания, мисс Фиоре. Я сделал вам редкий в моих устах комплимент.
Я поверил, что вы сказали то, что думали.
     Я был уже у двери и поторапливал девушку.
     Пока мы  ехали, я  не сказал ни слова, предоставив ее самой себе. Я  не
мог  избавиться  от чувства  досады. Стоило  ли  похищать ее,  устраивать ей
шикарную прогулку по городу, чтобы потом оказаться в дураках. Да, Бог с ней,
она не стоит того, чтобы терять самообладание.
     На Салливан-стрит я бесцеремонно высадил ее из  машины, решив, что Вулф
был достаточно вежлив за нас обоих.
     Выйдя, она  осталась стоять на тротуаре. Я переключил рычаг скоростей и
уже готов был нажать на стартер, как Анна вдруг сказала:
     - Благодарю вас, мистер Арчи.
     Она тоже хотела быть вежливой, видимо, передалось от Вулфа.
     - Что ж, "пожалуйста" я тебе не скажу, но, так и быть, попрощаюсь. Я не
держу зла, - буркнул я и уехал.



        6

     За  те  полчаса,  что я  отсутствовал,  доставляя  Анну  домой,  это  и
случилось. На этот  раз приступ хандры оказался затяжным  - длился  он целых
три  дня.  Я нашел Вулфа на кухне,  где он, сидя за маленьким  столиком,  за
которым  я  обычно завтракаю, пил пиво.  На столе стояли три пустые бутылки.
Сам Вулф доказывал  Фрицу, сколь кощунственно подавать  анчоусы под томатным
соусом. Я  постоял немного, прислушиваясь к спору, а затем,  не промолвив ни
слова,  ушел в  свою  комнату  и,  достав бутылку  хлебной водки, налил себе
рюмку.
     Я  никогда не мог угадать время и  причину  непонятного  безразличия  и
апатии,  которые  время от  времени  охватывали его.  Иногда  это могла быть
простая неприятность, как  в тот раз, когда на Пайн-стрит нас задело  такси.
Но  чаще причина  оставалась  неизвестной.  Казалось,  все  идет  хорошо, мы
вот-вот  завершим  работу,  еще  немного,  и  мы  можем   передать  дело   в
криминальную  полицию, как вдруг Вулф не только терял  ко всему  интерес, но
тут же выходил из игры. И здесь уж ничего нельзя было поделать, как бы я  ни
старался.  Такое состояние могло  длиться у  него  от  нескольких  часов, до
одной-двух недель. Временами я опасался, что он  уже не вернется  к любимому
делу, но  так же внезапно и необъяснимо происходил перелом к лучшему, и Вулф
возвращался к привычным делам. Во времена таких кризисов он лежал в постели,
не  поднимаясь  даже   к  столу,  ограничиваясь  хлебом  и  луковым   супом,
отказываясь кого-либо видеть, кроме меня, а мне запрещал разговаривать с ним
о чем-либо. Или же он мог часами торчать в кухне, поучая Фрица, как готовить
то или иное блюдо, и тут же  на месте дегустировал его. В  таких  случаях он
мог в два присеста покончить с бараньим боком или даже с целым барашком, как
однажды, когда он заставил все части бараньей туши приготовить по-разному. В
такие  дни  больше всего доставалось мне. Высунув язык я бегал по  городу от
Баттери  до Бронкса  в  поисках  каких-то  особых  специй, трав или  корней.
Однажды я  даже заявил протест и пригрозил  уйти.  Это было, когда он послал
меня к Бруклинским причалам, где швартуются случайные китайские мелкие суда.
Я  должен  был попытаться достать у одного из  капитанов какой-то диковинный
корень. Судя по всему, капитан  не брезговал контрабандой опиумом,  а посему
встретил меня  крайне настороженно и  даже принял  меры - несколько портовых
оборванцев  устроили мне  темную.  Утром из  больницы  я  позвонил  Вулфу  и
официально заявил, что больше у него не работаю. Он сам приехал в больницу и
увез  меня домой. Я был настолько потрясен  этим, что больше не напоминал об
уходе. На том все закончилось, в том числе и хандра моего хозяина.
     На  сей раз,  увидев  его  в  кухне,  я все  понял. Видеть его  в таком
состоянии было невыносимо, и я, выпив  пару стаканчиков виски, ушел из дома.
Пройдя несколько кварталов, я почувствовал голод - видимо, сказалось выпитое
спиртное. Я  зашел в один из  ресторанчиков.  Избалованный за  эти  семь лет
изысканной кухней Фрица, я,  конечно, рисковал,  заходя  в первую попавшуюся
забегаловку, но твердо  решил  не возвращаться к ужину. Во-первых,  мне было
тяжело глядеть  на моего хозяина, а, во-вторых, я не был уверен, каким будет
меню. В  таких  случаях это  мог  быть  пир  Эпикура  или  готовый  обед  за
восемьдесят пять  центов  из соседнего кабачка. Иногда  это  бывало  вкусно,
ничего не скажешь, а иногда - в рот взять невозможно.
     Подкрепившись в ресторане, я почувствовал  себя лучше и решил вернуться
на Тридцать пятую улицу. Я считал, что, несмотря на его настроение, я должен
рассказать  Вулфу  об утреннем визите Андерсона. Что я  и сделал,  и, как бы
между прочим,  добавил от  себя,  что,  по-видимому,  что-то затевается, что
должно свершиться сегодня же до полнолуния.
     Пока я  все  это  ему  излагал, Вулф,  сидевший  за  маленьким  столом,
пристально следил за тем, как Фриц  что-то помешивает в кастрюльке на плите.
Он поднял на меня глаза, будто силился вспомнить, где он меня видел, а потом
сказал:
     - Не произноси при мне имя этой темной личности.
     - Сегодня  утром я позвонил Гарри  Фостеру в "Газетт"  и сообщил о том,
что готовится. Как я понимаю, вы не против шумихи  в  печати,  -  сказал  я,
стремясь разозлить его.
     Он сделал вид, что не слышал.
     -   Фриц,   держи  под  рукой  кипяток  на   тот  случай,  если  начнет
свертываться, - сказал он Фрицу.
     Тогда я с решительным видом встал и пошел наверх к Хорстману. Надо было
предупредить  старика, что  ему  одному  предстоит  заниматься  орхидеями не
только сегодня,  но, может, все ближайшие  дни. Старый садовник всегда делал
вид, что  Вулф скорее  мешает ему своим  присутствием  в  оранжерее,  но как
только что-либо отвлекало хозяина, он  забывал  об орхидеях и  не являлся  в
привычные  часы, Хорстман начинал нервничать и  беспокоиться,  будто за  это
время его  питомцев могла  поразить мучная тля.  Увы, я нес ему  нерадостную
весть.
     Началось  это в пятницу пополудни, и лишь в понедельник утром,  то есть
без малого  через  трое  суток,  я начал  замечать в глазах  Вулфа  признаки
интереса к окружающему.
     Но за это время кое-что произошло. Около четырех пополудни мне позвонил
Гарри  Фостер.  Я  ждал  этого  звонка.   Он  сообщил,  что  вскрытие   было
произведено, но подробностей он пока не знает. Он заметил, что теперь  не он
один знает эту  тайну.  Репортеры  всех газет держат в  осаде офис окружного
прокурора.
     В  шесть  вечера был  еще  один  звонок. На  сей  раз  звонил  прокурор
Андерсон.
     Я  не  мог сдержать  торжествующей  улыбки,  когда  услышал  его голос.
Представляю, чего ему стоило  дотерпеть  до шести часов. Он попросил Вулфа к
телефону.
     - Сожалею, мистер Андерсон, он занят. С вами говорит Арчи Гудвин.
     Прокурор желал,  чтобы  Вулф прибыл в Уайт-Плейнс. Тут уж  я не  мог не
рассмеяться, и  он в сердцах бросил трубку. Это мне не  понравилось. Я знал,
что от этого человека можно  ожидать всякого. Поразмыслив, я позвонил  Генри
Г. Барберу и  подробно  проконсультировался  с  ним  по  статьям о  сокрытии
свидетельских показаний. Затем я спустился в кухню и доложил обо всем Вулфу.
     В ответ он только погрозил мне ложкой.
     -  Этот  тип  опасен, Арчи, он  -  как  зараза.  Протри  спиртом трубку
телефона. Я же просил тебя не упоминать его имени.
     -  Простите, сэр,  -  послушно  сказал я.  - Мне, конечно, следовало бы
самому  это  знать.  Но  дурак,  сэр, всегда  будет  дураком. Позвольте  мне
поговорить с Фрицем.
     Но Вулф опять не слушал  меня.  Я сказал  Фрицу, что на ужин ограничусь
бутербродами,  и   попросил  его  принести  их  в  кабинет.  Затем  я  отдал
распоряжение  не открывать  на звонки входную дверь, кто  бы это  ни был, до
моего  особого  распоряжения. Дверь  буду открывать я сам. И снова повторил,
что это очень серьезно.
     Возможно, я перестраховался, но рисковать не стоило - я не хотел, чтобы
кто-нибудь  увидел  Ниро Вулфа  таким. Я был рад, что он не  посылает меня в
город с поручениями, да  если бы послал, я все  равно ослушался бы его. Если
мы  и  потерпели неудачу,  это  не значит, что  из нас можно делать дураков.
Вечер прошел относительно спокойно.
     Утром я  старался не попадаться Вулфу на глаза и пребывал все  больше в
гостиной. За это время я открыл дверь на звонок газовщика, затем  посыльного
и еще какого-то ловкача, собирающего  деньги "на продолжение  образования  в
колледже".  Около одиннадцати  снова раздался звонок. На этот раз на крыльце
стоял  коренастый   мужчина,  который   тут  же  профессиональным  движением
заблокировал ногой дверь,  чтобы я не  захлопнул ее перед  его носом.  Но  я
оттиснул его плечом, вышел на крыльцо и закрыл за собой дверь.
     - Привет, вас кто-то пригласил?
     -  Во  всяком  случае, не  вы, - грубо ответил непрошеный гость.  - Мне
нужен Ниро Вулф.
     - Он не принимает, ему нездоровится. Что вам угодно?
     Он изобразил подобие улыбки и протянул мне визитную карточку.
     -  Понимаю, - сказал я. -  Вы от Андерсона, не так ли? Его правая рука,
небось. Так что вам угодно?
     - Не догадываетесь? - осклабился он. - Пройдемте в дом, я объясню.
     Тут уж я решил не церемониться. Я не знал, когда Вулф  придет  в норму,
настроение было препоганое, поэтому я  сказал визитеру, что о том,  что  ему
нужно, Вулф  осведомлен не  более  прокурора Андерсона, а  то,  что мы знаем
сверх того, не представляет для них интереса. Если они намерены нанять Вулфа
как профессионала,  пусть назовут сумму гонорара, а  мы  обсудим.  Если  они
намерены попугать ордером на задержание, то их ждет куча сюрпризов, и к тому
же неприятных. Затем  я добавил, хоть на  вид он фунтов на  двадцать тяжелее
меня, я в дом не войду,  пока он  торчит здесь на крыльце. По  сему случаю я
был  бы  весьма обязан ему, если бы он убрался подобру-поздорову, потому что
он оторвал меня от чтения чертовски интересной книги. Он пару раз безуспешно
пытался что-то сказать и, наконец, когда я закончил, высказался:
     - Передайте Вулфу, что это так ему не пройдет.
     - Передам. Хотите еще что-то добавить?
     - Пошел к черту! - рявкнул он напоследок.
     Я изобразил улыбку и стоял на крыльце до тех пор, пока он не скрылся из
виду. Ушел он по направлению к Западным кварталам  города. Я не знал его, но
я вообще  плохо знал сыщиков Вестчестерского округа. На карточке, которую он
мне  вручил,  значилось  Г.  Р.  Корбетт.  Я  вернулся в гостиную  и закурил
сигарету.
     Около  четырех  пополудни я услышал, как  за  окном, надрываясь, кричат
мальчишки-продавцы газет. "Экстренный выпуск, экстренный выпуск!" Я вышел на
крыльцо  и  кликнул одного из  них.  Почти  во  всю  полосу  газеты  тянулся
заголовок: "Барстоу отравлен.  В  теле  найден стальной  дротик".  Я  прочел
сообщение до конца. Я  никогда  еще не  испытывал  большего  чувства досады.
Разумеется, о нас с Вулфом - ни единого слова. Но я на это и не рассчитывал.
Дело, похоже, проплыло  мимо нашего носа,  горевал я и проклинал себя за то,
что не  так повел себя с Дервином,  а потом  и с  самим Андерсоном,  ибо был
уверен, что дело уже у  нас в кармане. Злость брала и на Вулфа. Выбрал время
хандрить, подогревал я себя. Я снова вернулся к газете. Это был не дротик, а
настоящая,  хоть  и  короткая, стальная игла -  все, как предполагал Вулф, и
нашли ее в нижней части живота,  пониже желудка. Как ни был я зол на  Вулфа,
но я решил показать ему газету, тем более что там была его фотография.
     Я  вошел в кухню  и положил газету на  стол прямо перед  ним, и  тут же
снова вышел.
     - Арчи,  приготовь машину, и  вот тебе  список, -  крикнул мне вдогонку
Вулф
     Я сделал вид, что не слышал. Позднее за покупками был послан Фриц.
     На следующий  день,  в  воскресенье,  все  газеты