й тончайшей золотой фольгой письменный стол Боттвайля и склонился над
золоченой  корзинкой для  бумаг. Она  была полна  примерно на треть. Я начал
было в ней рыться, потом решил, что теряю время, перевернул ее, высыпав  все
содержимое  на  пол, после чего принялся просматривать все бумажки подряд  и
поочередно швырять их  в корзинку. Мне попадались  кое-какие обрывки,  но ни
один  из них не умел ни малейшего  отношения  к  моему брачному  разрешению.
Покончив   с  бумажками,  я  уже  решил  было,  что  из-за   спешки  смотрел
недостаточно внимательно и  собрался повторить всю процедуру, как со стороны
студии  послышался  звук, напоминающий стук  остановившегося лифта. Я быстро
вернулся  в  студию,  где  застал  двоих полицейских,  которые явно пытались
определить, кем в первую очередь заняться - мертвым или живыми.


3

     Три часа  спустя  мы все сидели, сбитые в одну кучу, а  мой  закадычный
враг  и приятель,  сержант  Пэрли Стеббинс  из уголовной  полиции Манхэттена
высился над нами, шаря по нашим лицам бдительным взором - прямой, как палка,
крупный, мощный, с квадратным подбородком.
     Наконец, он заговорил:
     - Мистер  Кирнан  и  мистер  Хетч  поедут со  мной в  контору окружного
прокурора  для   дальнейшего  выяснения  обстоятельств  этого  преступления.
Остальные  могут быть  пока  свободны,  но  с  одной  оговоркой:  вы  должны
находиться  дома,  по  тем адресам,  которые  дали нам.  Однако прежде,  чем
отпустить  вас,  я  хочу еще раз  задать вам  вопрос про  человека,  который
находился  здесь под видом Санта Клауса. Вы все заявили,  что  ровным счетом
ничего  о  нем  не  знаете. Никто  из вас не хочет сейчас  пересмотреть свое
заявление?
     Стрелки  на  моих  часах  показывали без  двадцати  семь.  Полицейские,
коронер, врач, дактилоскописты, санитары - кодла, которая насчитывала добрых
две  дюжины  муниципальных  служащих,  -  покончили с  обычной для  подобных
случаев  возней, включавшей и  допрос свидетелей с глазу на  глаз. Наивысшей
чести удостоился я  - меня допрашивали поочередно Стеббинс,  следователь  из
ближайшего полицейского управления,  а затем еще и  лично инспектор  Кремер.
Последний отбыл около пяти, чтобы организовать облаву на Санта Клауса.
     - Я не возражаю против того, чтобы поехать к прокурору, - заявил Кирнан
Стеббинсу.  - В данных обстоятельствах я вообще  не вправе  возражать. Но мы
уже рассказали вам все,  что  знали; я - по меньшей мере. Мне кажется, что у
вас сейчас одна задача - поймать убийцу.
     - Не хотите же вы сказать,  -  вмешалась миссис Джером, - что никто  из
присутствующих ничего о нем не знает?
     -  По вашим словам выходит именно  так, - ответил ей  Пэрли. - Никто не
знал даже,  что здесь  вообще  будет  Санта  Клаус - так во  всяком случае я
уразумел. Сюда его  привел Боттвайль, без  четверти три, из своего кабинета.
По-видимому, Боттвайль сам уговорился с  ним,  и  Санта Клаус, поднявшись на
личном лифте Боттвайля, переоделся  прямо в его кабинете. Могу вам сообщить,
что это подтверждается  фактами. Костюм Санта Клауса был  продан в  магазине
"Берлсон",  что  на Сорок четвертой  улице.  Мистер Боттвайль позвонил  туда
вчера днем и уговорился о том, что костюм пришлют сюда, с пометкой лично для
него  Мисс Квон  признала, что получила сверток  и сама  отнесла Боттвайлю в
кабинет.
     Если  верить  полицейским,  то никто никогда не  констатирует  какой-то
факт, не заявляет, не сообщает и даже не докладывает, а - признает.
     -  Кроме  того,  -  признал Пэрли,  -  мы сейчас проверяем агентства, в
которых могли  бы заказать  услуги Санта Клауса, но это задача непростая.  В
агентствах часто сами не знают, с кем имеют дело. Если у нашего Санта Клауса
имелись судимости, то вполне понятно, что, увидев, какая поднялась заваруха,
он счел за благо  исчезнуть. Пока внимание  всех было приковано к Боттвайлю,
он незаметно поднялся в кабинет,  переоделся и  был таков.  Костюм  бросил в
лифте. Если мы  правы и  Санта  Клаус  был обычным  человеком, нанятым через
агентство, то убивать Боттвайля у него причин не было. Кроме того, он не мог
знать, что Боттвайль пьет  только перно,  и уж тем  более не мог знать,  где
хранится яд.
     - К тому же,  - добавил Эмиль Хетч,  сидевший мрачнее  тучи, - если его
наняли в агентстве, бежать для него было бы не просто глупо, но безрассудно.
Ведь его неминуемо разыщут.  Так что навряд ли  его наняли  через агентство.
Это должно быть кто-то из знакомых Боттвайля, который знал и про перно и про
яд, и к тому  же имел серьезную причину,  чтобы убить Боттвайля. А вы только
понапрасну тратите время, занимаясь агентствами.
     Стеббинс передернул мощными плечами.
     -  Наша  работа  в  том и заключается, чтобы тратить  время на  розыск,
мистер Хетч. Возможно, наш Санта Клаус настолько перетрусил, что  не отдавал
себе отчета в своих действиях. Я, конечно, понимаю, что в случае удачи, если
выяснится, что его и впрямь наняли с помощью агентства, Санта Клаус окажется
непричастным к убийству, но ведь бутылку-то отравили. Я хочу, чтобы  вы  это
хорошо  понимали  и не удивлялись, почему  вас  просят  оставаться  дома, по
указанным  вами  адресам. И не  заблуждайтесь относительно  серьезности этой
просьбы.
     - Не имеете ли вы в виду,  - резко спросила  миссис  Джером, - что  нас
всех подозревают? Что или мой сын находимся под подозрением?
     Пэрли открыл было рот, но почти сразу захлопнул его. Ничего не попишешь
- сталкиваясь с подобными дамочками,  приходится давить  свои  порывы. Ясное
дело  - он собирался  в ответ брякнуть: "Разумеется,  черт  побери!"  Вместо
этого ему пришлось со всей возможной кротостью заявить:
     -  Я хочу сказать  только одно - мы должны  непременно  разыскать этого
Санта Клауса, а  уж потом посмотрим. Если окажется,  что он  ни при чем, нам
придется продолжить розыск  убийцы, и мы очень рассчитываем на вашу  помощь.
Уверен, что  все вы готовы оказать  нам посильную помощь. Не  так ли, миссис
Джером?
     - Я  бы с удовольствием помогла вам, но я ровным счетом ничего не знаю.
Кроме одного: моего любимого и обожаемого друга больше  нет  в  живых,  а  я
вовсе не намерена терпеть  ни угроз, ни оскорблений.  А что вы такое сказали
насчет яда?
     - Это вам известно. Вас уже расспрашивали.
     - Да, конечно, но что вы хотели сказать?
     - Вы должны были уже и сами понять это из вопросов, что  вам  задавали.
Врач, осматривавший тело, считает, что убийца использовал цианистый калий, и
рассчитывает подтвердить свой вывод во время вскрытия. Эмиль Хетч пользуется
цианистым калием, занимаясь  чеканкой и гальванопокрытием, - в мастерской на
нижнем этаже в шкафу стоит целая банка цианида, а  в мастерскую из  кабинета
Боттвайля ведет винтовая лестница. Любой из тех, кто  знал это, а также  то,
что Боттвайль держит целый ящик перно в своем шифоньере и что  в ящике стола
всегда  стоит  откупоренная бутылка, не мог  даже  мечтать  о  более удачном
стечении обстоятельств. Четверо  из вас признались в том,  что  знают и то и
другое. Еще  трое - миссис Джером, Лео Джером и Арчи Гудвин  - признали, что
знали про перно, но отрицают, что знали про цианистый калий. Поэтому...
     - Это неправда! Она знала про цианистый калий!
     Рука  миссис  Перри  Портер  Джером  взлетела  с колена  сына,  которое
сжимала, и хлестко ударила Черри Квон по щеке. Лео Джером судорожно вцепился
в руку матери и повис на ней. Альфред Кирнан вскочил, и мне  даже показалось
было,  что  он  собирается  разделаться  с  миссис Джером,  но  Марго  Дики,
разгадавшая  его намерения, ухватила его за  фалды пиджака и удержала. Черри
прикрыла ладонью пострадавшую щеку и сидела, не раскрывая рта и не шевелясь.
     -  Сядьте на  место,  - приказал Стеббинс Кирнану. - И  возьмите себя в
руки. Мисс Квон, вы говорите, что миссис Джером знала про цианистый калий?
     -  Конечно,  знала, - прочирикала  мисс  Квон, -  Однажды  в мастерской
мистер Хетч в  моем присутствии  объяснил ей, как  он  им пользуется и какую
осторожность соблюдает.
     - Мистер Хетч? Вы подтверждаете...
     - Ерунда! - отрезала миссис Джером. - Что из того, что он мне объяснил?
Я  давно  и  думать  об  этом  забыла.  Повторяю:  я   не  потерплю  никаких
оскорблений!
     Пэрли пристально посмотрел на нее.
     - Послушайте, миссис Джером, если  мы разыщем Санта Клауса  и окажется,
что он был знаком с  Боттвайлем и имел основания его  недолюбливать,  то все
может  на  этом закончиться.  В противном  же  случае  никому,  включая вас,
никакие разговоры  про  оскорбления  не  помогут. До  сих пор, насколько мне
известно,  только один из  вас солгал  нам.  Это  вы. Это будет  занесено  в
протокол. Учтите, что для любого из вас ложь обернется неприятностями, тогда
как  нам,  как ни странно, это лишь на руку. На  этом мы с вами расстанемся.
Мистер Кирнан и мистер  Хетч, эти  люди, - Стеббинс  указал на двух сыщиков,
стоящих у него за спиной, - отвезут  вас к прокурору.  Остальные могут  быть
свободны  - только  не  забывайте  о моих  словах. Гудвин,  я  хочу с  тобой
побеседовать.
     Он уже  со мной  беседовал,  но  я  не стал заострять на этом внимание.
Кирнан же оказался  менее  уступчивым и сказал,  что  должен уйти последним,
чтобы запереть  все двери. Стеббинс не стал чинить ему препятствий. Все  три
женщины, Лео Джером, Стеббинс и я  спустились на  лифте,  оставив сыщиков  с
Кирнаном  и  Хетчем   наверху.  Стоя  на  тротуаре,  я   проводил   взглядом
разбредавшихся  по сторонам  женщин и Лео Джерома, но  признаков  слежки  не
заметил.  Снегопад  по-прежнему  не унимался  -  радостная  перспектива  для
Рождества и уборщиков улиц. Возле тротуара поджидали две полицейские машины,
и Пэрли,  подойдя  к одной из них  и распахнув дверцу, кивком пригласил меня
залезть внутрь.
     - Если мне тоже предлагают прокатиться  к прокурору, - возразил я, - то
я  хотел бы сперва  поесть.  Помню -  как-то раз  меня там  чуть  голодом не
уморили.
     - Окружной прокурор тебя не  ждет, -  ухмыльнулся Стеббинс. - Пока,  во
всяком случае. Я просто предлагаю тебе укрыться от снега.
     - Это  меняет  дело, -  согласился я  и проскользнул  внутрь,  двигаясь
подальше,  чтобы  освободить  место  для  Пэрли.  А  места  ему  требовалось
предостаточно. Взгромоздившись на сиденье, он захлопнул дверцу.
     - Раз мы все  равно сидим в  машине, - предложил  я,  - почему  бы  нам
заодно не прокатиться? По городу можешь не колесить - просто высади  меня на
Тридцать пятой улице.
     Но Пэрли неожиданно заупрямился.
     - Я не люблю разговаривать во время езды. Как, впрочем,  и слушать. Что
ты здесь делал сегодня?
     -  Я уже говорил.  Развлекался.  Пробовал три марки  шампанского.  Меня
пригласила мисс Дики.
     - Попробуй  еще разок. Из всей компании ты - единственный  посторонний.
Почему? Для мисс Дики ты чем-то особенным не являешься. Она собиралась выйти
замуж за Боттвайля. Итак, почему?
     - Спроси у нее.
     - Мы уже спрашивали. Она сказала,  что особых причин приглашать  тебя у
нее не было. Еще добавила, что ты нравился Боттвайлю, да и остальные считали
тебя  за своего -  с той поры,  как ты разыскал для них  какие-то  гобелены.
Говорила она  сбивчиво, подбирая  слова. К тому же, сам знаешь - всякий раз,
как случается убийство, а ты оказываешься поблизости, мне  любопытно знать -
почему. Спрашиваю в последний раз.
     Значит,  она  не  стала упоминать  про  разрешение  на  бракосочетание.
Молодец. Я бы с большим удовольствием слопал весь снег, выпавший в Нью-Йорке
начиная  с полудня,  чем  попытался  объяснить  происхождение  этой  бумажки
сержанту Стеббинсу  или  инспектору Кремеру.  Именно  по этой  причине  я  и
перерыл корзинку для бумаг.
     - Спасибо за доверие, - ответил я, - но злоупотреблять я им не стану. Я
уже поведал тебе, как на духу, обо всем виденном и услышанном  сегодня. (Тут
я поневоле очутился в одной компании с  миссис Джером, поскольку я умолчал о
разговоре с  Марго). И рассказал все, что знаю обо  всех этих  людях. Оставь
меня в покое и отправляйся ловить своего убийцу.
     - Я тебя знаю как облупленного, Гудвин.
     - Да, и ты даже называл меня Арчи. Я свято лелею память об этом.
     - Я  тебя слишком хорошо знаю,  -  задумчиво  произнес  он. Его крупная
голова  на бычьей шее  повернулась  ко мне, и  наши глаза встретились. -  Не
думаешь же ты,  что  я способен  поверить  в то,  что  этот парень  удрал из
комнаты, а ты его не заметил?
     -  Ерунда! Я  сидел на полу,  у  меня  на руках умирал человек,  а  все
остальные сгрудились вокруг нас. Да  ты  и сам  прекрасно знаешь, что несешь
вздор. Не считаешь же ты меня сообщником убийцы.
     - А я вовсе не  говорил, что  считаю  тебя сообщником. Даже если  Санта
Клаус и  был в перчатках -  а зачем  они ему понадобились,  как не для того,
чтобы не оставить отпечатков, - я не утверждаю,  что он убийца. Но если тебе
вдруг известно, кто  он  такой,  то  ты  пытаешься по какой-то  причине  его
выгородить и сейчас водишь нас за нос, что тогда?
     - Тогда было  бы скверно, согласен. Посоветуйся я  с  самим собой, я бы
первый выступил против.
     - Черт побери! - рявкнул Пэрли. - Ты знаешь его или нет?
     - Нет.
     - Ни ты, ни Вулф не приложили руки к тому, чтобы он появился там?
     - Нет.
     - Ладно, проваливай. А в управление тебя пригласят как пить дать.
     - Надеюсь,  что не  сегодня. Устал как  собака. - Я распахнул дверцу. -
Мой адрес ты знаешь.
     Я  перепрыгнул через сугроб,  а Пэрли запустил  мотор  и машина с ревом
рванулась вперед.
     Время  для  того, чтобы поймать свободное такси, было самое подходящее,
но  из-за  чертова  снегопада мне пришлось  промерзнуть  целых десять минут,
прежде чем рядом ни притормозила желтая  "канарейка". Когда мы  подкатили  к
крыльцу нашего старого  особнячка на Западной Тридцать пятой улице, было уже
без восьми восемь.
     Как  и всегда, когда меня  нет дома, дверь была  на засове, так что мне
пришлось звонить, чтобы Фриц открыл и впустил меня в дом. Я поинтересовался,
вернулся ли Вулф, и Фриц ответил, что да, мол, - вернулся и изволит ужинать.
Убрав шляпу  на полку и повесив пальто, я полюбопытствовал, осталось ли хоть
что-нибудь для меня, а Фриц серьезно ответил, что да, осталось, и даже очень
много, и отступил в сторону,  пропуская меня в столовую. Да, по манерам Фриц
даст его очков вперед любому мажордому или дворецкому.
     Вулф, рассевшийся в  своем необъятном кресле за столом, поздоровался со
мной - причем вполне нормально, даже не пролаял. Я  ответил  любезностью  на
любезность, сел на свое место, развернул  на коленях салфетку и извинился за
опоздание. Фриц принес мне теплую тарелку, судок с тушеными  утятами и блюдо
с картофелем,  запеченным  с грибами и  сыром. Я,  не скупясь, наложил  себе
изрядную порцию. Вулф спросил, идет ли еще снег, и я ответил, что да. Потом,
проглотив несколько кусочков, я нарушил молчание сам:
     -  Насколько вам известно, я вполне  одобряю  ваше  правило  никогда не
говорить  о делах во время трапезы, но я угодил в передрягу, которая к делам
не относится. Она касается только меня лично.
     Вулф хрюкнул.
     - О  гибели мистера Боттвайля  сообщили по радио в  семь часов. Ты  был
там.
     - Да. Я был там. Я стоял рядом с ним на коленях, когда он  умирал. -  Я
отправил  в рот очередной кусок,  лихорадочно  соображая. Черт бы побрал это
дурацкое радио! Я вовсе не собирался даже заикаться об  убийстве до тех пор,
пока не  прояснил бы более важный, с моей точки зрения, вопрос. Когда во рту
освободилось достаточно  места, чтобы  ворочать  языком, я произнес: -  Могу
доложить обо всем подробно, если пожелаете, но сомневаюсь, чтобы нам удалось
заполучить клиента. Единственная подозреваемая с достаточно набитой  мошной,
чтобы уплатить вам  гонорар, - миссис Перри  Портер  Джером,  - но  она  уже
уведомила сержанта Стеббинса, что не намерена терпеть угроз и оскорблений. К
тому же, если они разыщут Санта Клауса, вопрос о поимке убийцы может отпасть
сам собой. Я же  хочу рассказать о том, что случилось до того, как Боттвайль
скончался.  То  разрешение на  вступление в брак, что я  вам показывал, яйца
выеденного  не стоит.  Мисс Дики  передумала. Я выкинул два доллара коту под
хвост. Она заявила мне, что решила выйти за Боттвайля.
     Вулф обмакнул корочку пирога в лужицу соуса на своей тарелке.
     - Вот как? - произнес он.
     - Да,  сэр. Удар  был для меня,  конечно, страшный, но со временем я бы
оправился.   Однако  десять  минут  спустя  скончался  Боттвайль.  Что   мне
оставалось делать? Несмотря на суету и приставания полицейских, я сумел  как
следует обмозговать случившееся. Я пришел к выводу, что не стану унижаться и
делать изменнице повторное  предложение. Конечно, я мог бы раскошелиться еще
на  пару  долларов и обзавестись новым  разрешением, но не  хочу, чтобы  эта
ветреница перед брачным алтарем известила меня, что опять передумала и хочет
выскочить за какого-нибудь проходимца. Нет, пусть это и разобьет мое сердце,
но я постараюсь забыть ее. Вычеркну ее из своей жизни.
     Я вернулся к утенку и запустил зубы в  сочное мясо. Вулф  тоже усиленно
жевал. Наконец, проглотив кусок, он изрек:
     - Для меня это, конечно, вполне приемлемо.
     - Я знаю. Так рассказать вам про смерть Боттвайля?
     - После ужина.
     - Хорошо. Как прошла встреча с Томпсоном?
     Однако и эта  тема не прельстила Вулфа. Собственно говоря, и  остальные
мои попытки расшевелить его оказались тщетными.  Обычно он  любит болтать за
столом,  причем на любую тему  - от  холодильников до республиканцев,  - но,
должно  быть,   бедняга  выдохся  после  долгого,  утомительного  и  полного
смертельных  опасностей  путешествия на Лонг-Айленд и обратно. Впрочем, меня
это вполне устраивало, поскольку и  у меня денек выдался непростой. Когда мы
расправились с утятами, картофелем, салатом, печеными грушами, сыром и кофе,
Вулф благодарно хрюкнул и отодвинул кресло назад.
     -  Я хочу  почитать  одну  книгу, - сказал он. - Она  наверху,  в твоей
комнате. "Здесь и теперь" Герберта Блока. Принеси ее сюда, пожалуйста.
     Хотя это означало, что мне придется преодолеть два этажа по лестнице на
полный желудок, я с радостью согласился - надо же было воздать Вулфу должное
за то, что он так спокойно воспринял весть о моих рухнувших надеждах. А ведь
мог бы изрядно поднапрячь свои голосовые связки. Словом, я весело взлетел по
лестнице, ворвался в свою  комнату и подскочил  к полкам, на  которых стояли
мои книги.  Книг у меня немного, всего пара дюжин, так что я прекрасно знал,
где какую искать. Тем не менее "Здесь и теперь" на  месте не оказалось. Там,
где она была, зияла пустота. Я огляделся по сторонам, заметил какую-то книгу
на комоде и шагнул к  нему. Это и впрямь оказалась "Здесь и  теперь", сверху
на которой лежали белые хлопчатобумажные перчатки.
     У меня отвалилась челюсть.


4

     Я рад был бы похвастаться, что  сразу смекнул, где собака зарыта,  едва
увидел  эти  перчатки,  но,  увы, это было бы неправдой.  Я  взял  перчатки,
повертел  так  и  сяк  и даже  напялил  одну из них себе на руку, прежде чем
окончательно осознал, что объяснение появлению здесь перчаток возможно  лишь
одно. Стоило мне прийти к этому выводу, как шарики  в  голове  завертелись и
мысли закружились в  беспорядочном хороводе.  Я  тряхнул головой  и  уселся,
чтобы  подумать.  Мне  понадобилась примерно  минута,  чтобы  сформулировать
первое мало-мальски вразумительное умозаключение.
     Вулф решил  таким образом  признаться мне, что под личиной Санта Клауса
скрывался  не  кто иной,  как  он,  с той целью, чтобы я  успел как  следует
обмозговать полученные сведения в одиночку прежде, чем обсудить с Вулфом.
     Но почему Вулф захотел, чтобы я  размышлял в одиночестве? Ответ на этот
вопрос я искал уже дольше,  но все же додумался до единственного приемлемого
решения.  Вулф отказался от  встречи  с