Почему-то вне дома он всегда выглядит более крупным. Я  думаю,  что это
происходит потому, что мои глаза привыкли втискивать его габариты в интерьер
его особняка на  Тридцать пятой Западной-стрит.  Итак,  это  был он  - к нам
приближалась гора.
     - Я не помешал? - поинтересовался он вежливо.
     Выделив нам две секунды для возражений и не услышав их, он продолжал:
     - Мои извинения, мистер Бэрроу.
     Потом мне:
     - Я поблагодарил мисс Роуэн за  прекрасный обед  и  объяснился  с  нею.
Чтобы смотреть представление, мне пришлось бы перегибаться через перила, а я
для этого  не  создан.  Если  ты  сейчас  отвезешь  меня  домой, то  сможешь
вернуться к четырем - как раз к началу.
     Я взглянул на часы: десять минут четвертого.
     - Должны подойти еще  кое-какие  гости. Лили говорила им, что вы будете
здесь, и они испытают разочарование, если вы уйдете.
     - Тьфу! Разве мне есть чем их веселить?
     Я не  только не был удивлен решением Вулфа, но  даже ожидал чего-нибудь
вроде  этого. То, за чем он сюда пришел,  он  уже получил - так почему бы не
уйти?
     Предметом, который  привел  его сюда, были  куропатки.  Когда  два года
назад  я вернулся после месячного пребывания на ранчо Лили  Роуэн, купленном
ею  в Монтане  (где  я,  между прочим, встретился с Харви Гривом - приятелем
Кэла Бэрроу), единственной деталью моего путешествия, которую Ниро Вулф счел
достойной внимания,  было описание  одного из яств. В конце  августа возраст
молодых куропаток  составляет  около  десяти  недель  и  основной  их  пищей
является  горная  черника.  Я  сказал Вулфу,  что  они вкуснее любой  птицы,
когда-либо приготовленной Фрицем, даже перепелки и вальдшнепа.
     Конечно, в  это время  года они охраняются законом и  могут обойтись по
пять  долларов за  каждый  кусочек, если только вам удастся их поймать. Лили
Роуэн относилась к законам не  так, как ее  отец, пока тот копил  семнадцать
миллионов долларов, которые и завещал ей  с тем,  чтобы она могла их тратить
или оставить в том же количестве. Когда она  узнала, что  Харви Грив едет  в
Нью-Йорк  на  соревнования,  то  решила  устроить  прием  для  некоторых  из
участников.  И  вот  она  подумала,  что  с ее  стороны было  бы  очень мило
накормить их  молоденькими куропатками. А  так как закон оказался всего лишь
барьером, то его перепрыгнули.
     Я  добавлю лишь несколько  слов  о сцене,  происшедшей на первом  этаже
старинного каменного  особняка. Была среда,  полдень.  Вулф читал "Таймс" за
письменным столом, Я сидел за своим письменным столом и говорил по телефону.
Закончив разговор, я повернулся к Вулфу и сказал:
     - Это  была Лили Роуэн. Интересно. Я уже говорил вам, что в понедельник
собираюсь  к ней, чтобы  посмотреть соревнования по  набрасыванию лассо.  По
Шестьдесят  третьей-стрит проскачет на лошади ковбой, а другие ковбои  будут
пытаться  набросить  на него лассо  с  террасы ее дома - с высоты ста футов.
Такое еще никогда не проделывалось. Первым призом будет седло с  серебряными
насечками.
     Он хмыкнул.
     - Интересно.
     - Не это. Это всего лишь игра. Но некоторые приедут раньше - к ленчу, и
я  тоже  приглашен.  А она только  что  звонила  в Монтану.  В субботу  днем
прибудут молодые куропатки, и Феликс собирается их  приготовить.  Я рад, что
иду.  До чего же  досадно, что вы с Лили не ладите друг  с другом  из-за той
истории с духами, когда она брызгала ими.
     Он отложил в сторону газету и пристально посмотрел на меня.
     - Она не брызгала на меня духами.
     Я хлопнул ладонью по столу.
     - Она брызгала ими на себя!
     Он снова взял газету, делая вид, что читает.  Потом отложил ее и провел
языком по губам.
     - Я не питаю  вражды к  мисс Роуэн. Но я не  собираюсь напрашиваться на
приглашение.
     - Конечно же нет. Вы не станете унижаться. Я не...
     - Но ты можешь спросить у меня, принял бы я его?
     - Вы приняли бы?
     - Да.
     - Отлично. Ведь  она просила меня пригласить вас.  Но я боялся,  что вы
откажетесь, а  я терпеть  не  могу  ранить ее чувства,  - с этими  словами я
потянулся к трубке.
     Я рассказал  об этом инциденте для  того, чтобы вы поняли, почему после
ленча он поднялся и  ушел. Кстати, я не только не удивился, когда он подошел
и прервал мою беседу с Кэлом Бэрроу, а был даже доволен, потому что поспорил
с Лили на чучело, что он не останется пить кофе.
     Оставив Вулфа с Кэлом, я отправился на террасу.
     Ранней осенью фасад террасы Лили  покрыт  необычными цветами, вьющимися
вдоль  перил  и стены  дома, а  вокруг  расставлены  кадки  с  вечнозелеными
деревьями.  Но  в  этот  день  перила  были  оголены и  вместо  вечнозеленых
растений,  которые бы помешали вращению лассо, в горшках разместилась полынь
солончаковых пустынь двух футов в высоту. Полынь была доставлена по железной
дороге, а не  самолетом. Впрочем, все это - и заказ, и полынь, и их оплата -
было делом Лили, а не моим, так что она не удивится, прочитав эти описания.
     Я огляделся.  Лили  находилась в группе гостей, сидящих справа. С одной
стороны  рядом  с  нею  был  Вейд  Эйслер,  с другой  -  Мэл  Фокс.  Лили же
производила впечатления такой  же энергичной, как  две  девушки-ковбои.  Нэн
Кармин в уже описанной розовой рубашке и Анна Кассадо, темнокожая, с черными
волосами  и  в  желтой  рубашке.  Но  Лили  была   хозяйкой  и  поэтому  вне
конкуренции.  Впрочем, в ситуациях,  требующих энергии, она  проявляла  ее в
достаточных количествах.
     Четверо   других  гостей   стояли   у  кресла  слева:  Роджер  Даннинг,
покровитель состязающихся, его  жена Элен, бывшая девушка-ковбой, Харви Грив
и Лаура Джей. Грив был в коричневой рубашке, вельветовых брюках  и ботинках.
Его  шею украшала красная косынка. Лаура  Джей стояла ко мне боком, и я смог
рассмотреть повязку на ухе,  уходящую  под пряди волос цвета  меда,  который
Ниро Вулф получает из  Греции. За обедом она сказала мне, что лошадь дернула
головой и ударила ее  мундштуком,  но  сейчас мне  было  известно  и  другое
объяснение.
     Подойдя к  Лили, чтобы  сообщить ей  о  том,  что я уезжаю,  но вернусь
обратно к началу соревнований,  я  мимоходом взглянул на пухлое круглое лицо
Вейда  Эйслера.  Шрам,   начинающийся  на  дюйм  ниже  его  левого  глаза  и
пересекающий лицо наискосок почти до угла рта, был не очень глубок и подсох.
Но, по  словам Кэла Бэрроу,  прошло уже  пятнадцать часов, и он,  во  всяком
случае, нисколько не улучшил его внешности.
     Эйслер принадлежал к числу тех  нью-йоркцев, о которых говорят, что они
имеют устойчивую репутацию уравновешенных дельцов. Но  прошлой  ночью,  если
верить  тому, что рассказала Кэлу  Лаура Джей, он, наверняка, не относился к
уравновешенным.  Метод  ухаживания пещерного человека, может быть,  и  имеет
свои  преимущества -  если  это лучшее,  на что  вы  способны. Но  если бы я
когда-нибудь  попытался к нему  прибегнуть, то  у  меня хватило  бы здравого
смысла  не выбирать для подобной цели девушку, которая набрасывает  лассо  и
связывает резвого теленка меньше, чем за полминуты.
     Предупредив Лили,  что я вернусь к началу представления, а также о том,
что я намерен получить выигранное в споре чучело, я вернулся в гостиную.
     Кэл и Вулф обменивались отзывами о супе. Я сказал Кэлу, что подумаю над
его проблемой и  дам ему знать, пошел в прихожую за шляпой и тростью Вулфа и
спустился следом за  ним вниз на один лестничный марш, где вызвал  лифт.  Мы
прошла два квартала к месту, где я оставил "герон-седан", стоимость которого
оплатил Вулф, но выбирал - я. Такси, конечно, было бы проще, но он ненавидит
все, что имеет колеса. Ехать в чужом средстве перевозки с незнакомым шофером
- это безрассудно  и рискованно.  Если же за  рулем сижу  я и машина выбрана
мною, то это только неблагоразумно.
     Остановившись на красный свет на Парк-авеню, я оглянулся и сказал:
     -  Я возьму машину  с собой,  потому что  она  может  мне понадобиться.
Возможно, я выполню поручение одного из  ковбоев. Если так, то я,  вероятно,
не вернусь домой к обеду.
     - Что-нибудь профессиональное?
     - Нет, личное.
     Он хмыкнул.
     - Как и  было условлено - весь день твой. Если поручение личное, то оно
меня  не  касается.  Но  зная  тебя  так  хорошо,  как  знаю я,  верю  в его
безобидность.
     - Я тоже.
     Свет переключился, и я нажал на педаль.

     Глава 2

     Когда  я вернулся на прежнюю  стоянку на Шестьдесят третьей-стрит, было
без десяти четыре.
     Припарковав машину,  я пересек  Парк-авеню  и остановился  поглазеть. В
поле  моего  зрения находилось трое ковбоев  на лошадях  - важных участников
необычного состязания - и пятеро полицейских. Один из полицейских пререкался
с  шофером машины, который хотел  завернуть за угол, двое стояли у обочины и
болтали,  а  еще  двое  сдерживали нескольких  пешеходов,  желающих  подойти
поближе к ковбоям. С ковбоями беседовал человек без лошади и без ковбойского
костюма.
     Когда  я  двинулся  дальше,  полицейский - один из  тех, что  стояли  у
обочины, преградил мне путь и спросил:
     - Вы живете в этом квартале, сэр?
     Я  ответил,  что  не живу,  но иду  на  вечер к  Лили Роуэн, и  он меня
пропустил.  Полиция   любит  удовлетворять   умеренные  требования  жителей,
особенно если эти требования исходят от женщины, чей отец в течение тридцати
лет  был   руководителем   окружного  отделения  "Таммани"   -   организации
демократической партии Нью-Йорка.
     На  другой стороне улицы припаркованных машин не было - их убрали. Но в
двадцати шагах от входа в здание  стоял грузовик с  кинокамерами, а дальше -
на Мэдисон-авеню - еще один.
     Когда я уходил  с Вулфом,  у Лили  Роуэн было девять гостей, сейчас  же
собралось  человек  двадцать,  а  то и больше. Трое  из вновьприбывших  были
ковбоями, так что вместе с Кэлом  Бэрроу, Харви  Гривом  и  Мэлом Фоксом  их
стало шестеро. Остальные  были  просто  горожанами. Все гости находились  на
террасе и  стояли у перил  -  половина  на одном конце, половина  на другом,
оставив посредине свободными около тридцати футов.
     Ковбои в  своих огромных шляпах и с лассо в руках выстроились по прямой
линии  лицом к худощавому человеку в  коричневом костюме. Рядом с  тем стоял
Роджер Даннинг.
     Я прислушался к словам худощавого.
     - ...будет происходить. Я  судья, и будет так, как я скажу. Я повторяю,
что Грив совершенно не практиковался,  то же относится к Бэрроу и Фоксу, так
что вы все в  равных условиях. Мне дала слово мисс Роуэн, и я не думаю,  что
вы хотите назвать ее лгуньей. Итак, я даю команду, но вы не двигаетесь, пока
я не называю ваше  имя.  Запомните главное: если вы падаете с лошади, то это
всего лишь  четыре фута, здесь же до земли сто футов, и вы уже не встанете и
так просто не  пойдете.  И еще:  никаких хулиганских  выходок.  Пешеходам не
полагается  находиться  на этой  стороне улицы с четырех до  пяти,  но  если
кто-то  случайно  выйдет из дома, а один  из вас  набросит на него петлю, то
этой ночью он уже не будет спать в отеле. Мы здесь для  того, чтобы устроить
забаву, а не для того, чтобы забавляться самим.
     Он взглянул на часы:
     - Пора начинать, Фокс.
     - Я хочу что-то сказать, - вмешался Роджер Даннинг.
     - Прости,  Роджер,  времени  кет.  Мы  обещали  начать  вовремя.  Фокс,
приготовься. Остальные разойдитесь.
     Он подошел к левому краю перил, взял со стула зеленый флаг и поднял его
на древке.
     Мэл Фокс  вышел на середину расчищенного пространства, широко расставил
ноги и начал  пробовать лассо. Остальные разошлись, кто направо, кто налево,
и пристроились в линиях зрителей.
     Я  нашел себе  место  между Лаурой  Джей и  Анной Кассадо. Наклонившись
вперед,  я  глянул  вниз.  Трое  ковбоев  на  лошадях   и  человек,  который
разговаривал с ними,  когда я был на улице, теперь сгрудились на тротуаре на
полпути к Парк-авеню.
     Судья  вытянул руку с  зеленым  флагом  и резко  опустил  ее.  Человек,
стоящий внизу  с ковбоями, что-то  произнес.  Одна  из  лошадей  выскочила и
направилась со  своим всадником к  середине проезда между тротуарами с нашей
стороны и припаркованными машинами - с другой.
     Мэл  Фокс,  перегнувшись  в  пояснице,  нацелил  вращающуюся  петлю  на
движущегося всадника, потом перенес ее вперед и отпустил. Когда она достигла
асфальта, то оказалась в двадцати футах  от ковбоя на лошади, Фокс дернул ее
на  себя, у него оставалось  тридцать  секунд  до старта второго  ковбоя. Он
поднял лассо и хотел уменьшить петлю, но судья снова поднял секундомер, флаг
опустился, и появился  всадник номер  два. Второй бросок был получше:  лассо
коснулось крестца пони, но  все же не задело всадника.  Фокс  снова  вытащил
его, чуть  пошире расставил ноги и приготовился к новой попытке. На этот раз
она почти что удалась. Анна Кассадо, стоившая  слева  от  меня,  взвизгнула,
когда  веревка,  мягко  опустившись  превосходным  кольцом,  смахнула  шляпу
ковбоя.
     Публика захлопала, а человек в окне из дома напротив закричал: "Браво".
Фокс вытащил лассо, что-то сказал - слов я не  расслышал из-за общего шума и
отошел в сторону. Судья выкрикнул:
     - Винк!
     На парапет  взобрался  молодой  парень,  в пурпурной  рубашке и рабочих
ботинках.  Он выглядел  неуклюжим, но в  субботу вечером  я видел его крепко
сидящим  на  неоседланной  кобыле  - одной  из  самых  непокорных  полудиких
лошадей, которых я когда-либо  встречал. Конечно, я описываю события  далеко
не как специалист. На парапете он выглядел таким горячим! При первой попытке
его петля неожиданно взметнулась резко вверх - может быть, из-за  воздушного
потока?   При   второй   -  упала   на  крышу  машины,  стоящей   у  обочины
противоположного тротуара, а при третьей ударилась об асфальт в десяти футах
перед лошадью.
     Следующий был Харви Грив. Поскольку в течение того месяца, что я провел
на ранчо Лили, он сделал для меня массу приятного, я, естественно,  болел за
него.  Лили что-то крикнула  ему с другого конца террасы,  и он  кивнул  ей,
затем взобрался на парапет и начал свои броски. Его первая попытка оказалась
ужасной: лассо изогнулось, и петля затянулась на полпути к земле. Его второй
бросок  был  прекрасен:  петля окружила ковбоя, как  колечко сигарного  дыма
кончики пальцев, Харви, четко рассчитав время, резко  дернул лассо,  и петля
затянулась. Публика  разразилась криками восторга. Плененный  ковбой натянул
поводья, и лошадь остановилась. Одной рукой он ослабил петлю и перебросил ее
через голову. Как только петля освободилась, судья крикнул:
     - Тридцать секунд! - и Харви втащил лассо.
     При  третьем  броске петля  опустилась  вниз  круглая  и плоская,  но с
опозданием на тридцать футов.
     Когда  судья назвал  имя Бэрроу, и  Кэл вышел вперед, стоящая справа от
меня Лаура Джей пробормотала:
     - Ему не следовало бы пытаться.
     Возможно, она  бормотала  это  для себя. Но  мое ухо  находилось совсем
рядом, так что я повернул голову и спросил почему.
     - Кто-то украл его лассо, - ответила она.
     - Украл? Когда? Как?
     - Он не знает.  Он положил  его в стенном  шкафу вместе со шляпой.  Оно
исчезло.  Мы все его искали,  но не нашли. Он  взял веревку, что была на том
седле, но она новая и жесткая и не годится для  состязаний. Ему не стоило бы
участвовать...
     Она замолчала.
     Я оглянулся. Флаг опустился, и Кэл приступил к делу.
     Учитывав  что он пользовался незнакомой и новой  веревкой,  можно  было
считать,  что  Кэл  проделал все не  так уж плохо. Его петли опускались вниз
точно  очерченными,  но  первая из  них была короткой,  вторая -  широкой, а
третья  ударилась  об асфальт  как раз перед тем,  как на  это место ступила
лошадь. Ни один  из двух последних ковбоев  - одного  звали Лони, а  другого
Холкомб - не справились так же хорошо, как он.
     Когда третья петля Холкомба ударилась о кромку тротуара под нами, судья
выкрикнул:
     - Второй раунд начнется через две минуты! Все остаются на местах!
     Всего было запланировано три раунда - так, чтобы каждый участник имел в
сумме девять попыток.
     Роджер Даннинг устроился рядом с  судьей на тот случай, если бы решение
пришлось выносить с учетом формы петель и того,  насколько близко к цели они
ложились.  Но  поскольку  одна  из  попыток  Харви Грива удалась  полностью,
необходимость в этом отпала.
     Во  втором раунде наездник снова был  пойман  только  один раз,  и  это
сделал Фокс. Харви поймал лошадь.
     В  третьем  раунде  удача  выпала  двоим -  Холкомбу и Харви, - оба они
поймали по одному ковбою.
     По  сумме трех раундов победителем первого  чемпионата  по набрасыванию
лассо, скорее - киданию лассо с высоты ста футов, стал Харви Грив. Он принял
поздравления и торжественный галоп на лошадях пяти своих соперников с хорошо
знакомой  мне  улыбкой.  А когда его поцеловала приятельница Лили, которая с
успехом выступала на Бродвее  и знала, как нужно целоваться  на  сцене и вне
ее, его лицо стало  таким же розовым,  как рубашка Нэн Кармин. Анна  Кассадо
сорвала пучок полыни и воткнула ее под ободок шляпы победителя.
     Лили провела  нас  в  гостиную, где все  гости собрались вокруг  чучела
лошади, и Роджер Даннинг готовился начать поздравительную речь.
     -  Подождите  минутку,  -  остановил  его  Кэл  Бэрроу,  -  это  должно
находиться здесь, -  с  этими словами он повесил на  седло веревку,  которой
пользовался на соревнованиях.
     Обернувшись, он метнул вправо и влево взгляд своих серо-голубых глаз:
     - Я не  хочу начинать суматохи сейчас, но я выясню, кто взял мое лассо,
и тогда ему придется иметь дело со мной!
     Он двинулся в проход между  гостями, а Даннинг положил руку на  сиденье
седла и начал речь. У него было узкое костлявое лицо со шрамом на щеке.
     -  Все прошло как нельзя лучше, - сказал он. - Слава  Богу обошлось без
неприятностей - вроде того, что кто-то свалился бы  вниз.  Я  хотел натянуть
сетку...
     - Громче! - крикнул Мэл Фокс.
     -  Ты просто раздражен, что не победил, - огрызнулся Даннинг. - Я хотел
натянуть сетку,  но  все отказались.  Это  великолепное  седло с гвоздями  и
заклепками из настоящего серебра было  сделано Морисоном вручную, и мне  нет
необходимости объяснять вам, что это означает. Оно - дар мисс  Лили Роуэн. И
я  хочу  от   имени   всех  участников  поблагодарить   ее  за   щедрость  и
гостеприимство.  Теперь  я  объявляю  Харви  Грива  неоспоримым  победителем
первого  и   единственного  в  своем  роде  состязания,  которое  когда-либо
проводилось в доме на Парк-авеню или перед моим домом. И я вручаю приз - это
великолепное седло, дар мисс Лили Роуэн. Пожалуйста, Харви, это все твое!
     Последовали аплодисменты и приветствия. Кто-то крикну.
     - Речь!
     Идее остальные поддержали его.  Харви подошел  к чучелу лошади, положил
руку на седло и повернулся к публике.
     - Я должен сказать,  - начал он, - что, если бы я попытался  произнести
речь, то вы бы отобрали у меня седло.  В своей жизни я произносил речь всего
единственный раз -  это было, когда моя кобыла потеряла почву под ногами. Но
сейчас я ее повторять не буду, она не годится. Вы все знаете, что мне просто
повезло. Но я здорово рад, что победил, потому что уже давно приглядывался к
этому седлу. Меня поцеловала леди, и я совсем не возражал против этого. Но я
проработал  у  мисс  Лили  Роуэн  больше  трех  лет,  и она меня никогда  не
целовала. Так что это - мой последний шанс...
     Вскрикнув,  Лили  подбежала  к  нему,  положила  руки  на  его плечи  и
поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую, и он опять покраснел.
     Двое  мужчин  в  белых  пиджаках прошли  в  гостиную  через  арку, неся
подносы,  заставленные бокалами  с шампанским. В нише  музыканты  - один  за
роялем и двое со скрипками - начали "Дом на ранчо".
     Неделю назад  Лили советовалась со мной по поводу того, не убрать ли ей
ковер  и не  устроить  ли