Я  был  председателем  банкетной   комиссии  в  "Уолдорфе".
Поверьте, никогда не забуду того вечера! Председатель комиссии, и вдруг...
     Первой  моей  мыслью  было  то,  что  я довольно сносно  прожил  больше
тридцати лет, не будучи знакомым  с Доном О'Нилом, и не видел причин, почему
бы мне не продолжать жить по-прежнему. Но в то  же время я не мог допустить,
чтобы  мои личные  симпатии  или  антипатии влияли  на выполнение  служебных
обязанностей. Потому я  провел его  в кабинет и усадил в кресло, после  чего
сказал,  что ему придется подождать полчаса,  пока освободится Вулф. На  его
лице  мелькнуло раздражение, но, тут же поняв, что так не продашь ни  одного
пылесоса, он сказал, что с удовольствием подождет.
     Он был в восторге от, нашей обстановки и принялся бродить  по кабинету,
разглядывая все вокруг. Книги - что за библиотека! Большой глобус - чудо, он
всегда   мечтал  о  таком,   но   никак  не  собрался  приобрести  а  теперь
обязательно...
     Вошел  Вулф,   увидел  его  и   бросил  на  меня   недовольный  взгляд.
Действительно,  я  должен  предупреждать  его  о  посетителях, чтобы  он  не
появлялся в кабинете не подготовленным  к  встрече, но ставлю десять  против
одного что, если  бы я  доложил ему  о  приходе О'Нила, он отказался  бы его
принять и велел  пригласить на  вечер вместе со всей компанией, а я вовсе не
видел необходимости в  еще одной трехчасовой передышке для мозгов Вулфа. Шеф
так надулся на  меня, что сделал вид, будто не признает рукопожатий. Он лишь
наклонил  голова  самую малость, так, что, будь  на ней  кувшин  с  водой не
просилось бы ни капли,  потом сел, хмуро поглядывая на посетителя, и коротко
спросил:
     - Итак, сэр?
     О'Нила это не встревожило.
     - Я восторгаюсь вашим кабинетом, - сказал он,
     - Благодарю вас. Но, смею думать, вы явились сюда не ради этого.
     - О, нет, нет, конечно, нет. Будучи председателем банкетной комиссии, я
помимо своей воли  оказался в гуще событий  - я имею в виду  убийство  этого
Буна...  Не скажу, что  я  замешан  в нем, это слишком сильное слово,  лучше
сказать, имею касательство. Действительно, я имею к нему касательство.
     - А разве кто-нибудь говорит, что вы замешаны?
     -  Говорит?!  - О'Нил  выразил крайнее удивление. - Это  не  то  слово.
Полиция считает, что все, кто связан с Ассоциацией промышленников,  замешаны
в  убийстве.  Вот  почему я утверждаю, что линия  поведения  исполнительного
комитета - в корне неправильна. Не поймите меня превратно, мистер  Вулф... -
Он  умолк, бросив  на  меня дружелюбный  взгляд, словно  был  уверен в  моей
поддержке, затем продолжал: - Я являюсь одним из самых прогрессивных  членов
ассоциации,  но идею сотрудничать с полицией, как это делают они, и  тратить
деньги  на частное расследование считаю вздорной. Мы должны заявить полиции,
и  заявить  недвусмысленно:  да,  было  совершено  убийство,  и,  как добрые
граждане, мы  надеемся, что убийца  будет изобличен, но мы  не имеем к этому
никакого касательства.
     - И еще заявить, чтобы они больше не приставали к вам.
     - Верно. Совершенно верно. - О'Нил был счастлив найти родственную душу.
-  Я как раз находился в конторе ассоциации, когда они  вернулись и сказали,
что  наняли  вас. Я  хочу внести ясность, потому что не люблю действовать за
чьей-либо  спиной. Я не могу с этим  согласиться. У нас  начался  спор,  и я
заявил, что иду повидаться с вами.
     - Превосходно. Хотите уговорить меня отказаться от этого дела?
     - О нет. Я понимаю, что это безнадежно. Разве не так?
     О'Нил  улыбнулся  мне, словно  желая сказать: "Ну  и тонкая штучка твой
босс!" но, не встретив сочувствия, снова повернулся к Вулфу.
     - Я рад, что  вы так верны своему делу. Скажу откровенно,  меня привело
сюда  чувство ответственности.  Как председателя банкетной комиссии. Я видел
копию  письма, которое  вам  оставил Фрэнк  Эрскин, но не знаю  подробностей
вашей   беседы.   Однако  десять   тысяч   долларов  задатка?!  За   простое
расследование  сумма   невообразимая!   На  своих  предприятиях  я   нанимаю
детективов - ну, понимаете, возникают разные взаимоотношения с рабочими, - и
меня,  вполне  естественно,  заинтересовало: действительно  ли  это  простое
расследование или нет? Я прямо спросил  Эрскина - нанял ли он вас для  того,
чтобы оградить членов нашей  ассоциации, ну,  как бы это  сказать... отвлечь
внимание в другую сторону  что  ли,  и  он ответил  отрицательно. Но я  знаю
Фрэнка  Эрскина. Его  ответ меня  не  удовлетворил. Так я  ему и  сказал.  К
несчастью,  у меня  есть совесть  и  сильно развито чувство ответственности.
Поэтому я и пришел спросить вас...
     Вулф  скривил губы, но от смеха  или негодования не  могу сказать.  Его
реакция, на оскорбление зависит исключительно от того, как он себя чувствует
в данный момент. Когда  на  него нападает лень, он и бровью не поведет, даже
если кто-нибудь скажет, что он специализируется на бракоразводных делах.
     - Я тоже отвечу вам отрицательно, мистер О'Нил. Но боюсь, что  это  вам
не поможет. Предположите, что мистер Эрскин и я - мы оба лжем? Не  вижу, что
вы тут  можете поделать, разве отправиться  в полицию и  обвинить нас в том,
что мы  препятствуем правосудию. Но ведь вы и полицию  не жалуете.  Да, вы и
впрямь попали  впросак. Сегодня  к  девяти  часам вечера мы пригласили  сюда
несколько человек, чтобы обсудить это дело. Почему бы и вам не прийти?
     - Я приду. Обязательно приду. Я так и заявил Эрскину.
     - Вот и хорошо. Не буду больше вас задерживать. Арчи...
     Это было  вовсе  не так просто. О'Нил еще не собирался уходить. Чувство
ответственности удерживало его. В конце  концов я  все же выпроводил его, не
прибегая к силе. Заперев за ним дверь, я вернулся в кабинет.
     - Как  вы думаете, зачем он сюда явился? - Конечно,  я понимаю, это  он
убил Буна, но зачем он тратил и свое время, и наше...
     - Это ты его впустил, - кисло отозвался Вулф, - и не предупредил  меня.
Ты, кажется, забыл, что...
     -  Ладно,  ладно, -  весело  перебил  я.  -  Все это  помогает изучению
человеческого характера. Я же и выставил его,  не так ли? А теперь нам нужно
подготовиться к приему гостей. Их будет человек двенадцать да нас двое...
     Я занялся проблемой кресел. Расставив их в художественном беспорядке, я
прислонился  к стене  и хмуро  оглядел  наш  кабинет. Хотя  он был  довольно
просторный, теперь в нем стало тесно.
     - М-да, наша контора нуждается  в прикосновении женской руки, - заметил
я.
     - Еще чего! - прорычал Вулф.

        9

     В четверть  одиннадцатого Вулф, полуприкрыв глаза, откинулся в  кресле.
Совещание длилось уже более часа.
     Их  было  тринадцать человек.  Благодаря  моей  предусмотрительности  в
отношении   мест   для   сидения,  все   обошлось  без   драки.   Контингент
промышленников  расположился в  дальней от  моего стола  половине  кабинета,
ближе к  двери, выходящей в вестибюль, причем Эрскин занимал красное кожаное
кресло. Их  было  шесть  человек - четверо, составлявшие дневную  делегацию,
включая  Уинтерхофа,  который  должен  был  находиться  на   важном  деловом
свидании, Хетти Гардинг и Дон О'Нил.
     Ближе ко мне располагались  представители Бюро регулирования цен.  Этих
было четверо:  миссис  Бун,  вдова;  Нина  Бун, племянница,  Элджер Кэйтс  и
незваный Соломон  Декстер.  Ему  было  около пятидесяти, скорее  меньше, чем
больше,  и  он казался  кем-то  средним  между  государственным  деятелем  и
лесорубом. До смерти Буна он был его заместителем, а ныне уже сутки исполнял
обязанности директора бюро. Он пришел, как заявил Вулфу, по долгу службы.
     Между двумя враждебными армиями находились нейтралы, или арбитры: Спиро
из ФБР, инспектор  Кремер  и сержант Пэрли Стеббинс. Я редко  видел  Кремера
таким  взбешенным,  каким  он  был  к  четверти одиннадцатого. Он давно  уже
сообразил, что Вулф начал свое  расследование с пустого  места и организовал
это сборище исключительно для того, чтобы собрать информацию.
     Произошла  всего  одна  безуспешная  попытка  нарушить мои  планы,  - в
отношении  того, как  рассадить  гостей.  Миссис Бун  с племянницей приехали
раньше девяти, и  так как я не могу пожаловаться на зрение, то тут же усадил
племянницу в  кресло  рядом с моим столом. Когда, несколько позже, явился Эд
Эрскин,  я  посадил его в  той половине комнаты,  которая была  оккупирована
представителями  ассоциации.  Мне   пришлось  несколько  раз   выйти,  чтобы
встретить гостей, и, вернувшись в очередной раз в кабинет, я заметил, что Эд
бесцеремонно перебрался на мой стул и беседует с племянницей.
     -  Эта  половина  комнаты предназначена  для  Капулетти,  -  сказал  я,
приблизившись. - Пожалуйста, сядьте на свое место.
     Он повернул голову и вздел  в мою сторону подбородок. Его мутный взгляд
не сулил ничего хорошего. Справедливости ради скажу,  что он не был пьян, но
ему  и  не грозила  опасность превратиться  в мумию  от  отсутствия влаги  в
организме.
     - В чем дело? - вопросил он.
     - Это мое рабочее  место, -  отрезал я, -  я здесь работаю. Давайте  не
устраивать дискуссий.
     Он пожал плечами и пересел.
     -  С  кем  только  не  приходилось сталкиваться  в  офисе  детективного
агентства, - вежливо обратился я к мисс Нине Бун.
     - Да, да, сочувствую вам, - отозвалась она.
     Не  слишком  глубокомысленное замечание, однако  я  улыбнулся ей, желая
показать, как ценю ее внимание.
     С  самого  начала, как  только Вулф  заявил, что он  нанят  Ассоциацией
промышленников, представители  Бюро регулирования цен  стали  поглядывать на
него подозрительно и враждебно.  Конечно, те,  кто читает  газеты  и слушает
радио,  в том числе и  я, знали, что ассоциация ненавидела Ченни Буна и все,
за  что он ратовал. Она с  радостью вышвырнула бы его  на съедение волкам, а
сотрудники Бюро цен, со своей  стороны, с удовольствием провели бы испытание
атомной бомбы  над зданием Национальной  ассоциации  промышленников.  Но  до
этого  вечера  я не представлял,  насколько были  накалены  их  отношения. К
давней вражде примешивались два новых фактора. Первый - убийство Ченни Буна,
да к тому же  на приеме,  устроенном ассоциацией, и  второй  -  надежда, что
кто-нибудь из неприятельского стана может оказаться на электрическом стуле.
     К  четверти  одиннадцатого  были  затронуты   многие  вопросы.  Следует
заметить, что позиция бюро состояла в том, что якобы  все присутствовавшие в
гостиной  в тот  вечер знали, будто Бун находился в комнате  за сценой, в то
время как промышленники  утверждали, что об этом знало не более четырех-пяти
человек,  не  считая  присутствовавших  там  сотрудников  бюро.   Установить
истинное положение вещей было практически невозможно.
     Никто не слышал  шума из  комнаты, где произошло убийство, и  не видел,
чтобы  кто-нибудь входил туда или выходил, за исключением тех, чье посещение
было известно и обосновано.
     Никого  нельзя  было  исключить из списка возможных  убийц  по  причине
возраста, комплекции или пола. Молодой атлет, конечно, размахнется разводным
ключом  сильнее и быстрее, чем,  скажем, старуха,  но они  оба могут нанести
смертельный  удар.  Тем более что  Буна ударили сзади, и первый же  удар мог
оглушить  его  или даже  убить.  К  тому  же  никаких  следов борьбы не было
обнаружено. Так же как отпечатков пальцев и других улик.
     Джордж  Спиро  включился  в  дискуссию  и  в  ответ  на  саркастическое
замечание  Эрскина-старшего заявил, что хотя расследование убийств не входит
в функции ФБР, но  тут особый случай: Бун  был убит при исполнении служебных
обязанностей, находясь на правительственной службе.
     Непонятно, кто мог убить Буна, разве что он сам  себя  убил, потому что
абсолютно  у  всех было  алиби. Говоря "абсолютно у  всех",  я  имею виду не
только  присутствовавших  в   кабинете  Вулфа,   но   всю  тысячу   человек,
находившихся в отеле "Уолдорф" на  приеме. Убийство было совершено в течение
получаса, между семью  пятнадцатью когда Фиби Гантер оставила  Буну  детскую
коляску  с  экспонатами,  среди которых были и два разводных  ключа, и семью
сорока пятью, когда Элджер Кэйтс обнаружил тело. Полиция тщательно проверила
- алиби было  у  всех.  Но  закавыка  заключалась  в том, что  промышленники
доказывали алиби промышленников, а представители бюро членов бюро.  Странно,
что  никто из Ассоциации  промышленников  не  подтверждал  алиби сотрудников
бюро, и наоборот. Взять, к примеру, миссис Бун: ни один из членов ассоциации
не мог утверждать, покидала  ли она  гостиную между 7.15  и 7.45. Сотрудники
бюро в свою очередь ничего не могли сказать о Фрэнке Томасе Эрскине.
     Не  было также никаких причин  для  того,  чтобы воспрепятствовать Буну
произнести  его речь. Она  была  типично  буновской,  весьма  умеренной,  не
содержавшей   никаких  выпадов  или  угроз  в  чей-либо   адрес,   судя   по
предварительному  тексту,   розданному  представителям  печати,  в   ней  не
упоминалась  ни  одна фамилия,  и  дополнения,  внесенные  Буном в последний
момент, тоже  не содержали ничего такого, что могло бы указать на возможного
убийцу.
     Новое обстоятельство, о котором ничего не сообщалось  в прессе, выплыло
совершенно случайно благодаря миссис Бун.
     Из  всех приглашенных к  нам  не  явилась только  Фиби  Гантер,  личная
секретарша  Буна.  Ее  имя,  конечно,  неоднократно  упоминалось  в  течение
заседания, но именно  миссис Бун  открыла  нам новое обстоятельство. У  меня
создалось впечатление, что она проделала это умышленно. До того момента  она
ничем не привлекала внимания, эта зрелая  пышная матрона  в летах с пуговкой
вместо носа.
     Вулф вернулся к  вопросу  о  прибытии Ченни Буна  в отель  "Уолдорф", и
Кремер, который  к тому времени кипел от негодования и готов был испариться,
саркастически произнес:
     -  Я пришлю  вам экземпляр моих заметок. Пока что Гудвин может записать
следующее: Бун с супругой, Нина Бун, Фиби Гантер и Элджер  Кэйтс должны были
выехать  из  Вашингтона  поездом,  отходящим  в час дня, но  Буна  задержало
какое-то  срочное совещание, и вместе  со всеми он выехать не смог. Прибыв в
Нью-Йорк, миссис Бун отправилась в отель "Уолдорф", где был заказан номер, а
Нина Бун, Фиби Гантер и Элджер Кэйтс поехали в  нью-йоркское  отделение Бюро
регулирования цен. Бун прилетев самолетом на аэродром Ла-Гардия в пять минут
седьмого и  сразу же отправился в отель. Там к  этому времени кроме его жены
была и племянница; они втроем  спустились  в банкетный зал, и их проводили в
гостиную. В руках у Буна был небольшой кожаный чемоданчик.
     Вот тут то и выяснилось новое обстоятельство.
     -  Тот самый чемоданчик, - неожиданно  вставила  миссис  Бун, - который
мисс Гантер, по ее словам, забыла на подоконнике.
     Я удивленно взглянул  на  миссис Бун.  Это было  первым  свидетельством
раскола в рядах сторонников  бюро, и оно  звучало  зловеще из-за тона, каким
она произнесла "по ее словам". И тут началось!
     - Прошу вас, господа! - призвал к порядку Вулф. - Какой чемоданчик?
     - Небольшой кожаный чемоданчик, - пришел  на помощь Кремер - Вроде тех,
что  носят врачи. В нем были валики для  диктофона. Это мне  рассказала мисс
Гантер. Когда она  прикатила  о комнату  к Буну  коляску  с  экспонатами, он
сказал  ей,  что  совещание   в  Вашингтоне  закончилось   раньше,   чем  он
предполагал, поэтому  до  самолета он  заехал  в  контору и  в течение  часа
работал  с диктофоном. Валики с записями  он  привез в  Нью-Йорк в том самом
чемоданчике  и  попросил секретаршу перепечатать их.  Она взяла чемоданчик с
собой в гостиную и забыла на подоконнике. Вот и все.
     - Это она так говорит, - упрямо повторила миссис Бун.
     - А вы видели у нее в руках чемоданчик, когда она выходила из гостиной?
- спросила Хетти Гардинг.
     Взоры  присутствующих обратились  к  вдове.  Она оглядела всех.  Одного
слова было достаточно: либо она изменница, либо нет. Она недолго размышляла:
встретив взгляд Хетти Гардинг, Бун отчетливо произнесла:
     - Нет.
     Все вздохнули. Вулф повернулся к Кремеру.
     - Что было надиктовано на валиках? Письма? Распоряжения? Что именно?
     -  Мисс Гантер  не знает. Бун  ей  ничего не сказал. В Вашингтоне  тоже
никто не знает.
     - А  о чем  шла речь на том совещании, которое закончилось раньше,  чем
предполагал Бун?
     Кремер пожал плечами.
     - С кем совещание?
     Кремер и этого не знал.
     -  Мы  пытались  узнать  в Вашингтоне, -  сказал  Джордж  Спиро,  -  но
безуспешно. Мы также не знаем, где провел Бун время между часом и тремя дня.
Единственная   догадка:  с  ним  пожелал  встретиться  глава  вашингтонского
отделения  Ассоциации  промышленников, чтобы обсудить предстоящую речь Буна,
однако он отрицает это.
     -  Опять, черт  возьми! -  взорвался Бреслоу. -  Опять ассоциация!  Это
глупо  с вашей  стороны,  Спиро,  не  забывайте,  на  чьи  деньги содержатся
сотрудники ФБР! На деньги налогоплательщиков!
     И  они стали щедро  поливать  друг друга  грязью. Вулфу  опять пришлось
вмешаться.
     - Вам не нравится,  что ваша ассоциация  упоминается так  часто, но тут
уже ничего не поделаешь,  сэр, - обратился он к Бреслоу. - При расследовании
убийства  подвергаются  сомнению все, у кого имелись  мотивы для  совершения
преступления.  Вы  слышали,  как  инспектор  Кремер  в начале  нашей  беседы
говорил, что тщательное расследование показало  отсутствие  у убитого личных
врагов.  Однако  вы не станете отрицать, что  у мистера Буна  в связи  с его
служебным положением  были  враги, и в  подавляющем  большинстве  это  члены
Ассоциации промышленников.
     -  Позвольте  задать один вопрос,  -  спросил Уинтерхоф. - Мистер Вулф,
разве убийца всегда должен быть врагом убитого?
     -  Ответьте сами, - отозвался Вулф.  - Очевидно, вы для этого и  задали
вопрос.
     -  Нет, не всегда,  -  сказал Уинтерхоф.  - Для иллюстрации своей мысли
приведу такой  пример.  Вы  не можете  утверждать,  что присутствующий здесь
мистер Декстер был врагом мистера Буна, напротив, они были друзьями. Но если
мистер  Декстер   был  обуреваем  стремлением  занять  пост  директора  Бюро
регулирования цен, а он теперь его занял, почему бы ему не принять кое-какие
меры, чтобы директорское  кресло было  свободным? Так же  очевидно,  что для
того,  чтобы  замести  следы,  он  мог  умышленно  бросить  тень  на  членов
организации, которую смертельно ненавидит.
     Соломон Декстер улыбнулся ему далеко не по-братски.
     -  Вы,  кажется, хотите, быть привлеченным к  суду  за клевету,  мистер
Уинтерхоф?
     - Что вы! Я ведь привел этот пример для иллюстрации своей мысли.
     - Во избежание повторения подобных примеров извольте узнать, что в  тот
вечер я находился в Вашингтоне.
     -  Мистер Уинтерхоф  просто  высказал  свое  предположение, -  твердо и
спокойно сказал Фрэнк Эрскин.
     - Одно из многих, - подхватил Бреслоу. -  Можно упомянуть и другие. Они
общеизвестны,  почему  же  не  сказать  о  них?  Вот,  например,  уже  давно
поговаривают об отношениях мистера Буна с его секретаршей и о том, потребует
миссис Бун развода или нет. Можно  задуматься и о довольно резонной, с точки
зрения мисс Гантер,  мечте,  чтобы мистер  Бун развелся  с женой, хочет того
мистер  Бун  или  нет.  Что скажете на это, инспектор? Разве не  закономерно
интересоваться подобными вопросами?
     Элджер Кэйтс вскочил с места и дрожащим голосом воскликнул:
     - Я протестую против подобных инсинуаций! Это непорядочно!
     Его лицо побелело от негодования. Я и подумать не мог, что он  способен
на   такое.  Это   он,  заведующий  аналитико-статистическим   отделом  Бюро
регулирования  цен, привез в отель "Уолдорф" последние данные, которые могли
понадобиться Буну для его речи, и  обнаружил  тело. Если бы я увидел  его  в
метро  и меня попросили  угадать его профессию, я, не задумываясь, сказал бы
"бухгалт