Я связался с Вулфом по внутреннему телефону и сообщил новости.
     Потом достал пистолет, вручил его на кухне Фрицу, учитывая статус наших
гостей в доме, велел ему держать ухо востро и отбыл.

     ГЛАВА 5

     Толпа  зевак,  заполнивших  коридор  перед  парикмахерской  Голденрода,
успела вырасти вдвое. На это были свои причины.
     Во-первых, в пять часов заканчивалась работа  в большинстве учреждений,
и  поток  служащих  двинулся к выходу,  а как не  задержаться  возле  двери,
которую охранял уже не один, а трое полицейских?
     Да  и  внутри  находился  такой набор полицейских и  детективов  разных
рангов, который не часто удается видеть разом.
     Три  стража  стойко  выдерживали  натиск  толпы, подгоняя  их  громкими
криками не задерживаться, а поскорее проходить к выходу.
     Я сообщил  одному из  них свое  имя и цель моего прихода. Он велел  мне
подождать. Через  минуту  появился Пэрли собственной  персоной и провел меня
внутрь.
     Я осмотрелся. Все кресла были пусты. Фиклер и трое мастеров: Джимми, Эд
и Филипп сидели рядышком на стульях для ожидающих клиентов. Они были одеты в
белые  халаты,  возле  каждого  стоял детектив.  Тома  нигде не было  видно.
Множество полицейских болтались по помещению.
     Пэрли провел меня в уголок у кассы.
     - Как давно ты знаком с  Жанет Шталь? - грозно  спросил он, не сводя  с
меня глаз...
     Я с упреком покачал головой.
     -  Так  не  пойдет.  Ты  мне сказал,  что  я  нужен.  Я  бросил  все  и
примчался...  Если  тебя интересует моя биография, звони в любое время дня к
нам в контору. А если  будешь называть меня при этом "Арчи", даже в вечернее
время.
     - Не паясничай! Сколько времени ты с ней знаком?
     - Нет, сэр. Я знаком с хорошим адвокатом. Подведи фундамент.
     Правое плечо  Пэрли непроизвольно дернулось - порыв, вызванный желанием
схватить меня за шиворот и хорошенько встряхнуть. Но он с ним справился, так
что у меня не было оснований негодовать.
     - Как-нибудь  в  другой  раз, - проворчал он, сжимая челюсть  и  тут же
разжимая  ее.  -  Ее нашли на  полу  кабинки без  сознания - после удара  по
голове. Мы привели ее в чувство. Теперь она может говорить, но не желает. Не
желает отвечать на наши вопросы. Говорит, что не знает нас и  не верит нам и
не станет разговаривать ни с кем, кроме ее друга  - Арчи Гудвина. Так что...
Вы давно знакомы?
     - Очень трогательно, -  сказал  я с  чувством. - До  сегодняшнего дня я
едва смотрел  в ее  сторону. Ни разу не  заговаривал и, практически,  не был
знаком. Даже ни разу не делал у нее маникюра. Единственная беседа, которая у
нас  состоялась, происходила сегодня на твоих  глазах. Но, посмотри, что она
при этом говорила, и что творится теперь... Разве  удивительно, что я такого
высокого мнения о собственной персоне?
     - Послушай, Гудвин, мы ищем убийцу!
     - Я это знаю. И готов помогать решительно во всем!
     - Ты не встречался с ней вне парикмахерской?
     - Никогда.
     - Возможно, но это надо будет проверить. А сейчас  ты нам нужен,  чтобы
заставить  ее  говорить. Будь она  неладна! Затыкает всем  нам рты,  никакие
доводы на нее не действуют. Ну, идем!
     Я схватил его за локоть.
     - Обожди! Если она стоит на том, что будет говорить только со мной, мне
нужно подготовиться. Обдумать вопросы.  И  я должен, наконец, толком  знать,
что произошло!
     - Да-а-а...
     Пэрли хотелось  поскорее  приступить  к  допросу, но он видел,  что мои
требования вполне разумны.
     - Нас оставалось всего трое. Я находился тут, в передней части, а Джофф
и Салливан сидели на стульях. Все мастера работали, клиентов было порядочно.
Фиклер ходил и  ныл, всем надоел. Я почти  все  время висел  на телефоне. Мы
выжали здесь все, что могли. Почти безрезультатно.
     - Где находилась Жанет?
     - Я все расскажу... Торакко, это Филипп, закончил со своим клиентом,  в
его кресло  сел другой. Он  пожелал сделать маникюр, и Торакко позвал Жанет,
но она  не  откликнулась и не вышла.  В  это время Фиклер помогал  одеваться
уходящему клиенту. Торакко пошел за перегородку  за Жанет. Девушка лежала на
полу своей кабинки. Туда она прошла  минут за пятнадцать до этого, возможно,
за двадцать.
     Как я считаю, все они за это время побывали  за перегородкой -  хотя бы
по разу.
     - Ты так думаешь?
     - Уверен.
     - Отчаянный поступок, верно?
     - Я уже  сказал:  я в это время много разговаривал по телефону. Джофф и
Салливан должны были  следить за порядком в зале, так что они  не  бегали по
пятам за каждым мастером. Ты прекрасно  знаешь, в каком мы восторге от того,
что ее стукнули по голове, когда на посту находилось трое полицейских.
     - Серьезное увечье?
     - К счастью, не очень. Даже нет необходимости отправлять ее в больницу.
Доктор  разрешил оставить ее здесь. Жанет ударили по голове с правой стороны
бутылкой,  взятой с полки у  перегородки,  находящейся в шести  футах  от ее
кабинки. Бутылка большая и весьма тяжелая: заполнена маслом. Она  лежала тут
же, на полу.
     - Отпечатки?
     - Ради бега, избавь меня от азбучных истин...  У напавшего на руке было
полотенце, салфетка или что-то в этом роде.
     - Одну  секунду... Что сказал врач? Ты спросил его, можно ли ее  сейчас
допрашивать?
     - Врач позволил. Иди же, не теряй напрасно времени!
     Решив, что я располагаю достаточной базой для разговора, я пошел следом
за Стеббинсом. Пока мы шли к перегородке, все мастера и полицейские смотрели
на меня широко раскрытыми глазами, но  ни один из них не ухмылялся и даже не
смел улыбнуться. Фиклер являл собой воплощенное уныние.
     До этого я ни разу  даже не заглядывал за перегородку. Оказывается, она
делила зал почти пополам.  Напротив находились  стерилизаторы,  кипятильник,
фены и прочее оборудование, а за ними - ряд шкафчиков и полок.
     За широким проходом были маникюрные кабинеты. Их было четыре, хотя я ни
разу не видел в парикмахерской больше двух маникюрш.
     Когда мы проходили мимо первой  в  ряду  кабинки, я машинально заглянул
внутрь и увидел Тома,  седого  мастера, который сидел за  столиком  напротив
инспектора Кремера. Заметил меня, Кремер поднялся. Мы с Пэрли прошли дальше,
к третьей кабинке. Сразу же следом за нами туда пошел и Кремер.
     Кабина   была  большой,  примерно  восемь  на   восемь,  но  сейчас  ее
переполняли люди. Помимо  нас  троих и  мебели,  в ней  находился детектив в
штатском,  а на  стульях  у правой  стены  лежала на спине Жанет  Шталь: под
голову  ей была подсунута кипа полотенец. Не меняя позы, она повела глазами,
чтобы  взглянуть  на  вошедших.  Как  ни  странно,  выглядела  Жанет  просто
обворожительно.
     - Вот ваш друг Гудвин, - сказал Пэрли, изо всех сил стараясь, чтобы его
голос звучал сочувственно.
     -   Ну,   что  у  нас   случилось?   -  спросил  я,   будто  добренький
старичок-доктор.
     Длинные, густые ресницы затрепетали.
     - Вы? - выдохнула Жанет.
     - Да, ваш друг - Арчи Гудвин.
     Я придвинул единственный свободный стул и сел, глядя ей в лицо.
     - Как вы себя чувствуете? Ужасно?
     Нет.  Я  вообще  ничего не чувствую.  Я  утратила  способность что-либо
чувствовать.
     Я  взял  ее руку, нащупал  пульс  и уставился на  часы.  Через тридцать
секунд я заявил, что  пульс у нее не плохой. И попросил разрешение осмотреть
голову.
     - Только очень осторожно.
     - Если будет больно, кричите.
     Я  разобрал пальцами ее  чудесные каштановые волосы и нежно,  ни весьма
тщательно  ощупал череп. Она закрыла глаза, один раз поморщилась, но даже не
застонала.
     - Солидная шишка и только, - заявил я под конец. - Некоторое  время вам
будет трудно причесываться. Хотел бы я самолично вправить ноги тому ублюдку,
который это сделал. Кто он?
     - Отошлите их всех прочь, тогда расскажу.
     Я повернулся к своей свите.
     -  Идите-ка вы  все  отсюда...  Если  бы  здесь  был я,  такого  бы  не
случилось! Оставьте нас!
     Полицейские безропотно повиновались. Я прислушался к звукам в коридоре.
Вот шаги удаляются, удаляются, совсем затихли, снова  слышны. Я подумал, что
пора  заводить  разговор  на  тот  случай,  если  сотрудники  полиции  будут
недостаточно осторожно занимать  свои посты у входа в эту кабинку,  или же в
соседних. Перегородки  всего лишь в шесть  футов высотой, так что любой звук
прекрасно слышен.
     - Какая подлость! - начал я. - Он же мог убить или обезобразить  на всю
жизнь и тем самым испортить всю вашу будущую карьеру. Благодарение богу, что
у вас такой крепкий череп.
     - Я начала кричать, - сказала Жанет, - но было уже поздно.
     - Что заставило нас закричать? Вы его увидели или услышали?
     - И то, и другое. Я сидела не на своем стуле,  а на стуле для клиентов,
спиной к  двери. Просто сидела и старалась обдумать все, что произошло.  Тут
позади раздался легкий шум, что-то вроде крадущихся шагов.  Я подняла голову
и увидела его  в зеркале, но, прежде чем я среагировала должным образом,  он
обрушил на меня удар...
     - Обождите минуточку!
     Я переставил свой стул к маленькому рабочему столику.
     - Эти подробности крайне важны. Вы сидели вот так, да?
     - Да, сидела и думала.
     Я почувствовал, что  мое  мнение  о  ней, сложившееся  в ходе утреннего
разговора, явно преувеличено.
     В плохоньком зеркале  над  маникюрным столиком вообще не мог отразиться
никакой  предмет,  как  высоко   его  ни  задирай...  Фантазерка  и  лгунья,
совершенно не считающаяся с возможностью проверить ее слова. Презрение Жанет
к умственным способностям других людей было потрясающим.
     Я  вновь  придвинул  свой  стул  к  ее  ложу. Под  таким  углом приятно
смотрелось  не  только  ее  смазливое  личико, но и  вся фигурка  начинающей
актрисы.
     Я спросил:
     - Но вы все же увидели его отражение до того, как он вас ударил?
     - О да.
     - Вы узнали преступника?
     - Конечно. Вот почему я и не пожелала с ними разговаривать. Вот  почему
мне  потребовалось  увидеть  вас...  Это был  тот верзила  с  золотым зубом,
которого они называют то Стеббинсом, а то сержантом.
     Я не удивился. Теперь я уже знал, с кем имею дело.
     - Вы хотите сказать, что это он ударил вас по голове бутылкой?
     - Я не могу  с полной ответственностью  заявить, что  он ударил...  Мне
кажется, что люди вообще  должны с предельной осторожностью обвинять других.
Мне точно известно  лишь то, что я видела в зеркале: он стоял за моей спиной
с  поднятой рукой,  а  потом... на  меня что-то обрушилось.  Из этого  можно
вывести только одно заключение.  Сегодня утром он был страшно груб  со мной,
задавал  неделикатные вопросы  и  потом  весь  день бросал  на меня  злобные
взгляды.  Совсем  не  так,  как  принято  мужчинам  смотреть  на  молодых  и
хорошеньких  девушек.  Ведь  я  имею  полное  право  ожидать  иного  к  себе
отношения, не правда ли? Ну и потом, давайте рассуждать  логично. Захотел бы
Эд  убивать  меня?  Или   Филипп,  или  мистер  Фиклер?  Зачем  бы  им   это
понадобилось? Остается  только он,  даже если бы  я его  не  видела.  Больше
некому.
     - Весьма логично, - согласился я. - Но я знаю Стеббинса уже много лет -
он не ударит женщину без причины. Что он имел против вас?
     - Не знаю.
     Она слегка нахмурилась.
     - Когда меня станут об  этом спрашивать, мне придется просто  говорить,
что я не знаю. Вот вы и должны прежде  всего научить  меня, как мне  следует
разговаривать  с  репортерами. Мне кажется  глупо  повторять  все  время "не
знаю".  Такое  интервью могут  не  напечатать. Так что  же  отвечать,  когда
спросят, почему он ударил меня?
     - Мы еще вернемся к этому, а сперва...
     -  Нет,  мы  должны решить немедленно. - Очевидно,  она уже представила
свой портрет  на  обложке  журнала  "Лайф".  - Таким образом вы  заработаете
десять процентов.
     - Десять процентов? От чего?
     - От всего, что я получу. Законный гонорар моего литературного агента и
импресарио.
     Она протянула мне руку и посмотрела в глаза.
     - Давайте пожмем друг другу руки.
     Чтобы избежать  подобного заключения контракта, не обидев ее, я взял ее
миниатюрную  ручку,  повернул  ладонью  вверх  и  нежно  погладил  кончиками
пальцев.
     -  Потрясающая  идея!  -  воскликнул  я.  -  Но  с  ней  придется  пока
повременить.  В настоящий момент  я на пороге полного  банкротства.  С  моей
стороны было бы противозаконно заключать новые контракты
     - Я могу сказать репортерам, чтобы о тех вещах, которых  я не знаю, они
спросили у вас. Это называется "отослать к импресарио".
     - Да, понимаю. Но это позднее...
     - Позднее вы не будете мне нужны. Вы мне нужны сейчас.
     - Вот я и сижу подле вас, но пока это чисто дружеская помощь.
     Я   выпустил  ее  руку,  которую  держал,  чтобы  меня  не  обвинили  в
недостаточном внимании к ее прелестям, и заговорил многозначительно:
     - Если  вы заявите репортерам, что  я ваш импресарио, я  сам устрою вам
вторую шишку. Причем такую, по  сравнению  с которой  эта покажется плоской,
как блин. Ясно? Далее, если вас спросят, почему он вас ударил, не  говорите,
что не знаете. Скажите одно слово: "Тайна!" Люди обожают тайны. Теперь...
     - Вот это да! - пришла она в восторг. - Как раз то, что требуется.
     - Теперь мы должны подумать о полиции. Стеббинс - полицейский, и они не
захотят повесить ему на шею такое обвинение. Мне известно, как они действуют
в  подобных  случаях.  Даже  слишком  хорошо  известно.  Полиция  попытается
представить дело таким  образом, что Воллена прикончил кто-то из  здешних, а
потом сообразил, что вам что-то  известно  об  этом,  и  поэтому намеревался
убрать вас с дороги. Они даже могут сделать вид, что располагают  кое-какими
доказательствами. Например, кто-то слышал, как вы  о  чем-то говорили... Так
что мы с вами должны быть готовы ко всему. Вы меня слушаете?
     -  Разумеется...  А  что  я  должна сказать,  если  репортеры  спросят,
собираюсь  ли  я  продолжать  работать  в  этой  парикмахерской?  Можно  мне
ответить, что я не желаю покинуть мистера Фиклера в трудное для него время?
     Мне было нелегко усидеть на стуле. Я бы  много дал за  то, чтобы  иметь
право вскочить и уйти из кабинки,  громко хлопнув дверью. Пройти к Кремеру и
Пэрли, которые  деловито подслушивают за  стенкой, заявить, что я отдаю в их
полное распоряжение  эту  красивую  идиотку, и  уехать  домой.  Но  дома,  в
передней комнате под замком находились наши  незваные гости, и во что  бы то
ни стало нужно от них отделаться.
     Я посмотрел  на  прелестное, но глупое  личико этой  очаровательницы, с
густыми длинными  ресницами, прямым  носиком, милым подбородком, и терпеливо
повторил про себя, что только через нее можно решить эту задачу.  Иного пути
нет.
     - Недурно, - похвалил я ее. - Скажите, что вы преданы мистеру  Фиклеру.
Правильно, сейчас основное  для вас -  решить, как справиться с репортерами.
Вы когда-нибудь уже давали интервью?
     - Нет, это будет первое, и я не хочу его запороть.
     -  Умница. Больше всего они  любят возможность посмеяться над полицией.
Если  вы сообщите что-то такое, чего  не  знает полиция,  вы  заработаете их
вечную признательность.  Например, то, что Стеббинс ударил вас по голове, не
означает, что он один причастен к данной истории.
     У него в парикмахерской должен быть сообщник, иначе зачем сюда приходил
Воллен? Назовем этого сообщника Иксом. Теперь слушайте внимательно. Сегодня,
приблизительно в то время, когда было совершено  убийство,  вы либо слышали,
либо видели что-то опасное для  Икса,  и тому  стало  об этом  известно.  Он
понимает, что если вы  кому-нибудь  проговоритесь, - мне, например, то ему и
Стеббинсу - крышка. Естественно,  они оба стремятся  вас  ликвидировать.  По
моему мнению, попытался бы это сделать Икс, но поскольку вы видели в зеркале
отражение Стеббинса, не станем сейчас заострять на этом внимание...
     Суть  дела такова:  если вам удастся вспомнить, что могло так  напугать
Икса,  и если  вы сообщите об  этом  репортерам прежде, чем полиции, то  все
газетчики - ваши рабы отныне и навеки.
     Бога ради, не потеряйте, не упустите эту возможность!
     Сосредоточьтесь! Восстановите в памяти все, что вы сегодня здесь видели
и слышали,  а также все,  что делали и  говорили.  Думайте, даже если на это
уйдет весь вечер и вся ночь. Мы должны разобраться.
     Она нахмурилась.
     - Я не припоминаю ничего такого, что могло бы кого-то напугать.
     -  Не стоит понимать мои слова буквально.  Это мог быть сущий пустяк, в
котором вы сначала не нашли ничего особенного... Начнем с самого...
     Я замолчал, увидев выражение ее лица.  Жанет больше не хмурилась, глаза
ее уставились  куда-то вдаль,  не  замечая  меня, и  я уже знал,  к чему это
ведет.
     Я рявкнул:
     - Может быть, вы хотите, чтобы  репортеры вас возненавидели? Вычеркнули
вас навсегда из списка знакомых?
     Она вздрогнула.
     - Боже упаси? Это было бы ужасно!
     -  Тогда  следите  за  собой.  Все,  что  вы им  сообщите,  должно быть
чистейшей  правдой. Вы  обладаете острым умом и живым выражением, вам ничего
не стоит домыслить любой факт. Но никакой отсебятины!
     Эти дотошные газетчики  перепроверят все, что вы им скажете, и если они
обнаружат хоть слово фальши - вы погибли. Этого они  никогда не простят! Так
что вам больше не понадобится импресарио.
     - Но я не могу припомнить ничего такого!
     -  Конечно,  прямо с  ходу  и никто  не  смог  бы! Иной  раз  для этого
требуется несколько дней, не говоря уж о часах.
     Ее рука была совсем рядом, и я отечески похлопал по ней.
     - Наверное,  нам лучше  подумать  вместе, начав с самого начала. Именно
так поступил бы Ниро Вулф. В котором часу вы пришли сегодня на работу?
     - Без четверти девять, как обычно. Я пунктуальна.
     - Остальные были уже на месте?
     - Ну, кто-то - да, кто-то - нет.
     - Точнее! Кто уже пришел, а кто нет?
     - Боже мой, я не знаю... Не заметила.
     Она вновь нахмурилась.
     - Если вы считаете,  что я способна держать в голове подобные глупости,
то мы  можем  сразу же прекратить  разговор. И я все больше  убеждаюсь,  что
путного импресарио из вас не получится. Когда я пришла на работу, я думала о
чем-то совершенно другом... Я обдумывала фасоны своих будущих туалетов... Да
мало  ли  важных  проблем  у красивой  молодой  девушки?!  Ну,  как  в таком
состоянии я могла заметить, что творится кругом?
     Я должен был проявить терпение.
     - Хорошо, начнем с другого  конца.  Вы, наверное,  помните, как  пришел
Воллен, как он поговорил с  Фиклером, прошел в кабинку Тины, поговорил там с
ней, а когда Тина оттуда вышла, Фиклер послал к  нему Филиппа. Так все было?
Эго вы помните?
     Жанет кивнула.
     - Вроде бы да.
     - Если только "вроде бы", мы далеко не уйдем. Припомните-ка обстановку,
которая сложилась, после того,  как  Филипп  вернулся, поговорив с Волленом.
Где вы находились в тот момент?
     - Не заметила...
     -  Я  не говорю,  что  вы что-то  заметили.  Просто  вернитесь мысленно
назад... Вот Филипп выходит из-за  перегородки после беседы  с  Волленом. Не
слышали ли вы, что он тогда сказал? Может быть, вы сами ему что-то сказали?
     - Сомневаюсь я, чтобы Филипп был  тем самым Иксом, -  заявила она -  Он
женат, у  него  дети. Скорее всего,  думаю, это Джимми  Кирк... Когда я сюда
впервые пришла, он стал меня обхаживать. И потом - он пьет. Спросите Эда! Да
к тому же  задирает нос, считает, что он выше нас всех...  Парикмахер  - а с
таким самомнением!
     Она была явно довольна собой!
     - Точно! Джимми и есть  Икс, потому что, как думается, он на самом деле
не хотел меня  убивать. Я попытаюсь припомнить, что он мне говорил...  Имеет
значение, когда именно состоялся наш с ним разговор?
     Я был  сыт по горло  ее болтовней. Лежачего,  как  известно,  не  бьют,
особенно женщину. Только поэтому наше свидание обошлось без