женщина, Тешер, уверяет, что сразу же после  встречи  пошла  в  библиотеку
какой-то своей подруги и проработала там над конкурсными стихами вплоть до
четырех часов утра, но в комнате никого с ней не было, а в доме все спали.
И тут возникает вопрос, который действительно привел меня к вам, - главный
вопрос. Мы выяснили, что во всем городе найдется не  так  уж  мало  людей,
которые могли иметь что-то против Далманна: три-четыре женщины по  мотивам
личного  характера,  трое-четверо  мужчин,  тоже  по  личным  причинам,  и
несколько человек обоего пола по причинам делового характера. В том  числе
кое-кто из его ближайших сотрудников по бизнесу.  Мы,  конечно,  их  ищем,
проверяем, где они были прошлой ночью, и так далее, но тот факт, что  взят
был только один бумажник и больше ничего,  может  означать,  что  все  это
просто пустая трата времени и таланта. Ведь денег в бумажнике не было,  он
держал их в другом кармане. В бумажнике  он  хранил  в  основном  визитные
карточки, водительское удостоверение и тому подобное.
     Упоминание о кармане будто бы навело его на какую-то мысль. Он  залез
в свой нагрудный карман, вынул оттуда сигару и зажал ее между пальцами.
     - Так вот, - проговорил он, - я и думаю, что вы могли бы ответить нам
на один вопрос. А теперь, когда я знаю, что именно интересует лично вас, я
надеюсь на это еще больше, чем раньше. Ради бумажника его убили  или  нет?
Если это так, то убил его один из конкурсантов,  и  мы  можем,  во  всяком
случае сейчас, пока забыть обо всех остальных.  Но  это  все  упирается  в
конкурс, вы же, как я уже говорил, находитесь в их лагере. Нет, я не прошу
у вас записей Гудвина о ваших беседах с клиентами и с  этим  адвокатом.  Я
только хочу узнать ваше  мнение,  считаете  ли  вы,  что  его  убили  ради
бумажника?
     - Повторяю вам, мистер Кремер, я не  занимаюсь  расследованием  этого
убийства.
     - А кто, черт возьми, говорит,  что  занимаетесь?!  Ну,  как  вы  еще
хотите, чтобы я сформулировал вопрос?
     Вульф поднял и опустил плечи.
     - В сущности, это не имеет значения. Вас ведь интересует  только  мое
мнение. Я сильно склонен полагать, что ваш человек, то есть убийца, и  мой
человек, то есть вор, одно и то же  лицо.  Отсюда,  казалось  бы,  следует
утвердительный ответ на ваш вопрос. Вас это устраивает?
     Судя по выражению лица Кремера, его это явно не устраивало.
     - Мне не нравится это ваше "сильно склонен полагать", - возразил  он.
- Вы чертовски хорошо знаете, что я имею  в  виду.  И  еще  этот  фокус  с
доверительными отношениями. Скажите, почему все это не  могло  происходить
примерно так: после встречи вчера вечером сотрудники Далманна обсудили все
между собой и решили,  что  ему  опасно  оставлять  этот  листок  в  своем
бумажнике; тогда кто-то из них отправился к  нему,  чтобы  взять  его  или
уничтожить. Когда он явился туда,  дверь  была  не  заперта,  он  вошел  и
обнаружил на полу  Далманна,  мертвого.  Он  вытащил  у  него  из  кармана
бумажник и тут же смылся. Только не  спрашивайте  у  меня,  почему  он  не
сообщил об этом в полицию, задайте лучше этот вопрос ему  самому,  он  мог
думать, что попадет под подозрение. Так или иначе, он этого не сделал, но,
конечно, все рассказал  своим  компаньонам,  после  чего  они  все  вместе
кинулись к своему адвокату и сообщили обо всем ему, а потом,  обсудив  все
между собой, решили обратиться к вам.
     - С какой целью?
     - Чтобы найти способ выйти из положения так, чтобы  этот  конкурс  не
поднял на воздух всю их лавочку. Ведь конкурсанты  обязательно  узнают  не
только об убийстве Далманна, но  также  и  об  исчезновении  бумажника,  и
начнут подозревать друг друга  в  использовании  готовых  ответов,  и  вот
тут-то и начнется настоящий цирк. Но я вовсе не собираюсь влезать  во  все
эти дела, это уж их проблемы - и ваши. Моя проблема  здесь  заключается  в
том, что если все произошло именно  так,  как  я  только  что  сказал,  то
конкурсанты вовсе не моя забота, потому что в таком случае  его  убили  не
ради бумажника. А вы можете указать мне причину, по которой все  не  могло
происходить именно так?
     - Нет, сэр.
     - Сюда неплохо ложится и этот адвокатский трюк, насчет того, что все,
что бы он вам ни сказал, носит доверительный характер. Что, разве не так?
     - Пожалуй, - согласился Вульф. -  Но  даже  если  все  это  произошло
именно таким образом, я, во всяком случае, в это не посвящен. И это уже не
мое соображение, а факт. Мне сказали, что никто  из  сотрудников  Далманна
вчера ночью у него на квартире не был, и  у  меня  нет  никаких  оснований
подозревать, что они водят меня за нос. Если бы они это сделали, они  были
бы просто скопищем идиотов.
     - Значит, вы утверждаете это как факт.
     - Да, утверждаю.
     - Что ж, хотелось бы вам верить, - уступил Кремер. - В  любом  случае
такое вранье не в вашем стиле. - Внезапно осознав, что это  не  слишком-то
любезно по отношению к хозяину дома, он несколько заволновался  и  тут  же
прибавил: - Ну, вы ведь понимаете, что я имею в виду.
     Он сунул сигару в рот и принялся ее жевать. Раз уж было не  по  зубам
сжевать Вульфа, то на худой конец сойдет и сигара.  Во  всяком  случае,  я
никогда не видел, чтобы он ее зажигал.
     - Да ладно, - примирительно проворчал Вульф, - знаю я, что вы  имеете
в виду.
     Кремер тут же вынул сигару изо рта.
     - Вы вот еще в начале нашего разговора спросили меня,  считаю  ли  я,
что тот, кто убил Далманна, взял и его бумажник, и я вам ответил "да",  но
мне, пожалуй, следовало сказать "возможно". Ведь имеет смысл посмотреть на
все это и под другим углом зрения. Если  бы  у  меня  были  хоть  какие-то
основания думать, что  кто-то  один  или  несколько  сотрудников  Далманна
ходили вчера вечером к нему на квартиру, это бы коренным образом  изменило
для меня всю ситуацию, ведь это объясняло бы исчезновение бумажника,  и  я
бы тогда мог перестать заниматься конкурсантами.  Но  должен  сказать  вам
откровенно, таких оснований у меня нет. Ни один  из  них  -  ни  Бафф,  ни
О'Гарро, ни Асса, ни Хири, ни этот адвокат Хансен, - ни один из этой шайки
не в состоянии доказать, что он в какой-то момент прошлой ночью  не  ходил
на Перри-стрит, но, с другой стороны,  у  меня  нет  никаких  оснований  с
уверенностью утверждать, что они там были. Надеюсь, вы  понимаете,  что  я
вовсе не собираюсь шить им дело об убийстве - как я уже говорил, они могли
найти Далманна уже убитым и просто взять бумажник. В этом случае  это  как
раз и будет тот человек, который интересует вас, а у меня будут  развязаны
руки, чтобы заняться поисками убийцы.
     - При полном взаимном удовлетворении... - сухо заметил Вульф.
     - Да, именно так. Вы вот сказали, что если кто-то из них и ходил туда
вчера ночью, то вам об этом ничего не известно, и я вам верю, но что  если
они это от вас скрыли? Могли они так сделать? Почему бы и нет?
     - Нет, если они хотят, чтобы я честно заработал свой гонорар, - Вульф
поднял голову и посмотрел  на  часы.  -  Уже  полночь,  мистер  Кремер.  В
заключение могу только повторить, что полностью отвергаю вашу версию. И не
только по некоторым соображениям конфиденциального  характера  -  вы  ведь
сами заметили, что я в данном случае нахожусь в их лагере, - но также и по
другим причинам. Уж если один из них действительно ходил туда вчера  ночью
и обнаружил тело Далманна, то зачем ему понадобилось делать такую глупость
и брать этот бумажник, ведь он не мог не понимать, что  пропажа  рано  или
поздно  обнаружится  и  в  результате  под   угрозой   окажется   конкурс?
Разумеется, этот листок ему был нужен, ведь если бы он его оставил, его бы
непременно обнаружили полицейские, а  возможно,  и  репортеры  тоже...  Но
почему бы ему не ограничиться только этим листком и не оставить  на  месте
бумажник?
     - Видит Бог, - проговорил Кремер, - вы все-таки лжете.
     - Я? Почему вы так решили?
     - Потому что такой вопрос может задать только идиот, а  вы,  как  мне
известно, этим не страдаете. Он  вошел,  обнаружил  труп  и,  естественно,
занервничал. Людям, знаете ли, свойственно немного нервничать,  когда  они
находят трупы. Больше всего на свете ему хотелось повернуться и удрать  ко
всем чертям, именно так обычно и делают, особенно если  у  них  есть  хоть
малейшие основания  оказаться  под  подозрением,  но  он  заставляет  себя
вытащить  из  кармана  у  мертвеца  бумажник.  Возможно,  он  даже  сперва
намеревался взять только листок, а бумажник  положить  обратно  в  карман,
может, он даже начал уже искать этот листок, но тут ему  в  голову  пришла
мысль об отпечатках пальцев. Он мог бы, конечно, обтереть его, прежде  чем
положить в карман, но отпечатки все равно могли остаться.  Даже  при  этом
условии он все-таки мог бы  попробовать,  если  бы  спокойно  взвесил  все
последствия исчезновения бумажника, но в том-то и дело, что  он  вовсе  не
был спокоен, у него не было времени и  ему  надо  было  как  можно  скорее
смываться. Вот он и смылся - вместе с бумажником. Прошу извинить что занял
своими детскими рассуждениями ваше драгоценное время,  но  вы  сами  этого
хотели.
     Он встал, посмотрел на зажатую в пальцах сигару, выбросил  ее  в  мою
мусорную корзину и проводил  прощальным  взглядом,  скорбя  об  утраченных
иллюзиях. Потом перевел взгляд на Вульфа.
     - Если это все, чем вы можете мне помочь, то  я,  пожалуй,  пойду,  -
произнес он и отвернулся.
     - Как я понимаю, - бросил ему  в  спину  Вульф,  -  вы  отказываетесь
верить утверждениям мистера Хансена и прочих, будто они сочли  этот  фокус
Далманна с листком просто блефом?
     - Сказки! Может, вы в это верите?!  -  прорычал,  обернувшись  уже  в
дверях, Кремер.
     Когда, проводив его, я вернулся в кабинет, Вульф все так же сидел  за
столом, уставясь в пустоту и пощипывая  пальцами  мочку  уха.  Я  поставил
пустой стакан из-под молока на один из пивных подносов, отнес все  это  на
кухню, вымыл и вытер стаканы, выкинул бутылки и убрал подносы. Фриц,  если
не было специальных указаний, уходил спать ровно в  одиннадцать.  Когда  я
вернулся в кабинет, массаж уха продолжался. Я заговорил.
     - Если на завтрашнее утро для меня  есть  какие-нибудь  поручения,  я
могу все допечатать прямо сейчас. У меня есть программа на завтра?
     - Никакой.
     -  Вообще-то  вы  совершенно  правы,  -  проговорил   я   как   можно
приветливей, - действительно, куда нам спешить? Ведь до двадцатого  апреля
еще целая неделя. Можно еще штук двадцать книг прочитать,  если,  конечно,
не отвлекаться на пустяки...
     - Хорошо, - он нахмурился. - Позвони Солу и пригласи позавтракать  со
мной, в восемь, у меня в комнате. Дай мне для него двести... нет, пожалуй,
триста долларов, запри сейф и отправляйся спать. Я хочу немного покоя.
     Я, конечно, повиновался, но не  без  удивления.  Неужели  он  вздумал
пустить на ветер две - нет, три - сотни из капиталов "ЛБА",  только  чтобы
показать мне, что у него в  голове  зреют  какие-то  идеи?  Конечно,  Солу
Пензеру нет равных в Нью-Йорке в любом деле,  но  что  из  этого  следует?
Одному следить за пятерыми? Вряд ли. А если за одним, то за кем и  почему?
А если не следить, тогда зачем? Что касается меня, то все, что я видел или
слышал, не давало мне никаких оснований избрать какое-то  одно  конкретное
направление. Похоже, что и он был  в  таком  же  положении.  Просто  хочет
позавтракать в компании, но не в моей. Что ж, пусть будет так.
     Я поймал Сола в его квартире на  Восточной  Тридцать  восьмой  улице,
оповестил об утренней встрече, вынул из специального ящика  деньги,  запер
сейф, передал Вульфу наличность и спросил:
     - Значит, сегодня не печатать?
     - Нет. Ступайте спать. Мне надо поработать.
     Я вышел. Уже поднявшись на один пролег, я остановился на  площадке  и
подумал, не прокрасться ли мне на цыпочках назад и не накрыть ли его прямо
над раскрытой книгой, но патом решил, что это приведет лишь к тому, что он
из упрямства будет читать всю ночь до утра.



                                    11

     Вообще-то за завтраком я обычно  читаю  "Таймс",  а  "Газетт"  просто
держу сбоку для сервировки, но  в  тот  четверг  ей  было  уделено  особое
внимание - ведь нигде больше так тонко не чувствуют, как важны в этом мире
убийства.
     Помещенная на первой  полосе  "Газетт"  статья  о  судьбе  и  карьере
молодого рекламного гения весьма прозрачно намекала, что по крайней мере у
сотни  прекрасных  юных  особ   женского   пола,   проживающих   в   самых
фешенебельных кварталах города, имелись  вполне  веские  основания  лишить
гения жизни. Никаких имен при этом, естественно, не  упоминалось.  Но  это
была   только   маленькая   косточка,   брошенная   любителям    пикантных
подробностей. Главной темой был конкурс, и тут они не жалели подробностей,
гордясь своим главным источником информации в лице уроженки Лос-Анджелеса,
достопочтенной  мисс  Гертруды  Фрейзи.  На  третьей  странице  был   даже
опубликован ее портрет, где уникальная комбинация  столь  редкостных  черт
казалась еще более живописной - и менее правдоподобной, - чем в жизни. Она
не  скупясь  снабдила  репортера  информацией  о  лиге  "За   естественную
женщину", подробно поведала  про  ужин  в  среду  вечером,  включая  номер
Далманна с бумагой и все то, что он при этом  говорил,  а  потом  детально
рассказала, как она понимает свои права в качестве  участницы  конкурса  в
соответствии с существующими на сей счет правилами и, соглашениями.
     Что касается остальных конкурсантов, то Сьюзен Тешер из "Часов" так и
осталась  для  журналистов  недосягаемой,   по   всей   видимости,   после
консультаций со своими  тремя  телохранителями.  Герольд  Роллинс  хоть  и
допустил их до себя, но отказался дать  новую  или  прокомментировать  уже
имеющуюся  информацию  и  даже  не  потрудился  пояснить,  каким   образом
полмиллиона долларов грозят так трагически разрушить его судьбу. Из газеты
также явствовало, что лишь благодаря таблеткам случайно  задержавшаяся  на
этом свете миссис Уилок и страдавший сердечными недомоганиями Филипп Янгер
оказались почти столь же разговорчивыми, что и  пресловутая  мисс  Фрейзи.
Оба они дружно выразили горечь, негодование  и  готовность  к  борьбе,  но
разошлись в одном пункте. Янгер считал, что единственным способом выйти из
сложившейся ситуации является справедливый раздел призовых денег  на  пять
равных частей, а миссис Уилок была с ним категорически  не  согласна.  Она
твердо нацелилась на первый приз и требовала аннулировать  розданные  пять
стихов, заменить их новыми и таким образом создать  условия,  при  которых
всем были бы обеспечены равные возможности.
     Мне, наверное, полагалось бы ограничить чтение конкурсными  делами  -
ведь нас, как вы, наверное, уже усвоили, наняли вовсе не для  того,  чтобы
расследовать убийство, - но в кухне находился  только  Фриц,  а  он  умеет
держать язык за зубами. Оказалось, что Кремер утаил от  нас  массу  ценных
сведений. Он, например, ни слова не сказал о том, что на  Далманне  был  в
тот вечер темно-синий костюм, что у "Черчилля" он взял такси  и  прибыл  к
себе в квартиру незадолго до половины двенадцатого, что  женщину,  которая
пришла приготовить ему завтрак и обнаружила, что он ему больше никогда  не
понадобится, звали Эльга Джонсон, что квартира его состояла из двух комнат
и ванной, что пуля, пронзив сердце, задела еще и ребро, и много другой, не
менее полезной информации. Имени убийцы среди этих сведений не было.
     В тот день я встал пораньше и, уже  успев  покончить  с  завтраком  и
газетами, сидел  в  кабинете  за  машинкой,  когда  появился  Сол  Пензер.
Внешность Сола не оставляла ему никаких шансов на звание мистера  Америка.
Нос был вдвое больше, чем ему полагалось быть, он вечно выглядел небритым,
одно плечо выше другого, хотя оба одинаково сутулы, а руки  из-за  слишком
коротких рукавов казались даже длиннее, чем были на самом деле. Но если бы
я вдруг оказался один на дереве и внизу меня  ждала  бы  стая  кровожадных
тигров-людоедов, и при этом команда бобров уже подгрызала ствол дерева, на
котором я сижу,  то  вид  приближающегося  Сола  был  бы  для  меня  самым
прекрасным зрелищем на свете. Я никогда не видел его расстроенным.
     Он явился ровно в восемь и сразу же прошел наверх,  а  я  вернулся  к
своей машинке. Без пяти девять он спустился, но я не  услышал  его  шагов,
пока он не окликнул меня от двери, ведущей в прихожую.
     - Может, выйдешь и запрешь за мной дверь на засов?
     Я повернулся на своем вращающемся стуле.
     - С удовольствием. Для того и засовы против таких типов, как ты. -  Я
встал. - Как завтрак?
     - Сам знаешь, неплохой.
     Я уже подошел к нему.
     - Не нужна ли квалифицированная помощь?
     - Никогда не помешает. - Он снимал с вешалки свое барахло. -  Начнем,
а там будет видно.
     - Ну, желаю удачи. - Я открыл ему дверь. - Если перережут глотку  или
что-нибудь еще, сразу же звони.
     - С удовольствием, Арчи. Кому же еще?
     - Ладно, пока. Не лезь на рожон.
     Он вышел, я запер за ним дверь и вернулся к работе. Было время, когда
меня слегка задевало, если  Вульф  давал  Солу  какое-нибудь  задание,  не
только  не  поставив  меня  в  известность  о  его  содержании,  но   даже
предупредив Сола, чтобы он мне ничего об этом не говорил, но все это  было
очень давно. Теперь такие  вещи  меня  ничуть  не  задевали,  только  было
немного обидно, что я не мог догадаться сам. Я сел за стол и добрых десять
минут  строил  предположения,  потом  понял,  что  это  почти   столь   же
бесполезное занятие, как и чтение романов в стихах, и ударил  по  клавишам
машинки.
     Скорость,  с  какой  я  печатаю  записи  бесед,  зависит  у  меня  от
обстоятельств. Однажды, оказавшись в настоящем цейтноте, я делал по десять
страниц в час, и так три часа подряд, но в среднем это шесть-семь  страниц
в час, которые имеют обыкновение быстро сокращаться до четырех-пяти. В  то
утро я  был  близок  к  рекорду,  стараясь  сделать  как  можно  больше  к
одиннадцати  часам,  когда  Вульф  должен  был  спуститься  из  оранжереи,
поскольку был уверен, что у него наверняка готовы  для  меня  какие-нибудь
поручения. Правда, меня  прерывали  телефонные  звонки:  один  раз  звонил
Хансен, хотел промежуточных результатов, потом звонил Оливер Бафф,  требуя
того же самого, потом Филипп Янгер, хотел, чтобы я организовал ему встречу
с боссами из "ЛБА", и очень обиделся, когда я попытался уклониться от этой
миссии, потом позвонил Лон Коэн из "Газетт" и поинтересовался,  нет  ли  у
меня желания  поделиться  с  ним  чем-нибудь  остреньким  насчет  убийства
Далманна. Поскольку я был очень занят и  мне  некогда  было  разворачивать
перед  ним  аргументы,  что  мы-де  не  занимаемся  расследованием   этого
убийства, я ограничился тем, что посоветовал ему не лезть без  очереди,  и
даже не удосужился спросить, с чего это он вдруг решил обратиться именно к
нам. Думаю, по совету мисс Фрейзи. К одиннадцати  часам  я  уже  полностью
закончил Уилок, Янгера и Тешер и приступил к Роллинсу.
     Вскоре зашумел лифт Вульфа, а потом появился и он  сам,  пожелал  мне
доброго утра, прошел к креслу, втиснул  в  него  свои  бесценные  фунты  и
заговорил.
     - Я оставил у себя в комнате свои газеты. Не дадите ли мне свои?
     Мне бы, конечно, можно было догадаться и сразу положить их к нему  на
стол, ведь он же сегодня завтракал не один. Я вручил ему газеты и вернулся
к машинке. Он просмотрел утреннюю почту, там были в  основном  циркулярные
письма и просьбы о благотворительности, все как одна от лиц, безусловно се
заслуживающих, потом откинулся поудобнее и погрузился в изучение новостей.
Это меня очень устраивало - я  надеялся,  что  он  найдет  там  что-нибудь
интересное для нашей сегодняшней программы. Он отнюдь не был чемпионом  по
скоростному чтению, так что я рассчитывал закончи