а, чтобы повидать Красицкого?
     Я утвердительно кивнул.
     - Чтобы забрать его от нас?
     - Да, именно так, -  сказал я в надежде, что начнется длинный спор и мы
выиграем время, по Дитмайк не поддался на провокацию.
     - Извиняет ли  это  ваше  намерение  то, что вы  вторглись в  мой дом и
забаррикадировали эту дверь?
     - Нет,  конечно -  согласился я.  - Получилось так,  что Энди пригласил
меня в  оранжерею, и я находился там, когда услышал, что вы стучите и зовете
его. Сейчас он занят с мистером Вулфом. Я увидел дверь, закрытую  на засов и
подумал, что вы имеете право требовать, чтобы  ее  открыли. Поэтому  я  ее и
открыл. Что  же касается того, забаррикадировал  ли  я  ее,  то тут-то мы  и
подходим  к  сути  дела.  Я  допускаю, что  действую  не  совсем...  как  бы
сказать... обычно.  Полагаю,  что  все это некоторым образом  связано с мисс
Лауэр, которую  я  никогда  не  встречал,  но  хотел  бы  знать,  почему  вы
спрашиваете, здесь ли мисс Лауэр?
     Джозеф  Дитмайк  сделал   всего  один  большой   шаг,  этого  оказалось
достаточным, чтобы он оказался возле меня:
     - Отойдите!
     Я  отрицательно покачал головой, заулыбался еще  любезнее и открыл рот,
чтобы заговорить, посчитав, что было бы нежелательно  перейти холодной войне
в горячую, особенно потому, что у Дитмайка в резерве Дональд и Пэйл Имбри, а
у меня - никого. Я предпочел бы потянуть  еще немного времени, болтая о том,
о сем, но, слава богу, до рукопашной не дошло.
     Когда мои мускулы напряглись  в ответ на прикосновение руки Джозефа, мы
все услышали  звук  автомобильного двигателя.  Дональду и Пэйлу до окна было
всего два шага. Пэйл тут же повернулся к хозяину:
     - Полиция, мистер Дитмайк! Все в форме. Из округа. Две машины!
     Я понял, что разговор Вулфа  с Энди Красицким был коротким и не слишком
плодотворным, потому что Вулф не стал тянуть время с вызовом полиции. Обычно
он старался как  можно дольше обходиться без нее,  но тут наверняка посчитал
такое невозможным, и позвонил по телефону...

        ГЛАВА 4

     Через пять часов, в  три часа дня,  сидя в довольно приличном  кресле в
рабочей комнате, Ниро Вулф сделал последнюю отчаянную попытку:
     -  Обвинение,  - говорил  он,  может  быть любым,  какое вам угодно, за
исключением "убийства первой степени". Сумма залога не ограничивается; вы ее
сразу же  получите. Риск минимальный, а в итоге вы  будете меня благодарить,
когда я представлю факты, которые вы сможете использовать в следствии.
     Трое мужчин задумчиво покачали головами:
     -  Лучше  поставьте крест на этом  парне и найдите  себе  садовника  не
убийцу.
     Сказал это Бен Дайкс - глава криминальной полиции округа.
     Второй - лейтенант Кон Нунан из полиции штата проворчал с неприязнью:
     - Если бы  прислушались к моим словам, то вас  привлекли  бы к делу как
свидетеля.
     Третий - Кливленд Арчер - окружной прокурор из Вестчестера, который еще
помнил наше расследование дела Фосхолта, считал нас достойными коллегами, но
и он был непреклонен:
     - Бесполезно, Вулф... Конечно, любые факты,  которые вы нам предъявите,
мы с благодарностью примем...
     Я знал, что Кливленд  Арчер с радостью  разрешил бы расследовать  любое
преступление другим, но не затрагивающее Джозефа Г. Дитмайка. Он продолжал:
     - Каким еще может быть обвинение, кроме "убийства первой степени"? Это,
конечно,  не означает, что  расследование  окончено, и я  готов выступить на
суде.  Придется  тщательно  изучить еще некоторые подробности, но  пока  все
выглядит так, что Энди Красицкий виновен в этом убийстве.
     Тело было увезено, армия  криминалистов  закончила осмотр  местности  и
покинула нас. Были заданы тысячи вопросов, на них получены ответы, протоколы
подписаны. Энди  Красицкого посадили в машину в наручниках и увезли, рядом с
ним сидел полицейский. Закон осуществил быструю и чистую  работу.  На месте,
где было совершено преступление, остались лишь мы пятеро: Вулф сидел в самом
удобном кресле, мне досталась скамейка в углу, остальные трое стояли.
     Вулф, который ничего не ел  с утра,  кроме  четырех  сэндвичей с  тремя
чашками кофе, был в еще большем  отчаянии, чем  тогда, когда отправлял  меня
утром за машиной. Он уже привык к мысли, что заполучил Энди Красицкого и вот
теперь потерял его, остался без садовника. А что касается  самого Энди, дела
его обстояли неважно.
     Все знали, что  он влюбился в Дими Лауэр сразу же, как только увидел ее
впервые  дна  месяца  тому  назад.  Приехала  она сюда  ухаживать  за миссис
Дитмайк: та упала на лестнице и повредила себе позвоночник. Это подтвердил и
Гас  Тренбл - молодой парень в радужной рубашке, который по моим наблюдениям
был полностью на стороне Энди. Именно Гас  сказал, что Дими дала Энди полную
отставку, такую, что он никогда  ничего  подобного не получал. Это заявление
со стороны Гаса, если он, действительно, симпатизировал Энди.
     На вопрос  Вулфа, почему  Энди,  если принять  версию, что он виновен в
убийстве, решил избавиться от Дими как раз в тот день, когда она согласилась
выйти за  него замуж, Гас ответил:  "Откуда  это  известно?  Только от Энди?
Больше  ведь  никто  не  слышал, что она  согласилась!.." В  этом  Гас  был,
конечно,  прав.  И хорошо, что  свои выводы  он изложил лишь нам с Вулфом. А
если  такого согласия Дими на  самом  деле не было, могло же  случиться, что
Энди задушил ее газом как раз потому, что она  напрочь ему отказала?.. Яснее
ясного,  что окружной  прокурор на суде  обратит  особое внимание  на  столь
вероятную возможность,  а  для  судьи  и  присяжных такое жуткое  проявление
ревности  может  оказаться  решающим  аргументом  при  определении  "степени
убийства" и вынесении приговора.
     Оставался невыясненным еще один довольно щекотливый вопрос: "Кто же мог
быть третьим углом любовного треугольника, ради  которого Дими дала Энди  от
ворот поворот?"
     Из всех возможных претендентов, пожалуй, никого  нельзя было  принимать
всерьез. Пэйл Имбри меньше всех подходил для этой роли. Гас Тренбл не мог бы
так поступить, да и  молод он для Дими Лауэр, Дитмайк и его сын не были теми
людьми, под которых стал бы подкапываться окружной прокурор.
     Поэтому  я бы  сказал,  что у прокурора  было  трудное положение, и его
никто не  мог упрекнуть  в том, что он решил  немного осмотреться. Он  задал
кучу  вопросов,  получил  массу  ответов,  но  в  результате  не  располагал
сколько-нибудь ценной информацией.
     Лейтенант Нунан  и  глава криминальной  полиции Дайкс вначале принимали
активное участие  в расследовании, но потом  несколько сникли.  В  это время
прокурор  Кливленд  Арчер   получил  данные   из   лаборатории  полицейского
управления: в крови убитой  найден морфий.  Но его  доза была недостаточной,
чтобы убить человека,  поэтому  причиной  смерти  все-таки  сочли отравление
цифагеном. Присутствие же морфия в организме объяснило, каким образом  могли
довести  Дими  до  бессознательного  состояния  и  запихать  под  настил  за
занавеску, чтобы, оставаясь там, она отравилась.
     Необходимо было ответить еще на один  вопрос:  покупал  ли Энди морфий?
Ответ получили в течение какой-нибудь минуты: жена Пэйла повариха Дора Имбри
-  та женщина, которую я  видел  в форме  служанки, когда вошел  в  комнату,
сказала,  что  страдает  невралгией  лица, и поэтому  у нее на  кухне всегда
лежала коробочка с  таблетками морфия.  Пользовалась она  ими  уже в течение
месяца, а сейчас коробочка пропала. Энди, так же, как и все остальные, знал,
где она лежит. Окружной прокурор приказал Нунану  и Дайксу обыскать весь дом
и найти эту  коробочку.  Дом  обыскали, но ничего не нашли. Коттедж, где жил
Энди, тоже  перерыли сверху донизу,  но там тоже  ни коробочки, ни  таблеток
морфия не оказалось.
     Алиби всех живущих в доме вроде бы не  вызывало сомнений, и только Энди
Красицкий оставался подозреваемым лицом номер один.
     Сам он утверждал, что во время последнего свидания с Дими в оранжерее в
полдень  она  не только согласилась наконец-то  выйти  за  него  замуж,  но,
поскольку  Энди  собирался принять предложение Вулфа, они договорились,  что
Дими оставит работу у Дитмайков и переедет с  ним в Нью-Йорк. Только просила
пока никому об  этом не говорить.  Последний  раз видел он Дими где-то около
девяти часов, когда у него был обычный вечерний осмотр оранжереи.
     Дими вошла туда через  дверь, соединяющую  жилой дом с  оранжереей. Они
осмотрели  цветы,  поболтали, а  затем  пошли в  рабочую комнату взять пиво,
которое Дими принесла с собой из кухни. В одиннадцать часов она пожелала ему
доброй ночи и через ту же дверь вернулась в гостиную. Больше он ее не видел.
     Таков был рассказ Энди.
     По его словам,  он тоже ушел из оранжереи через внешнюю дверь, вернулся
к  себе  в  коттедж и  написал письмо Вулфу.  Решил  не ложиться в  постель,
поскольку был в страшном возбуждении от неожиданно привалившего ему счастья.
И еще потому, что ему все равно надо было вставать в три часа. Поработал еще
над своими заметками  о  размножении орхидей и упаковал вещи для отъезда.  В
три часа пошел в оранжерею, где к нему присоединился Гас Тренбл:  тот должен
был получить последний практический урок по окуриванию растений.  После часа
работы,  заключавшейся  в том,  что  была плотно закрыта дверь,  соединяющая
оранжерею   с   гостиной,   заперта   внешняя   дверь  и   повешен   плакат,
предупреждающий  об опасности, а затем  открыт  кран  с  цифагеном в рабочей
комнате и закрыт  через  восемь  минут.  Гас вернулся домой,  а Энди  в свой
коттедж.
     Но и после  этого,  как  сказал Энди,  спать он не лег. В семь часов он
вернулся снова в оранжерею, включил вентиляторы, открыл окна,  запер дверь и
лишь после этого вернулся к себе. Только тогда наконец-то  лег спать. В 8.30
проснулся, быстро  съел завтрак, чувствуя себя  свежим, бодрым  и  готовым к
дневной работе. Как раз в этот момент услышал стук в дверь, открыл и  увидел
Вулфа и меня.
     Времяпровождение других по их отчетам  выглядело не  столь насыщенным и
сложным.
     Гас Тренбл провел весь  вечер  с девушкой  в Белфорд Хиллс, расстался с
ней в три часа утра, когда пришло время идти с Энди в оранжерею.
     Пэйл  и Дора Имбри  поднялись  в  свою  комнату  около  десяти  вечера,
послушали радио и легли спать.
     Джозеф  Дитмайк  сразу же после  обеда  ушел  на заседание  у директора
Северной  Ассоциации вестчестерских  налогоплательщиков, которое проходило в
чьем-то  доме в Северном Саломе, возвратился незадолго  до полуночи  и сразу
лег спать.
     Дональд после обеда с отцом и Дими Лауэр  пошел в  свою комнату,  чтобы
поработать за письменным  столом. Когда  его спросили, что  пишет, он  гордо
сообщил: "Роман"...
     Сибил  была наверху, в комнате матери, которая в настоящее время уже  в
состоянии  вставать и  даже немного ходить, но еще не спускалась вниз. После
того, как они там же обе поужинали, Сибил  почитала вслух  часа два, помогла
матери раздеться, уложила в постель и ушла к себе.
     Никто  из  них  не  видел  Дими  после  обеда.  На вопрос, не  было  ли
необычным, что  Дими вечером не пришла к своей пациентке, о  которой  должна
была заботиться, они ответили,  что  Сибил  всегда  одна укладывала  мать  в
постель.
     На вопрос, знали ли они о морфии миссис Имбри, все ответили, что знали.
Знали и где он хранится.
     Они  вынуждены  были  признать  и то, что  ни  один известный  факт  не
исключает  возможности  того, что  кто-то  из них где-то между  одиннадцатью
часами вечера и тремя часами  утра  мог подсыпать в пиво, приготовленное для
Дими, морфий, и после того, как  он оказал свое действие, перетащить девушку
в оранжерею и затолкать ее под настил и занавеску. Такое предположение  ни у
кого  не  вызывало усиленного  сердцебиения, кроме  как у Доры  Имбри.  Дора
оказалась  настолько  глупой, что принялась утверждать, будто не  знала, что
Энди собирается окуривать  орхидеи  в  эту ночь. Правда, тут  же  взяла свои
слова обратно, когда  все напомнили ей, что  предупреждение было сделано как
обычно. Так что об окуривании  знали все. Полицейские не заподозрили Дору ни
в чем. Должен признаться, что я тоже ничего плохого о ней не подумал.
     Никаких противоречивых показаний не было и в описании утра. У Дитмайков
принято  подниматься  поздно  и  завтракать  кому  когда  вздумается.  Сибил
завтракала  наверху  с  матерью.  Они  никогда  не  ждали  Дими   утром,  не
требовалась она им и на этот раз. Но в восемь часов ее уже хватились и стали
искать. Результатом  поисков явилось  собрание  членов  семьи  в гостиной  и
попытка мистера Дитмайка вломиться в оранжерею, его призывы Энди.
     Блюстителям закона,  казалось  бы, все было ясно. Никаких улик, ничего,
что указывало бы на кого-нибудь, как вероятного убийцу, кроме Энди.
     - И все же, кто-то лжет! - сказал Вулф.
     Бен Дайкс поинтересовался:
     - Кто и в чем?
     - Откуда мне знать! - рассердился Вулф. -  Это ваша обязанность,  вот и
ищите!
     - Ищите сами, коли делать нечего! - огрызнулся лейтенант Нунан, - а мы,
думаю, уже нашли.
     Вулф спросил, чего ради  Энди, если задумал убить Дими, выбрал способ и
место убийства,  которые  прямо  указывали бы  на  него? На это ответил, что
поступил он так с расчетом: ни один суд присяжных не поверит, будто он такой
дурак, чтобы действовать столь опрометчиво.
     Конечно же, это был еще один пункт, о котором областной прокурор должен
был хорошенько подумать.
     Ради  справедливости  должен  сказать, что ни  один из  вопросов Вулфа,
заданных представителям закона, не остался  без ответа. Но основа аргументов
моего  шефа носила весьма  специфический  характер и, очевидно,  не казалась
полиции убедительной.  Так, ценитель орхидей и  всяких других растений, Вулф
считал,  что  невиновность  Энди  доказывает  уже то,  что горшок с каким-то
редким цветком был опрокинут, а растение сломано. Если бы Энди действительно
засовывал Дими под настил, то он сначала обязательно отодвинул бы горшок.  А
если  бы  даже,  в  силу  большого возбуждения,  и  опрокинул его, то тут же
поставил бы на место  и восстановил бы привитую им веточку, в которую вложил
столько труда и гордости...  По мнению Вулфа для такого садовника, как  Энди
Красицкий,  подобные  действия  являются  "безусловным рефлексом".  Ничто не
могло бы помешать ему исполнить то, что он и сделал позднее даже в состоянии
шока, в нашем присутствии, когда был обнаружен труп.
     Но  полицейским  чиновникам чужда была фанатичная  любовь  к  растениям
таких истинных знатоков флоры, как Энди Красицкий и Ниро Вулф.
     -  Черт возьми, о каком еще шоке вы тут болтаете? - грубо прервал Вулфа
Нунан.  - Разве он сам засунул туда девицу? Я слышал рассказы  о вашем живом
воображении. Если это еще один пример вашей фантазии, то мне остается только
покраснеть за вас.
     Я не был готов  объективно оценить возражение Вулфа, хотя привык верить
ему  и  надеялся,  что в конце  концов краснеть придется Нунану.  Лично  мне
больше всего хотелось хорошенько оттрепать зазнайку-лейтенанта за уши.  Увы,
это было недоступно, и я продолжал ломать себе голову над тем, как вызволить
Энди. Этот голубоглазый верзила окончательно  покорил мое сердце тем, что не
забыл, пристегнутый одной  рукой к запястью  полицейского, другую  протянуть
Вулфу  в  знак   благодарности  за  участие  в   его  судьбе.  При  этом  он
проникновенно сказал:
     -  Олл-райт, сэр.  Вручаю себя  вам.  Я  не столько беспокоюсь о  себе,
сколько хочу, чтобы мерзавец, который это сделал...
     Вулф кивнул:
     - Надеюсь, что  на  это уйдет всего лишь несколько часов. Бог даст, уже
сегодня ночью вы будете спать у себя дома.
     Ясно, что сказано это было чересчур оптимистично...
     Я уже говорил, что в три часа дня,  когда полицейские чины, покончив со
всеми формальностями, собирались уехать, Нунан нанес еще один удар Вулфу:
     -  Если бы  спросили  меня, то  я  обязательно  вызвал  бы вас  в суд в
качестве свидетеля.
     - Правильно делают, что не спрашивают, - парировал Вулф.
     Тут-то  я и дал  себе слово непременно отодрать лейтенанта за уши, если
только мне представится такая возможность! Как зловредного недоросля!

        ГЛАВА 5

     После того, как представители закона уехали, я сказал своему шефу:
     - Послушать этого лейтенанта,  вы не только потеряли Энди и  вам самому
ухаживать  за  тысячами орхидей, но, чего  доброго,  действительно  получите
повестку в полицейское управление для дачи показаний в качестве свидетеля...
Конечно,  - продолжал  я  разглагольствовать,  - если будет гололед,  пойдет
дождь или снег, можно будет  надеть цепи на колеса, и тогда у нас сохранится
шанс добраться до места невредимыми...
     - Заткнись! - проворчал Вулф. - Я пытаюсь думать.
     Я присел на скамейку. Спустя минуту он простонал:
     - Не могу!.. Проклятое кресло!..
     -   Согласен.  Единственное   кресло,  отвечающее   вашим  требованиям,
находится в пятидесяти милях отсюда,  Между  прочим, чьими гостями мы сейчас
являемся, если пригласивший нас человек посажен за решетку?
     Ответ на этот вопрос я  получил не от Вулфа. Дверь в теплицу отворилась
и  появился Джозеф  Г.  Дитмайк  в сопровождении своей дочери  Сибил. К тому
времени я  уже  как-то освоился  с его свернутым на  сторону  носом, глубоко
посаженными зелеными глазами и острым подбородком.
     Он остановился посередине комнаты и холодно осведомился:
     - Вы кого-нибудь ожидаете?
     Вулф приоткрыл глаза и мрачно буркнул:
     - Да.
     - Кого же?
     - Кого-нибудь... Вас, например. Кого угодно. Честного человека.
     - Он эксцентричен, - объяснила Сибил, - эксцентричен во всем.
     - Потише,  Сибил,  - приказал ей отец,  не сводя глаз  с Вулфа. - Перед
тем,  как  лейтенант  Нунан  уехал,  он  сказал  мне,  что  оставит у  входа
полицейского, чтобы сюда не входили люди. Лейтенант справедливо считает, что
сюда  к  нам   попытаются  проникнуть  репортеры  или  просто  любопытные  и
назойливые   посторонние.   Но  он   также  сказал,  что   не  будет  никому
препятствовать выехать отсюда.
     - Это разумно, лейтенанта надо слушаться, - со вздохом согласился Вулф.
- Иными словами, вы предлагаете  нам покинуть ваш дом. Что же, с вашей точки
зрения это разумно.
     Он поднялся с кресла. Дитмайк нахмурился:
     - О разумности или неразумности говорить не  будем. Это  именно то, что
вам следует сделать. Вы должны были оставаться в доме, пока в вас нуждались,
теперь вы не нужны. Поскольку все  эти трагические события пришли к концу, я
должен попро...
     - Ни в коем случае!
     - Что "ни в коем случае"?
     - Эпизод не закончен. Что касается  лейтенанта Нунана, он мне не  указ.
Вы -  иное дело.  Нунан,  как  всегда, показал  свое  полнейшее  невежество,
разрешив  свободу  действий  обитателям этого  дома,  а ведь  ОДИН ИЗ  НИХ -
УБИЙЦА!  Ни одному из вас нельзя было  разрешать сделать безнадзорно хотя бы
один шаг. Что же касается...
     Сибил залилась  смехом.  Смех  раздался  настолько несвоевременно, что,
казалось, она сама удивилась и замолчала, прикрыв рот рукой.
     - Ваша  дочь  в  истерике.  Почему?  -  спросил Вулф,  хмуро  глядя  на
Дитмайка.
     -  Я вовсе не в истерике, Ниро, - ответила Сибил  презрительно. - Любой
мог  бы  засмеяться,  услышав ваши слова. Они не просто  мелодраматичны, они
забавны...
     Услышав это  фамильярное "Ниро", Вулф в ярости потянул носом воздух, но
сдержался и спокойно ответил:
     -  Вы  забываете  старую  истину;  "Хорошо  смеется  тот,  кто  смеется
последним..."
     Впоследствии  я  всегда  считал,  что  именно  эта  бестактность Сибил,
назвавшей  Вулфа  по  имени,  побудила его  решиться на смелый шаг. До  этой
минуты он пребывал в расстроенных чувствах, и  у него были  на то основания.
Прежде всего, он весьма опрометчиво пообещал  Энди вызволить его в считанные
часы. Пра