приятеля Бена Кука. Но моя
голова была занята  делами поважнее. Когда я наконец снова добрался до клуба
"Зеленые луга",  было уже за полдень, и я начал сокрушаться,  что день будет
неудачным  до  конца,  если мне не  повезет  и  я  не  встречусь  с доктором
Брэдфордом.
     Мальчишки,   подносчики  мячей,  вернулись  с  поля,   и   мастер  смог
представить  их  мне. Мы  быстро  договорились:  я  предложил им бутерброды,
бананы и мороженое  с пивом, если  они посидят со мной где-нибудь в тенечке.
Там и перекусим и попьем пивка. Разумеется, я не оплачу им потерянное время.
Они согласились, мы раздобыли еду и нашли подходящее тенистое дерево.
     Один из  парнишек, худенький, бледный, с  русыми волосами  чаще  других
обслуживал Мануэля Кимболла, а другой был подносчиком мячей у Питера Оливера
Барстоу.  Это  был  коренастый,  с  шустрыми  глазами  и  веснушчатым  лицом
мальчуган, которого звали Майк Аллен. Мы еще  устраивались под  деревом и не
приступили к еде, как он вдруг сказал:
     - Знаете, мистер, нам не платят.
     - Что ты хочешь сказать? Что вы работаете бесплатно?
     -  Нам не платят,  когда  мы не на  поле. Так  что никакого потерянного
времени у нас нет. Мы все равно сейчас не работаем.
     -  Неужели?  Что-то ты  больно честен.  Будешь так продолжать,  место в
банке тебе обеспечено. Ну-ка ешь свой сандвич.
     Пока  они ели, я как бы невзначай  завел разговор о  Барстоу и игравшей
тогда четверке. По тому,  как мальчишки бойко затараторили, я понял, что все
это  они  повторяли  уже  раз   сто  перед  прокурором  Андерсоном,  сыщиком
Корбеттом, приятелями по работе,  перед родными  дома  и  одноклассниками  в
школе. Мальчишки были  словоохотливы  и готовы отвечать на любой вопрос. Это
не давало  мне  оснований надеяться,  что  они  скажут  что-то  новое.  В их
сознании уже застыла некая картина,  и они сами уже в нее поверили. Впрочем,
я ничего особого и не ждал, но  помнил поговорку Вулфа, что монетка, которую
ищешь,  может  закатиться в  самый темный  уголок,  куда не проникает  свет.
Версии, услышанные от Ларри Барстоу  и Мануэля  Кимболла, казалось, не могли
иметь вариантов. Когда мальчишки все съели,  я, наблюдая за ними,  пришел  к
выводу,  что  бледнолицый  уже  ничего  мне не скажет, и отпустил  его. Майк
остался. Это он  обычно таскал на  поле сумку Барстоу  и собирал его мячи, к
тому  же, он  показался мне  более смышленым, и  я  надеялся, что, может, он
что-нибудь заметил, например, как  вел  себя доктор Брэдфорд, когда появился
на поле. Но он меня разочаровал. Он только запомнил, как доктор запыхался от
бега и как все его ждали. Когда он, осмотрев Барстоу, поднялся, то был очень
бледен, но спокоен.
     Я спросил  о сумке с  клюшками.  Парнишка утверждал, что поставил  ее в
машину Барстоу, прислонив к переднему сиденью.
     - Ты был  расстроен, Майк, и мог чего-то не запомнить, - убеждал его я,
- В  таких  случаях  люди всегда  нервничают  и  расстраиваются.  Может,  ты
поставил сумку в другую машину?
     - Нет, сэр, я не мог этого сделать. Другой машины там не было.
     - Или взял чью-то другую сумку?
     - Нет, сэр, я не растяпа какой-нибудь. Когда  работаешь  здесь, то глаз
уже наметан,  всегда проверяешь по головкам,  все ли клюшки в сумке. Когда я
поставил  сумку  в машину, я  пересчитал клюшки и  заметил, что все они были
новые.
     - Новые?
     - Да, сэр, новые.
     - Почему? Разве Барстоу поменял клюшки?
     - Нет, сэр. Жена ему подарила новый набор клюшек.
     - Что?
     - Да, сэр.
     Мне не хотелось его пугать своей бурной реакцией на его  слова. Поэтому
я сорвал травинку и стал медленно ее жевать.
     - Откуда ты знаешь, что его жена подарила ему клюшки?
     - Он сам мне сказал.
     - Когда он сказал тебе это?
     - Когда я подошел  к нему. Он пожал  мне  руку и сказал,  что  рад меня
снова видеть. Я тоже был рад, потому что в прошлом году он был моим корешом.
     - Подожди, о чем ты говоришь, Майк? Что значит кореш?
     Он улыбнулся.
     - Мы так называем тех, кто, выбрав нас, уже не меняет.
     - Понимаю. Ну и что дальше?
     - Он сказал, что рад  меня снова видеть,  а когда я взял его  сумку, то
увидел, что все клюшки новые, от Хендерсона,  высший класс.  Он был рад, что
клюшки  мне  понравились,  и сказал,  что это жена ему  их  подарила на день
рождения.
     Я протянул  мальчишке  оставшиеся  два банана, и он стал снимать с  них
кожуру, а я молча смотрел на него. Спустя минуту я сказал.
     - Ты знаешь, что Барстоу был убит отравленной иглой, которая выстрелила
из ручки клюшки?
     Он застыл с набитым ртом и молчал, пока наконец не прожевал.
     - Я знаю. Это все говорят.
     - А ты что, не веришь?
     Он упрямо тряхнул головой.
     - Пусть мне докажут.
     - Почему ты так говоришь?
     - Видите... - Он снова укусил банан. - Я не верю, что  это возможно.  Я
держал в своих руках немало клюшек и не понимаю, как такое можно сделать.
     Я улыбнулся.
     -  Ты великий скептик,  Майк.  Знаешь, что говорит мой  хозяин по этому
поводу?  Он  говорит,  что  скептицизм -  это  хороший сторожевой пес,  если
знаешь,  когда  спустить его с поводка.  Ты, случайно, не  знаешь,  когда  у
мистера Барстоу был день рождения?
     Он  этого не  знал.  Я  еще  попытался  расспросить  его  о  чем-то, но
ухватиться было  не за что, да и перерыв кончался.  На поле стали появляться
игроки, и мой юный собеседник вскоре окончательно потерял  ко мне интерес. Я
только было собирался сказать ему, что наш пикник  окончен, как  он опередил
меня. Вскочив с места  так быстро,  как позволяли  ему его молодые ноги,  он
торопливо бросил в мою сторону:
     - Простите, мистер, я там вижу моего игрока. - И был таков.
     Я собрал обрывки  бумажных пакетов и  банановую  кожуру и  направился к
зданию клуба.  По  сравнению с  утром гостей  в  клубе  прибавилось,  и  мне
пришлось просить  швейцара найти управляющего, потому что сам  его я  уже не
мог разыскать. Конечно, управляющий был занят, но он  все же проводил меня в
библиотеку и  сказал, что она в моем распоряжении.  Я скользнул  глазами  по
книжным  полкам  и  сразу же нашел красный том справочника "Кто есть  кто  в
Америке". Отыскать в нем то, что было  нужно, не составило труда, потому что
я уже заглядывал в него в  библиотеке  моего шефа. Я прочел: "Барстоу, Питер
Оливер, писатель,  педагог, физик; р. в  Чэтхеме, штат Иллинойс, 9-го апреля
1875 года..."
     Поставив  справочник  на место,  я  вышел в холл,  где  были телефонные
будки,  и,  позвонив  Саре  Барстоу,  попросил разрешения  заехать. Поместье
Барстоу в двух милях от загородного клуба было все равно по пути, и мне надо
было выяснить  детали  тех новых обстоятельств,  которые стали мне известны.
Огибая  веранду клуба  и  направляясь  к  тому  месту, где  я  оставил  свой
"родстер",  я  увидел  на  веранде  Мануэля  Кимболла.  Он  стоял  в  группе
беседовавших людей и, увидев меня, кивнул в знак приветствий. Я тоже ответил
ему  кивком и по  тому, как все  из его компании повернулись и уставились на
меня, понял, о чем они могли разговаривать.
     Через десять минут я уже был в поместье Барстоу.
     Смолл  провел меня не  в ту  комнату,  где я был вчера,  а  в  одну  из
гостиных.  Через  несколько  минут  вошла Сара.  Она была бледна, но,  как я
понял, полна решимости.  Не желая того,  я своим звонком  больше, чем нужно,
встревожил  ее.  Мне  надо  было  бы  сразу  сказать  ей  о  причине  своего
неожиданного визита - не в моих правилах пугать людей, когда это не нужно.
     Я встал, она продолжала стоять.
     - Я прошу у вас всего несколько минут, -  сказал я. - Я бы не беспокоил
вас, если бы не неожиданная информация, заинтересовавшая меня. День рождения
вашего отца девятое апреля?
     У нее был такой вид, словно ей не хватало воздуха.
     Она только кивнула.
     - И в этот день ваша мать подарила ему новый набор клюшек?
     - О! - вырвалось у нее, и она ухватилась рукой за спинку стула.
     -  Прошу вас, мисс Барстоу, успокойтесь и придите в себя. Я уверен,  вы
знаете, что Ниро  Вулф не станет  вам лгать, а пока он платит мне, считайте,
что я - это он. Мы можем задавать вам любые каверзные вопросы, но мы никогда
не  пойдем на откровенную  ложь. Если  вас мучили сомнения  и вы думали, что
клюшка,  с помощью которой был убит ваш отец,  могла  оказаться  в том самом
наборе, который ему подарила ваша  мать, то  выкиньте это из  головы.  У нас
есть основания считать, что там этой клюшки не было и не могло быть.
     Она смотрела на меня, губы ее двигались, но слов не было слышно. Боюсь,
она  не  устояла  бы на  ногах,  если  бы не  держалась  за спинку стула.  А
уцепилась она за нее крепко.
     - Может, то, что я вам сказал, что-то значит для вас, а может, и ничего
не значит, но  считал  нужным немедленно сказать  вам, как только сам узнал.
Если это вам  поможет,  я  буду  очень рад,  но  хотел  бы  рассчитывать  на
взаимность.  Как вы на  это  смотрите? Мне  тоже иногда бывает нужна помощь.
Скажите, то, что вы обратились к Ниро Вулфу с  такой странной просьбой,  это
связано с подарком вашей матери?
     Кажется, она обрела наконец дар речи, ибо вдруг сказала:
     - Я не верю,  что вы можете сказать мне  неправду. Это  было бы слишком
жестоко.
     - Да, я не стал бы вам лгать. А если бы и пошел на такое, то теперь вам
бояться нечего, потому что я знаю о подарке, и вы можете смело, не впадая  в
панику, ответить на мой вопрос. Значит, именно это так мучило вас все время?
     - Да, - ответила она, - То есть... Да, это.
     - Понимаю, ваша матушка бывает  непредсказуема, у нее странные фантазии
в отношении вашего отца, она дарит  ему набор клюшек к дню рождения... А что
еще?
     -  Ничего. - Она сняла руку со спинки стула, но тут же снова ухватилась
за нее. - Мистер Гудвин, я, пожалуй, сяду, - тихо промолвила она.
     Я поспешил  к ней, взял ее за руку, ногой осторожно пододвинул  ей стул
и, не отпуская ее руки, ждал, когда она опустится на него. Сев, она  закрыла
глаза. Я молча ждал, когда она придет в себя.
     - Вы правы, я должна успокоиться, - наконец сказала она. - Я нездорова.
Все  от переутомления.  Это  началось  давно.  Я  всегда  считала  мою  мать
прекрасным человеком, я по-прежнему так о ней думаю, более того, я уверена в
этом. Но  все так  ужасно!  Доктор Брэдфорд думает,  что теперь, когда  умер
отец, она выздоровеет и с ней никогда не повторятся эти... состояния. Но как
бы я ни  любила  ее, это слишком  дорогая плата. Нам было бы куда лучше  без
современной психологии.  Она  раскрывает  нам ужасные вещи о нас  самих.  По
настоянию отца я стала изучать ее.
     -  Но теперь хоть в  одном  вы  можете быть  уверены. И  выбросить  все
сомнения из головы.
     - Да.  Но  я  еще не способна  осознать  это, понимание придет потом, я
знаю. Я хочу поблагодарить вас,  мистер Гудвин, я очень виновата перед вами.
Вы считаете, что моя мать не имела никакого отношения... что она не могла?..
     - Я  утверждаю,  что  девятого апреля, когда ваш отец получил в подарок
набор клюшек,  в  нем  не  было  и  не могло быть  той, которая стала  потом
причиной его смерти. Она была изготовлена лишь месяц спустя.
     - Вы уверены в этом?
     - Абсолютно уверен.
     -  Что ж,  это честная сделка, - сказала она и, подняв  на меня  глаза,
попыталась улыбнуться.
     Я восхищался  ее мужеством, понимая, чего стоили ей  ее сомнения и ночи
без  сна. Каждый, у  кого есть хоть капля совести, на моем  месте встал  бы,
откланялся и оставил ее в покое. Но интересы дела превыше всего, и  я не мог
позволить себе упустить такой шанс. Она уже успокоилась,  и было самое время
попросить ее о помощи, чтобы развязать еще один крепкий узелок.
     - Вы  не могли бы мне  сказать, кто вынул  из машины сумку с клюшками и
куда она потом подевалась? - прямо спросил я.
     - Смолл вынул ее из машины, - не колеблясь, ответила девушка.
     Сердце радостно екнуло, как тогда, когда я увидел  на лице Вулфа первые
признаки  того,  что  его хандра проходит. Теперь-то она  мне все расскажет,
подумал я и, не давая ей опомниться, спросил:
     - Куда он ее отнес?
     - Наверх, в кабинет отца.
     - Кто взял ее потом из кабинета?
     - Я, в субботу  вечером, после того, как нас посетил мистер Андерсон. В
воскресенье его люди произвели у нас обыск. Они искали сумку с клюшками.
     - Куда же вы ее спрятали?
     - Я  отвезла ее в  Территаун, там  села  на  паром и на  середине  реки
бросила сумку в воду. Я предварительно набила ее камнями.
     -  Вам повезло,  что вас не  выследили.  Вы, надеюсь, хорошо  осмотрели
клюшку номер один, разобрали ее на части?
     - Мне было не до того, я очень спешила.
     - Вы не осмотрели клюшку? Вы даже не вынули ее из сумки?
     - Нет.
     Я изумленно глядел на нее.
     - Я был лучшего о вас  мнения, мисс Барстоу. Не думал, что вы окажетесь
такой дурой. Вы обманываете меня.
     - Нет, нет, мистер Гудвин! Это правда.
     Я все еще не мог прийти в себя.
     - Значит, вы проделали все это, даже не  поинтересовавшись клюшкой?  О,
женщины!  А  что в это  время делали  ваш брат  и  доктор Брэдфорд? Играли в
бильярд?
     Девушка покачала головой,
     - Они к этому не имеют никакого отношения.
     - А теперь доктор Брэдфорд утверждает, как вы сказали, что вашей матери
станет лучше...
     -  Но если он так  думает... -  Она остановилась.  Я  совершил  ошибку,
упомянув  о се матери.  Она снова  замкнулась.  После минутного молчания она
наконец подняла голову  и посмотрела  на меня. Я впервые увидел  в ее глазах
слезы, две слезинки, повисшие на ресницах.
     - Вы просили, мистер Гудвин, сделать шаг навстречу. Я его сделала.
     Что-то в  ней,  возможно,  слезинки на  ресницах, делало  ее похожей на
испуганного  ребенка,  который  стремится быть храбрым.  Я невольно протянул
руку и ободряюще коснулся ее плеча.
     - Вы молодчина, мисс Барстоу. А теперь я оставлю вас в покое.
     Я вышел  в холл, взял свою панаму и  уехал.  И все же, повторял я себе,
ведя машину, осталась куча всяких "но". И среди них - чувство, что, несмотря
на ее  дочернюю преданность и тот  факт, что девушка  мне нравилась, я бы  с
удовольствием, по-отцовски,  положил  бы  ее себе  на  колени и отшлепал как
следует. Подумать  только,  даже  не взглянула на клюшку! Но  приходилось ей
верить, и я действительно  верил. Она ничего не  придумала, так оно  и было.
Итак, прощай, клюшка. С большим трудом, правда,  ее можно было бы поднять со
дна реки но обошлось бы это в сумму  большую, чем удалось бы выудить из Ниро
Вулфа. Так что о клюшке придется забыть.
     Проезжая Уайт-Плейнс, я опять едва  удержался от  соблазна завернуть  в
окружную прокуратуру  и предложить Андерсону пари  на  десять долларов,  что
сумка с клюшками,  а главное клюшка, убившая  Барстоу,  лежат  на  дне  реки
Гудзон  на  полпути между  Территауном  и Наяком. Неплохая  мысль,  думал я,
прокурору ничего не стоит послать туда парочку катеров и кошками пошарить по
дну  реки. Но  судя  по  тому, как  развивались события,  этого, пожалуй, не
стоило делать.
     Я решил вернуться в Нью-Йорк другой дорогой, по шоссе Блюберри, и  ради
любопытства взглянуть на то место, где нашли тело Карло Маффеи. Не то, чтобы
я надеялся найти там булавку  от галстука убийцы или его водительские права,
валяющиеся  на траве, просто я подумал, что не мешает еще разок взглянуть на
это  место.  Однако  я  и без  того  поломал расписание,  заехав в  поместье
Барстоу. Пожалуй, лучше всего  позвонить Ниро  по телефону уже  из города. Я
выбрал кратчайший путь в Нью-Йорк.
     На  Парк-авеню из  аптеки я позвонил хозяину. Около  полудня  он  снова
попытался связаться с Брэдфордом, но тот по-прежнему занят и  к  телефону не
подходит. Он советует мне нанести визит доктору. Я и без него уже понял, что
означает эта постоянная занятость доктора Брэдфорда - все  кончится тем, что
он куда-нибудь сбежит. Поэтому через десять минут я уже был на Сорок девятой
улице. Машину я оставил за углом.
     Клиника доктора Брэдфорда стоит того, чтобы о ней  упомянуть. Вестибюль
был достаточно просторным, чтобы высадить вдоль стен бразильский папоротник,
а приемная была просто величественной, хотя мебель, ковры, картины отнюдь не
говорили о кричащей роскоши, а наоборот  -  о вкусе и  скромности. И  тем не
менее было ясно,  что здесь все делается с размахом, включая счета за прием.
Но  приемная  оказалась  совершенно  пустой. Сестра в  накрахмаленном  белом
халатике, сидевшая за столом,  сообщила, что доктора Брэдфорда еще нет. Она,
казалось, была немало удивлена  тем, что я этого не знаю, как будто я должен
был знать.  Затем она  справилась, постоянный  ли  я пациент  и бывал  ли на
приеме  раньше, и наконец  соизволила  объяснить, что ранее половины  пятого
доктор  прием  не начинает.  И  вообще он  не принимает  без предварительной
записи. Кода  я заметил,  что именно  по  этому  поводу  я и  хотел  бы  его
повидать, она удивленно подняла брови. Пришлось ретироваться.
     Сначала я подумал,  что,  пожалуй,  стоит подождать  его здесь, но было
всего лишь три часа, поэтому я сел в машину и стал обдумывать со всех сторон
сложившуюся ситуацию, надеясь,  что у меня родится какая-нибудь идея,  как с
пользой провести  это  время. Через  минуту  я уже  знал.  Зайдя в  один  из
ресторанчиков  на  Парк-авеню и заглянув  в телефонную книгу, я  затем сел в
машину и нажал стартер. Сначала  я ехал  по Шестьдесят девятой  улице, потом
свернул  на Пятую  авеню  и  наконец, выехав  на Сорок первую,  взял курс  в
восточную часть города. Конечно в Нью-Йорке припарковаться - целая проблема.
Машины сплошной линией стоят у края тротуара, уткнувшись друг другу в задний
бампер.  Пришлось ехать почти  до  Третьей  авеню,  пока  наконец отыскалось
местечко для моей  машины. Пройдя назад  два  квартала, я  нашел нужный  мне
адрес. Это был совсем новый дом, высотой с милю. В справочнике было сказано,
что то, что  мне нужно, надо  искать на двадцатом этаже. Лифт мигом доставил
меня туда, и я легко нашел дверь с табличкой. "Медицинский вестник столицы".
В приемной за столом сидел молодой человек, что уже было приятным сюрпризом.
     - Я  хотел бы  попросить вас об  одолжении, если вы не очень  заняты  и
согласны мне помочь, - витиевато начал я. - Мог бы я получить у вас сведения
о  конференциях   или  семинарах  медицинских  ассоциаций,  состоявшихся   в
Нью-Йорке пятого июня сего года?
     Он улыбнулся.
     - Видит Бог,  я не так уж занят. Разумеется,  я  готов вам помочь. Одну
минуту. Вы сказали пятого июня?
     Он отправился к стеллажам с журналами и снял один из них.
     - Это наш последний выпуск, здесь должно быть то, что вам нужно.
     Он  стал  листать журнал, потом остановился, внимательно вглядываясь  в
страницу. Я ждал.
     -  За  пятое июня  таких сведений  нет.  Посмотрим в разделе  последних
новостей  и  объявлений.  Вот,  есть.  Пятого   июня  в  отеле  "Никербокер"
состоялась конференция Нью-йоркской ассоциации невропатологов.
     Я  попросил разрешения взглянуть,  и он  передал мне журнал. Я пробежал
глазами нужный мне абзац.
     - Это всего лишь сообщение о конференции.  Вы, разумеется, печатаете их
заранее. А нет ли у вас чего-нибудь вроде отчета или стенограммы.
     Он покачал головой.
     - Это появится в следующем номере. Что именно вас интересует? Возможно,
это можно найти в газетах?
     - Может быть. Сегодня я газет не видел.  Меня интересует доклад доктора
Брэдфорда. Собственно,  меня  интересует, был  ли он на  этом заседании. Вы,
случайно, не знаете?
     Он пожал плечами.
     - Если вам так уж нужно узнать, почему не спросить у него лично?
     Я ухмыльнулся.
     - Не  хочу его  беспокоить по пустякам.  Разумеется, это самый  простой
выход, но я случайно оказался рядом с вами и  подумал, что, узнав это у вас,
сэкономлю время.
     - Подождите, я сейчас, -