жавой
сковороде, политой бизоньим жиром, и солью, если она еще осталась. С тех пор
в рецепт вносили  сотни  изменений, в зависимости  от  того, что имелось под
рукой. Например, один старожил, работающий в скобяной  лавке в  Тимбербурге,
уверяет,  что  нужно  вымазать  свиным жиром  коричневую  оберточную бумагу,
завернуть в нее  форель целиком  от головы до хвоста, щедро  посыпав солью и
перцем,  и  засунуть  в раскаленную печь.  Время зависит  от  размеров рыбы.
Миссис  Грив  позаимствовала  свой рецепт у  родного дяди.  Она внес  та два
уточнения;  поменяла оберточную  бумагу  на алюминиевую  фольгу,  а печь  на
духовку. Все  очень  просто.  Кладется на лист  фольги  тонкий  ломтик  сала
шириной дюйма в три, посыпаете сахарным песком, добавляете несколько колечек
лука  и несколько капель  ворчестерширского  соуса.  Укладываете  на  фольгу
очищенную и выпотрошенную  форель  с головой и хвостом и  солите. Добавляете
еще немного песка и соуса, плотно заворачиваете рыбу в фольгу  и помещаете в
духовку. Если  форели  сильно  различаются  по размеру, то  рассчитать время
приготовления довольно трудно. Подаете на стол прямо в фольге.

     * Льюис  М. (1774-1809  гг) и Кларк У.  (1770-1838  гг ) - американские
первопроходцы (Прим. перев.)

     Вулф не испепелил меня взглядом и не зарычал, но просто сказал:
     - Да, это может быть вполне съедобно.
     Я кивнул.
     - Угу. Кстати, я заметил, что за  все  время вы ни разу не заговорили о
еде, даже  со  мной. Должно быть, дали себе честное слово,  скорее  всего по
пути в аэропорт, что беспрекословно  стерпите все надругательства над своими
вкусовыми сосочками. Представляю,  что вы наплетете Фрицу, если мы, конечно,
вернемся домой. Надеюсь, им  удастся наловить достаточно форели.  Какого вы,
кстати, мнения о консервированном консоме?
     Я думал, что Вулф будет рад-радешенек возможности  излить  душу, но он,
похоже, придерживался иного мнения.
     - Тебе нельзя ехать в Сент-Луис, - промолвил он. - Ты нужен здесь.
     - Еще бы. Должен же кто-то разоблачать фальшивые алиби.
     - Фу. Что ты можешь еще сказать о вчерашнем вечере?
     -  Добавить мне, пожалуй,  нечего.  И  тот  и  другой  меня по-прежнему
привлекают. Например, слова Фарнэма про залог. Возможно, это связано с нашим
делом.  Или как Сэм Пикок  пытался  неуклюже  увильнуть от расспросов про то
утро,  когда Броделл ходил на  Ягодную речку. Вам пришлось дважды перебивать
его, а когда вы спросили, не говорил ли Броделл, что встречал кого-нибудь по
дороге,  Пикок нервно затеребил шейный  платок и начал ныть,  что вы задаете
слишком много вопросов. Будь Броделл жив, я бы предпочел расспросить его про
это утро.
     - Да. Сможем ли поговорить с мистером Пикоком, если поедем туда сейчас?
     - В субботу днем-то? Сомневаюсь.
     - Можем ли мы застать его сегодня вечером у мистера Степаняна?
     - Вот это как пить дать.
     - Значит, поговорим с ним там.
     - Поговорим? Вы тоже едете?
     - Да.
     Я даже не поднял бровь; уж слишком он меня поразил. Я просто  таращился
на него.
     - Я хочу пить, - сказал Вулф. - Там в ручье две банки пива.
     Я встал и спустился по крутому склону к воде.


Глава 8

     В двадцать минут пятого мы вчетвером сидели  в гостиной  в доме Грива -
той самой, где были выставлены фотографии, вымпелы, медали, серебряный кубок
и знаменитое  седло. В гостиной собрались только мужчины. Кэрол Грив и Флора
Итон,  невезучая  вдовушка,  колдовали  на кухне  над  форелью по-монтански,
которую  должны  были  подать на стол  к шести  часам. Альма  хлопотала  над
младенцем. Мы с Вулфом прибыли к пяти. Пит Ингелс с  Эмметом Лейком уже были
на месте, а вот Мел Фокс застрял, что-то случилось с  лошадью, - и теперь мы
все ждали его. Эммет, видавший виды  ковбой  лет  пятидесяти, произнес всего
два слова: "Садитесь сюда", - обращаясь ко мне, а  вот Пит Ингелс, напротив,
оказался  разговорчивым  малым.  Суда  по его телосложению, его  должно было
увлекать нечто, где требовалось применение недюжинной физической  силы, а он
тем не менее заканчивал Калифорнийский университет в Беркли, специализируясь
по  палеонтологии, но вот уже  третье лето подряд подрабатывая на ранчо "Бар
Джей-Эр". Вулф неосмотрительно задал ему вопрос о студенческих демонстрациях
в  Беркли, и  Пит в ответ разразился речью, которая  затянулась бы до самого
ужина,  не прерви ее  появление  Мела  Фокса. Мел  извинился за  опоздание и
поздоровался с  Вулфом за  руку.  Потом придвинул стул к моему, подтянул  по
привычке джинсы, сел, взглянул на свои руки и заметил, что еще не успел даже
умыться. И спросил, не пропустил ли чего важного.
     Вулф покачал головой.
     -  Мы ждали вас. Я здесь уже три  дня,  мистер Фокс, и вы, должно быть,
уже недоумеваете, почему я до сих пор не поговорил с вами.
     - Я наверное был слишком занят, чтобы недоумевать.
     -  Завидую  вам.  А я  вот  больше ничем другим  все  это  время  и  не
занимался. - Вулф обвел глазами собравшихся. -  Мистер Гудвин  рассказал мне
про вас, джентльмены,  и будь у  меня хоть малейшее подозрение,  что один из
вас мог застрелить  Филипа Броделла,  я  бы не стал дожидаться  сегодняшнего
дня, чтобы  встретиться с  вами. Сюда же я приехал,  теша себя надеждой, что
кто-то  из вас может, сам того  не  подозревая, знать хоть  что-нибудь,  что
может  натолкнуть меня на определенные  выводы. Вот я  и хочу попросить  вас
рассказать все, что вам известно. Начнем с вас, мистер Фокс. Расскажите  мне
про Филипа Броделла и про его гибель.
     - Рассказчик  из  меня неважный.  - Мел покосился на меня, потом  снова
посмотрел на Вулфа. - И я все уже рассказывал Арчи.
     - Я знаю, но хочу сам послушать вас. Начинайте.
     -  Что ж...  -  Мел закинув ногу  на  ногу. -  Вообще-то  я и двадцатью
словами с Броделлом не перекинулся. А было  дело так. Утром в воскресенье  я
покупал что-то у Вотера, а Броделл подошел, представился и спросил, нет ли у
меня  лишнего,  уже  использованного  лассо.  Он хотел купить его  и забрать
домой. Я ответил, что нет. Нет, пожалуй, тут и  двадцати  слов не наберется.
Видел  я  его еще  пару  раз,  но  мы не разговаривали. Правда,  когда стало
известно, что Броделл - отец ребенка Альмы, этот паразит на свое счастье уже
смотался отсюда.  Иначе я бы за себя не поручился. Альма... Я выковыривал из
ее ножки  иглы  дикобраза, когда малышке было всего  пять лет от роду. Тогда
про  этого прохвоста и впрямь много говорили,  но  я только слушал. Говорить
мне было нечего,  кроме того что, попадись он тогда мне в руки,  я бы с него
живого шкуру содрал.
     - Значит, вас бы тоже стоило заподозрить?
     - Да, конечно. Шериф повозился со мной немного.
     - А почему оставил вас в покое?
     - Потому что Харвей был в  таком же  положении,  как и я, а на Харвея у
него зуб. Потом Харвей в тот день был один, а  я нет. Эммет Лейк был со мной
весь день, да  и Пит Ингелс  не раз присоединялся  к  нам.  А врать Эммет не
станет, потому что считает, что вполне достоин занять мое место.
     - Чушь собачья! - процедил Эммет.
     Пререкаться никто не стал. Вулф спросил Мела:
     - Вы знали, что Броделл вернулся?
     -  Да, все  тут знали. Первым  проведал Пит. Еще во  вторник,  и  сразу
рассказал нам.  Тогда  же  вечером мы здорово поспорили  на  его  счет.  Пит
сказал, что мы должны всячески  помогать Харвею  и Кэрол, чтобы не допустить
его  встречи  с  Альмой,  а  Эммет  заявил, что  мы  не должны  вмешиваться,
поскольку Броделл может надумать  жениться на  ней. Я же стоял  на  том, что
решать должны  родители  Альмы, а  нам вообще не надо встревать, если нас не
попросят. Но, как всегда, каждый остался при своем мнении.
     - Знаю. И на следующий вечер, в среду, спор возобновился?
     -  Да. Хотя мы уже немного подуспокоились, так что до  кровопролития не
дошло. Тем более в четверг. Харвей сказал  мне, что, по словам Кэрол,  Альма
не  только не  встречалась с Броделлом,  но и не питала ни малейшего желания
его видеть. Вечером мы  с Питом еще раз вспомнили про него, а он в это время
как раз лежал на том валуне, простреленный в двух местах...
     -  Продолжайте, пожалуйста, - попросил Вулф, видя, что молчание  грозит
затянуться.
     Мел потряс головой.
     - Продолжать-то  уже  нечего.  Я  знаю,  куда вы  клоните -  вы  хотите
доказать, что Броделла убил не Харвей,  а кто-то другой. Я бы рад помочь вам
с  Арчи,  но  если  вам  нужно  заклеймить  теленка,  который   спрятался  в
кустарнике, то сперва этого теленка  надо  найти  и  связать.  А как  насчет
младшего Хейта?
     - Мистер Гудвин вычеркнул его из списка подозреваемых.
     - Безнадежно, Мел, -  пояснил я. - Я потратил на него все утро. Никаких
шансов.
     - А кто тогда остается?
     - Никто.  Поэтому мы  и здесь. Мистер  Вулф надеется, что вы знаете про
Броделла хоть что-то, что может нам помочь.
     - После ареста Харвея  мне  было  уже не до разговоров. За две недели я
лишь  раз  выбрался  в Тимбербург, надеясь повидать его, но  Морли  Хейт  не
пустил меня. Вот бы кого надо заклеймить, черт возьми!
     Глаза Вулфа переместились направо.
     - Мистер Лейк. Расскажите мне про Броделла.
     - Дерьмо собачье этот Броделл, - смачно сплюнул Эммет.
     На самом деле он выразился чуть-чуть иначе. Но дело в том, что примерно
год  назад я  получил  письмо  на четырех  страницах  от пожилой  женщины из
Вичиты, штат Канзас, в котором она  сообщила, что прочитала все мои отчеты и
всякий  раз,  когда  очередному   из  ее   четырнадцати  внучат  исполняется
двенадцать лет, она  дарит ему или ей сразу три  книги, чтобы  дети вошли во
вкус.  Так что, сами понимаете, если я изложу то, что на  самом деле  сказал
Эммет Лейк,  я наверняка  лишусь симпатии  этой старушки,  не говоря уж о ее
внуках,  которым еще  нет двенадцати. Цензуру я люблю не  больше  вашего, но
если бы  в конце концов вдруг вышло, что  Броделла прихлопнул именно  Эммет,
мне  пришлось  бы  передавать  разговоры  с  ним  дословно,  а  стало  быть,
распрощаться с  милой  старушкой.  На самом  же  деле он оказался  невольным
участником  событий просто  в  силу  того,  что  служил на  ранчо, поэтому я
позволил себе, излагая текст его  речи, заменить самые скабрезные  словечки,
пометив их аббревиатурой  "ВЦ" (вычеркнуто  цензурой). Те из вас,  кто любят
смачные выражения, могут вставить их сами, дав волю фантазии. Итак:
     -  Дерьмо  собачье  (ВЦ)  этот  Броделл, -  примерно такой  смысл несла
реплика Эммета.
     - Его счастье,  что он  мертв, - процедил Пит  Ингелс. - Уж мы  бы  его
отделали!
     - А  ведь  это  я  говорил,  что эта нехорошая  (ВЦ)  падаль (ВЦ) может
жениться на Альме. Вот каким невежественным (ВЦ) оболтусом (ВЦ) я был.
     - А я думал, что ты им искренне сочувствовал, - сказал Ингелс.
     - Ерунда.  Ты  прекрасно знаешь,  что я об этом думаю. Все эти красивые
(ВЦ) женщины (ВЦ) - прирожденные кокетки (ВЦ). А нехорошей (ВЦ) падалью (ВЦ)
я назвал его только потому,  что все эти пыльным мешком ударенные (ВЦ) хлыщи
(ВЦ), собираясь сюда, должны  оставлять свои кочерыжки  (ВЦ)  дома,  если не
хотят, чтобы тут их оторвали...
     О, черт (ВЦ), хватит с меня. Занятие цензурой оказалось мне явно не под
силу. Не упоминать об Эммете я не имел права, а излагать его монологи - дело
безнадежное. Так что хватит с  него.  Вулф продержался  не намного дольше  -
вообще-то он способен вынести все, что угодно, если надеется, что  это может
принести пользу,  - но в конце концов оборвал  его тоном,  который заставлял
замолчать  и куда более строптивых  людей с  куда более  изысканной  манерой
выражаться:
     - Благодарю вас, мистер Лейк, вы великолепно  используете все богатство
нашего языка. Мистер  Ингелс, вы показали, что тоже  за  словом в  карман не
лезете. Мистер Гудвин сказал, что вы чаще общались с Броделлом.
     - Да,  но только в  прошлом году, - ответил Пит. - Этим летом я  вообще
его не видел.  Арчи, наверное, сказал вам, что я разделяю ваше мнение насчет
Харвея, хотя и  по другой причине. Харвей убивает только  то, что собирается
съесть.  Поэтому он  даже в  койотов никогда не  стреляет.  Когда  я впервые
приехал сюда, одна кобыла сломала ногу, но Харвей так и не смог  пристрелить
ее,  так что пришлось  это  сделать  Мелу.  Я  считаю, что человек  с  такой
сложившейся психологией может совершить убийство только в каком-то внезапном
порыве, но, безусловно,  не  способен пойти на преднамеренное и  продуманное
преступление. Я достаточно знаю...
     -   Прошу  прощения,  -   перебил   Вулф.  -  Мистеру  Гриву  требуется
освободитель, а не адвокат. Так вы и в самом деле часто общались  с мистером
Броделлом прошлым летом?
     Пит  развел  руками. Он  вообще довольно оживленно  жестикулировал  при
разговоре.
     - Я бы так не сказал. Просто он сам очень тянулся ко мне.  Он знал, что
мой   отец   -   преуспевающий  бизнесмен,   который  занимается   торговлей
недвижимостью, а я собираюсь стать  палеонтологом;  его  очень интересовало,
как мне удалось "вырваться". Это его слово. Он тоже хотел вырваться из сферы
влияния своего отца и из  газетно-издательского бизнеса, но отец не позволял
ему.
     - А чем он хотел бы заниматься?
     - Ничем.
     - Чепуха. Только святые ничем не занимаются.
     Пит ухмыльнулся.
     - Занятно. Не совсем верно, но мне понравилось. Кто это сказал?
     - Я.
     -Я имею в виду, кто первым это сказал?
     - Я редко цитирую кого-то, а если все-таки цитирую, то называю.
     - Что ж,  я проверю. Но пока вернемся к Броделлу. На мой взгляд, он был
из тех, кто настолько занят тем,  чтобы чего-то определенного не делать, что
времени на все остальное просто не остается. Сам же я старался избегать его.
Например,  как-то  раз  он  пригласил  меня  в  Тимбербург,  где  уговорился
встретиться с двумя девушками, но я отказался. Так что обычно мы встречались
с  ним у  Вуди по субботам, да еще пару раз я наскочил на него у Вотера, или
он  наскочил на  меня,  не  помню.  Однажды  мы  еще  поиграли  вчетвером  в
кегельбане в Тимбербурге. De mortus  nil nisi bonum. О мертвых ничего, кроме
хорошего,  но с ним  было скучно. Очень скучно. На следующий день после  его
смерти я  как раз размышлял  об этом. Ему было всего тридцать пять. Так вот,
смерть  его вызвала больше  шума  и пересудов,  чем  вся  предыдущая  жизнь.
Грустно,  конечно, я понимаю.  Но вы  сами попросили, чтобы мы поговорили  о
нем. Не лучший, конечно, некролог, я согласен.
     - И не совсем точный. Мне  кажется, что мисс Грив не было с ним скучно.
Или нет?
     -  Вы  правы. -  Пит поджал  губы. -  Мне  кажется,  что  Альму подвело
любопытство.  Порой любопытство бывает настолько сильным, что никто, будь то
мужчина  или женщина, не в силах  перед ним  устоять. Изучая окаменелости, я
пришел к выводу, что еще в девоне или в силуре... О, привет, Альма!
     В комнату  вошла Альма и  четверо из нас встали. Обычай вставать, когда
входит женщина,  сохранился в Монтане в большей  степени, чем в  Манхэттене;
тем  не менее,  когда Мел  и  Эммет  поднялись,  мы с Питом  последовали  их
примеру.  Вулф не шелохнулся. Он  крайне редко  удостаивает  подобной  чести
женщин, когда сидит за столом в своем  кабинете; здесь  же, за последние дни
ему пришлось  нарушить  так  много  своих  правил, что,  должно быть,  он  с
наслаждением позволил себе соблюсти хотя бы одно.  Тем более  что по приходе
его представили как Альме, так и Кэрол с Флорой.
     - Приходите быстрее, - позвала Альма, - пока жир не застыл.
     Мел отправился мыть  руки, а мы перешли  в столовую.  Места  за длинным
столом было  предостаточно;  порой Кэрол  приходилось  накрывать  на большие
компании  -  Харвей  пользовался  репутацией  хлебосольного  хозяина.  Вулфа
усадили  между Кэрол и Альмой, а я занял  место  напротив,  так что мне было
хорошо  видно, как  Вулф отреагировал  на консервированный томатный суп.  Он
мужественно  проглотил  всю  тарелку, и  если кто  что-нибудь и заметил,  то
только  я:  Вулф  старательно  избегал моего взгляда. Флора помогла Кэрол  и
Альме убрать суповые тарелки и принесла блюдо с картофельным пюре, фасолью и
печеным   луком.  Кэрол  и  Альма   подали  подносы  с   настоящей   форелью
по-монтански. Самый  длинный и пузатый  сверток  из  фольги  положили  перед
Вулфом.  Я сказал,  что  здесь не принято выкладывать форель  на тарелку,  а
нужно  просто  развернуть фольгу  и запустить в рыбу  зубы. Что он и  сделал
после того,  как женщины  уселись и приступили к  еде. Рыбина ему  досталась
отменная - жирная,  сочная радужная форель длиной дюймов в пятнадцать. Лили,
поймавшая  ее, с гордостью похвасталась передо мной  завидным  уловом. Вулф,
ловко  орудуя ножом и вилкой,  расчленил форель,  отправил  кусочек  в  рот,
прожевал, проглотил и произнес:
     - Замечательно.
     Вопрос был  решен; придется  потребовать  у него прибавки  к жалованью.
Хочет вернуть меня в родные пенаты - пусть платит.


Глава 9

     -  Нет,  -  сказал  Вулф,  обращаясь к Вудро Степаняну.  - Взвесив  все
обстоятельства,  я,  пожалуй,  соглашусь  с  вами.  Хотя  большинство  ваших
сограждан вряд ли думают так же.
     Было без двадцати  девять. Мы сидели в средней  части  Дворца культуры,
которую Лили называла галереей. Двери по обе стороны были закрыты; фильм еще
не  кончился, а танцы  еще  не  начались.  Встреча  на  ранчо  "Бар Джей-Эр"
принесла  лишь один  результат: Вулф согласился, что  форель,  запеченная  в
фольге  со свиным жиром,  сахарным песком и  ворчестерширским соусом, вполне
съедобна.  Если  он и добился хоть чего-нибудь от Мела, Эммета или  Пита, то
для меня это осталось тайной. А я вот, позвонив от Гривов Солу, выяснил, что
если Филип  Броделл,  приезжая  в  Нью-Йорк, хоть раз  встречался  с  Дианой
Кейдани  или Уэйдом Уорти, то Солу никаких  доказательств  подобной  встречи
раздобыть не удалось и он вообще сомневается, что такое возможно.
     А обращение Вулфа к Вуди было вызвано  вот  чем. На  стене позади стола
Вуди висел вставленный в рамочку плакатик, на котором рукой самого Вуди было
крупными буквами начертано;
     "НУ ЧТО Ж ДЕЛАТЬ, ПРИДЕТСЯ ГОРЕТЬ В АДУ"
     Гекльберри Финн
     (Марк Твен).
     Вулф поинтересовался, почему именно эта фраза  удостоилась такой чести,
а Вуди ответил, что,  по его мнению, эта фраза - лучшая во всей американской
литературе. Вулф  спросил, почему Вуди так  считает, и Вуди сказал,  что это
изречение отражает самое  главное для всех американцев:  что никто не должен
позволять  кому-то  принимать решения за себя, но самое главное  в том,  что
произнес эту фразу не взрослый, а мальчик, не прочитавший ни одной книжки.
     У  меня  были  кое-какие  дела, но  я  задержался послушать,  поскольку
надеялся узнать что-нибудь новенькое и полезное либо  об американцах, либо о
литературе. Когда  Вулф сказал, что большинство сограждан Вуди вряд ли с ним
согласятся, Вуди,  в  свою очередь,  спросил, какое изречение эти сограждане
сочли бы более великим, и Вулф сказал:
     - Я мог бы  предложить не меньше дюжины, но самое подходящее тоже висит
у вас на стене.  - Он указал  на обрамленную декларацию независимости. - Все
люди созданы равными.
     Вуди кивнул.
     - Звучит, конечно, здорово, но это вранье. При всем  уважении. Пусть  и
во имя благой цели, но все равно вранье.
     -  Только не в этом смысле. Как биологическая посылка это не  вранье, а
нелепость,   но   как  оружие  в  смертельной  борьбе  оно   было  мощным  и
убедительным. Правда, использовалось оно не для убеждения, а для разрушения.
     Вулф снова ткнул в направлении стены.
     - А что это такое?
     Он указывал  на еще  одно изречение в рамочке. Фотоаппарат я с собой не
захватил,  так что  показать цитату вам  не  смогу. Но внизу  более  мелкими
буквами было приписано: "Стефен Орбелян".
     - Это изречение попочтеннее, - пояснил Вуди.  - Ему около семисот  лет.
Не убежден, что оно такое