йору милиции Анастасии
Каменской более чем удовлетворительной.
   Осторожно передвигая ноги, чтобы не поскользнуться, она медленно дош-
ла до кафе со странным названием "Жажда", которое больше подошло бы  па-
вильону "Виноводы" из давних советских времен.  Уже  взявшись  за  ручку
двери, Настя внезапно передумала, прошла еще несколько метров до станции
метро "Красносельская", купила журнал и блок сигарет и только после это-
го вернулась в "Жажду". Дождавшись, когда официант поставит перед ней на
столе овощной салат и тарелку с солидной порцией жареного картофеля, она
раскрыла журнал и углубилась в чтение статьи о прелестях зимнего катания
на лыжах в Альпах. Для нее это было все равно что читать о жизни на Мар-
се, ибо на лыжах она не каталась никогда и в Альпы ехать не  собиралась,
а звучные названия различных марок горнолыжного оборудования не говорили
ей ровным счетом ничего. Зато такое чтение не будило в ней  мысли,  пос-
кольку не вызывало никаких ассоциаций, и давало возможность просто  отв-
лечься от всего и абстрактно поскладывать буковки. За это время, как она
заметила, у нее "прочищались мозги", после чего ей  частенько  удавалось
взглянуть на старую проблему под новым углом зрения.
   Она уже почти доела картофель и дочитала статью, когда перед ее  гла-
зами на столе появилась новая тарелка,  с  шашлыком.  Недовольно  подняв
глаза, она успела мысленно  нелестно  отозваться  о  придурках,  которые
ухитряются подсаживаться за занятые столы при  наличии  массы  свободных
мест, но тут же радостно улыбнулась. Перед ней  с  веселой  усмешкой  на
круглом лице восседал Юра Коротков.
   - Как ты меня нашел?
   - Велика задача! - фыркнул он, тут же утащив с ее  тарелки  несколько
ломтиков картофеля. - Пришел, толкнул дверь, убедился, что она  заперта,
дошел до Ивана и спросил, где ты. Дальше все понятно. Я  уже  пятнадцать
минут сижу за соседним столом и жду, когда же ты меня наконец  заметишь.
Но от тебя, как известно, внимания к окружающим не дождешься.  А  карто-
шечка у них славная, надо и мне взять порцию.
   - Хочешь? - Настя пододвинула ему свою тарелку. - Бери, мне уже  мно-
говато, я явно пожадничала.
   Коротков отодвинул тарелку обратно к Насте и покачал головой.
   - Ешь, худоба, на тебя же без слез не взглянешь.
   - Неправда, - возразила она, - с тех пор как я ушла к Ивану, я приба-
вила два килограмма.
   - Что, жизнь спокойная?
   - Ну... в общем, да, если сравнивать с Петровкой.
   - Скучаешь?
   - Не знаю, Юрик, - честно призналась она. - И да, и  нет.  Привыкнуть
не могу, что все кругом другое, и люди другие, и вас рядом нет. Но рабо-
та интересная, я ее люблю и умею делать, а главное - я делаю ее не  под-
польно, как у Колобка, а официально, за это мне зарплату платят и  никто
косо не смотрит. Морально легче, конечно.
   - И через три месяца подполковником станешь, меня обгонишь, - добавил
Коротков. - Ладно, мать, не будем о грустном. Я же к тебе по делу  прие-
хал.
   - Барсуков?
   - Он самый. Колобок сказал, что твой Иван с  ним  договорился  насчет
нашей совместной работы. Так?
   - Так, - кивнула Настя. - Рассказывай, что знаешь.
   - А что мне за это будет? - хитро прищурился Юра.
   - Ты же отказался от моей картошки, - улыбнулась она, -  а  больше  у
меня ничего нет.
   - Конечно, пользуешься моей бескорыстностью. Значит,  так.  Александр
Барсуков, семьдесят восьмого года рождения, слушатель второго курса Мос-
ковского юридического института родного МВД, обнаружен в пятницу вечером
в убитом состоянии недалеко от собственного дома. Сегодня уже вторник, а
сведений, проливающих свет на это дело, практически нет. Мальчик  прожи-
вал с родителями, хорошая семья, нормальная, спокойная, но никто не зна-
ет, где он был в пятницу и откуда возвращался. Кстати, сын твоего  люби-
мого генерала был с ним хорошо знаком.
   - Я знаю. Дальше рассказывай.
   - Максим Заточный нам поведал, что Барсуков в пятницу был на  заняти-
ях, ничего не прогулял. У них второй курс учится во вторую смену...
   - Я знаю, - снова перебила его Настя. - Занятия  заканчиваются  около
семи вечера.
   - Да ну тебя, - Коротков огорченно махнул рукой, - с тобой неинтерес-
но. Я тебе рассказываю, как дурак, а ты все знаешь. Зачем тогда  спраши-
ваешь?
   - Я не все знаю. Например, где нашли труп и как парень был убит?
   - Застрелен. Теперь это проще всего, оружия навалом, и пистолет  бро-
сить не жалко, всегда можно новый приобрести. Убили его возле автобусной
остановки около часа ночи. Барсуков ехал на автобусе от  метро,  возвра-
щался домой. Водителя автобуса мы нашли, и он  его  вспомнил,  поскольку
народу в такой поздний час ехало буквально пять человек, а мальчишка был
в форме. В десять минут второго автобус сделал остановку,  Барсуков  вы-
шел, но домой не пришел, а без четверти два его обнаружил человек, возв-
ращавшийся домой на машине. Вот такая,  Настя  Павловна,  незамысловатая
песенка.
   - Ты говоришь, он был в форме? Тогда его могли убить просто как мили-
ционера, понимаешь? Абстрактного милиционера, а не конкретного Сашу Бар-
сукова.
   - Могли, - согласился Коротков, энергично дожевывав шашлык. - Его мог
увидеть кто-то, кто прячется от милиции, и решить, что это  по  его  ду-
шеньку пришли. Барсуков мог увидеть что-то и вмешаться, поскольку он ми-
лиционер в форме, и получить за это пулю. В конце концов, он просто  мог
нарваться на психа, который ненавидит милицию и мечтает извести все наше
племя на корню. Что толку гадать, работать надо.
   - Надо. - Настя со вздохом поднялась из-за стола, предвидя  печальную
необходимость совершить очередной подвиг: дойти до особняка и  подняться
пешком на третий этаж. - Пошли, солнце мое незаходящее.
   - А что, ты уже знаешь, куда идти? - встрепенулся Коротков.
   - Куда, куда... В контору пойдем. Посмотрим материалы про доброго де-
душку Сашиной девушки. А к восьми часам  младший  Заточный  должен  поя-
виться.
   Они вышли на улицу и медленно пошли в сторону светло-зеленого здания.
   - Ася, на что ты рассчитываешь с маленьким Заточным? - спросил Корот-
ков. - Я с ним за это время два раза разговаривал, в воскресенье и  вче-
ра, в понедельник. Все, что он знал, он  уже  рассказал.  И  с  девушкой
этой, Лерой Немчиновой, я тоже встречался. Она понятия  не  имеет,  куда
Барсуков ездил в пятницу после занятий в институте.
   - А ты ей, конечно, поверил, - усмехнулась Настя.
   - И ты ей поверишь, когда увидишь. Кстати, не делай из  меня  идиота,
который не подумал о дедушкеуголовнике. Я с Лерой об этом в первую  оче-
редь разговаривал. И знаешь, что она мне сказала?
   - Догадываюсь. Она сказала тебе, что Саша с ее дедом вообще незнаком.
Или знаком шапочно. Во всяком случае, никаких отношений между дедушкой и
поклонником не было. Да?
   - Умная ты, Аська, до невозможности, но даже ты не всегда все знаешь.
Девушка Лера, между прочим, сказала, что Саша активно уклонялся от  кон-
тактов с ее дедушкой и, кроме "здрасьте - до свидания", ни о чем  с  ним
не разговаривал. А вот дедушке, наоборот, нравился этот молодой человек,
и он всячески давал понять внучке, что у нее хороший и во всех отношени-
ях достойный парень. Иными словами, дед-уголовник  парнишку  привечал  и
относился к нему как к подходящей партии для своей единственной и горячо
любимой внучки. Чуешь, чем пахнет? С каких  это  пор  человек,  которого
менты поганые засадили на двенадцать лет, мечтает, чтобы  один  из  этих
засранцев вошел в его семью в качестве зятя?
   - Вероятно, с тех самых пор, как у этого человека появился интерес  к
нам, ментам поганым. Ты с дедомто встречался?
   - Нет еще, сладкое на третье. Пока внучкой ограничиваюсь.
   - Ты прав, - согласилась Настя. - Если дед ни при чем, то  он  никуда
не денется, а если замешан, то поспешностью  можно  спугнуть.  Поскольку
внучка уверяет, что дед с Барсуковым не контактировал, у тебя нет  ника-
ких оснований полагать, что он что-то знает о причинах убийства.
   Она толкнула тяжелую входную дверь особняка и стала  медленно  подни-
маться по ступенькам.
   - Тяжко? - шутливо посочувствовал Коротков. - На Петровке-то на лифте
ездила.
   Да, наверное, ей придется еще  какое-то  время  помучиться  этой  бо-
лезнью: сравнивать и грустить. Каждые пять минут по  любому  поводу  она
вспоминала, как это было или происходило там, на Петровке. Все-таки  де-
сять лет, даже чуть больше, так просто на помойку не выкинешь.  Там  все
родное, все привычное, а здесь...
   Каждый новый день в жизни восемнадцатилетней Леры Немчиновой  был  до
отвращения похож на предыдущий. В семь утра подъем, в восемь - выход  из
дома, в девять начинались занятия в медицинском институте, в четыре  она
возвращалась домой. Заниматься в читальном зале институтской  библиотеки
Лера не любила, брала книги на абонементе и готовилась к семинарам и эк-
заменам дома. Исключение составляла только анатомичка, куда Лера  ходила
по вечерам. В среде сокурсников  она  считалась  домашней  девочкой,  не
участвующей в групповых развлекаловках и походах по  барам  и  свободным
квартирам. Но если бы Леру спросили, неужели она так любит свой дом, от-
вет был бы странным. Можно даже сказать, нелепым.
   Дом свой Лера Немчинова любила и ненавидела  одновременно.  Любила  -
потому что это была та самая квартира, в которой она  провела  все  свое
детство рядом с обожаемыми мамой и папой. Здесь она была счастлива  ког-
да-то. Здесь стоял папин рояль, лежали на полках его ноты и пластинки  с
записями известных в те годы певцов, исполнявших его песни. Стены в ком-
нате девушки были сплошь оклеены старыми афишами с объявлениями  о  кон-
цертах, на которых огромными буквами было написано:  ГЕННАДИЙ  НЕМЧИНОВ.
Только в последнее время рядом с многочисленными портретами  отца  здесь
стали появляться фотографии и афиши другого человека. Взошла звезда пев-
ца Игоря Вильданова, перед которым Лера преклонялась уже за одно то, что
он - единственный в России и вообще во всем мире - до сих пор пел песни,
написанные ее отцом. Вильданов был, без сомнения, талантливым певцом, но
девушка вряд ли могла по достоинству оценить силу его дарования, ибо ви-
дела и знала лишь одно: Игорь был божественно красив,  для  нее  он  был
принцем из ее детских снов, и он помнил и ценил творчество Геннадия Нем-
чинова. Все остальное значения не имело. У него могло  не  быть  голоса,
могло даже не быть слуха, он мог оказаться бездарным исполнителем - Лера
этого даже не заметила бы, потому что принц из детских и  девичьих  грез
пел песни, написанные ее отцом, и тем самым прочно  связывал  ее  с  тем
временем, когда родители были живы, когда весь мир был ярким и  радужным
и когда она была абсолютно счастлива. И только дома, в своей квартире, в
своей комнате, в окружении афиш, фотографий и  льющейся  из  магнитофона
музыки она могла отрешиться от настоящего и хоть ненадолго погрузиться в
состояние призрачного, иллюзорного покоя. Поэтому она любила свой дом.
   Но с такой же силой она его ненавидела. Потому что в  этом  доме  был
дед. Страшный, отвратительный, грязный, тупой дед,  несколькими  пьяными
выстрелами лишивший ее десять лет назад того счастливого восторга, в ко-
тором она пребывала постоянно. Лишивший ее всего. Матери, отца, тепла  и
ласки, дружбы с, одноклассниками. Ей было восемь лет, и  клеймо  девочки
"из семьи алкашей, которые напились и друг друга  постреляли",  приклеи-
лось к ней намертво. Маленькие дети неразумны и безжалостны, они обидели
Леру, а Лера обиделась на них. Она стала изгоем, отстранилась от всех, и
даже с годами пропасть между ней и остальными детьми не уменьшилась. Од-
ноклассники забыли о причинах ее сиротства, но Лера не забыла их  преда-
тельства. Не забыла и не простила. До самого окончания школы, до прошло-
го года она так и просуществовала одна. Совсем одна. Не считая, конечно,
старую тетю Зину, двоюродную сестру покойной бабушки. Сразу после смерти
родителей тетя Зина приехала в Москву из своей глухой  провинции,  чтобы
позаботиться о девочке. Она хотела забрать Леру к себе, но та  категори-
чески отказалась уезжать из дома, орала как резаная, устраивала  истери-
ки, била посуду и дважды убегала прямо с вокзала, пресекая всяческие по-
пытки разлучить ее с привычным местом обитания.  Осознав  всю  бесполез-
ность своих усилий, пенсионерка тетя Зина осталась в Москве. Не  бросать
же ребенка на произвол судьбы! И не в интернат же ее  отдавать  при  жи-
вых-то родственниках, пусть и не самых близких...
   С тетей Зиной она прожила все девять лет, пока не  вернулся  дед.  На
следующий день после его возвращения родственница уехала к себе  в  про-
винцию. У нее и в мыслях не было остаться под одной крышей с убийцейуго-
ловником. Перед отъездом она предложила Лере уехать вместе  с  ней,  по-
дальше от деда, но девушка и на этот раз отказалась.
   - Как ты не боишься жить с ним вместе? - охала тетя Зина.  -  Это  же
страшный человек, родного сына не пожалел, тебя осиротил.
   - Здесь мой дом, - твердо отвечала Лера. - Я никуда отсюда не уеду. А
если дед начнет себе позволять лишнего, я его обратно засажу, у меня  не
задержится.
   Однако дед ничего себе не позволял. Первое время Лера постоянно приг-
лядывалась к нему, ожидая признаков "неправильного поведения", грубости,
склонности к насилию, пьянства или  чего-нибудь  такого.  С  каким  удо-
вольствием она пошла бы к участковому и пожаловалась... Участковый у них
в микрорайоне хороший, между прочим, в их же доме и живет,  Лера  с  ним
давно знакома, так он сразу предупредил, как только дед  появился,  мол,
чуть что - не стесняйся, беги ко мне. Но ничего не было. Дед  вообще  не
пил, голос на нее не повышал, был вежливым, тихим, аккуратным, устроился
на работу вахтером в двух местах сразу, работал по графику "сутки  через
трое" и еще где-то подрабатывал, короче, деньги, хоть и небольшие,  при-
носил, но Леру это мало интересовало. Авторские за отцовские песни капа-
ли регулярно, на это они с тетей Зиной и жили все девять лет.  И  дальше
она проживет без дедовых денег. Дед имеет  право  здесь  жить,  это  его
квартира, на его деньги купленная когда-то, давно еще, до рождения Леры.
Но это право - материальное. А вот что касается  морального  права  жить
вместе с внучкой, которую по пьяному делу оставил сиротой, то  тут  дело
обстояло не так просто.
   Лера Немчинова была твердо уверена в том, что дед не имеет морального
права не только на жизнь вместе с ней, но и на жизнь, как таковую, вооб-
ще. Был бы он честным человеком, давно бы уже умер, считала девушка. Та-
кие, как он, не должны существовать на земле. Но  ежели  тупой  отврати-
тельный дед этого не понимает и продолжает  отравлять  ей  существование
одним своим присутствием, то он должен хотя бы понимать, что происходит.
Он должен постоянно испытывать чувство вины за то, что уже сделал, и не-
ловкости за то, что продолжает жить рядом с ней.
   На похороны Саши Барсукова Лера не ходила. И не потому,  что  так  уж
безумно переживала. Просто не хотела и не считала нужным.  Переживать-то
она, конечно, переживала, но совсем по другому поводу. А Сашка - кто  он
ей? Поклонник, ухажер, не более того. Не жених же, в самом-то деле!  Это
только дед со своими стародавними понятиями может считать, что если  па-
рень провожает до дому, заходит на чашку чаю и приносит цветы, так уж за
него непременно замуж следует выходить. Лера так не считала, более того,
она, как и подавляющее большинство современных девушек, не считала  даже
интимную близость поводом для серьезных выводов. И тот факт, что она ре-
гулярно в отсутствие деда ложилась с Сашей Барсуковым в постель,  отнюдь
не означал для нее, что ей приличествовало бы все-таки  поприсутствовать
на похоронах юноши и хотя бы проститься с ним. Дед, к счастью, не  знал,
насколько далеко зашли их отношения, но и самого по себе процесса ухажи-
вания для него было достаточно, чтобы он посмел сделать  внучке  замеча-
ние.
   - Когда похороны? - спросил он, придя в десять утра с суточной смены.
   - Сегодня, - спокойно ответила Лера.
   - В котором часу?
   - Уже начались, - равнодушно бросила она.
   - А ты? Почему ты дома?
   - Я не пойду. Нечего мне там делать.
   - Лерочка, но ведь это твой товарищ, твой друг. Как ты можешь?
   - Заткнись, - холодно фыркнула девушка. - Не тебе  меня  учить.  Тоже
мне, образец морали и нравственности.
   Дед молча разделся и ушел в свою комнату. Лера удовлетворенно  вздох-
нула. Вот так. Никто не будет ей указывать, а уж он-то тем более.
   Она даже не ожидала тогда, год назад, что с  дедом  так  легко  будет
справиться. Нужно только постоянно напоминать ему о содеянном  и  давать
понять, что Лера его не простила. И будет как шелковый. Положа  руку  на
сердце, с дедом ей даже проще, чем со старой тетей Зиной, потому как по-
нятия у нее такие же старомодные, как у него, но тетя Зина, в отличие от
деда, считала себя вправе делать ей замечания и даже поучать. Другое де-
ло, что тетя Зина как стала с самого начала жалеть ее, несчастную сирот-
ку, так и продолжала это делать все девять лет, на многое закрывая глаза
и спуская девочке с рук то, за что детей обычно все-таки наказывают. Дед
ее, судя по всему, ни капли не жалел, но Лера быстро сообразила, что  им
можно манипулировать если не при помощи жалости, то при  помощи  чувства
вины. И преуспела в этом блестяще. Дед ходил по струночке и  вякнуть  не
смел. О Господи, как же она его ненавидела!
   Дед делал всю работу по дому, убирал квартиру, ходил в магазины,  го-
товил еду. Лера с самого начала заявила ему, что если уж ей не  избежать
жизни под одной крышей с убийцей своих родителей, то убирать  за  ним  и
подавать ему на стол она не обязана и не будет.  Дед  молча  подчинился,
только глазами сверкнул недобро. Да что ей это  сверкание!  Боялась  она
его, можно подумать. Сама умеет глазами молнии метать, и ничуть не хуже.
   Весь день, пока шли похороны Барсукова, Лера просидела дома,  даже  в
институт не ходила. Лежала на диване в своей комнате, слушала божествен-
ный голос Игоря Вильданова, исполнявший песни ее любимого папочки, смот-
рела на фотографии и афиши, развешанные по стенам, глотала слезы и дума-
ла, что же делать дальше. Как ему помочь?


   Глава 2

   Среди множества плюсов в ее новой работе был один существенный минус.
Майор Каменская теперь не обладала полномочиями вызывать к себе людей, с
которыми ей нужно было поговорить. Вызывать могли  следователи,  пригла-
шать - оперативники, а она вот уже три месяца была, что называется,  ни-
кем. Нужен тебе человек, хочешь задать ему пару вопросов - будь любезна,
договорись с ним предварительно, а потом одевайся, спускайся с  третьего
этажа, садись в поезд метро и поезжай, куда тебе надо. На  своих  двоих.
Борись с ленью, забудь про ноющую спину. Кончилась твоя  сладкая  жизнь.
Это раньше ты была "оперативником с Петровки", и уже одно это давало лю-
дям понять, что ты имеешь право задавать им вопросы. А нынче ты -  глав-
ный экспертконсультант информационно-аналитический службы, и прав у тебя
никаких, одни сплошные обязанности.
   Наличие обязанностей Настя Каменская переносила спокойно, а  вот  от-
сутствие прав периодически вызывало у нее раздражение.  Сегодня,  напри-
мер, ей пришлось тащиться Бог знает в какую  даль,  чтобы  по  предвари-
тельной договоренности встретиться с человеком, чьи показания,  занесен-
ные в протокол и вшитые в десятилетней давности дело об убийстве  супру-
гов Немчиновых, вызывали у нее легкое недоумение. Причем она  совершенно
не была уверена в том, что недоумение это имеет под собой хоть какую-ни-
будь почву. Может быть, свидетель вовсе и не так говорил, просто  следо-
ватель, делая записи в протоколе, сформулировал его слова  именно  таким
образом. Стоит ли овчинка выделки? Тратить полдня на дорогу туда  и  об-
ратно, чтобы задать ерундовый вопрос и не получить интересного ответа...
Утешала только слабая надежда на то,