- Нет.
   - Вы опять лжете, Павел.
   - Конечно. Послушайте, ваша задача - довезти меня до  Москвы,  вот  и
везите меня. И ради Бога, не лезьте ко мне.
   Он снова отвернулся и уставился в окно. Настю охватила злость, но она
постаралась взять себя в руки. Села в кресло, закурила. Тронула  ладонью
самовар и с сожалением поняла, что вода уже остыла, а она с  таким  удо-
вольствием выпила бы сейчас еще одну чашечку кофе.
   Настя хорошо помнила и эту гостиницу, и  этот  ресторан,  она  бывала
здесь несколько раз в середине восьмидесятых, когда Самара  еще  называ-
лась Куйбышевом. За десять лет все здесь стало по-другому,  у  гостиницы
появился хозяин, и в номерах стало чище и уютнее, а ресторан стал  похож
действительно на ресторан, а не на привокзальную забегаловку,  как  было
раньше. Разумеется, с метрдотелем и официанткой Настя познакомилась  еще
позавчера, и за два дня, в течение которых она приходила сюда  на  завт-
рак, обед и ужин, она сумела создать себе соответствующую репутацию. Су-
масшедшая миллионерша.
   Едва они толкнули стеклянную дверь и ступили  в  обеденный  зал,  как
метр - низенький, но исполненный достоинства Герман Валерьянович -  бук-
вально кинулся к ним.
   - Добрый день, добрый день, - приговаривал  он,  семеня  коротенькими
ножками и ведя их к самому лучшему столику, - ваш столик вас  ждет,  все
как вы просили.
   Он подвинул Насте стул, подождал, пока они усядутся. На  столе  кроме
приборов стояла ваза с огромным букетом розовых гвоздик.  Больше  ни  на
одном столе во всем ресторане цветов не было.
   - Вы любите гвоздики? - спросила она Павла.
   - Нет.
   - Я тоже. Терпеть их не могу. Особенно розовые.
   - Попросите, чтобы их убрали.
   - Ни за что. Я специально просила вчера, чтобы на мой столик постави-
ли розовые гвоздики.
   - Зачем?
   Настя с удовлетворением отметила, что в его  голосе  мелькнуло  плохо
скрытое изумление. Ну вот, не такой уж ты непробиваемый, Павел  Дмитрие-
вич Сауляк. Непохожий на других, это верно, особенный,  даже,  наверное,
неповторимый в чем-то, но и тебя можно достать и расшевелить.
   - Затем. Присутствие негативного раздражителя  помогает  держаться  в
форме. Что вы сидите сложа руки? Смотрите меню, выбирайте блюда.
   - Я не голоден.
   - Вы опять лжете? Как же вы можете быть не голодны?
   - Повторяю вам...
   - Хорошо, хорошо, - торопливо перебила его Настя. - Вы не голодны,  я
поняла. Мне не нужно повторять по три раза. Но поскольку мы с вами дого-
ворились, что вы будете меня слушаться, я прошу вас что-нибудь заказать.
   - Мне все равно, заказывайте сами.
   - Что вы пьете?
   - Ничего.
   - Совсем ничего?
   - Совсем.
   - Хорошо, значит, кампари.
   Она специально выбирала этот столик два дня назад. С ее  места  прек-
расно просматривался весь зал и обе двери - в холл и в служебные помеще-
ния. Ровно в два часа появился Юра Коротков и сел там же, где сидел вче-
ра и позавчера. Все это было частью спектакля. Коротков внимательно  ог-
лядел зал, нашел глазами Настю, привстал со своего  места  и  поклонился
ей. Настя демонстративно фыркнула и передернула плечами.
   Официантка принесла закуски и бутылку кампари.
   - Ешьте, - сказала Настя. - Следующее кормление будет не скоро.  Поп-
робуйте, это вкусно.
   Сауляк лениво отрезал кусочек говяжьего языка и неторопливо  отправил
в рот. Лицо его было бесстрастным, и было вовсе не похоже,  что  он  изо
всех сил борется с голодом, не желая есть оплаченную незнакомой женщиной
еду. Такое впечатление, что он действительно не хочет есть.
   К их столику снова подлетел прыткий Герман Валерьянович, на этот  раз
у него в руках была бутылка шампанского "Ив Роше".
   - Ваш поклонник уже пришел, - сообщил он, заговорщически улыбаясь.  -
И просил вам передать это шампанское.
   - Да что ж он никак не уймется! - с досадой сказала  Настя  громко  и
отчетливо, так, чтобы слышно было на весь ресторан.
   Сауляк сидел неподвижно, даже головы не повернул в ту  сторону,  куда
смотрела Настя. Она встала и, взяв бутылку за горлышко, медленно  отпра-
вилась через весь зал к столику, за которым сидел Коротков. В  ресторане
в это время было человек тридцать, и все они как один следили глазами за
высокой худощавой женщиной в черных брюках и голубом  пушистом  свитере,
которая плавно двигалась между столиками, неся в руках бутылку французс-
кого шампанского.
   Подойдя к Короткову, Настя со  всего  размаху  поставила  бутылку  на
стол, так что посуда задребезжала.
   - Я не пью шампанское, - громко сказала она. - И  не  присылайте  мне
его больше. Вам понятно?
   - А что вы пьете? - так же громко спросил Коротков, не вставая с мес-
та. - Я бы хотел хоть чемнибудь доставить вам удовольствие.
   - Если хотите, можете меня  поцеловать,  прямо  здесь  и  сейчас,  но
только один раз, и с условием, что вы больше не будете мне надоедать.
   - Ну и стерва же ты, - шепотом произнес Коротков, растягивая  губы  в
улыбке.
   Настя поняла, что он имел в виду. Он был немного ниже ее  ростом,  но
туфли на каблуках сделали разницу между ними  весьма  существенной.  Она
усмехнулась, понимая, что на них  смотрит  весь  ресторан,  наклонилась,
сняла туфли и сразу стала заметно ниже, почти сравнявшись с  Коротковым,
который был обут в зимние ботинки на толстой подошве. Юра шагнул к  ней,
обнял, положив одну руку на ее спину, а другую - на  затылок.  Его  лицо
медленно приближалось, и Насте захотелось зажмуриться  и  отступить.  Но
отступать было некуда. Губы его были твердыми и прохладными, и, несмотря
на всю нелепую двусмысленность (или двусмысленную нелепость?)  ситуации,
она не могла не признать, что целуется Юрка хорошо. Боже мой,  они  были
знакомы восемь лет, они работали в одном отделе,  Коротков  неоднократно
бывал в гостях у Насти и Алексея, выплакивал на ее плече свои  обиды  по
поводу любовных неудач. И вот теперь за много  километров  от  Москвы  в
ресторане провинциальной гостиницы они целуются на глазах  у  изумленной
публики только лишь потому, что кто-то  охотится  за  освободившимся  из
мест лишения свободы  Павлом  Сауляком.  Чудны  дела  твои,  милицейская
жизнь!
   Коротков оторвался от ее губ, галантно поцеловал ее руку  и  спокойно
сел на место. Настя не торопясь надела туфли на семисантиметровых каблу-
ках, обворожительно улыбнулась и двинулась в обратный путь к своему сто-
лику.
   Сауляк сидел неподвижно, вертя в руках маленькую вилку для десерта  и
не сводя с нее глаз. Настя кинула взгляд на его тарелку и отметила,  что
он почти ничего не съел, кроме того единственного кусочка языка.
   - Послушайте, Павел, я понимаю, что у вас могут быть свои принципы  и
соображения, но вы должны поесть. В конце концов, то,  что  нам  с  вами
предстоит, не является прогулкой по дачному участку, и совершенно  неиз-
вестно, где и когда мы с вами сможем поесть в следующий раз. Меньше все-
го мне хотелось бы, чтобы у нас с вами возникли проблемы изза ваших  не-
умных прихотей и выходок.
   - Значит, вы уверены, что из-за ваших выходок у нас проблем не будет?
- спросил он, не отрывая взгляда от серебряной блестящей вилочки.
   Ух ты! Заметил, значит. А сидел как каменное изваяние, даже головы не
повернул, когда она объяснялась с Коротковым.
   - Из-за моих выходок проблемы будут лично у меня, вам понятно? К  вам
это никакого отношения не имеет. А вот если у вас начнутся  проблемы  со
здоровьем, то я на своих плечах вас не вытяну. Между прочим, этот  чело-
век тоже вами интересуется, хотя изо всех сил делает вид, что  интересу-
ется исключительно мной. А я делаю вид, что верю ему. Так может быть, вы
все-таки соизволите отступить от своих принципов и разъяснить  мне  хотя
бы в самых общих чертах, кто это так усердно пытается вас достать?
   Сауляк поднял на нее глаза, и Настю внезапно окатила жаркая волна. Ей
не хотелось шевелиться, ноги и руки словно налились свинцом, веки  стали
опускаться. В эту секунду ей стало совершенно все равно, ответит  ли  ей
Сауляк и если ответит, то что именно. Ей стало  безразлично,  сумеет  ли
она выполнить задание и довезти его  до  Москвы,  до  генерала  Минаева.
Больше всего на свете ей сейчас хотелось спать...
   Она собрала все силы и стряхнула с себя оцепенение. Ей  даже  показа-
лось, что все это ей привиделось. Сауляк сидел  напротив  нее,  крутя  в
пальцах серебряную вилочку, и глаза его  по-прежнему  были  прикованы  к
блестящему кусочку металла.
   - Пойдемте отсюда, - резко сказала она, поднимаясь.
   Вытащив из вазы розовые гвоздики, она подошла  к  столу  Короткова  и
швырнула цветы ему в лицо. Идя к выходу, она снова чувствовала  на  себе
взгляды, одни - насмешливые, другие - осуждающие, третьи -  восхищенные.
Но она точно знала, что по меньшей мере одна пара глаз смотрит ей в спи-
ну с настороженным недоумением.
   - Кто она такая? Откуда взялась? - нервно выкрикивал Григорий  Вален-
тинович Чинцов. - Вы хоть что-нибудь сумели о ней узнать?
   - Очень многое, Григорий Валентинович, - докладывал помощник Чинцова,
- но сведения такие противоречивые, что трудно понять, каким из них мож-
но верить, а каким - нет. Ее фамилия - Сауляк, Анастасия  Павловна  Сау-
ляк. Вероятно, это его жена или родственница. Паспортные данные я взял у
администратора гостиницы в Самаре, но проверить еще не  успел.  Те,  кто
наблюдают ее в Самаре, утверждают, что у нее очень много денег и она ими
разбрасывается не считая. По-видимому, с Сауляком  у  нее  был  какой-то
конфликт, потому что они не кинулись друг к другу, когда он вышел из зо-
ны. Она явно в чем-то оправдывалась, а он ее снисходительно слушал.  По-
хоже, он не ждал, что она будет его встречать. Особа крайне  неуравнове-
шенная и экзальтированная, способная на эксцентричные выходки. В  общем,
женщина с очень нестандартным поведением. И я думаю...
   - Ну-ну, - подбодрил помощника Чинцов, -  выкладывай,  какие  у  тебя
есть идеи.
   - Я думаю, что она может быть одной из тех...
   - Да?
   Чинцов нахмурился, задумчиво потер пальцем переносицу, потом налил  в
стакан из толстого стекла минеральной воды и  сделал  несколько  больших
глотков.
   - А почему тебе пришла в голову такая мысль?
   - Поведение какое-то необычное. И потом, если  они  родственники,  то
это тем более возможно. Вы же знаете,  это  передается  на  генетическом
уровне. И я подумал, Григорий Валентинович, что если эта женщина  ничего
не знает, то ее можно было бы использовать. Булатников в свое время  ис-
пользовал Павла, а мы используем ее. Надо только выяснить, как много она
знает и не опасно ли оставлять ее в живых.
   - Ты не о том думаешь, - сердито откликнулся Чинцов. - Надо в  первую
очередь думать о том, не опасно ли от нее избавляться. Ты  как  ребенок,
которого поманили конфеткой, и он уже забыл о том, что нужно делать уро-
ки. Наша задача сегодня - заставить Павла замолчать навсегда. А эта кра-
сотка путается у нас под ногами, она засекла машину, и  хотя  номера  на
ней были съемные, но рожи-то у наших людей в этой машине были настоящие.
Поэтому пренебрегать ею как свидетелем мы с тобой не  можем.  Мы  должны
решить, можно ли ее убирать вместе с Павлом или надо ждать, пока они на-
конец расстанутся. А ты вместо этого начал вынашивать какие-то  дурацкие
замыслы, как бы ее использовать. Не надо нам ее использовать,  пойми  ты
это наконец своими куриными мозгами. Нам нужно Павла заткнуть. И все.
   - Хорошо, Григорий Валентинович.
   До ужина они просидели в номере, не обменявшись ни словом. Настя  ле-
жала на диване в  гостиной,  уставившись  в  потолок,  а  Павел  ушел  в
спальню, и, чем он там занимался, Настя не знала. В семь часов она  под-
нялась с дивана и без стука вошла в спальню. Сауляк стоял возле  окна  и
внимательно наблюдал за улицей, хотя уже стемнело. Интересно, что он там
может видеть?
   - Надо идти в ресторан, - холодно сказала Настя. - Пора ужинать.
   - Вы удивительно прожорливы, - усмехнулся Павел.
   - Вы что же, по-прежнему отказываетесь от еды?
   - Я не голоден.
   - Не морочьте мне голову, - устало откликнулась она. - Хотите строить
из себя супермена, который может неделями обходиться без еды и питья,  -
ради Бога, только не в ущерб тому делу, которое мы с вами вместе  должны
сделать. Дайте - мне спокойно довезти вас до Москвы - и можете  голодать
хоть до второго пришествия.
   - Кстати, о нашем общем деле. Как вы собираетесь посадить меня на са-
молет без паспорта?
   - Со справкой полетите. Вам же дали справку об освобождении.
   - Но лететь по справке - это все равно что плакат на грудь  повесить:
"Я - Сауляк". Вы же хотите довезти меня в целости и  сохранности  или  я
что-то не так понимаю?
   - Не ваше дело, чего я хочу, - грубо ответила Настя.  -  Полетите  по
справке. Мне надоели ваши выкрутасы, мне платят, в конце концов, за  ра-
боту, которую я выполняю, а не за то, чтобы я терпела ваш характер. Меж-
ду прочим, чтобы вас вытащить отсюда живым и  невредимым,  мне  пришлось
отказаться от роли, о которой я давно мечтала. Но вы, по-моему, не стои-
те такой жертвы.
   - Вы отказались от роли? Вы актриса?
   - Представьте себе. Мало того что  уголовница,  так  еще  и  актриса.
Впрочем, актрисой я стала раньше, чем загремела на нары.
   - Я думал, вы частный детектив или что-то в этом роде.
   - Надо же, оказывается, голодание благотворно сказывается на умствен-
ной деятельности. Вы еще о чем-то думаете. А я, черт вас  возьми,  Павел
Сауляк, думаю только о том, как бы замылить глаза вашим  преследователям
и не дать им поднять на вас руку. И было бы очень неплохо,  если  бы  вы
тоже думали именно об этом, а не о  моей  печальной  биографии.  Кстати,
имейте в виду, что по документам я ношу вашу фамилию.
   - Зачем? Для чего это нужно?
   - А вы подумайте. Раз вы такой принципиальный и не хотите  есть,  так
хоть подумайте. Ладно, выйдите из спальни, мне нужно переодеться.
   Павел вышел.
   Настя быстро стянула брюки и свитер, достала из шкафа  колготки,  ми-
ни-юбку и трикотажную майку с глубоким вырезом. Вид у нее в этом  наряде
был дешево-потаскушечный, но с этим придется смириться. Она достала кос-
метичку и добавила яркости спокойному дневному макияжу.
   Сауляк ничего не сказал по поводу ее внешнего вида, и  Настя  оценила
его сдержанность. Она была сама себе противна. Герман  Валерьянович  был
тут как тут, только они переступили  порог  ресторана.  Вечером  публика
здесь была другая. Наряду с обитателями гостиницы, спустившимися  просто
поужинать, можно было увидеть и "крутых", и "деловых", и местных прости-
туток - полный ресторанный набор среднего пошиба. В  зале  стоял  ровный
гул, но Настя знала, что в восемь часов  начнут  работать  музыканты,  и
тогда от шума и грохота будет уже не спастись. Но ей придется это выдер-
жать, как приходилось выдерживать два дня перед этим.
   Она взяла у официантки меню и не открывая протянула Павлу.
   - Сделайте заказ, будьте любезны.
   - Но я не знаю ваших вкусов, - возразил он, пытаясь вернуть ей меню.
   - А я не знаю ваших. Не спорьте, пожалуйста.
   Мне казалось, мы с вами договорились.
   Официантка стояла рядом, держа наготове карандаш и блокнот,  и  Настя
злорадно подумала, что в ее присутствии Сауляк выпендриваться не  будет.
Какой бы ни был у него неуступчивый и тяжелый характер, но  раз  он  был
агентом генерала-комитетчика, то должен четко представлять себе ту  чер-
ту, до которой еще можно любоваться собственной сложностью и  неординар-
ностью, а после которой - уже нельзя, иначе получится во вред делу. При-
сутствие постороннего человека - официантки - и было этой чертой.  Павел
сделал заказ, почти не раздумывая, закрыл меню и отдал его официантке.
   - Теперь не обессудьте, если что не так, - произнес он, когда девушка
отошла. - Вам придется есть то, что принесут.
   - Съем. - Настя пожала плечами. - В отличие от вас, я всеядна и  неп-
рихотлива. Просто удивительно, что за два года в зоне вы сохранили  рав-
нодушие к еде. Нука посмотрите, где там мой Ромео? Не пришел еще?
   - Нет, - ответил Сауляк сразу же.
   "Попался, - подумала Настя. - Ты бы хоть ради приличия  зал  оглядел.
Теперь понятно, что ты искал глазами Короткова с той самой секунды,  как
мы только вошли в ресторан".
   На этот раз Сауляк съел все, что было заказано, но делал он это с та-
ким видом, словно отбывал каторгу. Или он действительно не испытывал го-
лода, или притворялся, но зачем нужна эта игра, Настя не могла понять.
   Ровно в восемь часов на эстраду вышли музыканты. Певица, одетая в ка-
кое-то немыслимое платье черного цвета с металлическими заклепками, под-
несла к губам микрофон и начала петь на русском  языке  известную  фран-
цузскую песню. Голосок у певицы был хиленький, и владела она им плохова-
то, но популярность мелодии сделала свое дело, и на пятачке перед эстра-
дой сразу же начали переминаться с ноги на ногу  танцующие  пары.  Настя
задумчиво курила, глядя на них, и вполголоса напевала ту же самую песню,
только на языке оригинала.
   - Вы же говорили, что не знаете ни одного иностранного  языка,  -  не
удержался Сауляк.
   "Второй раз попался, - сосчитала Настя. - Прогресс налицо".
   - Я сказала неправду, - ответила она, безмятежно улыбаясь и  глядя  в
лицо Павлу. Ей хотелось поймать его глаза, но они все время куда-то  ус-
кользали.
   - Зачем же? Какой смысл в этой лжи?
   - Меня это развлекает. А вы имеете что-нибудь против?
   - А все остальное - тоже ложь? И срок за мошенничество, и новая роль?
   - А вот этого я вам не скажу. Во всяком случае, пока. Судя по  всему,
вы еще не научились отличать правду от лжи.
   - А вы? Научились?
   - Давно, - рассмеялась Настя. -  Если  вам  интересно,  я  как-нибудь
расскажу вам, как это делается. А сейчас я попрошу  вас  пойти  со  мной
танцевать.
   - Я не танцую, - быстро ответил Сауляк.
   - А меня это не интересует. Это вы можете рассказывать девушке, кото-
рая вам не нравится, но хочет, чтобы вы с ней  потанцевали.  А  когда  я
прошу, вы должны вставать и идти со мной. Более того, я попрошу вас быть
ласковым со мной до такой степени, чтобы это бросалось в глаза  окружаю-
щим. Вам понятно?
   - Это исключено. И не просите.
   - Вы что-то путаете, Павел Дмитриевич, - сказала она ледяным тоном. -
Опасность угрожает вам, а не мне. И слушаться должны вы меня, а никак не
наоборот. Я вам скажу, что мы с вами сейчас будем делать. Мы будем  тан-
цевать, потом вы обнимете меня и поцелуете, а я дам вам за это по морде,
после чего мы спокойно вернемся за столик, возле  столика  вы  поцелуете
меня еще раз, чтобы все видели. И только потом мы сядем. Вы все запомни-
ли?
   - Я не буду этого делать, - глухо сказал Сауляк, откинулся на  спинку
стула, скрестил на груди руки и закрыл глаза.
   - Вы будете это делать, потому что так нужно. И если вы не понимаете,
зачем это нужно, мне придется вам объяснять, хотя это не  очень-то  при-
лично - объяснять такие примитивные вещи человеку с вашей  биографией  и
вашим опытом.
   - Что вы хотите сказать? - спросил он, не открывая глаз.  -  О  каком
опыте вы говорите?
   - Об опыте работы с Булатниковым.
   - Я не намерен это обсуждать. Тем более с вами.
   - Прекрасно. Я тоже не хотела бы затрагивать эту тему, но вы меня вы-
нудили. Поэтому как только закончится перерыв, мы с вами  пойдем  танце-
вать и разыгрывать спектакль.
   - Я не буду вас целовать.
   "Отлично. Значит, танцевать ты уже согласен. Еще  один  шаг  на  пути
прогресса".
   - Вам придется.
   - Нет.
   Настя протянула руку и ласково погладила его пальцы. Веки его дрогну-
ли, но глаза остались закрытыми.
   - Пашенька, - сказала она тихим и необычно мягким  голосом.  -  Пожа-
луйста, милый, сделай это. Ради меня. Я очень тебя прошу.
   Веки приподнялись, между редкими  ресницами  мелькнули  ослепительные
полоски белков, щеки, казалось, ввалились еще глубже, но губы  чуть  за-
метно шевельнулись в слабом подобии улыбки.
   - Хорошо. Пойдемте.
   Музыка