все годы жизни вместе с моей матерью. Честно говоря, если бы  не
она, я бы никогда не стал тем, чем стал, потому что только ради нее, ра-
ди Вики, я насиловал себя в "Лице без грима", чтобы обеспечить  ей  хотя
бы на пятом десятке достойное существование. Я очень любил  ее  и  готов
был ради нее на все. Для самого себя я бы ничего делать не стал,  так  и
просидел бы рядом с сумасшедшей матерью, зарабатывая жалкие гроши. В оп-
ределенном смысле Вика имела право претендовать на все мои деньги,  точ-
нее, наши деньги, поскольку не будь ее рядом со мной - и денег  бы  этих
не было. Интересно, понимает она это так же, как  понимаю  я?  Наверное,
нет. Она всегда была деликатной и никогда не считала, кто кому чем  обя-
зан. Впрочем, кто знает, какой она стала теперь, когда завела  себе  лю-
бовника...
   В загсе я оставил Вику в коридоре и сразу заглянул в кабинет к  заве-
дующей.
   - Моя фамилия Уланов, - представился я.
   Заведующая недоуменно посмотрела на меня, наморщив лоб, потом  вздох-
нула.
   - А, да, насчет вас звонили. Вы пришли с супругой или один?
   - С супругой. Она ждет в коридоре.
   - Хорошо. Минутку подождите.
   Она сняла телефонную трубку и набрала номер.
   - Маша? Зайди ко мне. Да, сейчас.
   Ослепительно молоденькая Маша впорхнула в кабинет и одарила меня сол-
нечной улыбкой.
   - Ой, здрасьте, - заявила она прямо с порога, - а я вас по телевизору
видела.
   - Это замечательно, - сухо остановила ее заведующая. - Господин  Ула-
нов хочет расторгнуть брак. Прими заявление и к завтрашнему  дню  подго-
товь свидетельство.
   - Но как же... - начала было девушка, привыкшая, по-видимому,  строго
выполнять инструкции, в соответствии с которыми между подачей  заявления
о разводе и оформлением документов должно пройти немало времени.
   - Завтра, - твердо повторила заведующая и повернулась ко мне: - Прой-
дите с Машей, она все сделает.
   Мы с Викой заполнили заявления.
   - Завтра после пяти приходите, - прощебетала Маша, глядя на меня, как
на икону. - И паспорта не забудьте, мне нужно будет в них штамп  проста-
вить.
   Я молча кивнул, наказав себе не забыть  завтра  купить  для  девчушки
цветы и коробку конфет.
   - Как порядки изменились, - заметила Вика, когда мы уже вышли на ули-
цу.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Быстро оформляют. Раньше нужно было три месяца ждать.
   - Теперь тоже нужно ждать. Я дал взятку заведующей.
   - Так ты для этого к ней заходил?
   - Естественно, - соврал я.
   Не рассказывать же было Вике про Лутова. Он специально спросил  меня,
в каком районе города я живу и где находится загс, и пообещал  организо-
вать "звонок содействия". Что ж, свое обещание он выполнил, человек  на-
дежный, и это меня радует. Впрочем, сегодня меня радует все. Я снова на-
чал жить.
   Вика некоторое время молчала, будто что-то обдумывала.
   - Куда ты так торопишься, Саша? - наконец спросила она. - У тебя дру-
гая женщина, и ты должен как можно скорее жениться?
   Вот хитрюга, а? Это у нее, а не у меня матримониальные намерения, это
она, а не я, решила обзавестись новым супругом. Почему-то в этот  момент
я обратил внимание на то, как некрасиво Вика двигается. Одно плечо  выше
другого, походка тяжелая. И почему я раньше  этого  не  видел?  А  может
быть, раньше этого и не было, просто она стареет.
   - Да, у меня другая женщина, - отрезал я. - И она ждет ребенка.  Поэ-
тому я должен получить развод как можно быстрее и зарегистрировать  брак
с ней.
   - Ты очень изменился за последнее время, - сказала  Вика  грустно.  -
Теперь я понимаю, почему. Ты стал злым и раздражительным,  ты  отдалился
от старых друзей. Саша, я ведь не дура и не истеричка, можно же было ре-
шить все по-человечески. Сейчас мало браков держатся до глубокой старос-
ти, многие разводятся, я бы все поняла. Конечно, любовь, а тем более бе-
ременность... Я бы поняла, Саша. Зачем же ты меня обижал?  Ты  превратил
мою жизнь в ад. Я боялась, что ты сошел с ума.  Мне  было  стыдно  перед
друзьями, которым ты хамил и которых подводил,  не  выполняя  данные  им
обещания.
   Я слушал ее слова, я слышал совсем другое. "Почему ты сразу не сказал
мне, что любишь другую женщину и хочешь уйти от меня  без  раздела  иму-
щества? Я не искала бы киллера и не затевала весь этот кошмар, все полу-
чилось бы легко и просто. Моя жизнь превратилась в ад, потому каждую ми-
нуту я ждала, что тебя наконец убьют, и боялась, что ничего не  получит-
ся. Ты останешься жив, а меня посадят. Я жила все это время в страхе.  Я
отпустила бы тебя на все четыре стороны без единого упрека, без  слез  и
скандалов. Если бы ты только знал, как легко тебе было бы сейчас со мной
развестись! Но ты тянул, скрывал, как, впрочем,  поступают  все  мужики.
Великое множество жен на этом свете вдруг узнают, что у их любимых мужей
уже взрослые внебрачные дети. Вы очень не любите разводиться и держитесь
за старые браки, пока вас не взять за горло. Твоя новая,  видно,  сумела
это сделать".
   - Не будем это обсуждать, - равнодушно ответил я. - Что сделано -  то
сделано. Я рад, что ты восприняла это спокойно, это делает тебе честь.
   В холодном молчании мы дошли до дома. Вика поднялась в квартиру, а  я
вывел машину из "коробки" и поехал к матери. Мне предстояло  еще  с  ней
объясняться. Тоже задача не из легких.
   В квартире матери витал устойчивый запах хлорки. За много лет я к не-
му привык. Одним из проявлений ее сумасшествия было маниакальное  стрем-
ление к чистоте, в котором не было бы ничего сомнительного, если  бы  не
твердая убежденность в том, что единственное дезинфицирующее средство на
свете - это хлорка. Мать умудрялась выискивать  в  магазинах  именно  те
чистящие и моющие средства, которые содержали в себе этот  замечательный
компонент и издавали соответствующий аромат. Уборкой она занималась  це-
лыми днями напролет. Пока мы жили вместе, я с ужасом ждал  каждый  день,
что кто-нибудь из нас рано или поздно отравится, потому что мать где-ни-
будь, например, на посуде, оставит несмытый хлорированный  препарат.  Ну
сами посудите, разве можно было в такой квартире иметь ребенка?
   Мне повезло. Когда я к ней заявился, она была почти  нормальной.  Так
сказать, в ремиссии. Это давало мне шанс добиться хоть какого-то понима-
ния. Поцеловав мать, выгрузив из сумок продукты и выпив чаю из чашки, от
которой исходил подозрительный, но так хорошо знакомый запах все той  же
хлорки, я приступил к главному.
   - Мама, ты не можешь больше жить одна, - начал я.
   - Но вы же от меня уехали, - капризно возразила она, впрочем не  пог-
решив при этом против истины.
   - Даже если бы мы не уехали, это ничего не изменило бы.  Мы  с  Викой
целыми днями на работе, а ты одна. Ты уже не в том возрасте, чтобы обхо-
диться без посторонней помощи.
   - Ты хочешь запереть меня в застенок, - тут же заявила мать. - Я всем
в тягость, вы хотите от меня поскорее избавиться и получить эту  кварти-
ру. Я все знаю, Саша, и тебе меня не обмануть. И думать не смей!
   - Мама, мне не нужна твоя квартира. Я только хочу, чтобы рядом с  то-
бой находился кто-нибудь, кто присматривал бы за тобой и помогал по  хо-
зяйству.
   - Мне никто не нужен, - безапелляционно отрезала она. -  Я  прекрасно
справляюсь сама.
   Спорить с ней было трудно, она не осознавала своего безумия  и  своей
болезни, а физическая форма у нее была прекрасная. Здоровое сердце,  хо-
рошие сосуды, отличные суставы без малейших признаков  отложения  солей.
Вон лицо гладкое какое, морщин не больше, чем у Вики. Она могла  по  де-
сять часов подряд заниматься  мытьем  полов  и  окон,  стирать,  гладить
белье, вытирать пыль с книг на высоких, под потолок,  стеллажах,  таская
за собой стремянку по всей квартире. Особую любовь она питала  к  ручной
стирке, хотя стиральную машину мы купили давным-давно, и при этом  почти
никогда не пользовалась услугами химчисток. Так что можете себе предста-
вить, как часто, например, в ванной замачивались шторы и занавеси, также
скатерти и покрывала с диванов. Конечно, такому человеку невозможно  до-
казать, что он нуждается в посторонней помощи.
   Страх перед грязью был у моей матушки просто  патологическим,  и  это
становилось в период обострении болезни основной темой ее выступлений. В
таких случаях она громко и по нескольку часов  подряд  вещала  в  прост-
ранство о крысах, которые наводнили город и разносят  заразу,  о  врагах
народа, которые ведут специальные разработки  в  тайных  лабораториях  с
целью создать препарат, который сделает ядовитым и смертоносным  обыкно-
венную бытовую и уличную пыль и тем самым изведет на корню всех русских,
а также о коррумпированном правительстве, которое умышленно не борется с
грязью, дабы заставить честных граждан покупать чистящие средства,  пос-
тавляемые из-за рубежа, и таким образом  наживается,  так  как  средства
эти, разумеется, низкого качества и экологически вредные,  а  зарубежные
фирмы дают нашему правительству огромные взятки за заключение контрактов
на поставку. Логическим выводом из всего вышесказанного было то, что все
кругом - сволочи и вредители, а доверять можно только родной отечествен-
ной хлорке.
   Пришлось идти на обман, другого пути я не видел.
   - Мама, нам с Викой придется уехать года на два, на три, нам  предла-
гают очень интересную работу за пределами Москвы, и я не могу допустить,
чтобы ты осталась здесь совсем одна. Давай подумаем о том, чтобы рядом с
тобой кто-то был. Можно, например, найти приличную женщину, которая  бу-
дет с тобой жить...
   - И пачкать мою квартиру? - с негодованием прервала меня мать. -  Еще
чего! Убирать за чужими я не собираюсь.
   - Она сама будет убирать, - терпеливо объяснял я, - и в магазин будет
ходить, и ухаживать за тобой, если ты заболеешь.
   - Она уберет! - с нескрываемым презрением фыркнула она.  -  Два  раза
махнет тряпкой - и готово. Нет, я никому не доверяю, я все должна делать
сама.
   - Не забывай, ты инвалид, ты не всегда сможешь делать все сама,  а  у
меня душа будет спокойна, если я буду знать, что рядом с тобой есть  по-
мощница. Мама, пойми, я не смогу уехать из Москвы,  если  ты  останешься
одна. Ты что, хочешь, чтобы я загубил свою карьеру? Дай мне  возможность
нормально работать и зарабатывать деньги, в конце-то концов! Пусть  тебе
никто не нужен, но ради меня ты можешь согласиться? Ради меня.
   - Интересно ты рассуждаешь, - язвительно заявила мать. - У тебя  что,
денег нет?
   - Представь себе, нет, - тут же солгал я. - Все, что я заработал, уш-
ло на квартиру, я до сих пор не рассчитался с долгами. Поэтому мне нужно
зарабатывать больше. А квартиру на время моего отсутствия я сдам за  хо-
рошие деньги, и это тоже будет доход.
   - Зачем тебе столько денег? Ты одет, обут, сыт, даже  на  машине  ез-
дишь. Куда тебе еще? Откуда эта жадность, Саша? Я  не  понимаю  нынешнее
поколение. Вот я в молодости имела одно пальтишко на все четыре сезона и
была счастлива, потому что у других и этого не было.
   Она начала заводиться и битых полчаса читала мне  лекцию  про  досто-
инства сталинских времен и про царящий ныне в  России  бардак,  про  мою
жадность и безнравственность и про то, какую чудовищную жену я себе выб-
рал.
   - Я знаю, зачем тебе деньги! - визжала мать. - Это она, это  все  она
из тебя кровь сосет! Ей нужны тряпки, побрякушки,  развлечения,  недаром
она детей не рожала, ей нужны только удовольствия, а не заботы! А ты как
телок послушный идешь у нее на поводу и ничего не видишь! Я уверена, что
она тебе изменяет, и деньги ей нужны на молодых любовников, а  ты  готов
бросить старую беспомощную мать, чтобы потакать ее прихотям!
   Я похолодел. Не зря, видно, говорят,  что  у  сумасшедших  появляется
удивительная проницательность, какое-то ясновидение, они смотрят на  мир
совершенно другими глазами и умеют видеть то, чего не видит  никто.  Как
она почувствовала это в Вике? Даже для меня, прожившего с  женой  бок  о
бок столько лет, эта сторона ее личности оказалась неожиданной, а  мать,
оказывается, давно это знала.
   - Ты говоришь, тебе нужны деньги? - продолжала она. - Ты в долгах?  А
на какие, позволь спросить, средства ты собираешься нанять мне  помощни-
цу?
   - Она будет работать бесплатно, за жилье. Она будет жить здесь, с то-
бой, в этой квартире. Ты завещаешь квартиру ей, и за это она будет  тебе
помогать.
   - Конечно! Она будет мне помогать как можно скорее отправиться на тот
свет. Как будто я не знаю! Я, слава Богу, еще пока в своем уме.
   - Хорошо, если ты боишься недобросовестной компаньонки, можно продать
квартиру и на эти деньги жить в очень хорошем интернате для пожилых  лю-
дей, где за тобой будет прекрасный уход и где тебе  не  будет  скучно  и
одиноко. Может быть, ты даже встретишь там человека, за которого выйдешь
замуж. Такое случается очень часто. Зато в интернате ты не  будешь  опа-
саться, что кто-то желает твоей смерти.
   - Ни за что, - отрезала мать. - Там все заросло в грязи. Я же не могу
каждый день собственными руками мыть весь этот вонючий приют.
   Все ясно, добром мне ее не уговорить. Собственно, мне и не  нужно  ее
уговаривать, достаточно оформить документы о признании ее недееспособной
и о моем опекунстве, и можно спокойно решить все вопросы без  ее  согла-
сия. Продать квартиру, благо, она приватизирована, и оплатить  интернат.
Но мне ужасно не хотелось этого делать. Как-то не по-людски... Я  хотел,
чтобы мать осознала ситуацию и согласилась со мной, чтобы потом  она  не
говорила на каждом углу, что родной сын ее обобрал, выкинул из  квартиры
и пристроил в приют.
   Она будто прочитала мои мысли:
   - Разве думала я, что доживу до этого страшного дня? Родной сын хочет
выжить меня из моей собственной квартиры и выкинуть на улицу! А все  по-
тому, что не может справиться с шлюхой-женой, которая наставляет ему ро-
га. Ты безвольное глупое существо, - она вперила в меня указательный па-
лец, - твой отец был бы в ужасе, если бы узнал, какой идиот у него  сын.
Он столько сил вкладывал в твое образование, он так гордился тобой, ког-
да ты был маленьким. Какое счастье, что он не видит, во что  ты  превра-
тился! У тебя все мозги ушли туда, где ширинка, ты думаешь только о том,
как бы заслужить одобрение своей проститутки, чтобы она тебе давала хоть
раз в месяц. Мне стыдно, что у меня такой сын. Убирайся!
   Я молча вышел в прихожую и стал надевать куртку. Мать осталась в ком-
нате, не сделав попытки меня проводить. Когда я уже открыл входную дверь
и сделал шаг на лестничную площадку, вслед мне донесся ее  пронзительный
голос:
   - Ты умер! Для меня ты умер! Считай, что ты покойник!
   Я ринулся вниз по лестнице, не дожидаясь лифта. Конечно, нельзя восп-
ринимать эти крики всерьез. Она сумасшедшая, больная пожилая женщина, и,
конечно же, она не желает мне смерти, ведь  я  -  ее  единственный  сын.
Просто она не соображает, что делает и что говорит, и я  не  имею  права
обижаться на нее. Но каким-то десятым чувством я понимал, что ее послед-
ние слова были вызваны не злобой и не раздражением. Это  опять  было  то
самое ясновидение, которое  встречается  у  сумасшедших.  Она  права,  я
действительно умер. Правда, в последние дни я ожил, но ведь покойником я
пробыл достаточно долго, и это не могло пройти без следа в столь  корот-
кое время. А может быть, дело вообще не в этом? Может быть,  моя  сумас-
шедшая мать чует, что за мной по пятам ходит киллер? Неужели Вика не от-
менила заказ? Но почему, почему? Завтра мы получим свидетельство о  раз-
воде, и она будет свободна и богата.
   Тьфу ты. Господи, ерунда какая! Уланов, ты ли это? Возьми себя в руки
и прояви хладнокровие. Ты что, пытаешься анализировать  поведение  своей
жены, опираясь на выкрики сумасшедшей матери? Тоже мне,  нашел  источник
вселенской мудрости. Ты еще пойди в милицию и заяви на  коррумпированных
членов правительства, которые берут взятки за заключение  контрактов  на
поставку экологически вредных чистящих препаратов. А что? Мать  же  тебе
говорит об этом регулярно, так почему не поверить в ясновидение и в этом
вопросе?
   Мне стало немного легче. В самом деле, о чем я говорю? Какое  яснови-
дение? Тот факт, что мать сегодня разоралась на тему Викиной неверности,
просто попал в струю, а ведь если вспомнить, то она это заявляла всегда.
Все годы, что я был женат на Вике, мы вынуждены были слушать  ее  беско-
нечные пассажи по этому поводу, и степень тонкости или грубости  намеков
варьировалась исключительно в  соответствии  с  состоянием  психического
здоровья. Если мать была в ремиссии, ее высказывания были не  более  чем
просто оскорбительны, вот как сегодня, если же наступало  обострение,  а
длилось оно, как правило, от нескольких дней  до  двух-трех  недель,  то
речь ее, адресованная Вике, становилась нецензурной и изобиловала ненор-
мативной лексикой. А Вика мужественно все это сносила, еще и меня  успо-
каивала, уговаривала, чтобы я не сердился на мать, потому что она больна
и не ведает, что творит. Бедная девочка... Пусть она получит то, что хо-
чет. В конце концов, она это заслужила.
   На машине я доехал до ближайшего метро и зашел в вестибюль в  поисках
телефона-автомата, с которого можно звонить по карте. Я терпеть не  могу
жетонные автоматы, они вечно неисправны, глотают жетоны и не  соединяют,
а кроме того, через короткие промежутки времени надрывно и угрожающе пи-
щат, требуя очередной добавки. Телефон нашелся, и я позвонил Лутову.
   - Вы были в загсе? - спросил он.
   - Да, все в порядке, спасибо, что подстраховали. Завтра свидетельство
будет готово.
   - Ну и отлично. А как ваша матушка?
   - С матушкой хуже. Она все мои предложения приняла в штыки и  катего-
рически отказалась. Придется, вероятно, действовать через  суд  и  через
органы опеки, но это столько мороки!
   - Александр Юрьевич, неразрешимых проблем нет, - рассмеялся  в  ответ
Лутов. - Ваше дело в этом случае абсолютно  правое.  Если  ваша  матушка
действительно страдает психзаболеванием  и  имеет  инвалидность,  то  вы
вправе поставить перед судом вопрос о признании ее  недееспособной.  Вам
никогда не откажут в иске, потому что все строго по закону. Другое дело,
что это и впрямь очень долго. Поэтому если вы торопитесь, я могу предло-
жить вам помощь. Если же не торопитесь, то моя помощь вам не нужна,  по-
тому что, повторяю, основания для иска у вас законные.
   - Я тороплюсь, - сказал я.
   Я действительно торопился. Та жизнь, в которой  я  барахтался  больше
сорока лет, та жизнь, в которой я уже побыл мертвецом,  стала  для  меня
непереносимой. Я не мог находиться рядом с Викой, зная о  том,  что  она
мне изменяет, что она хотела меня убить, и раздражаясь от ее вида и  за-
паха ее духов. После похода в загс мы перестали быть мужем и женой, и  я
не понимал, как мы теперь сможем жить в одной  квартире.  А  больше  мне
жить негде. Не к матери же бежать? Мне и сегодняшнего-то хватило по  са-
мое горло. Я не мог заниматься программой на телевидении, потому что де-
лать деньги так, как Витя Андреев, я не умел, а оттягивать на себя  рек-
ламу за счет унижения и оскорбления хороших в общем-то  людей  мне  было
противно. Я хотел уйти к Лутову как можно скорее. Он казался мне  надеж-
ным кровом, под которым меня не настигнет ни одна неприятность.
   - Хорошо, я посмотрю, что можно сделать, - ответил Лутов. -  Конечно,
мне вряд ли удастся помочь вам оформить все документы так же быстро, как
развод.
   - Я понимаю.
   - Позвоните мне завтра с утра, я скажу, куда и к кому вам обратиться.
   - Спасибо, - тепло поблагодарил я, - прямо не знаю, что бы я без  вас
делал. Умер бы, наверное.
   - Ну, не преувеличивайте. Всего доброго, до завтра.
   А ведь я не преувеличивал. Лутов даже не догадывался, до какой степе-
ни я был точен и близок к истине в своем высказывании.


   Глава 10

   Татьяна Григорьевна Образцова решения  принимала  легко.  Разумеется,
сомнения не были ей чужды, но излишние колебания она преодолевала