тношении к нему есть  что-то  не  правильное?  Она
любит его как мужчину, ценит как друга и советчика, не изменяет ему даже
мысленно. Что в этом может быть не правильного?
   Отчим? Нет, с ним отношения сложились с  самого  начала,  как  только
мама вышла за него замуж, Настя называет его папой, любит как родного, и
ни разу никаких конфликтов между ними не было.
   Брат Саша - сын ее отца от второго брака? Тоже никаких  проблем,  они
искренне привязаны друг к другу, дружат семьями, ходят друг  к  другу  в
гости. Правда, скоро год, как они не виделись, но это потому  лишь,  что
Саша решил какое-то время пожить с семьей за границей.  Через  несколько
месяцев они вернутся, и все снова будет как прежде.
   Все  остальные  мужчины,  с  которыми  ее  связывают  хоть   какие-то
отношения, - это ее коллеги  по  работе  или  начальники.  С  ними  тоже
никаких проблем.
   Но почему же так зудит, так ноет ранка? Почему ее  так  задели  слова
Дюжина? Или все-таки есть у нее проблема, в которой  она  сама  себе  не
хочет признаваться?
   Она пойдет на прогулку прямо сейчас и будет думать,  думать,  думать.
Авось за процессом мыслетворчества и боль не так сильно будет ощущаться.
Где наши кроссовки?
   Вот они, кроссовочки, новенькие, почти неношеные, Лешкин подарок. Где
куртка? Так, правую руку суем в рукав, следим за центром тяжести,  чтобы
не навернуться, теперь левую руку, застегиваем "молнию", кнопки. Капюшон
поглубже натягиваем, сверху шарфом приматываем, чтобы ветром не  сдувало
с головы. Ну и погодка! В такую гулять и гулять, если жизнь не мила...
   Ладно,  хватит  ныть.  Где  палка?   Палка-копалка,   палкастрелялка,
палка-селедка... Нет, это уже не в рифму, это из  "Незнайки".  Тьфу,  да
что за ерунда в голову лезет! Не обманывай себя, Каменская, ерунда  сама
не лезет в голову, это ты ее туда зовешь, чтобы не  думать  о  том,  что
сказал тебе Паша Дюжин. Не хочешь думать - так и скажи:  не  хочу  и  не
буду, только не строй из  себя  несчастную,  которой  посторонние  мысли
сосредоточиться не дают.
   Давай двигай в сторону крыльца. А  это  что  такое?  Ах  да,  это  же
инвалидное кресло, которое тебе на всякий  случай  привезли.  Интересно,
какой может быть случай? Я снова упаду и еще  раз  сломаю  ногу?  Ту  же
самую или уже другую?
   А если я сломаю правую ногу, то Дюжин станет утверждать, что  у  меня
проблемы в отношениях с какой-то женщиной?
   Бред натуральный!
   Так, поползли по ступенькам вниз, хорошо, что  их  всего  две.  Ну  и
пошли потихонечку вон туда, в лес, там тропинка хорошая, мы с Чистяковым
по ней ходили. Господи, нога, да  что  ж  ты  так  болишь-то,  никак  не
уймешься! Мне больничный положен еще на месяц. А если ты через месяц  не
перестанешь болеть, что тогда? Больничный продлят или на работу выгонят?
А если я выкопаю из глубины своего сознания проблему с  неизвестным  мне
пока мужчиной, то нога быстрее заживет, да? Нет, наверное, я должна буду
с этой проблемой как-то разобраться, а не только выкопать ее.  Знать  бы
только, с каким мужчиной у меня проблемы.
   Ладно, пойдем по порядку.
   Юра Коротков...
   Миша Доценко...
   Игорь Лесников,  хотя  он  на  Петровке  уже  давно  не  работает,  в
министерство ушел, в главное управление...
   Коля Селуянов, который тоже уже больше  года  как  стал  заместителем
начальника окружного УВД по оперативной работе...
   Сережка Зарубин...
   Колобок-Гордеев, но он ушел на пенсию еще летом прошлого года...
   С этими ребятами Настя работала много лет, и то, что между ними имело
место,  действительно  можно  было  назвать  "отношениями".   Со   всеми
остальными она поддерживала не отношения, а служебные контакты,  которые
на роль провокатора болей в ноге ну никак не годились.
   Настя добросовестно перебирала в уме всю историю знакомства с  каждым
из коллег, вспоминала, как выстраивались отношения с  ними,  копалась  в
памяти, но пока ничего подходящего  не  обнаруживала.  И  ранка  в  душе
продолжала ныть.
   А что это дергается у нее на боку? Ой, да  это  мобильник  в  кармане
куртки надрывается.
   - Аська, ты где? Спишь, что ли? - ворвался в ухо радостный голос Коли
Селуянова.
   - Я не сплю, я гуляю.
   - Далеко?
   - Далеко, за городом.
   - Это я понял. Ты от дома далеко?
   - Ну я же тебе говорю: за городом.
   - Ася, я не тупой. Я возле твоего дома стою, мне Коротков адресок дал
и, как проехать, объяснил. Стою вот на крылечке и за ручку дверь дергаю,
а она не открывается.
   - Ой, Коля, - радостно закричала она в трубку, - ты приехал?
   - Дошло наконец,  -  проворчал  Селуянов.  -  Так  где  тебя  искать,
хромоногая ты наша?
   - Встань спиной к двери и посмотри налево. Тропинку видишь?
   - Вижу.
   - Вот по ней и иди. Не доходя упрешься.
   - Понял. Сейчас упрусь.
   Настя спрятала телефон в карман и посмотрела на часы.
   Пятнадцать минут как одна копеечка. А ведь еще назад идти столько же.
Дойдет ли? И словно в ответ на мысленный вопрос ногу как огнем  обожгло,
ее невозможно стало ставить на землю. Настя так  и  простояла  на  одной
ноге, опираясь двумя руками на палку и кляня себя за задумчивость.  Ведь
говорила же себе: следи за временем, семь минут  по  тропинке  в  лес  и
разворачивайся к дому. Так нет же!
   Мыслитель, Спиноза недоученный.
   Судя по тому, как быстро появился Коля, прошла она совсем немного, не
больше двухсот метров.
   - Ты чего стоишь, как аист-погорелец?
   - Аист - это я понимаю, но почему погорелец? - удивилась Настя.
   - А у тебя вид  такой  несчастный,  как  будто  у  тебя  сгорело  все
имущество.
   - Коля, я, кажется, погорячилась. Обратно не дойду.
   Если только на одной ноге доскакать.
   - Ты, пожалуй, доскачешь, - он с сомнением покачал головой.  -  И  на
руках мне тебя не унести, ты для меня великовата  будешь.  И  на  машине
сюда не проехать, тропинка больно узкая.
   - В доме инвалидная коляска есть, - вспомнила она.
   -  О,  можешь  соображать,  когда  захочешь,  -  одобрительно  кивнул
Николай. - Давай ключи, я сейчас ее приволоку. Где она стоит?
   - Прямо возле двери.
   Идея с  коляской  оказалась  продуктивной,  и  Селуянов  благополучно
доставил Настю прямо к крыльцу, откуда ей до дивана в  комнате  все-таки
пришлось скакать на одной ноге, потому что на левую ногу наступить  было
просто невозможно.
   - Коля, я так понимаю, ты приехал  среди  рабочего  дня  с  корыстной
целью?
   - Ну а то. Очень  ты  мне  нужна  за  просто  так  тебя  навещать,  -
отшутился он.
   - Тогда будешь за мной ухаживать, - решительно объявила Настя. -  Иди
в кухню, сделай чай и бутерброды и принеси сюда пепельницу  и  сигареты.
Да, и зажигалку не забудь.
   - Ну ты нахалка, - протянул Селуянов. - Ты даже не знаешь,  с  чем  я
приехал, а уже раскомандовалась. Может, моя маленькая корысть  не  стоит
таких гигантских ухаживаний.
   - Ради маленькой корысти ты бы не потащился в  такую  даль.  Что,  не
так?
   - Так, - признался он. - Больно ты хитрая, Каменская.
   Чай у Селуянова получился, на Настин вкус, слишком крепким и терпким,
и ей пришлось доводить его до кондиции при помощи кипятка и лимона.
   - Как ты можешь пить такую гадость? - удивлялся  Коля.  -  Пить  надо
чифирь, а не такие вот помои, как у тебя.
   - Знаешь, какая между нами разница? - парировала Настя.  -  Ты  пьешь
такой чай, чтобы быть в тонусе, а я пью такой, чтобы  мне  было  вкусно.
Рассказывай, с чем приехал, не томись.
   Она  внимательно  слушала  рассказ  Селуянова  о  ежедневнике  Галины
Васильевны Аничковой и о вырванном из него листке. О том, что ежедневник
следователь должен был отправить на экспертизу, но совершенно  не  факт,
что он это сделал, а даже если и  сделал,  то  неизвестно,  когда  будет
готово заключение. О том, что Селуянов вдвоем  с  самым  толковым  своим
опером подрабатывал версию о причастности племянника убитой к истории  с
листком. Для начала были получены сведения о том, что у  племянничка  за
несколько дней до гибели Аничковой завелись денежки.
   Не бог весть какие, но все же. И  на  вопросы  о  происхождении  этих
денежек он кривил хитрую рожу и многозначительно подмигивал,  но  ничего
внятного своим дружкам-собутыльникам так и не рассказал.
   Получив такую информацию, сыщики взялись за племянника  всерьез.  Он,
не будучи гигантом мысли,  раскололся  довольно  быстро,  всего-то  часа
через два, и поведал, что дней примерно за  десять  до  убийства  (более
точно он не помнит,  поскольку  периодически  бывает  сильно  пьян)  ему
позвонили и предложили заработать довольно  привлекательную  сумму,  для
чего нужно было всего-то навсего выдрать из теткиного  ежедневника  один
листик. Листик следовало отнести в  дом  на  соседней  улице,  зайти  во
второй подъезд, подняться на третий этаж и засунуть за батарею.
   Если все будет выполнено как надо, на следующий день в этом же  самом
месте он найдет конверт с  гонораром.  Он  особо  долго  не  торговался,
дело-то и впрямь ерундовое,  никакого  риска,  даже  если  и  обманут  с
гонораром, так не жалко. Но его не обманули. Вот такая история.
   - Жильцов проверил? - спросила Настя.
   - Я тоже об этом подумал, - вздохнул Селуянов. - Если ему велели идти
в конкретный дом и в конкретный подъезд, то человек,  который  его  туда
посылает, знает код, стало быть, либо он там живет, либо бывает, в гости
заходит или по службе. Вкусная версия, привлекательная. Но обломался  я.
На этом подъезде кодовый замок сломан уже полгода, и никто его чинить не
собирается.   Организация,   которая   его   устанавливала   и    должна
ремонтировать, уже несколько  месяцев  не  получает  от  жильцов  плату,
потому и не чешется с починкой.
   - А звонил племяннику кто, мужчина или женщина?
   - Мужчина.
   - И?..
   - Ничего. То есть, может быть, что-то и было в его голосе или  манере
говорить, но этот идиот разве запомнит?
   Он только цены на спиртное помнит, все остальное мимо пролетает.
   - Получается, что убийство было не спонтанным, к  нему  готовились  и
понимали, что во время следствия  будут  изучаться  все  бумаги  убитой.
Преступнику  нужно  было  уничтожить  сведения  о  своем  знакомстве   с
Аничковой.
   - Угу, - подхватил Коля. - И племянник к этому убийству никаким боком
не причастен. Так я, собственно, чего хотел-то...
   - И чего же? Давай выкладывай, я сегодня добрая.
   "Я добрая, - повторила про себя Настя, - я  готова  помогать  Коле  и
думать о его проблемах, чтобы занять голову и заглушить тоненький нудный
голосок ноющей ранки.
   Я готова думать о чужих проблемах, чтобы не думать о  своих.  Ах,  до
чего ж ты лукава, Каменская!"
   - Вот тут я тебе ксерокопию ежедневника привез. Посмотри, может,  что
увидишь.
   - И что ты хочешь, чтобы я увидела?
   - Ася, ну я  не  знаю!  Ежедневник  -  отражение  повседневной  жизни
человека, он может рассказать очень интересные вещи. Будто  ты  сама  не
понимаешь! Мы с утра до ночи опрашиваем друзей и знакомых Аничковой,  но
одно дело слова, а другое  -  документ,  бумажка.  Ты  не  думай,  я  не
рассчитываю, что ты мне отсюда  фамилию  убийцы  выудишь,  этой  фамилии
здесь нет, то есть она  была,  но  теперь  нет.  Но  образ  жизни,  круг
клиентов, периодичность посещения парикмахерской - да  мало  ли  что!  У
меня времени нет, да и терпения не хватит,  следователю  вообще  неохота
лишние телодвижения производить,  если  ты  не  сделаешь,  то  этого  не
сделает больше никто. А сделать надо, если по уму.
   - Ладно, уговорил, - Настя  улыбнулась.  -  Люблю  я  это  дело  -  в
бумажках копаться и информацию выуживать.
   Жить бы мне так вот, как сейчас, на работу не ходить,  начальства  не
видеть, только чужие ежедневники  анализировать,  сведения  какие-нибудь
или статистику. Мечта, а не жизнь.
   Сердце сжалось и на  мгновение  остановилось,  потом  снова  забилось
ровно и неторопливо. А ранка заныла с новой  силой,  да  так,  что  даже
Селуянов заметил.
   - Ты чего помрачнела? - с тревогой спросил  он.  -  Я  тебя  нагрузил
работой, а тебе не хочется? Так ты скажи, я не в претензии, я ж понимаю,
ты болеешь и вообще... Ты не обязана, это не твое преступление...
   - Коля, перестань. Что ты выдумал? Я с удовольствием сделаю все,  что
могу. Не обещаю, что  будет  толк  какой-нибудь,  но  обещаю,  что  буду
работать честно, как для себя.
   - Так я поеду?  -  неуверенно  проговорил  Селуянов.  -  Или  в  знак
благодарности я должен еще за тобой поухаживать?
   - Поезжай, - засмеялась она, - тоже еще ухажер нашелся. Только я тебя
провожать  не  буду,  сам  оденешься,  выйдешь  на  крылечко   и   дверь
захлопнешь. Справишься?
   Коля чмокнул ее в щеку, вышел в прихожую, оделся и снова  заглянул  в
комнату:
   - А ты когда сделаешь?
   - Слушай, - возмутилась Настя, - ты наглеешь прямо на  глазах.  Когда
сделаю, тогда позвоню.
   - А позвонишь когда?
   В глазах у Селуянова плясали чертики, но он хмурил брови и всем своим
видом пытался изобразить неустанную заботу о благе человечества.
   - Минут через пять. Позвоню тебе на мобильник и скажу все, что о тебе
думаю. Устраивает?
   - Вполне. Целую страстно, я  поехал.  Но  не  забудь,  я  жду  твоего
звонка.
   Настя с улыбкой смотрела в сторону опустевшей прихожей. Ранка  больше
не болела. И Настя догадывалась, почему.
 
Глава 3 
 
   - Валерий Станиславович, - послышался из динамика голос секретарши, -
звонит Анита Станиславовна. Соединить?
   - Да, конечно.
   Хорошо,  что  Анита  позвонила,  он  все  дни  после  возвращения  из
командировки собирался встретиться с ней, поговорить о Ларисе  и  задать
несколько вопросов. Слова матери о том, что Анита, похоже, избегает  его
жену, не давали ему покоя, и Валерий хотел  внести  полную  ясность,  он
вообще не терпел туманностей и недомолвок. Да, собирался, но  так  и  не
собрался договориться с сестрой о встрече, дела закрутили.
   - Привет, сестрица, - с улыбкой проговорил он в трубку. - На ловца  и
зверь, как говорится. Только собрался тебе звонить, а ты тут как тут.  У
тебя все в порядке?
   - Да. Но встретиться хотелось бы, давно не виделись.
   - Так в чем проблема? Я сегодня планирую быть дома часов в девять, не
позже. Мама будет рада.
   - Как Лара? Работает?
   - Да, сейчас у нее хороший период. Но к девяти она тоже  придет,  так
что посидим все вместе. Договорились?
   - Ты знаешь, у меня вечер занят, давай, может, днем  пересечемся,  а?
Пообедаем вместе, поговорим.
   Так и есть, узнав, что Ларка будет дома, она отказывается приходить в
гости. Но, может быть, у нее действительно другие планы на  вечер?  Будь
проклята эта неопределенность! Надо  все  прояснить  как  можно  скорее,
нечего тянуть.
   - Идет, - решительно ответил Риттер. - Где?
   - Давай в "Ностальжи", мне нужно по делам в район Чистых прудов, часа
в два я как раз освобожусь. Годится?
   - Годится, - подтвердил он, - в два в "Ностальжи".
   До половины второго Валерий успел провести два совещания л  переделал
кучу  мелких  дел,  запланированных  еще  накануне.  Позвонил  Ларисе  в
мастерскую, но никто не ответил. Мобильник тоже не отвечал. Так  бывало,
когда она работала в угаре, ничего не слыша и ни на что  не  отвлекаясь.
Никакого беспокойства у  Валерия  молчащие  телефоны  не  вызвали.  Даже
хорошо, что жена не подходит к телефону, значит,  творческий  процесс  в
разгаре.
   Ровно в два он вошел в  ресторан,  где  бывал  часто,  и  занял  свой
любимый стол возле окна. Аниты еще не было, Валерий заказал свежевыжатый
сок, для себя - апельсиновый, для Аниты  -  морковно-яблочный,  он  знал
вкусы своей сестры.
   Анита опоздала всего  на  десять  минут,  что,  с  учетом  московских
дорожных пробок, можно было считать королевской точностью. Глядя на нее,
Валерий, как всегда, подумал об их поразительном несходстве. Ведь они  -
дети одного отца, только матери разные, но и  Зоя  Петровна,  и  Нина  в
молодости были писаными красавицами.  Почему  же  Анита  обладает  такой
потрясающей внешностью, над которой, кажется, время не  властно,  а  он,
Валерий, похож на орангутанга? По крайней мере, именно  таким  он  видел
себя в зеркале и полагал, что точно таким же должно  быть  и  восприятие
его со стороны. Он не  комплексовал  по  поводу  своей  внешности,  боже
упаси, у него вообще не было комплексов. Он  просто  знал  о  себе,  что
коренаст, широкоплеч, нескладен, некрасив, и  его  звероподобность  лишь
чуть-чуть камуфлируют  дорогие  стильные  костюмы,  сшитые  на  заказ  и
подогнанные под особенности его фигуры. Ни малейшего неудобства в  жизни
от этого он не  испытывал,  принимал  себя  таким,  каков  есть,  но  не
переставал удивляться причудам генетики.  Анита,  с  ее  тонкой  талией,
красивыми ногами, изящными плечами, длинной шеей и  без  единого  седого
волоса на голове, никак не могла быть его единокровной старшей  сестрой.
Но тем не менее была. Она на двенадцать лет старше, а  он  рядом  с  ней
чувствует  себя  стариком,  особенно  когда  они  вместе  проходят  мимо
зеркала.
   - Я  заказал  тебе  сок,  -  сообщил  Валерий,  -  морковно-яблочный.
Правильно?
   - Спасибо, - коротко ответила Анита.
   Она  выглядела  озабоченной,  даже   встревоженной.   Наверное,   она
предложила пообедать вместе не только потому, что давно  не  виделась  с
братом. Тут что-то еще. Возможно, то же, что и у него самого?
   - Ты  чем-то  расстроена?  -  заботливо  спросил  Риттер.  -  У  тебя
проблемы?
   Анита отвела взгляд в сторону, и у него в душе шевельнулось нехорошее
предчувствие. Но Валерий не стал торопить сестру,  терпеливо  дожидаясь,
пока она сама заговорит.
   - Я в воскресенье виделась с Любашей, - наконец начала она. - Бабушке
исполнилось девяносто, мы  всей  семьей  собирались.  Она  сказала,  что
встречалась с тобой накануне и что ты показался ей...
   Анита замялась, подыскивая слова.
   - Каким? - спокойно спросил Риттер. - Что тебе сказала Люба?
   - Ты показался ей  неадекватным.  Не  слушал  ее,  отвечал  невпопад.
Валерий, я понимаю, у тебя тяжелая ситуация с  женой,  Лариса  постоянно
выбивает тебя из колеи, ты  нервничаешь.  Это  уже  заметила  Любаша,  а
завтра это заметят твои сотрудники и партнеры,  потом  клиенты.  С  этим
нужно что-то делать. У тебя бизнес, Валерий, ты не  можешь  не  обращать
внимания на то, какое впечатление ты производишь. Ты меня понимаешь?
   - Нет, - холодно ответил он.
   Да, он с теплотой относился к Аните, был благодарен  ей  за  душевное
мужество, с которым она подошла к нему на похоронах отца и сказала,  что
на свете остается все меньше и меньше родных людей и если отец  когда-то
сам, никого не спросив, решил, что у брата не должно быть  сестры,  а  у
сестры - брата, то ведь никто не обязан это решение  исполнять.  Спасибо
Аните, он ценит  ее  мудрость  и  прочие  человеческие  достоинства,  но
Валерий Риттер никогда и никому не позволял вмешиваться в свои дела.  Ни
матери, ни жене, ни тем более сестре.
   - Нет, - повторил он, - я не понимаю, что ты имеешь в виду и  к  чему
завела этот разговор.
   - К тому, что Ларису нужно лечить. Нужно признать,  что  она  больна,
показать ее врачам и лечить, а не скрывать свою беду ото всех, вплоть до
домработницы.  Если  ты  будешь  скрывать  от  всех,  что  твоя  жена  -
наркоманка, ты ничему не поможешь, тем  более  ей,  ты  только  загонишь
проблему в подполье. Сегодня эта проблема  проявляется  в  том,  что  ты
неадекватен с  собеседниками,  а  что  будет  завтра?  Наркомания  имеет
обыкновение усугубляться,  скрывать  ее  станет  с  каждым  месяцем  все
труднее и труднее, и что в  этой  ситуации  будет  с  тобой  и  с  твоим
бизнесом?
   - Это не должно тебя беспокоить, - ровным голосом ответил Валерий.  -
С этим я  как-нибудь  справлюсь.  Если  ты  имеешь  в  виду  мое  плохое
настроение во время встречи с Любой, то Ларкина наркомания  не  имеет  к
этому никакого отношения.
   - А что имеет? - Голос Аниты из менторски-увещевательного сразу  стал
мягким и заб