смогли нам  даже  предположи-
тельно пояснить, где Андреев и Бондаренко могли находиться в эти периоды
времени. Считалось, что они на работе. Но в студии их в это время не бы-
ло, и по каким заданиям уехала, например, Оксана, никто сказать не мог.
   - Это должен был знать Андреев.
   - Но у него теперь не спросишь, - вздохнула она.
   - Не спросишь, - тупо подтвердил я. - Больше я вам  ничем  помочь  не
могу, к сожалению. У Виктора был отдельный блокнот, куда он заносил  все
сведения о ходе сбора материалов, там обязательно отмечалось, куда и за-
чем уехал корреспондент.
   - Так жестко контролировали Оксану? - удивилась Каменская.
   - Дело не в контроле, а в том, чтобы точно представлять себе ход сбо-
ра материала по конкретному сюжету. Ну и водителя нужно  контролировать,
в том смысле, чтобы точно знать, куда он уехал и как скоро вернется.  Вы
с водителем разговаривали?
   - Конечно. Он за интересующее нас время полностью отчитался.  Но  был
при этом ни с Андреевым и ни с Бондаренко. Александр Юрьевич, я вынужде-
на сделать вывод, что у ваших коллег была еще какая-то  сфера  интересов
помимо работы в вашей программе. Может быть, бизнес?
   - Может быть, - согласился я. - Но мне об этом ничего неизвестно.
   Беседа тянулась неспешно и вяло, Каменская явно никуда не торопилась,
ну а уж я-то - тем более. Куда мне спешить? К могиле?  Интересно,  какой
заказ сделала моя Вика? Может, она велела ликвидировать меня  в  течение
трех дней, и мне на кладбище уже прогулы ставят?
   Я постарался незаметно оглядеться. А вдруг наемный убийца где-то поб-
лизости и терпеливо ждет, когда я расстанусь  с  сотрудницей  уголовного
розыска? Но людей вокруг было много, а как выглядят наемные убийцы, я не
знаю. Да ладно, черт с ним, все равно ведь достанет  он  меня  рано  или
поздно. От киллеров защиту еще не придумали, вон даже высших должностных
лиц вплоть до президентов убивают.
   - Вы далеко живете? - внезапно спросил я.
   - Вы далеко живете? - неожиданно спросил Уланов.
   - Далеко, - ответила Настя. - На Щелковском шоссе. А что?
   - Хотите, я вас отвезу домой?
   - Хочу, - честно призналась она. - Но мне неловко. Так что давайте не
будем создавать вам проблемы.
   - Никаких проблем, - Уланов отчего-то развеселился, даже лицо  словно
помолодело, - мне все равно нужно в те края. В дороге вдвоем веселее бу-
дет.
   Настя удивленно взглянула на него. Странный он какой-то. Уланов этот.
То сидел понурый, разговаривал неохотно, цедил слова, как одолжение  де-
лал, а то вдруг стал любезным, улыбается, предлагает подвезти  и  делает
вид, что нуждается в попутчике. Он совершенно не производит  впечатления
человека, скучающего наедине с собой. Или он таким простеньким  способом
пытается свернуть беседу? Что ж, можно пойти ему навстречу, ничего  тол-
кового из него все равно не вытянуть. Почему-то она, посмотрев сегодняш-
ний выпуск "Лица без грима", была уверена, что с Улановым что-то  проис-
ходит и ей удастся его разговорить. Очевидно, она просчиталась,  и  свое
время напрасно потратила, и человека зря побеспокоила.
   - Спасибо, - кивнула она, - я буду вам признательна.
   В машине Уланов снова стал молчаливым и хмурым, от недавнего  оживле-
ния не осталось и следа. Нет, ни в каких попутчиках и собеседниках он не
нуждался, это точно. Зачем же тогда повез ее домой?
   - Александр Юрьевич, у вас никогда не возникало ощущения, что с вашей
программой не все в порядке? - спросила Настя наобум.
   - Нет, - резко ответил тот. - Что может быть не в порядке с  програм-
мой? Выражайтесь яснее, пожалуйста.
   - Попробую. Погибли двое ваших сотрудников. Это не плод больного  во-
ображения, это неоспоримый факт. Взрывное устройство было заложено в ма-
шину Андреева, в его личную машину, а не вашу "разгонную". Иными  слова-
ми, мишенью преступников, по всей вероятности, был именно  Андреев,  ди-
ректор программы "Лицо без грима". Я допускаю, что смерти его могли  же-
лать не обязательно в связи с работой на телевидении, но тогда мы с вами
должны признать, что он занимался еще какой-то деятельностью, хотя поче-
муто ни вы, ни кто-либо другой из вашей команды об этой деятельности ни-
чего не знает. Или знает, но не говорит, что, согласитесь, тоже непонят-
но и весьма подозрительно. Если же злоумышленники имели в виду убить  не
только его, но и Бондаренко, они должны были знать, что директор и  кор-
респондент в это время и на этой машине поедут вместе. И тут я вынуждена
делать вывод о том, что кто-то из вашего ближайшего окружения  в  студии
либо сам поработал с машиной Андреева, либо дал  заинтересованным  лицам
информацию о планах Виктора и Оксаны. Вам какой вариант больше нравится?
   Уланов ответил не сразу, и Насте показалось, что он мысленно повторя-
ет то, что она сказала, пытаясь обдумать и осознать услышанное.
   - Никакой не нравится, - наконец подал голос телеведущий. - Я не  ви-
жу, зачем кому-то понадобилось убивать Виктора и Оксану, ни  вместе,  ни
по отдельности. Почему бы вам не подумать над версией об ошибке преступ-
ника? Машина у Вити была самая обычная, "Жигули" седьмой модели, и  цвет
ходовой - белый. Может быть, взрывной механизм просто подложили не в  ту
машину?
   - Мы работаем над этим. Владельцы всех машин, находившихся в тот  мо-
мент поблизости, сейчас проверяются. Скажите, Александр  Юрьевич,  между
Андреевым и Бондаренко не было близких отношений?
   Уланов хмуро усмехнулся.
   - Были. И что? Оксана не замужем, Виктор недавно развелся. Кому меша-
ла их близость?
   - О, вот тут вы не правы, - засмеялась Настя. - Штамп в паспорте име-
ет мало общего с правом на ревность. Собственно, ревность вообще не свя-
зана ни с какими правами. Законный муж может спокойно взирать на  любов-
ные похождения супруги, если ему так больше нравится, а брошенный  много
лет назад случайный любовник может до самой смерти изнывать от  ревности
и отчаяния.
   - Возможно, - равнодушно согласился он. - Вы спортом занимаетесь?
   - Я? - Настя изумленно взглянула на Уланова. - Нет. С чего вы взяли?
   - Просто вижу, какие у вас кроссовки. Тщательно выбранные, дорогие, а
не первые попавшиеся. Современному милиционеру это по карману?
   - Что вы, это муж привез из Штатов, сделал мне подарок. Сама я никог-
да такие не купила бы, для меня это действительно дорого.
   Она не только не купила бы такие "крутые" кроссовки, но и  носить  не
стала бы, если бы не чрезвычайные обстоятельства.  Настя  любила  носить
недорогую удобную одежду, немаркую и не стесняющую движений, но ноги бы-
ли, пожалуй, ее самым слабым местом. К вечеру, особенно в жару, они оте-
кали, и день, проведенный в туфлях с  изящной  колодкой  и  на  каблуке,
превращался для нее в пытку, поэтому ради физического комфорта ей прихо-
дилось, как  говорится,  поступаться  принципами.  Надевать  привезенные
Алексеем кроссовки она отказалась категорически, ссылаясь на  их  просто
вызывающую дороговизну, и упрямо ходила в спортивных ботинках, купленных
почти три года назад. Ботинки она выбирала  сама,  они  были  достаточно
удобными и, главное, привычными, да и в глаза никому  не  бросались.  Но
всему, к сожалению, приходит конец, и любимые ботинки не  миновали  этой
печальной участи. Не далее как позавчера они развалились, причем  однов-
ременно и как-то одномоментно. Просто не выдержали очередного погружения
в глубокую лужу, образовавшуюся после обильного апрельского мокрого сне-
га с дождем. Погоревав полчаса, Настя со вздохом вынуждена была  достать
из шкафа красно-синюю коробку с новыми кроссовками.
   Однако господин Уланов как-то не стремится  поддерживать  разговор  о
возможных причинах убийства своих коллег. Кроссовки  ему  кажутся  более
интересной темой. Или более безопасной? Если так, то сейчас он наверняка
повернет разговор на Настиного мужа.
   - Ваш муж бизнесмен? - спросил он.
   Она с трудом сдержала улыбку.
   - Нет, он ученый. Ездил читать лекции.
   - По политологии?
   - По математике.
   - Да? А я был уверен, что русские ученые ценятся за рубежом только  в
связи с политикой или экономикой, ездят туда, чтобы рассказывать, почему
у нас реформы буксуют и как трудно переходить от развитого социализма  к
недоразвитому капитализму.
   Настя перестала сдерживаться и расхохоталась. Уланов в ответ даже  не
улыбнулся, лицо его было попрежнему хмурым и каким-то рассеянным, словно
он был погружен в собственные мысли, но изо всех сил старался поддержать
беседу, чтобы не выдать своей озабоченности. И чем же вы, господин  Ула-
нов, так озабочены? Уж не гибелью Виктора Андреева и Оксаны  Бондаренко,
это точно, иначе вы с удовольствием продолжали бы обсуждать  то,  что  с
ними случилось. Так чем же?
   Я изо всех сил старался не спешить, но до дома, где  жила  Каменская,
мы все-таки доехали. К сожалению, ни одна дорога не бывает  бесконечной.
Почему-то я вспомнил, как на четвертом курсе журфака ехал зимой на экза-
мен, которого панически боялся. Был сильный  мороз,  троллейбус  еле-еле
полз по улице Герцена, а я стоял на задней  площадке,  тупо  разглядывая
узоры на покрытом инеем окне, и мечтал о том, чтобы эта поездка  длилась
вечно и мне никогда не пришлось выходить на улицу, входить в здание уни-
верситета, подниматься в аудиторию, тянуть билет и отвечать на экзамене.
Кстати, предчувствие меня тогда не обмануло, я таки получил тройку, пер-
вую и единственную за все пять университетских лет. Меня не спасла  даже
пестрящая отличными отметками зачетка.
   Хлопнула дверь, Каменская вошла в свой подъезд,  и  я  снова  остался
один. Бог даст, до дома я все-таки доеду, никакой машины, которая сопро-
вождала бы нас от Колхозной площади до Щелковского шоссе, я не  заметил,
хотя всю дорогу внимательно следил за идущими сзади автомобилями.  Дома,
как я уже говорил, мне ничего не угрожает. Да и возле дома, пожалуй, то-
же. Вряд ли Вика согласится на то, чтобы меня убирали  рядом  с  местом,
где она живет. Хотя как знать... Все прожитые вместе с ней  годы  я  был
наивно уверен, что хорошо знаю свою жену, однако теперь мне приходится в
этом усомниться.
   Прошло еще пятьдесят минут, и я вошел в свою квартиру. В квартиру,  в
которой прожил шесть последних лет, не самых плохих в моей жизни. Госпо-
ди, всего несколько дней назад все было так хорошо, мы  с  Викой  ездили
выбирать английский сервиз, планировали празднование  ее  дня  рождения,
мечтали о поездке в сентябре на Средиземное море. Мы наконец стали выби-
раться из беспросветной нищеты, в которой провели  всю  свою  молодость.
Ограничивали себя во всем, откладывая каждую копейку, копили на  кварти-
ру, терпели, сцепив зубы, мою сумасшедшую мать, которая  изводила  Вику,
желая оставаться полновластной хозяйкой нашей крошечной давно не  ремон-
тированной квартиры. Мы жили мечтой о собственном жилье, отодвигая  рож-
дение ребенка, и наконец, сделав последний рывок и заняв в долг недоста-
ющую сумму, купили себе жилье. Как мы радовались ему! Спали первое время
на полу, ели из одной тарелки, постепенно, с каждой зарплаты, с  каждого
гонорара покупая мебель, посуду, полотенца, простыни. Два года назад мы,
наконец, полностью свили гнездо. И с деньгами стало значительно  свобод-
нее, мы смогли купить машину, стали носить хорошую одежду. Сегодня  я  с
уверенностью мог бы сказать, что все мучения кончились, мы выбрались  из
вечных долгов и теперь начнем жить почеловечески.
   И вдруг оказалось, что Вику это не устраивает. Я ей мешаю, и она  хо-
чет, чтобы меня больше не было. Почему бы не развестись?  Куда  проще  и
дешевле. Но она не хочет развода. Что ж, я ее понимаю. При разводе  при-
дется делить имущество, от квартиры до чашек из английского сервиза. Она
не хочет делить, она слишком хорошо помнит, как трудно и долго  все  это
добывалось. Она хочет все сразу. Наверное, она  с  ужасом  каждый  вечер
слышит, как я открываю дверь. Опять я явился. Меня опять не убили.  Бед-
ная... Устала ждать, наверное.
   - Саша? - послышался из комнаты ее голос. - Как ты поздно.
   Она вышла в прихожую в халате, наверное, уже  собиралась  ложиться  в
постель. Подошла ко мне, привычно подставила щеку для поцелуя, а я точно
так же привычно наклонился и поцеловал ее. Запах духов неприятно  ударил
в нос. Что за дурацкая привычка пользоваться  духами  после  душа!  Черт
возьми, а ведь мне всегда это нравилось. Раньше нравилось.  И  запах  ее
духов нравился, и то, что ими пахла наша постель.
   - Саша, что случилось? - встревоженно спросила она.  -  Телефон  весь
вечер разрывается, все спрашивают про сегодняшний эфир.
   - Ничего не случилось, - я не смог сдержать раздражения, и слова  мои
прозвучали, пожалуй, излишне резко.
   - Но все говорят, что это было что-то невероятное! Жаль, я не видела,
я как раз в это время домой ехала. Хоть ты мне толком объясни, что у те-
бя произошло.
   - Ничего особенного. Не обращай внимания. Просто сегодня пришлось ра-
ботать в прямом эфире, и гость программы выглядел не лучшим образом. Вот
и все.
   Она бросила на меня косой взгляд и обиженно отвернулась.  Якобы  оби-
женно. Конечно, раньше я никогда с ней так сухо не разговаривал. И вооб-
ще, все, что касалось моей и ее работы, всегда обсуждалось нами  живо  и
заинтересованно. Мы очень дружили. Так, во всяком случае, мне  казалось.
Я и сегодня, несмотря ни на что, с удовольствием поделился  бы  с  Викой
подробностями об интервью с кинопродюсером, но понимал, что  ей  это  не
нужно. И обида ее - наигранная. Ни капельки она не обиделась. Ей  должно
быть абсолютно безразлично, что происходит у меня в  студии.  Ее  теперь
интересует только одно: как скоро нанятый ею человек избавит ее от моего
тягостного присутствия.
   Честно сказать, меня это тоже интересует. Правда, с несколько другими
нюансами, но интересует.


   Глава 2

   Со стрессом, вызванным фактом вторжения воров, Юлия Николаевна Готов-
чиц справилась относительно легко. Ничего не украли - и слава Богу.  За-
мок, правда, сломали на входной двери, но это и починить недолго.  Одна-
ко, наблюдая за мужем, она начинала тревожиться все больше и больше. Бо-
рис Михайлович Готовчиц, доктор медицинских наук, практикующий психоана-
литик, на попытку кражи отреагировал явно, по мнению супруги, неадекват-
но. Он нервничал, был непритворно испуган, чем и зародил в душе Юлии Ни-
колаевны не только тревогу, но и подозрения, причем далеко не самые при-
ятные. Вывод, который она сделала, заключался в том, что у  Бориса  есть
какие-то неучтенные семейным бюджетом ценности, которые всетаки пропали,
но о которых он не смеет признаться ни работникам милиции, ни ей самой.
   Юлия Николаевна всегда старалась быть добросовестным налогоплательщи-
ком, неприятностей на свою голову не искала, поэтому все финансовые дела
семьи вела сама, строго следила за всеми получаемыми  мужем  гонорарами,
заполняла налоговую декларацию и лично следила за тем, чтобы  декларация
эта была вовремя представлена в инспекцию по месту жительства. Она хоте-
ла спать спокойно. Слишком много неспокойных ночей пришлось  ей,  дочери
крупного торгового работника, провести в детстве. Папочкины махинации  в
конце концов закончились плачевно, и путь в тюремную камеру был  прерван
веревочной петлей, которую отец в преддверии неминуемого ареста  накинул
на собственную шею. Именно тогда четырнадцатилетняя  Юля  сказала  себе,
что больше никогда не допустит в своей жизни ничего, мешающего спокойно-
му существованию. Родителей, как известно, не выбирают,  но  уж  свою-то
жизнь человек строит сам.
   Как только муж Борис взялся за частную практику, Юлия Николаевна сра-
зу же поставила вопрос ребром:
   - Или ты даешь мне слово, что мы будем жить честно, или я  немедленно
ухожу и развожусь с тобой, - решительно заявила она.  -  Я  свое  уже  в
детстве отбоялась, когда родители на каждый шорох по  ночам  вскакивали.
Больше я этого не потерплю.
   Ей казалось, что Борис Михайлович понял ее, во всяком случае  возвра-
щаться к этому разговору им не приходилось. Муж не возражал, когда  Юлия
взялась за контроль финансовых дел и отношений с налоговыми органами,  и
это позволило ей быть уверенной в том, что он ничего от нее не скрывает.
Неужели все-таки он утаивает часть доходов? И пускает  эту  "заначку"  в
коммерческий оборот, ввязываясь в сомнительный бизнес. А если не в прос-
то сомнительный, а преступный? И вот теперь подельники устраивают с  Бо-
рисом какие-то разборки. Никакого другого объяснения испугу и нервознос-
ти мужа Юлия Николаевна придумать не могла. Тем не менее все ее  попытки
прояснить ситуацию ни к чему не приводили. В свободное  от  консультаций
время Борис Михайлович подолгу сидел в своем кабинете, методично переби-
рая книги и бумаги, будто что-то искал, но на  вопросы  супруги  отвечал
как-то невнятно.
   - Боря, ну скажи мне честно, что у тебя украли? - ежедневно спрашива-
ла Юлия Николаевна.
   - Ничего, - рассеянно отвечал Борис Михайлович. -  В  том-то  весь  и
ужас, что ничего.
   - Я тебе не верю. Если ничего не пропало, то почему ты с ума сходишь?
И что ты все время ищешь? Ты не можешь что-то найти и думаешь, что у те-
бя украли именно это? - допытывалась она.
   - Да не ищу я ничего! - взрывался муж. - Оставь меня в покое.
   - У тебя были деньги, о которых я не знала? Почему  ты  скрываешь  от
меня? Мы же договорились, Борис...
   - Не было у меня никаких денег! Сколько можно повторять одно и то же?
Не было.
   Юлия Николаевна обиженно замолкала и уходила в  спальню,  однако  уже
через некоторое время обида отступала под натиском тревоги. Ведь как все
просто, если разобраться: в доме есть деньги, их при желании можно  най-
ти, это несложно, но они не тронуты. И драгоценности есть, тоже все  це-
лы, лежат на своих местах. Так что же привлекло воров?  Ответ  очевиден:
их интересовали совсем другие деньги, наверняка куда более  значительные
по сумме и сомнительные по происхождению. Более того, преступники знали,
что эти деньги лежат отдельно, и знали, где именно. Какой отсюда  вывод?
У Бориса есть какие-то хитрые денежные дела, которые он ведет втайне  от
жены, и в этих делах есть, мягко  говоря,  хорошо  информированные  ком-
паньоны, а грубо выражаясь - сволочные сообщники. Этого еще не хватало в
хорошо устроенной и устоявшейся жизни Юлии Николаевны! Мало  ей  нервот-
репки в школьные годы, так теперь  еще  нужно  изза  мужниных  глупостей
трястись от страха. Муж обманывает ее, это теперь яснее ясного.
   Но не это самое плохое. Дело в другом. Тогда, много  лет  назад,  она
была совсем ребенком, и что бы ни натворил ее отец,  ответственности  за
это не несла. Теперь другой разговор. Если вдруг окажется, что Борис не-
чист в своих денежных отношениях с государством, то вина падет и на нее.
Кто поверит, что она ничего не знала и ни в чем не участвовала?  Не  зря
же говорят: муж и жена - одна сатана. И если случится скандал, то и она,
Юлия Николаевна Готовчиц, будет замарана. Она, пламенный борец за  нало-
говую дисциплину, она, депутат Готовчиц, журналистка, сделавшая себе имя
на разоблачениях нечистоплотных политиков. И прощай, репутация!  Ну  как
же Борис этого не понимает? Ведь сколько раз говорила, просила,  убежда-
ла...
   И Юлия Николаевна стала делать то, чего прежде никогда себе не позво-
ляла. Когда муж разговаривал по  телефону,  она  снимала  трубку  парал-
лельного аппарата и слушала. Она  рылась  в  его  карманах  и  в  ящиках
письменного стола в кабинете. Она подслушивала под дверью,  когда  Борис
Михайлович принимал посетителей. Конечно, все это были люди, приходившие
на консультацию, но вдруг кто-то из них окажется из тех? Это было унизи-
тельно до отвращения, ни разу за тридцать шесть прожитых лет Юлия Готов-
чиц ничего подобного не делала, считая такие действия постыдными  и  не-
достойными уважающего себя человека. Но она хотела знать правду.  А  муж
ей, что очевидно, правды не говорил.
   Стало уже совсем тепло, в кабинете у Насти, на  Петровке,  окно