ым, "в кайф", мелким хулиганством, - ко-
торое так хорошо помогает сбрасывать излишки энергии, с  ранним  смешным
сексом, легкой выпивкой и яркой бравадой. Все, оказывается, можно  было,
и результат был бы тот же. Потому что секретарь приемной комиссии инсти-
тута, куда Валерик поступал учиться, молодая  партийная  активистка,  не
достигшая тридцати лет, и без всех его отличных оценок  и  "медалирован-
ных" знаний сделала все как надо, включила Турбина в список тех, кто при
любых условиях должен был стать студентом.  И  сделала  это  без  всяких
просьб с его стороны после того, как провела с ним наедине не более пят-
надцати минут. За эти пятнадцать минут, что они пробыли на черной  лест-
нице, у двери на чердак, она получила все, чего недополучала на протяже-
нии шести лет замужества, а он - очередной опыт: женщине важен сам  факт
достижения оргазма, а не способ, которым он достигается. Этот  опыт  ему
больше никогда не пригодился, ибо с потенцией у Валерия Турбина  проблем
не было.
   Он успешно учился, писал блестящие курсовые работы, но тематику выби-
рал узкую, ту, которая его интересовала больше всего. Профессора, оценив
его хорошие способности, советовали заняться социологией, а еще лучше  -
политологией.
   - Грядет многопартийность, политическая система будет меняться  быст-
ро, и тогда остро потребуются аналитики, комментаторы, советники,  кото-
рые владеют материалом, - наперебой увещевали они. - Вы  будете  нарасх-
ват. Это же слава и деньги.
   Да, ему хотелось славы и еще больше хотелось денег.  С  тех  пор  как
мать вышла на пенсию, а он вырос, они стали  переезжать  с  квартиры  на
квартиру, меняя большую площадь на меньшую с доплатой, потому что  денег
на жизнь не хватало. Стипендия, даже повышенная, какую он получал,  была
до смешного маленькой, но мать и слышать не хотела о том, чтобы сын бро-
сил учебу и начал работать. Нищета стояла Валерию поперек горла, он  хо-
рошо помнил свое сытое и красивое детство среди старинных книг с золотым
тиснением на переплетах и дорогих картин с  автографами  художников.  Он
понимал, что все это было продано, чтобы вырастить его, кормить хорошими
натуральными продуктами с рынка, а не отвратительной химией из ближайше-
го магазина, возить его каждый год на море, в Прибалтику, снимая на  все
три месяца целый дом, а не крошечную конурку с двумя койками. Стоило это
безумных денег, но мать шла на такие траты, чтобы три месяца летних  ка-
никул превращались не в три месяца лишений, унижений и стесненного поло-
жения, когда не знаешь, можно ли сюда ступить и здесь сесть, а в три ме-
сяца полноценной и полнокровной жизни, с книгами, которые брались с  со-
бой чемоданами, с мольбертом и занятиями живописью, с телевизором и про-
игрывателем, на котором мама крутила свои и его любимые пластинки.
   Став взрослым, он не забыл тех жертв, которые были принесены  во  имя
его здоровья и благополучия. То, что он должен найти свою золотую  жилу,
сомнению не подвергалось. Но путей было два.
   Заниматься ненавистной социологией и осточертевшей  политологией,  от
которых его воротит, и в скором времени добиться положения и  известнос-
ти, должностей и денег, вполне приличных денег,  достаточных  для  того,
чтобы дать матери хотя бы несколько лет достойной и пристойной старости.
   Или заниматься тем, что ему интересно, что он любит  по-настоящему  и
хорошо знает, но в чем еще такая бездна непознанного - древними греками.
Изучить как следует, а не по верхам, древнегреческий и читать их в  ори-
гинале, наслаждаясь слогом, стилем, глубиной  и  неожиданностью  мыслей,
остротой суждений и язвительностью оценок. Кому  сегодня  нужны  древние
греки? Кого они интересуют? Поистине, есть науки, которые являются  уде-
лом только богатых. Ибо нищий, занявшийся древними греками, так и  сдох-
нет в нищете под забором, потому что древними греками не заработаешь се-
бе даже на костюм, в котором можно выйти на трибуну университета и  про-
читать лекцию об этих самых древних греках. Нищий должен заниматься  хи-
мией и биологией, чтобы ставить свое дело в пищевой или текстильной про-
мышленности, нищий должен становиться юристом или экономистом. А древних
греков оставить элите - миллионерам. И Валерию Турбину пришлось  решать,
а не заняться ли ему своими любимыми греками, а денег добиваться не про-
фессиональной деятельностью, а сексуальной активностью.
   Он выбрал греков. И стал пристально искать среди окружающих его деву-
шек и женщин ту, которая могла бы стать его золотой жилой. В  идеале  он
представлял себе, что найдет молодую, в возрасте до тридцати  пяти  лет,
деловую женщину, у которой все есть и которой муж нужен только для  пос-
тели, а не для душевных разговоров, не для выполнения  мужской  домашней
работы и не для пробивания ее безумных проектов. Он  сразу  поставит  ей
условие: он не лезет в ее дела, он не требует от нее  внимания,  ему  не
нужно, чтобы она за ним ухаживала, готовила ему по утрам завтраки и  по-
давала их в постель. Ему не нужно, чтобы она ему доверяла свои секреты и
делилась проблемами. Ему не нужно, чтобы она таскала его с собой на при-
емы и светские рауты, она может ходить на эти мероприятия с  любовниками
и поклонниками. Ему нужен  минимальный  достойный  комфорт  для  себя  и
деньги для матери. За это он будет исполнять свой супружеский  долг  бе-
зотказно в любое время, в любом месте, в любой форме и с любой интенсив-
ностью.
   Но жизнь, как водится, оказалась от идеала  далековата.  Те  женщины,
которые уже чего-то добились, завели собственное дело и крепко стояли на
своих стройных финансовых ногах, совершенно, как выяснилось,  не  нужда-
лись в автоматических трахальщиках. Им  нужна  была  душевная  близость,
теплота, нежность, дети. Им хотелось о ком-то заботиться или чтобы забо-
тились о них. В любом случае Валерий, которого в этой жизни интересовали
только философские учения древних греков, их никак не устраивал. Те  же,
кому нужен был голый секс, оказывались либо молоденькими и с  финансовой
точки зрения спорными, либо такими акулами, что с ними и в  постель  ло-
житься страшно было. Так что с выгодной женитьбой пока что не очень  по-
лучалось, а мать тем временем снова поменяла квартиру, и они снова пере-
ехали...
   И вдруг появилась Катя Голованова, студентка, так  похожая  на  него,
влюбленная в философию, знающая и тонко чувствующая материю. С ней  было
интересно разговаривать, с ней хорошо было гулять подолгу после занятий,
до позднего вечера, потом провожать ее до подъезда и  каждый  раз  убеж-
даться в силе своей привлекательности. Катя совершенно теряла голову,  и
если бы на дворе было лето, они бы наверняка ухитрялись заняться любовью
прямо здесь, на лестнице, между этажами. Но стоял декабрь, и  одежды  на
них было многовато.
   Еще немного, и Турбин бросил бы к чертовой матери своих любимых  гре-
ков, сменил бы тему диссертации и защитился по политологии. Он уже почти
готов был сделать Кате предложение и думал только о том, что сначала на-
до бы найти хату, где переспать с ней хоть разочек, а то как-то несовре-
менно делать предложение девушке, с которой ни разу не был  близок.  Еще
немного, и...
   Но все сорвалось. Катя привела в институт свою подружку, богатую без-
дельницу Элю, дочку крупного фирмача. И Валерий отступил,  дал  слабину.
Эля оказалась такой доступной добычей, у нее совсем не было мозгов, зато
был южный темперамент и высокая потребность в сексе, а также богатый па-
па, который мог пристроить Валерия на какую-нибудь необременительную де-
нежную работу. Мало ли в крупных  фирмах  непыльных  должностей,  где  и
уметь-то ничего не нужно.
   Окрутить глупенькую хорошенькую Элю не стоило ни малейшего труда.  Он
видел, как страдает Катя, клял себя последними словами, но, выбирая меж-
ду нею и греками, отдавал предпочтение грекам. Они все-таки были ему ин-
тереснее и нужнее.
   Валерий был достаточно предусмотрителен, чтобы заставить  Элю  скрыть
от родителей подачу заявления в загс. Он прекрасно понимал, что  Бартоши
не умирают от желания видеть его в своей  семье,  поэтому  старался  как
можно меньше мелькать перед ними, чтобы у них сложилось впечатление, что
он - просто очередной поклонник, никакой опасности не представляющий. Он
хотел, чтобы Эля поставила мать и отца в известность уже после регистра-
ции брака, когда сделать ничего нельзя будет и  придется  смириться.  Но
Элька, конечно, не выдержала и проболталась. Две недели  перед  свадьбой
превратились в настоящей ад. Едкая и циничная Тамила проедала им  печень
рассуждениями о том, что нельзя жениться с бухты-барахты только  потому,
что захотелось в постель. Она была достаточно проницательна, чтобы  пра-
вильно понять расстановку сил в паре, которую составили ее нежная  изба-
лованная девочка, привыкшая все получать по первому требованию, и  нищий
аспирант, привыкший все получать при  помощи  предмета,  находящегося  в
лобковой зоне.
   Он сцепил зубы и сказал себе,  что  продержится  эти  две  недели  до
свадьбы, перетерпит грязные намеки Тамилы и Элькины истерики, зато через
две недели все будет кончено. Тем более что сам глава  семьи,  миллионер
Иштван Бартош, относился к жениху дочери вполне  дружелюбно,  в  лобовых
атаках жены участия не принимал и только сочувственно  подмигивал  Вале-
рию. Турбину казалось,  что  Бартош  относится  к  сложившейся  ситуации
как-то иначе, во всяком случае, зятя на произвол судьбы не бросит.
   Две недели показались ему двумя десятилетиями - столько сил  от  него
потребовалось, чтобы вынести все это. Вдобавок он получил  удар  оттуда,
откуда и вовсе его не ждал - от собственной матери.  Та  отчего-то  тоже
воспротивилась его женитьбе. Может быть, боялась  на  старости  лет  ос-
таться одна, может быть, ей не нравилась безмозглая бездельница  Эля,  а
может, и совсем без причины, как бывает довольно часто у сверхзаботливых
матерей: что бы ты там себе ни выбрал, оно мне уже не нравится.
   Утром 13 мая Валерий Турбин проснулся с мыслью: я это сделал.  Я  вы-
держал. Я не сорвался, не нахамил Тамиле, не ударил Элю,  хотя  они  обе
этого вполне заслуживали. Я все вытерпел, не  потеряв  лица,  не  уронив
своего достоинства. Заодно и продемонстрировал будущему тестю  свою  вы-
держку и хладнокровие. Авось пригодится в работе.
   Ему казалось, что все уже случилось, что уже ничто не может им  поме-
шать. Они уже сели в машины, они уже едут в загс,  они  приехали,  сдали
паспорта инспектору и ждали, когда их пригласят  на  регистрацию.  Ждать
надо было совсем чуть-чуть, их очередь была первой. Но первой  она  была
не с самого начала, сначала она была четырнадцатой, и только две  недели
назад Тамила добилась, чтобы их пропустили первыми. Однако ту пару,  ко-
торой уже назначено было на 10 утра, никуда не денешь и не отодвинешь, и
те, другие, тоже приехали к десяти часам. Правда, они вели себя  спокой-
но, не скандалили, сдали паспорта и ждали вызова. Почти  одновременно  с
ними подъехала и следующая пара со своими гостями. Турбин уже чувствовал
себя мужем, как вдруг... И все рухнуло в один момент. Женщины забились в
криках и рыданиях, приехала милиция, заведующей загсом стало  плохо,  ей
вызвали "скорую". И Тамила, стерва черноглазая, своего не упустила.  Тут
же начала свиристеть, что грех играть свадьбу, когда рядом покойник  ле-
жит, что это знак судьбы, предостережение свыше и так далее. Эля, конеч-
но, послушалась, хотя и неохотно. Ей самой замуж смерть как хотелось, но
ослушаться матери так явно она не посмела. Одно дело - тайком подать за-
явление в загс, когда мать еще не сказала: "Не  смей  этого  делать",  и
совсем другое - заявить матери: "Я буду делать по-своему, даже если тебе
это не нравится". Не всякая сорокалетняя женщина на такое способна, а уж
Элька-то и подавно.
   И теперь снова ждать целый месяц, и месяц этот, предчувствовал  Вале-
рий, будет похлеще тех двух недель. К натиску Тамилы сначала присоедини-
лась мать, а теперь вот еще в игру вступил бывший Элькин  хахаль  Марат,
тоже, видно, охотник до денег Бартоша. Как вынести все  это?  Где  взять
силы, терпение, выдержку, чтобы не наорать на Тамилу, не навешать оплеух
этой дуре Элене, не надерзить матери, не полезть в драку с Маратом.
   И еще одно беспокоит: врал или не врал Латышев,  когда  говорил,  что
Бартоши не дадут дочери денег после свадьбы? Он-то, Валерий, смотрел  на
все такими же глазами, как и сама Эля: родители содержат детей до  самой
пенсии, в нашей стране все так делают. А вдруг Марат прав, и никаких де-
нег они не увидят? Тогда ради чего он все это терпит? Ради  чего  бросил
Катю, смертельно ее обидев и оскорбив? Ради чего насилует себя, выслуши-
вая тирады Тамилы и вытирая Эльке слезы и сопли?
   А вдруг все напрасно? Однажды он уже решал эту  задачку,  прикидывая,
соответствовали ли принесенные в детстве жертвы полученному  результату.
И тогда решил, что все было зря и что он профукал лучшие детские и  юно-
шеские годы, провел их не так, как было нужно. И тогда же дал себе слово
больше ничего и никогда не покупать слишком дорогой ценой. Но есть опас-
ность, что на этот раз он просчитался...
   Сергей Артюхин, задержанный по подозрению в совершении  изнасилования
после того, как было опровергнуто представленное  им  алиби,  был  через
семьдесят два часа приведен к следователю, где ему зачитали  постановле-
ние об избрании в отношении него меры пресечения в виде  содержания  под
стражей. На следующий день адвокат Артюхина написал от его имени  жалобу
судье на то, что мера пресечения ему избрана слишком суровая, привел сто
пятьдесят четыре аргумента, подтверждающих, что его вполне  можно  оста-
вить на свободе, и попросил выпустить его под залог.  Судья  был  в  тот
день в хорошем настроении и ходатайство удовлетворил,  взяв  с  Артюхина
залог, разумеется, в рублях, эквивалентный пятидесяти тысячам  долларов.
В субботу рано утром Сергей Артюхин вышел на свободу, а вечером сбежал в
неизвестном направлении.
   В воскресенье утром в парке Сокольники собрались три человека, давшие
Артюхину деньги на  залог.  Беглеца  нужно  было  срочно  искать,  иначе
пятьдесят тысяч долларов накроются медным тазом, их обратят в доход  го-
сударства.
   - Ну и как мы будем его искать? Есть идеи хоть какие-нибудь? -  спро-
сил маленький плешивый человечек в очках и в клетчатой  ковбойке.  Среди
коллег по бизнесу он славился безупречным ведением финансовых документов
и невероятной ловкостью в деле уклонения от уплаты налогов.
   - Нанять надо кого-нибудь, - подал голос толстяк, не  вынимающий  изо
рта сигарету. Он страшно не любил ничего делать сам и в  бизнес  в  свое
время ринулся только потому, что хотел зарабатывать много  денег,  чтобы
оплачивать многочисленные услуги, а самому совершать минимум движений.
   - Кого нанять-то? Это ж тоже деньги, и немалые. Такие следопыты рабо-
тают за процент с суммы залога. Надо подумать, нельзя ли  бесплатно  ко-
го-нибудь наладить.
   Этот совет прозвучал из уст красивого  смуглого  мужчины  с  гладкими
темными с проседью волосами и затемненными очками на тщательно  выбритом
лице.
   - Этот гаденыш мне еще с марта месяца десять тысяч баксов должен, так
он ими меня и прикупил, представляете? Сделка, говорит, у меня  срывает-
ся, с которой я как раз должен десять тысяч получить,  чтобы  тебе  вер-
нуть, а меня с минуты на минуту замести могут, ты уж выручи меня под за-
лог, если случится. Вот дуракто, - горестно вздохнул плешивый в  ковбой-
ке, - за десятью штуками погнался - к ним вдогон тридцать потерял.
   - Ага, и нас втравил. Думай теперь, как искать его будешь. Между про-
чим, что за история такая странная с ним приключилась? За что его  заме-
ли-то, что он заранее знал об этом?
   - Да ну, стыдно даже говорить, - поморщился плешивый. - Подозревают в
изнасиловании. Он алиби представил, ему не поверили. Он как  только  по-
нял, что следователь ему не верит, так сразу и подумал, что не ровен час
могут в клетку посадить. Потому и предупредил заранее.
   - Да? Ну гляди, Степашка, верим тебе на слово. Так ты уж  не  подведи
нас, дружок, к вечеру сообщи, как и что. И искать его начинай  без  про-
медления. Денег мы тебе на это не дадим,  сам  выкручивайся.  Если  наши
двадцать тысяч в карман государства уплывут, мы их с тебя  стребуем,  не
посмотрим, что друзья, - неторопливо объяснил смуглый,  как-то  особенно
вкусно перекатывая во рту слова с буквой "р". - И скажи-ка  заодно  мне,
друг сердечный Степашка, почему это судья такой большой залог ему назна-
чил, а?
   - Так ведь залог назначают исходя из материального положения  аресто-
ванного, - робко начал оправдываться плешивый. Но смуглый тихим  внятным
голосом прервал его:
   - Вот именно, Степашечка, вот именно. Так откуда  судья  мог  узнать,
какое у твоего дружка материальное положение? Он же по  документам  чис-
лится слесарем пятого разряда, кажется, так ты мне рассказывал?
   - Да, слесарем, - подтвердил тот, кого называли Степашкой.
   - Так откуда же у слесаря пятьдесят тысяч баксов, ну-ка объясни  мне?
Ну?
   - Да вы что, ребята, ну при чем тут - слесарь не слесарь?
   - А при том, - грозно, но по-прежнему тихо продолжил  смуглый  краса-
вец, - что если он числится слесарем и его взяли за жопу на чистой  уго-
ловке, то ему никогда бы такой залог не  назначили.  А  если  назначили,
стало быть, знают, что не слесарь он никакой. И доходы у него не  такие.
Так, может, его за эти доходы как раз и взяли, а, Степашечка?  За  зелье
взяли-то, а не за то, что бабу не так трахнул. Ты об этом  подумал?  Мо-
жет, наврал он тебе все про изнасилование. Или ты нам лапшу на уши веша-
ешь.
   - Господи, Сеня, да какая нам теперь разница, за что его взяли? Найти
его надо - вот и все. А уж за что... - плешивый махнул рукой, всем своим
видом показывая, что статья, из-под которой сбежал Сергей Артюхин, ника-
кого значения не имеет рядом с ущербом в пятьдесят тысяч долларов.
   - Какая разница? Одна дает, а другая дразнится, вот и вся разница,  -
ответил ему толстяк, перекатывая зажженную сигарету из одного  угла  мя-
систого рта в другой. - Если твой дружок Артюхин торговлей зельем  балу-
ется, то, стало быть, конвенцию нарушает. В Москве все поделено и Трофи-
мом подписано, никто нарушать не смеет. Раз за него залог внести некому,
значит, он не в семье, а так,  дурак-одиночка.  Трофим  такие  одиночные
рейды строго-настрого запретил, и  правильно  сделал.  Светятся  только,
внимание привлекают, ментов будоражат. И как же мы будем выглядеть, если
окажется вдруг, что мы на  такого  нарушителя  деньги  дали,  чтобы  его
из-под стражи вытянуть? Да его на перо надо было ставить прямо в камере,
чтобы другим неповадно было Трофиму перечить, а мы,  выходит  дело,  его
покрываем, ему помогаем и даже деньги даем. Ну и как вы  думаете,  долго
мы с вами после этого проживем, если Трофим узнает?
   - Я думаю, часа два, - задумчиво поддержал толстяка смуглый. - Может,
чуть меньше.
   - А я думаю, не больше сорока минут, - возразил толстяк.  -  Так  что
займись-ка делом, Степашка, выясни точно, за что замели  твоего  дружка,
почему он знал об этом заранее и почему судья такой большой залог назна-
чил. И на все про все тебе времени - до завтрашнего утра. Завтра  в  это
же время, в десять часов, соберемся здесь же. Аудра! -  внезапно  заорал
он громовым голосом.
   Тут же из кустов к нему метнулась жирная, похожая на сардельку такса.
Толстяк с неожиданной для своей комплекции легкостью нагнулся, подхватил
собаку на руки и направился к выходу. Тут же на свист хозяина к смуглому
красавцу подбежал персиковый пудель. Маленький плешивый Степашка с  тос-
кой поглядел ему вслед и произнес с тяжким вздохом, пристегивая  поводок
к ошейнику огромной лохматой кавказской овчарки:
   - Пойдем домой, Пиня.
   Белое, черное и алое... Три цвета, вобравшие в себя весь смысл земно-
го бытия. Три цвета, в которые вложена главная идея,  высшая  идея.  Все