ехать" на старом багаже без дополнительных усилий, на  которые  у  него  не
было уже ни желания, ни сил.
   Живопись он тоже забросил. В первое время после трагедии он погрузился  в
нее с головой, стараясь выплеснуть на полотно  боль  и  отчаяние,  сжигавшие
его, но критики эти картины не приняли и не поняли, заявив, что  в  них  нет
ничего от прежнего самобытного Шувалова, зато явственно проступает  неумелое
подражание Босху. В чем-то они были правы, ведь прежнего Шувалова больше  не
было, он умер вместе со своей семьей, оставив  вместо  себя  совсем  другого
человека, с иной душой и иными страданиями. Правда состояла  и  в  том,  что
Босх действительно был его  любимым  художником,  и,  только  глядя  на  его
картины, Виктор Петрович отчетливо  осознавал  всю  мерзость  и  греховность
земного человеческого бытия.  Вся  остальная  живопись,  затрагивающая  тему
греха, казалась ему куда менее выразительной и столь сильного впечатления не
производила.
   Он не стал работать над собой в попытках  вернуть  своим  полотнам  былую
самобытность.  Старые,  написанные  до  трагедии   картины   еще   понемногу
продавались, и это было существенным материальным подспорьем, а новых картин
он больше не писал, так только, баловался иногда  для  души,  но  никому  не
показывал и тем более не выставлял.
   Вся его жизнь свелась отныне к войне, которую он вел  сам  с  собой  и  с
царящими в душе болью и ненавистью.
   Сегодня у него не было занятий, в университет можно  не  ехать,  и  встал
Шувалов попозже. Настроение было мрачным, как  и  каждый  день  в  последние
годы. Виктор Петрович выглянул в окно,  погода  стояла  отвратительная,  шел
дождь, порывы ветра,  безжалостно  трепали  оголенные  и  оттого  казавшиеся
беззащитными тонкие ветки деревьев. Выходить на  улицу  не  хотелось,  и  он
решил заняться уборкой.  Позавтракав  на  скорую  руку,  он  натянул  старый
спортивный костюм, в котором выходил с сынишкой на утренние пробежки,  когда
тому было лет десять-одиннадцать, и сморщился от ставшей привычной,  но  все
равно непереносимой боли. Что бы он ни делал, к чему бы  ни  прикасался,  он
всегда вспоминал сына.
   Когда все вещи оказались разложенными по своим местам, Шувалов вооружился
влажной салфеткой и занялся пылью. Достав  стремянку,  он  начал  с  книжных
полок. Виктор Петрович по опыту знал, что процедура ухода за книгами  всегда
превращается в неконтролируемый процесс чтения, ибо, увидев на корешке давно
забытое название, ему трудно удержаться, чтобы не взять  том  в  руки  и  не
полистать,  а  натыкаясь  глазами  на  что-то  любопытное,  он  уже  не  мог
остановиться и начинал читать подряд,  примостившись  на  верхней  ступеньке
лестницы. Так было и сегодня. Он сидел ссутулившись на неудобной  стремянке,
когда тренькнул дверной звонок.
   На пороге стоял высокий молодой человек в ладно сидящей милицейской форме
с капитанскими погонами на плечах.
   - Виктор Петрович Шувалов? - строго спросил он, глядя в блокнот.
   Шувалову стало страшно, но лишь на мгновение. "Этого не  может  быть",  -
мысленно сказал он себе, и это его успокоило.
   - Я самый. Чему обязан?
   - Моя фамилия Доценко, я ваш  новый  участковый,  -  лучезарно  улыбнулся
гость. - Вы позволите? Я вас надолго не задержу.
   Шувалов посторонился, пропуская его в квартиру:
   - Прошу.
   Капитан долго и тщательно вытирал ноги  о  коврик  в  прихожей,  из  чего
Виктор Петрович сделал вывод, что участковый  не  собирается  ограничиваться
короткой беседой возле входной  двери.  Так  и  оказалось.  Убедившись,  что
мокрые ботинки больше не оставляют грязных следов, Доценко прошел в комнату.
   - Хожу вот, с населением знакомлюсь, - пояснил он, устраиваясь за  столом
и раскрывая блокнот. - Заодно и поручение  выполняю.  Вы,  Виктор  Петрович,
один живете?
   - Один, - подтвердил Шувалов, решив быть немногословным.
   - На соседей не жалуетесь? Крики там, скандалы, драки и все такое?
   - Нет, ничего такого не было. У меня хорошие соседи.
   - Может быть, к ним гости подозрительные ходят?
   - Не замечал.
   - Ну ладно, значит, все в порядке. Теперь вот какое дело... -  Участковый
замялся. - Тут неподалеку вчера разбойное нападение случилось,  на  соседней
улице. Свидетели видели, что  преступники  побежали  через  ваш  двор.  Есть
основания полагать, что где-то в вашем дворе они выбросили оружие. Когда  их
задержали, пистолета  при  них  не  оказалось,  а  все  свидетели  нападения
утверждают, что он был. Знаете, как часто бывает...
   Капитан смущенно откашлялся и полистал блокнот.
   - Находит человек оружие и уносит к себе домой. Его понять можно,  он  же
не знает, что это пистолет с разбойного нападения, думает, что просто кто-то
обронил, потерял. Ну и забирает себе. Особенно пацаны этим делом грешат.  Вы
часом не слыхали, что кто-то из соседских мальчишек оружие нашел?
   Шувалов отрицательно покачал головой:
   - Не слышал.
   - Может, соседи ваши что-то говорили об этом?
   - Повторяю: не слышал.
   - А вы сами? Ну... это... не находили?
   Виктор Петрович ясно видел, как неловко себя чувствует капитан, и это его
откровенно развеселило. Он даже расщедрился на более пространную тираду:
   - Нет, молодой человек, я никакого пистолета не находил.
   И скажу вам больше: если бы я его нашел, у меня хватило бы  здравого  ума
не уносить его домой, а отдать в милицию. Я удовлетворил  ваше  любопытство?
Прошу извинить, у меня еще много дел. Если мы закончили...
   Капитан вскочил и принялся неуклюже запихивать блокнот в папку.
   - Да-да, извините. Уже ухожу. А к вам, Виктор  Петрович,  просьба  будет.
Если вдруг о чем-то подобном услышите, не сочтите за труд дать знать.
   - Не сочту, - кивнул Шувалов.
   Гость быстро обвел глазами комнату, и это не понравилось Шувалову.  Глаза
у парня были холодные и цепкие, совсем не сочетавшиеся с его неуклюжестью  и
простоватостью. Ему захотелось, чтобы участковый поскорее ушел, но тот,  как
назло, застрял, уткнувшись глазами в висящие на стене портреты кисти  самого
Шувалова.
   - Красивые картины, - заявил Доценко.
   Шувалова эти слова  покоробили.  Разве  о  картинах  говорят  "красивые"?
Красивые! Что он понимает, этот сапог! Картина не должна быть красивой,  она
должна быть правдивой и задевать чувства. Разве "Толедо ночью" Эль  Греко  -
это красиво? А завораживает так, что оторваться невозможно.
   - Кто это на них нарисован? - полюбопытствовал  капитан.  -  Вот  мальчик
этот - это кто?
   - Это мой сын, - сдержанно ответил Шувалов.
   - А он что, с вами не живет?
   - Нет.
   Говорить о сыне было  больно,  и  Шувалов  мечтал  только  о  том,  чтобы
побыстрее захлопнуть дверь за назойливым визитером. Но Доценко его  настроя,
по-видимому, не ощутил, потому что теперь разглядывал портрет дочери.
   - А это кто?
   - Это моя дочь.
   - Тоже с вами не живет?
   - Она уже взрослая, - неопределенно сказал  Виктор  Петрович.  -  Товарищ
капитан, я очень тороплюсь, поэтому если у вас больше нет вопросов...
   - Извините, извините, - заторопился участковый.
   Закрывая за ним дверь, Шувалов увидел, как капитан, снова достав блокнот,
устремился к двери  соседей  по  площадке  и  нажал  кнопку  звонка.  Виктор
Петрович  щелкнул  замком  и  побрел  к  стремянке,  пытаясь  отделаться  от
неприятного осадка, оставшегося после прихода участкового;  Он  уже  потерял
интерес к той книге, которую листал,  когда  его  прервал  приход  капитана.
Поставив ее на место, Шувалов опять взялся за тряпку,  но  мыслями  снова  и
снова возвращался  к  симпатичному  молодому  милиционеру.  Почему  ему  так
неприятно? Откуда это тревожное чувство? Наверное, от того,  что  участковый
невольно затронул болезненную рану. Спросил о сыне...
   О сыне? Он пришел с блокнотом, в котором выписаны адреса и  имена  людей,
проживающих на его участке. Откуда он их взял? Ясно откуда, либо получил  от
предыдущего участкового, либо взял в  паспортном  столе.  Но  ведь  во  всех
документах указано, что Шувалов  Евгений  Викторович,  1978  года  рождения,
выписан с места жительства в связи со смертью.
   Виктор Петрович медленно спустился по  ступенькам,  ощущая  предательское
дрожание в ногах. Присел на диван  и  постарался  сосредоточиться.  "Это  не
участковый. Он пришел за другим... Но как? Как  это  могло  случиться?  Нет,
этого не должно было случиться, потому что этого не может быть".
   Внезапно слабость  прошла,  в  голове  прояснилось,  Шувалов  успокоился.
Конечно, этого не может быть.  Но  может  быть  и  другое.  В  его  квартире
картины. Конечно, не Рембрандт и не Ван Гог, на аукционах Кристи и Сотби  их
не продашь, но  в  любом  случае  это  произведения  признанных  современных
русских живописцев, не только самого  Шувалова,  но  и  других,  куда  более
известных и маститых, которые дарили  ему  свои  полотна  в  знак  дружбы  и
уважения. Кто-то навел на его квартиру, а  под  видом  участкового  приходил
один из преступников. Ничего, сейчас мы это выясним.
   Виктор Петрович потянулся к телефонной трубке и набрал 02.
   - Милиция, говорите, - раздался лишенный эмоций женский голос.
   - Будьте добры, со справочной соедините меня, - попросил Шувалов.
   - Минуту.
   Через некоторое время прозвучал другой голос, такой же механический:
   - Справочная.
   - Будьте добры, телефон  дежурной  части  муниципального  отдела  милиции
"Царицыно".
   - Записывайте...
   Спустя несколько секунд Шувалов уже разговаривал с дежурным.
   - Капитан Доценко? - переспросил дежурный. - У нас нет такого сотрудника.
   - Это новый участковый, - стал объяснять Виктор Петрович,  злорадствуя  в
душе, - он обслуживает Деловую улицу. Может быть, вы не знаете?
   - Сейчас уточню, - пообещал дежурный.
   Шувалову слышны были приглушенные голоса, но слов разобрать  он  не  мог.
Чем черт не шутит, а вдруг это и в самом деле  новый  участковый,  и  ничего
опасного в его приходе нет, самый обычный  обход  территории.  В  этом  доме
Виктор Петрович жил уже лет двадцать, за это время по  меньшей  мере  семеро
участковых сменились, и некоторые из них именно  так  и  приходили  к  нему.
Тогда можно успокоиться и забыть про свои страхи.
   - Алло, вы слушаете? - снова раздался голос дежурного. - У нас нет такого
сотрудника. А вашу территорию обслуживает старший лейтенант Резвых.
   Поблагодарив, он повесил  трубку.  Значит,  наводчик.  Надо  предупредить
соседей на всякий случай. Как знать, быть  может,  преступники  интересуются
вовсе не его картинами, а имуществом в других квартирах.
   Виктор Петрович переоделся, сменив старый спортивный костюм на  джинсы  и
тонкий  джемпер.  Кроме  него,  на  этаже  проживают  еще  три  семьи,  надо
поговорить со всеми. Только нужно дождаться,  пока  этот  мнимый  участковый
уйдет из их подъезда. Возможно, его уже нет в доме, а возможно, он еще сидит
у кого-то из соседей.
   "Не будем торопиться,  -  благоразумно  решил  Шувалов,  -  если  сделать
неосторожное движение, можно нарваться на неприятности, у этого  типа  может
оказаться оружие.  Но  всетаки  какие  придурки  эти  бандиты!  Так  топорно
работают! Ну ладно, я  человек  занятой,  ученый  и,  допустим,  доверчивый,
документы у него не  спросил.  А  если  бы  спросил?  Что  он  стал  бы  мне
показывать? Ствол в зубы вместо удостоверения? Да нет, не  похоже,  нынешние
бандиты стали предусмотрительными. Есть, конечно,  те,  что  попроще,  силой
берут, нахрапом, но такие и не делают предварительную  разведку,  у  них  ни
терпения, ни мозгов на это не хватает. А если уж берутся за  дело  серьезно,
то и документами запасаются. Наверное, какой-то  документ  у  него  все-таки
был. Все равно странно... Если был документ, почему он мне его не показал по
собственной  инициативе?  Это  укрепило  бы  его  позиции.  А   он   картины
рассматривал. Нет, похоже, все-таки он именно на мою квартиру нацелился,  на
картины".
   Он не спеша выпил чаю с бутербродом и подумал, что,  пожалуй,  можно  уже
идти к соседям. В первую очередь Шувалов  решил  навестить  ту  квартиру,  в
которую на его глазах час назад звонил мнимый участковый. Дверь  ему  открыл
рослый парень, сын соседей, на днях вернувшийся из армии.
   - Из милиции? Был мужик. А что?
   - Он тебя про оружие спрашивал?
   - Про какое оружие? - удивился парень. - Про отцовскую винтовку? Нет,  не
спрашивал. У нас все в порядке, у бати разрешение есть и охотничий билет.
   - Не про винтовку, а про пистолет,  который  преступники  в  нашем  дворе
бросили. Разве не спрашивал?
   Парень удивленно взглянул на Шувалова.
   - Не-е, - протянул он растерянно, - про пистолет базара не было.  Он  про
вас в основном спрашивал.
   - Про меня?!
   Виктор Петрович старался сохранить хладнокровие, ведь он был, в сущности,
к этому готов, про кого же еще спрашивать наводчику, если не про него.
   - Ну да. Про вас. Мол, с кем живете, кто к вам приходит,  когда  вы  дома
бываете, и все такое.
   - Понятно. Еще что спрашивал?
   - Ну... так это... - Парень покраснел. - Как у вас  с  деньгами,  шикарно
живете или так, скромно.
   - И что ты сказал?
   - Да что я мог сказать? Сказал, что не знаю. Два года в казарме  парился,
вернулся вот только-только, осмотреться не успел. Я ему говорю: вы у предков
моих лучше спросите, они вечером дома будут.
   - Хорошо, - кивнул Виктор Петрович. - Я сомневаюсь, что этот тип вернется
поговорить с твоими родителями, но на всякий случай имей в виду:  он  не  из
милиции. Это бандит, он приходил на разведку, его банда собирается  ограбить
мою квартиру. Поэтому будь осторожней. И если увидишь его около моей двери -
сразу вызывай милицию. Да и не только его, любого подозрительного  человека.
Понял?
   - Понял, дядя Витя, - с послушанием маленького мальчика ответил соседский
сын.
   Следующий визит был в квартиру напротив. В ней жил относительно  успешный
предприниматель, который зарабатывал достаточно, чтобы  его  жена  при  двух
высших образованиях могла сидеть дома и воспитывать троих  детей.  Это  была
симпатичная женщина, настолько спокойная  и  уравновешенная,  что  немыслимо
было даже представить себе, как она разговаривает на повышенных  тонах.  Она
нравилась  Шувалову,  разумеется,  чисто  по-соседски,  все   трое   детишек
родились, когда супруги уже жили здесь, в этом доме, и  Виктор  Петрович  за
последние десять лет множество раз помогал ей втаскивать в  узкий  лифт  или
поднимать по ступенькам в подъезде колясочку с очередным младенцем.
   - Виктор Петрович? - удивленно воскликнула она, увидев Шувалова.  -  А  я
думала, что вы на работе. Хотела к вам вечером зайти.
   - Что-нибудь случилось? - встревожился Шувалов.
   - Пока не знаю, но хотела вам сказать. Тут  из  милиции  приходили,  вами
интересовались. Не знаете, в связи с чем?
   - Анечка, вы имеете в виду липового участкового? Я уже знаю, что он ходил
по квартирам. У меня он тоже был. Я, собственно, хотел вас предупредить...
   - С чего вы взяли, что он участковый? - перебила его соседка.  -  Никакой
он не участковый.
   - Да знаю, знаю я, не волнуйтесь, - постарался успокоить ее Шувалов. -  Я
как раз и хотел предупредить вас, что он не участковый, а бандит.  Вероятно,
в ближайшее время они попытаются  ограбить  мою  квартиру,  и  я  хотел  вам
сказать, чтобы вы были осторожнее.
   Анна рассмеялась звонко и весело.
   - Ну что вы, Виктор Петрович, какой же он бандит! Он прелестный  мальчик,
капитан милиции. Очень интеллигентный.
   Шувалов начал терять терпение.  Уравновешенность  и  спокойствие  -  это,
несомненно, достоинства, но не до такой же степени, чтобы граничить с  тупой
непробиваемостью и безоглядной доверчивостью.
   - Анна, я вам повторяю еще раз: он не милый интеллигентный мальчик  и  не
капитан милиции, он наводчик, которого бандиты  прислали  на  разведку.  Они
готовятся к ограблению моей квартиры. Я собираюсь  поставить  в  известность
наше отделение милиции, но на них надежды  мало,  сами  знаете,  как  сейчас
милиционеры работают, им ни до чего дела нет. Поэтому я считаю своим  долгом
предупредить соседей, что на нашем этаже  в  любой  момент  могут  оказаться
вооруженные преступники, и нужно проявлять бдительность  и  осторожность.  А
вас это особенно касается, на вашем попечении трое малолетних детей. Аня,  я
прошу вас отнестись к моим словам со всей серьезностью.
   Она смотрела на него с откровенным недоумением и продолжала улыбаться.
   -  Виктор  Петрович,  почему  вы  называете  его  участковым?  Он  же  не
участковый. Наш участковый Саша Резвых, я его прекрасно знаю.
   - Он представился мне как наш новый участковый, но документов не показал.
А поскольку я знаю, что наш участок обслуживает старший лейтенант Резвых,  я
и называю этого самозванца бандитом. Теперь вы поняли?
   - Я поняла... А что, он не показал вам документов?
   - В том-то и дело. Кстати, кем он вам представился?
   - Капитан Доценко, Московский уголовный розыск. Поэтому  я  и  удивилась,
что вы его участковым назвали.
   - Вот видите, эти бандиты народ предусмотрительный. Они навели справки  и
знали, что вы лично хорошо знакомы  с  нашим  участковым,  поэтому  для  вас
выдумали другую легенду, прикинулись  муровцами.  Понимаете,  насколько  они
опасны?
   - Но я видела его удостоверение.
   - Неужели? - Он скептически приподнял брови. - И что в нем было написано?
   - Капитан  милиции  Доценко  Михаил  Александрович  состоит  в  должности
оперуполномоченного в  управлении  уголовного  розыска  Главного  управления
внутренних дел города Москвы. Я запомнила также  номер  удостоверения,  дату
его выдачи и срок действительности. Фотография была точно его, я внимательно
смотрела.  Что  вы   удивляетесь,   Виктор   Петрович?   Меня   муж   строго
инструктировал  насчет  таких  случаев,  сами   знаете,   как   бандиты   на
предпринимателей наезжают, надо все время быть  начеку.  Муж  говорил,  что,
если появляются работники милиции, надо обязательно запоминать все данные из
их документов, потому что документы чаще всего бывают настоящие, просто  эти
милиционеры, помимо основной службы, еще и на мафию  работают.  Вот,  -  она
протянула Шувалову розовый квадратный листок, - я все записала для вас.
   Последние ее слова Шувалов слышал словно издалека. На какие-то секунды он
утратил способность слышать и соображать и с  большим  трудом  взял  себя  в
руки.
   - Да-да, спасибо, - пробормотал он. - Ума не приложу, что от  меня  нужно
уголовному розыску.
   Он, конечно, кривил душой. И  знал,  что  Анна  это  прекрасно  понимает.
Тогда, четыре года назад, когда его подозревали в  причастности  к  торговле
наркотиками, они наверняка опрашивали всех соседей, чтобы выяснить, не ходят
ли к нему подозрительные типы и не хранит ли он  что-то  особенное  в  своей
квартире, не привозит ли с собой из Петербурга  некий  груз,  и  все  такое.
Подробности  таких  происшествий,  какие  случились  с  его  семьей,  трудно
сохранить в секрете, даже если они случаются в другом городе, так  что  Анна
наверняка в курсе. Значит, они опять ворошат  старые  дела,  опять  пытаются
привязать его к  этому  омерзительному  бизнесу.  Да  это  боге  ним,  пусть
работают, им за это зарплату платят. Но если они снова  начнут  цепляться  к
нему, то могут ненароком выследить. Вот это уже плохо.
   Или все-таки причина их интереса к нему не в этом? Нет, нет и нет,  этого
не может быть. Никто никогда не узнает о том, что он делает. Не могут  менты
выйти на его след. Значит, это старые дела, связанные с женой и  дочерью.  И
портретами сына и дочери этот капитан заинтересовался неспроста.  В  комнате
еще дюжина портретов, а он спросил только про эти,  словно  других  нет.  Он
прекрасно все знает, просто он глуповат и неопытен и не  смог  скрыть  своей
осведомленности.
   Но подстраховаться в любом случае надо. Если  они  возобновили  дело,  то
могут каждую минуту нагрянуть к  нему  с  обыском,  чтобы  в  очередной  раз
попытаться найти