-
мертвевший от горя брат Саша. Почему-то на руках у него был  новорожден-
ный ребенок, и, глядя на него, она думала: "Это я во всем виновата. Если
бы не мои ошибки, Даша была бы жива". Потом пришла спасительная мысль  о
том, что в момент смерти Даша была только в начале беременности, и, зна-
чит, это никак не мог быть ее ребенок. А если это все-таки  ее  ребенок,
то Даша погибла из-за чего-то другого, так как... Она не успевала во сне
додумать до конца, потому что на нее нахлынуло  такое  отчаянное,  такое
болезненное горе, от которого судорогой свело все тело. Ей хотелось кри-
чать в голос, но из горла вырывался только свистящий шепот. Она изо всех
сил напрягалась, думая, что ей станет хоть немного легче,  если  удастся
громко зарыдать. И наконец ей это удалось. Она закричала и проснулась.
   Подушка была мокрой от слез. Лещина рука крепко обнимала ее.
   - Что ты, Асенька? - тихонько спросил он. - Приснилось что?
   Она не ответила, теснее прижавшись к нему и утыкаясь лицом в его пле-
чо.
   Сон пропал совсем. Стараясь дышать ровно и не  вертеться  в  постели,
чтобы не будить Лешу, Настя снова и снова перебирала в уме всю имеющуюся
информацию и готовилась к завтрашнему разговору с Гордеевым. Ничего  хо-
рошего этот разговор не предвещал.
   Она напрасно  потратила  столько  времени,  пытаясь  отследить  некий
"главный" контакт "челноков". Почему-то она была уверена, что это  чело-
век не их круга и они по каким-то причинам некоторое время избегали его.
Они чуяли неведомую ей опасность и "ушли в тину", тщательно оберегая  от
посторонних глаз того, кто мог бы дать ей ключ к разгадке. Так, по край-
ней мере, она думала. И ошибалась. Потому что главным оказался Резников,
тот самый Резников, который с самого начала был на виду и ни от кого  не
прятался. Именно к Резникову побежали все трое, когда столкнулись с тем,
чего не смогли понять и объяснить. Она все делала  неправильно.  Все,  с
самого начала. Не желая обнаруживать свой интерес к  "челночной"  компа-
нии, она не пользовалась своими служебными полномочиями и не  просила  о
помощи никого из своих коллег. Может быть, официальным путем она бы про-
ще и быстрее установила истинное лицо Артема Резникова. Бокру и его  ко-
манде это не удалось, что было вполне естественным, потому  что  глубоко
копать под каждого из двух-трех десятков человек, с  которыми  ежедневно
общались трое Дашиных наблюдателей, они просто  не  могли.  Конечно,  из
этих двух-трех десятков Резников попал бы в первую  тройку,  потому  что
именно его Даша видела в метро в тот день, когда все началось. Ну и  что
из этого? Ну был он в метро. Криминал-то в чем?
   Осторожно, стараясь не разбудить Лешу, она выскользнула  из  постели,
набросила на плечи теплый махровый халат и прокралась на  кухню,  плотно
прикрыв за собой дверь. Включила газ и поставила на огонь  чайник.  Было
начало четвертого, но она понимала, что все равно не уснет. Она стояла у
окна и тупо вглядывалась в свое отражение, на какое-то время даже забыв,
о чем, собственно, должна думать.
   Чайник закипел, Настя налила себе чашку растворимого кофе, бросила  в
него сахар и толстый кусок лимона, закурила. Так прошло еще минут  двад-
цать, пока ей не удалось взять себя в руки и преодолеть ту вязкую черную
тоску, с которой она проснулась и которая словно сковывала ее,  пудовыми
гирями повиснув на руках и могильной плитой придавив душу.
   Она убрала со стола все лишнее, разложила чистые листы бумаги и  при-
нялась работать. Листы постепенно покрывались  закорючками,  кружочками,
стрелками, короткими фразами, вопросительными и восклицательными  знака-
ми...
   Да, Вакар - ее последняя надежда. Если он давно следит  за  Ерохиным,
то мог видеть то, чего не видели и не знают Бокр и компания. И если Еро-
хин причастен к убийству милиционера Кости Малушкина, то Вакар может  об
этом знать. Он мог просто это видеть. Но если верно другое ее подозрение
и Вакар имеет отношение к смерти трех друзей детства Игоря  Ерохина,  то
он ни за что не даст показания против него, потому что это было бы  рав-
носильно признанию в намерении убить Ерохина. А это, в свою очередь, оз-
начало бы для него признание в убийстве тех троих. Вакар будет  молчать,
даже если что-то знает. И убийство Малушкина не раскроют  никогда,  если
только сам Ерохин не явится с повинной. А он не явится, в этом можно  не
сомневаться.
   Пожалуй, Вакар -  это  все-таки  безнадежно.  Если  он  совершил  три
убийства и не попался, то ей не взять его голыми руками.  Надо  придумы-
вать что-то хитроумное, чтобы обвести его вокруг пальца. А  если  он  не
имеет отношения к этим убийствам? Тогда есть шанс,  хоть  и  слабенький.
Настя по привычке просчитывала все возможные варианты, ибо  таково  было
ее непреложное правило, но в глубине души она не верила в удачу. Если те
трое погибли не от руки Вакара, то для чего он сейчас следит за Игорем?
   Она искренне позавидовала "золотому мальчику" Бокру, для которого  не
существовало слова "безнадежно". Ей бы такую уверенность.
   Сурен Удунян и Виктор Костыря вышли из машины за квартал от дома, где
жила Даша, и дальше пошли пешком. Перед нужным им домом стоял автобус, а
рядом - небольшая группа людей. Женщины были в черных платках, у некото-
рых в руках - красные гвоздики.
   - Похоже, похороны, - негромко заметил Костыря. -  Вон  и  хахаль  ее
стоит, видишь?
   Сурик молча кивнул. Артем послал их проверить, что случилось с Дашей.
Для начала они хотели заглянуть в магазин "Орион", но, подойдя к  входу,
увидели подозрительного парня, с демонстративно  ленивым  и  равнодушным
видом разглядывавшего всех входящих. Он был очень похож на опера,  кото-
рый поджидает людей, интересующихся пропавшей продавщицей, поэтому захо-
дить и наводить справки они не решились и поехали к ее дому.
   Они встали возле автобуса, напрягая слух и пытаясь разобрать,  о  чем
говорят стоящие группой люди в трауре.
   - Родители совсем сдали...
   - Венок... от сокурсников...
   - Почему такое случается с молодыми...
   - А что милиция? Разве они что-нибудь могут?
   - Дашенька... Боже мой, Боже мой... Внезапно один из мужчин обернулся
и в упор поглядел на Сурика и Костырю, потом решительно подошел к ним.
   - Ребята, вы на похороны? Вы откуда? Из университета? - требовательно
спросил он.
   - Да нет, - промямлил Сурик, распахивая невинные глаза и делая  удив-
ленное лицо, - мы просто прохожие. Остановились вот перекурить.  Извини-
те. А кто у вас умер?
   - Умерла молодая девушка. Но вообще-то чужая смерть -  не  повод  для
любопытства. Шли бы вы отсюда. Сейчас родители выйдут, а вы тут  курите,
глазеете... Нехорошо, - зло сказал мужчина.
   - Конечно, конечно, - быстро произнес Виктор, делая шаг в  сторону  и
увлекая за собой Сурика. - Вы извините нас.
   Они быстро двинулись обратно к машине. Торопливо  открывая  дверцы  и
усаживаясь, они не обратили внимания на человека, который сидел на  ска-
мейке рядом с машиной. В руках у него был отстегнутый поводок, а непода-
леку мелко суетился забавный персиковый пуделек карманного размера. Ког-
да машина отъехала, хозяин пуделя достал миниатюрное  переговорное  уст-
ройство и произнес:
   - Уехали. Контрольное время - пятнадцать минут.
   Через пятнадцать минут группа людей в черном погрузилась в автобус.
   - Не рано мы уезжаем? - обеспокоенно спросила Настя, глядя на часы. -
А вдруг они решат вернуться и еще раз проверить?
   - Нормально, - успокоил ее Бокр. - Времени прошло вполне  достаточно,
чтобы родители успели выйти и все мы поехали якобы в морг.  Будем  наде-
яться, что они не начнут рыскать по  всем  московским  кладбищам,  чтобы
убедиться, что мы действительно хороним девушку.
   - Будем надеяться, - согласилась  Настя.  Виктор  Алексеевич  Гордеев
внимательно слушал Настю. После перенесенной на ногах болезни он  выгля-
дел плоховато, под глазами собрались мешки, блестящую лысину то  и  дело
покрывала испарина, появилась небольшая одышка. Но он привычно не  обра-
щал внимания на недомогание и был все тем же упругим Колобком,  энергич-
ным и требовательным.
   Настя провела в его кабинете уже почти час, докладывая ему о ходе ра-
боты по четырем наиболее сложным на сегодняшний день делам. Она ни в од-
ном из них не принимала непосредственного участия, но именно ей было по-
ручено собирать воедино всю разрозненную информацию по этим делам,  ана-
лизировать ее, выдвигать версии, придумывать способы наиболее быстрой  и
эффективной их проверки, тщательно оценивать вновь поступающие  сведения
и отсекать те версии, которые не подтверждаются. Такой стиль работы  был
в свое время придуман самим Колобком, и именно для этой функции он  взял
на работу Анастасию Каменскую, в то время совсем молоденькую, только на-
чавшую свою милицейскую карьеру в одном из районных управлений  внутрен-
них дел. Его удивила тогда неутомимая способность этой девчушки  к  кро-
потливой аналитической работе, а также несвойственная большинству  людей
широта мышления, позволявшая Насте выдвигать самые неправдоподобные вер-
сии и находить им самые невероятные объяснения. Над ее дикими гипотезами
открыто смеялись, а Гордеев ради любопытства проверил одну из них, удов-
летворенно хмыкнул и тут же запросил ее личное дело...
   - Виктор Алексеевич, мне кажется, что я  могу  добыть  информацию  об
убийстве милиционера у метро "Таганская", - осторожно начала она, покон-
чив с официальной частью беседы.
   Гордеев снял очки и сунул дужку в рот, что  означало  высшую  степень
внимания и готовность к продолжению работы.
   - Это касается людей, которых дал тебе твой любезный друг Денисов?  -
недовольно спросил он.
   - И да, и нет. С их помощью я обнаружила человека, который мог видеть
или знать что-нибудь важное. Но человек этот к ним никакого отношения не
имеет, он сам по себе. В двух словах ситуация выглядит  следующим  обра-
зом: если он ничего не знает, то тут, увы, дальше  дороги  нет,  а  если
знает, то ни за что не скажет нам об этом,  потому  что  сам  собирается
убить того, кто застрелил Костю Малушкина. В  первом  случае  мы  ничего
сделать не можем, во втором - скорее всего тоже. Но нужно  пробовать.  Я
сегодня была в 37-м отделении, говорила с сотрудниками, которые  занима-
ются убийством Малушкина. У них - полный ноль, ни одной зацепки, ни  од-
ного следа. Но они, честно признаться, мне не  очень  понравились.  Если
отдать им человека, который может что-то  знать,  они  все  испортят,  а
пользы не будет. Они с ним не справятся.
   - Хм, а ты, выходит, справишься?
   - Боюсь, что и я не справлюсь. Только если вы мне поможете...
   - Допустим. У тебя есть конкретный план?
   - Пока нет. Мне нужно узнать об этом человеке как можно больше, чтобы
было из чего делать основу под план.
   - Где находится дело об убийстве Малушкина?
   - В прокуратуре  округа.  Следователь  Болдырев.  Виктор  Алексеевич,
убийство милиционера вряд ли раскроют. Никто не видел,  как  он  ушел  с
поста, никто не знает, с кем и зачем он ушел и  как  попал  на  стройку.
Этого и я не знаю, но я догадываюсь, почему его убили. Только  догадыва-
юсь, доказательств у меня нет. И о том, кто его убил, я тоже только  до-
гадываюсь, но тот человек, о котором я вам говорю,  мог  видеть,  с  кем
Костя вышел из метро и пошел на эту чертову стройку. Его показания могут
стать доказательством, и это - единственное доказательство, которое мы в
принципе можем получить по этому делу. Весь фокус состоит в  том,  чтобы
добиться от него показаний.
   - Хорошо, - кивнул Колобок. - Я подумаю, что можно  сделать.  Но  мне
все это не нравится, Анастасия. Во-первых, мне не нравится твоя самодея-
тельность. Во-вторых, мне не нравится твое недоверие к сыщикам из  37-го
отделения. Ты должна им помогать, если у тебя  открылась  такая  возмож-
ность, а не тянуть одеяло на себя.
   Настя уже собралась было рассказать начальнику о возможности раскрыть
три давних убийства, но почему-то промолчала. Это выглядело бы так, буд-
то она оправдывается.
   - Вообще во всей этой истории я тебя не одобряю,  -  продолжал  между
тем Гордеев, - но я считаю, что ты должна учиться на своих ошибках сама,
а не с моей помощью, только тогда из тебя выйдет толк. Если ты  уверена,
что никогда в будущем не раскаешься, что пользовалась услугами Денисова,
- что ж, действуй. Только потом, когда он через какое-то  время  возьмет
тебя за горло и потребует ответной услуги, не беги ко мне жаловаться.  Я
тебя предупреждал. Если ты уверена, что можешь сделать то, чего не могут
ребята с территории, - валяй, я тебе помогу. Но если  окажется,  что  ты
все сделала неправильно, а те ребята смогли бы это сделать лучше  и  эф-
фективнее, - пеняй на себя. Перед начальством я тебя, конечно,  прикрою,
но сам поговорю с тобой уже подругому.
   - Я все понимаю, Виктор Алексеевич, - удрученно сказала Настя.
   - Ну, коли понимаешь, тогда начинай. Я тебя слушаю.
   Настя провела в кабинете начальника еще какое-то время и вышла от не-
го совсем подавленная. Точные вопросы и безжалостные оценки Гордеева еще
больше заставили ее усомниться в своих возможностях. И зачем только  она
все это затеяла? И зачем к ней пришел брат со своими проблемами?
   Но она тут же вспомнила о Даше, с которой  неизвестно  что  могло  бы
случиться, если бы она, Настя, вместе с Бокром не вывела ее из-под  уда-
ра. И еще она подумала о юном розовощеком Косте Малушкине, убийство  ко-
торого так и повисло бы в воздухе, если бы не брат Саша со своими  проб-
лемами.
   В далеком азиатском городе наступила ночь, но в лаборатории работа не
прерывалась ни на минуту. График испытаний был  чрезвычайно  плотным,  и
для того чтобы закончить проект, как и было обещано, к  первому  января,
нельзя было позволять себе ни выходных дней, ни ночного отдыха.
   В кабинете руководителя проекта стояла тяжелая тишина: обитые звукои-
золяционным материалом стены не пропускали ни звука, а окон в  помещении
не было. Сам руководитель, толстый, болезненно оплывший человек лет  со-
рока с редкими каштановыми волосами и крупным носом,  что-то  сосредото-
ченно писал в блокноте. Нет, никак не получалось закончить работу,  если
будут по-прежнему продолжаться перебои с поставкой  сырья.  В  ближайшие
три-четыре дня можно провести серию испытаний, но если результаты  пока-
жут, что нужно делать новый вариант прибора, то без сырья не обойтись, а
все запасы кончились. Это означает отсрочку завершения проекта и  сниже-
ние гонорара. Слишком большая отсрочка влечет еще более крупные неприят-
ности.
   Майкл Штейнберг, которого еще совсем недавно звали просто  Мишей  или
Михаилом Марковичем и который все свое детство провел на Западной Украи-
не, во Львове, находился здесь, в Азии, нелегально. У него  не  было  ни
паспорта, ни вида на жительство, ни гражданства. Все это ему было обеща-
но, если он вовремя и с хорошим результатом завершит работу  над  проек-
том. А если нет - его просто вышвырнут на улицу, предварительно  накачав
каким-нибудь лекарством, которое сделает его  поведение  таким,  что  он
быстренько окажется в полиции, а затем в доме для умалишенных.  На  этом
жизнь талантливого ученого  Майкла  Штейнберга  закончится,  и  начнется
бессмысленное существование сумасшедшего без имени,  семьи  и  прошлого.
Его предупредили, что если придется принимать против  него  кардинальные
меры, то сделано это будет в стране, где понятие о законности  и  правах
человека весьма эфемерно и приблизительно, так что надеяться на правовую
защиту государства ему не придется.
   Он даже не знал точно, где на самом деле находится. Его,  жадного  до
денег и самоуверенного, просто купили, купили легко, как вещь на базаре,
купили в тот самый момент, когда он только сошел с самолета в  аэропорту
Тель-Авива. Он выехал в Израиль один, престарелые родители категорически
отказались покидать Львов, а жена уже давно с  ним  развелась  и  жизнью
бывшего супруга не интересовалась, да и жила она совсем в другом городе.
Историческую родину Миша так и не увидела, его пребывание на Земле  обе-
тованной ограничилось четырехдневным проживанием в гостинице  аэропорта,
во время которого его ловко  и  умело  обработали,  сыграв  на  любви  к
деньгам, страхе перед нищетой и безработицей, тщеславии ученого. У  него
забрали документы, а через четыре дня погрузили в самолет вместе с тремя
сопровождающими, и Миша улетел из Израиля в Канаду. Дальнейшее путешест-
вие проходило исключительно на частных самолетах, экипаж которых многос-
ловием не страдал. Сопровождающие его люди,  напротив,  были  вежливы  и
разговорчивы, но лишь в  определенных  пределах.  Поэтому  когда  Майкла
Штейнберга привезли в эту огромную подземную лабораторию,  он  мог  лишь
гадать, находится он в Китае, Корее, Японии, Австралии или на  Мальдивс-
ких островах. Со временем он, конечно, разобрался, что находится все-та-
ки в Азии, но где именно - так и осталось для него загадкой.  Работающим
над проектом людям, судя по всему, под страхом смерти запрещено было об-
суждать с руководителем что бы то ни было, выходящее  за  рамки  научной
работы. Да и само общение было весьма ограниченным: Майкл  сидел  в  от-
дельном кабинете, а все разговоры велись либо по прослушивающемуся внут-
реннему телефону, либо в присутствии одного из двух американцев,  предс-
тавляющих, как сообразил Миша, службу безопасности. При них язык особен-
но-то не распустишь.
   Штейнберг нажал голубую кнопку на пульте связи. Дверь тотчас же раск-
рылась, и в кабинет вошел один из американцев, которых Миша про себя на-
зывал церберами.
   - Слушаю вас, доктор.
   - Как решается проблема с сырьем? - недовольно спросил Майкл. - Время
идет, и работы могут остановиться.
   - Каков максимальный срок, который мы можем еще протянуть?
   - Три дня, самое большее - четыре, - отрезал руководитель.  Здесь  он
быстро научился быть жестким и неуступчивым.
   Американец разговаривал с ним спокойно, но отстраненно, словно не же-
лая вникать в проблемы, стоящие перед этим толстым потным человеком.
   - Я доложу, - ровным голосом ответил он, - что сырье нужно вам  через
четыре дня.
   - Уж будьте любезны,  -  отпарировал  Штейнберг,  не  пытаясь  скрыть
злость и тревогу. - Я вас больше не задерживаю.
   Цербер молча повернулся и вышел.
   Майкл пытался утешить себя тем, что перебои с сырьем - не  его  вина,
поэтому, если завершение проекта из-за этого задержится,  его  не  будут
наказывать. Но утешение оказалось слабым, потому он хорошо помнил, что в
самом начале работы по укоренившейся еще  с  советских  времен  привычке
лентяйничал и халтурил, долго раскачивался, тянул резину, строил из себя
великого мыслителя. И это не осталось незамеченным его нанимателями. Его
сначала мягко предупредили, а потом открыто  пригрозили,  объяснив,  что
предвыборная кампания в стране начинается в феврале, поэтому, если  про-
ект не будет завершен вовремя, работа над ним вообще теряет смысл, и  за
вложенные в него огромные деньги найдется с кого спросить. В том числе и
с него, научного руководителя проекта. Вот тогда ему впервые и объяснили
про сильное психотропное  лекарство  и  закрытую  клинику  для  душевно-
больных. Майкл поверил им безоговорочно, потому что такие приемчики  из-
давна применялись и в России, о чем ему было хорошо известно. Более  то-
го, в последнее время он начал побаиваться, что такая  судьба  ждет  его
независимо от исхода работы над проектом: он не опасен для своих нанима-
телей только до тех пор, пока сидит в этом вонючем изолированном от все-
го света бункере. Когда работа закончится, его  нужно  будет  выпустить.
Кто знает, не побоятся ли они это сделать... Поэтому Майкл изо всех  сил
старался проявить себя как можно лучше, чтобы его захотели снова исполь-
зовать. Он с тоскливым сарказмом думал о том, что начинал работу, мечтая
о больших деньгах, а заканчивает ее, мечтая лишь о том, чтобы остаться в
живых. Потому что если его будут использоват