бы он  инвалидом,  она,
конечно, сказала бы ему все, что думает, не особо выбирая выражения и не
стесняясь. Интересно, о какой женщине он говорит? Две недели  назад  Со-
ловьев уверял, что дамы сердца у него нет. Лгал? Или  она  появилась  за
эти две недели? Уж не прелестная ли Марина?..
   - А та женщина, которая у тебя есть, тебя не устраивает?  Зачем  тебе
я?
   - Я не буду обсуждать ее с тобой, - решительно ответил Владимир Алек-
сандрович. - Но я хочу, чтобы ты знала: я могу в любой момент расстаться
с ней.
   - Ради меня?
   - Да. Ради тебя.
   - Соловьев, я не стою таких жертв.
   Настя осторожно высвободила руку и полезла в сумку за сигаретами.
   - Я скучная деловая женщина, начисто лишенная романтизма, как ты  сам
справедливо заметил. Тебе не будет хорошо со мной. Я всегда была немного
суховатой, а теперь стала просто жесткой, как кусок хлеба  двухнедельной
давности. Тебе нужна женщина, которая будет тебя обожать, а я уже  разу-
чилась это делать.
   - Ты не права. Женщина, которая обожает меня, у  меня  есть.  Но  мне
нужна та, которую я буду любить. Впрочем,  наши  препирательства  лишены
смысла. Я тебе не нужен, и мне придется с этим смириться.  Хотя,  должен
признаться, ты мне подала надежду. Это жестоко с твоей стороны.
   - Неправда, Володя. Я не подавала тебе никаких надежд. Я честно  ска-
зала тебе в первый же раз: мне нужно понять, освободилась ли я от  тебя.
И ничего другого.
   - Значит, я неправильно тебя понял.
   - Значит, неправильно.
   - Но ведь ты скучала по мне, ты сама говорила об этом по телефону.
   Настя почувствовала, что смертельно устала.  Она  устала  от  поисков
маньяка. Она устала от Соловьева и от этого бесцельного разговора, кото-
рый ни к чему не приведет. Она понимала  своего  бывшего  возлюбленного,
каждое его побуждение, каждую мысль, словно видела его насквозь. И прек-
расно знала, что речь идет не о любви, а о самолюбии. Ему хочется приру-
чить ее, взять на короткий поводок. Много лет назад она первая  отступи-
ла, поняв, что он ее не любит. И в его глазах это выглядело  так,  будто
она его бросила, хотя он наверняка испытал  огромное  облегчение,  когда
это случилось. То, что он легко с этим смирился и не стал ее удерживать,
на самом деле означало только одно: он рад был избавиться от нее. Это он
ее бросил, а не она его. И Настя считала именно так. Но  Соловьев,  судя
по всему, так не думал, во всяком случае сейчас. Теперь он  хочет  отыг-
раться хотя бы перед самим собой. Пусть бросила, но прошло много лет - и
пришла сама, приползла чуть не на коленях. С годами он утратил интерес к
легкой добыче, ему хочется завоевать ее - взрослую,  сильную,  самостоя-
тельную, и гордиться собой. Владимир Соловьев, она знала, был из той по-
роды людей, которые любят не партнера как такового, а себя  в  романе  с
этим партнером. Он мог бы увлечься нищей бродяжкой, кормил бы ее и  оде-
вал и любил себя в этой ситуации за свое благородство, щедрость и ориги-
нальность выбора. Ему необходимо  было  любоваться  собой,  это  было  и
раньше, но сейчас стало особенно заметным.
   Когда явился Свалов, Настя облегченно вздохнула.  Слава  Богу,  можно
попрощаться и уходить. При постороннем молодом человеке  Владимир  Алек-
сандрович не стал задавать настойчивых вопросов о том, когда Настя снова
появится, и это ее вполне устроило.
   - Ну, рассказывай, - сказала она, когда  машина  Свалова  выехала  на
шоссе. - Сколько домов осмотрел?
   - Как - сколько? - удивился Геннадий. - Все.
   - Все семнадцать? - недоверчиво переспросила Настя.
   - Конечно.
   Она провела у Соловьева два с половиной часа. Получалось, что  Свалов
тратил на каждый коттедж меньше десяти минут. Это никуда не годилось.
   - Ты хоть понимаешь, что это несерьезно? - зло спросила она. - Предс-
тавитель уважающей себя фирмы не может осматривать  двухэтажный  дом  за
десять минут. Мы должны были сделать все это в три-четыре  захода,  под-
робно расспрашивать жильцов обо всяких мелочах. Но самое  главное  -  мы
должны были собрать сведения о тех, кто не хочет страховаться,  выяснить
причины их отказа. Ты хотя бы это сделал?
   Свалов угрюмо молчал, не отрывая глаз от дороги.
   Понятно. Ничего он не сделал. Хотел побыстрее скинуть с плеч  задание
и рвануть на свободу по своим делам.
   - Завтра придется приехать еще раз. И в понедельник тоже, -  спокойно
произнесла Настя, решив нотаций не читать и выволочки не устраивать.
   - Да сколько же можно с этим возиться! - раздраженно  ответил  он.  -
Преступник выявлен, а вы вместо того, чтобы его задерживать и  раскручи-
вать, заставляете меня тратить время неизвестно на что.  На  ерунду  ка-
кую-то.
   Настя не хотела с ним ссориться, поэтому решила быть предельно вежли-
вой и миролюбивой.
   - Ты же был вчера на совещании и все слышал. Мне казалось, мы все до-
говорились, что задерживать Черкасова рано, пока мы не нашли место,  где
он держал и продолжает держать мальчиков. Если ты с этим не согласен, то
почему промолчал вчера? У тебя была возможность высказаться. Давай  сей-
час обсудим твои соображения.
   - Нет у меня соображений, - буркнул Геннадий. - Время  жалко  попусту
тратить. Я свою основную работу совсем забросил с этим вашим Черкасовым.
   - Ну потерпи еще немного, - мягко попросила Настя. - Поверь мне, дело
того стоит.
   Когда она вернулась на Петровку, все в ней продолжало кипеть от него-
дования и злости, хотя она сдерживалась изо всех сил, чтобы не  показать
этого. Неужели действительно поколение грамотных и преданных делу  сыщи-
ков вымирает, а на смену им приходят вот такие, как Свалов,  равнодушные
и думающие только о себе? Ведь Гена далеко не глуп, он способный парень,
и мозги у него работают нестандартно, иначе он  не  смог  бы  догадаться
проанализировать титры в четырнадцати фильмах. Он мог бы  стать  хорошим
оперативником, по-настоящему хорошим, если бы захотел. Но ему это  неин-
тересно. Зачем он вообще в милицию пошел?
   Геннадий Свалов очень хорошо знал, зачем он пошел в  милицию.  В  тот
год, когда он закончил школу, в один  из  московских  милицейских  вузов
разрешили наконец принимать абитуриентов, не  служивших  в  армии.  Пос-
кольку в это время уже шли боевые действия в Карабахе, идти  в  армию  с
риском оказаться на линии огня Свалову совсем не хотелось. Когда он  пе-
решел на третий курс, экономические реформы в стране достигли того  эта-
па, на котором стала очевидной быстро растущая  потребность  в  юристах,
специализирующихся на гражданском праве. И Геннадий составил план, в со-
ответствии с которым он будет углубленно изучать правовое  регулирование
вопросов, связанных с недвижимостью, после окончания вуза  поработает  в
милиции, пока не выйдет из призывного возраста, а потом рванет на  граж-
данку и устроится юристом в риэлтерскую фирму. Поскольку работа  в  уго-
ловном розыске в рамках указанного плана являлась для него  вынужденной,
временной и, в общем-то, неинтересной, то ничего удивительного, что  все
свободное (или целенаправленно освобождаемое) время Свалов посвящал тому
делу, которое должно было стать делом его жизни  -  сделкам  с  недвижи-
мостью. Он подвизался сразу в трех фирмах, составляя для  них  различные
договоры и консультируя их по вопросам заключения сделок. Разумеется,  и
деньги за это он получал немалые. Но времени на углубленное  юридическое
обслуживание все-таки не хватало, и Геннадий уже присмотрел себе  другую
должность в милиции, более удобную с точки зрения  свободы  маневра.  Он
собрался переходить в кадровый аппарат, где суббота и  воскресенье  были
действительно выходными днями, не говоря уж о том, что  и  рабочий  день
заканчивался в шесть вечера, а не утром следующего дня. И начальника его
удалось уговорить, правда, с большим трудом, но удалось. Сейчас с  прак-
тической работы отпускают неохотно, преступления некому раскрывать. Воп-
рос о переходе старшего лейтенанта Свалова в другую службу  был  практи-
чески решен, и начальник отдела сказал, что приказ  об  откомандировании
будет подписан, как только Геннадий закончит работу по убийству, которую
он вел в составе бригады совместно с сотрудниками ГУВД.
   Все было бы ничего, если бы не одно обстоятельство. Геннадий  в  этом
году еще не был в отпуске. И в соответствии с договоренностью с одной из
фирм отпуск свой он намеревался провести по-деловому, хотя и не без при-
ятности. Речь шла о выезде в страну, в последние годы интенсивно превра-
щающуюся не только в международный курорт, но и в центр бизнеса, и  фир-
ма, в которой подрабатывал Свалов, собиралась заключить там  ряд  сделок
на покупку земли под  последующее  строительство.  Выезд  представителей
планировался на середину мая, и билеты уже были куплены, поскольку  Ген-
надий клятвенно заверил, что к этому моменту сможет оформить отпуск. Од-
нако для того, чтобы этот отпуск  получить,  необходимо  было  в  обяза-
тельном порядке успеть перейти на новую работу. Кадровика  могут  отпус-
тить отдыхать практически в любое время и с любого момента, а  с  опера-
тивным составом  этот  номер  проходил  редко.  Стало  быть,  последова-
тельность действий была такой: быстро закончить работу в  бригаде,  при-
везти с нового места работы запрос на откомандирование, схватить  обход-
ной листок, в течение дня решить все проблемы, "протолкнуть"  подписание
соответствующего приказа в окружном управлении и в ГУВД, дождаться  при-
каза о назначении на новую должность и тут же написать рапорт на отпуск.
И на все про все - меньше месяца, а в начале мая  еще  и  праздники.  То
есть времени совсем не остается.
   Свалов был человеком шустрым и оборотистым и сделал уже заранее  все,
что нужно, чтобы прохождение документов  и  приказов  шло  без  дополни-
тельных задержек. Но вот работа в бригаде... Она все тормозила и ставила
под угрозу возможность выезда за рубеж для заключения сделок.  А  подво-
дить фирму ох как не хотелось!


   Глава 9

   Генерал Руненко полковника Гордеева не любил, в том  смысле,  что  не
чувствовал себя в его обществе психологически комфортно. Он уважал  Вик-
тора Алексеевича за деловые качества и  бесспорный  профессионализм,  но
когда этот пятидесятипятилетний невысокий круглоголовый крепыш появлялся
в кабинете Руненко, у генерала возникало такое чувство, будто ему предс-
тоит сдавать экзамен. А экзаменов он со школьных  лет  терпеть  не  мог.
Гордеев то и дело преподносил ему сюрпризы, иногда приятные - в виде не-
ожиданно быстро и нетрадиционно раскрытых громких преступлений, а  порой
и неприятные, как вот сегодня. Хотя, похоже, сам Виктор Алексеевич этого
еще не знал.
   Сегодня в первой половине дня состоялся брифинг с участием  руководи-
телей Главного управления внутренних дел Москвы, на котором  присутство-
вал и генерал Руненко. И на брифинге случилось нечто из ряда вон выходя-
щее, после чего Руненко имел крайне неприятный разговор  с  начальством.
Теперь ему предстояло выяснить у Гордеева, как такое могло  произойти  и
что вообще все это означает.
   - Виктор Алексеевич, - начал Руненко, стараясь держать себя в руках и
говорить негромко и спокойно, - почему я ничего не знаю о деле еврейских
мальчиков?
   По лицу Гордеева было видно, что удар попал в болезненную точку.  Од-
нако стойкости полковника можно было позавидовать.
   - Потому что я тоже ничего об этом не знаю, - ответил он, глядя прямо
в глаза генералу.
   - А я надеялся, что вы дадите мне  разъяснения,  -  заметил  Руненко,
против воли начиная закипать. - Согласитесь, не очень-то красиво получа-
ется, когда журналисты на брифинге задают руководству  ГУВД  вопросы,  а
руководство проявляет полную неосведомленность. Может сложиться  впечат-
ление, что мы просто не владеем ситуацией и не знаем, что  происходит  в
нашем городе.
   - Я не понимаю, о чем идет речь. В нашем производстве дела о  еврейс-
ких мальчиках нет, - твердо сказал Гордеев.
   - Ах нет?! - взорвался генерал. - Значит, нет? А кто такой  Черкасов,
которого разрабатывают ваши сотрудники? Да так серьезно, что привлекли к
работе оперативников из округа, пустили за ним "наружку". Что вы мне го-
лову-то морочите?
   - Черкасов - гомосексуалист, который подозревается в совершении  тяж-
ких преступлений на сексуальной почве. При чем здесь еврейские мальчики?
Товарищ генерал, вас кто-то дезинформировал.
   - А то, что те тяжкие преступления, которые ваш Черкасов совершал  на
сексуальной почве, направлены на еврейских мальчиков, - это  так,  тьфу?
Этот момент можно опустить? Я отказываюсь вас понимать, Виктор  Алексее-
вич. Зачем вы пытаетесь ввести меня в заблуждение?
   - Прошу прощения, товарищ генерал, нет никаких доказательств,  связы-
вающих Черкасова с детьми из еврейских  семей.  Черкасов  подозревается,
но, подчеркиваю, только подозревается, в похищении и убийстве Олега  Бу-
тенко, но Бутенко - русский. Я не понимаю, откуда взялось все остальное.
   - Очень интересно. Вы не понимаете. Черкасов, как я узнал  от  журна-
листа, присутствовавшего на брифинге, подозревается в убийстве не одного
Бутенко, а девяти юношей. Да, Бутенко - русский, а  остальные  восемь  -
евреи. Вы хотите об  этом  умолчать?  Вы  пытаетесь  подтасовать  факты?
Объясните же мне, что происходит, в конце концов. Почему такое  страшное
преступление скрывается от руководства ГУВД, почему оно до сих пор не на
контроле? Что вы себе позволяете?
   Генерал выпустил пар и успокоился. Разумеется, он был разгневан,  по-
тому что выглядел на брифинге, а потом в кабинете начальства полным иди-
отом, не имеющим представления о том, чем  занимаются  его  подчиненные.
Но, зная полковника Гордеева не один год, он понимал, что дело тут не  в
халатности и разгильдяйстве. Гордеев ничего просто так не делает, не та-
кой он человек, чтобы держать что-то в секрете, не имея на то веских ос-
нований.
   Да, основания эти у Гордеева были, в этом Руненко  убеждался,  слушая
неторопливый рассказ полковника. Для Черкасова, судя по  всему,  главным
была внешность, а то, что мальчики с такой внешностью сплошь оказывались
евреями, - просто несчастное стечение обстоятельств. Если  какому-нибудь
сумасшедшему нравится внешность туркменских  девушек,  то  он  совершает
преступления не против женщин этой национальности, а против женщин с оп-
ределенным типом лица. И здесь то же самое. Но это только  одна  сторона
медали. А ведь была и другая, гораздо более серьезная. Дело предано  ог-
ласке, и ГУВД обязано отреагировать.
   - Почему вы не задерживаете Черкасова? - спросил  он,  когда  Гордеев
закончил свои разъяснения.
   - Нам нужно найти место, где он держал похищенных. Без этого мы ниче-
го не можем ему предъявить. Только кражу.
   - Что, наши прославленные сыщики разучились работать с  задержанными?
Навыки ведения допроса полностью утрачены? Как вести внутрикамерную раз-
работку - тоже благополучно забыли? - нехорошо усмехнулся генерал. - Или
вы ждете, когда он соберется еще кого-нибудь похищать, чтобы взять его с
поличным и не мучиться с доказыванием? Вы хоть понимаете, что произойдет
завтра? Завтра в газетах появится сообщение о том,  что  в  городе  идет
охота на еврейских детей, а правоохранительные органы сидят сложа руки и
молча взирают на этот кошмар. Более того, эти органы, оказывается,  даже
не в курсе того, что происходит. Это будет завтра. А послезавтра  знаете
что случится? Не знаете? Так я вам скажу.  Послезавтра  найдется  умник,
который обвинит в этом коммунистов, припомнив  сталинские  антиеврейские
репрессии и брежневский антисемитизм. Коммунисты, которые никакого отно-
шения к этому не имеют, станут возмущаться и  требовать  сатисфакции  от
обидчиков и решительных действий по разъяснению  ситуации  от  нас.  Они
станут утверждать, что все это - гнусные инсинуации  главного  соперника
по предвыборной гонке. Выборы на носу, скандал будет - не  приведи  Гос-
подь. И никому вы никогда не сможете объяснить, почему Черкасов  до  сих
пор ходит на свободе. Виктор Алексеевич, не испытывайте моего  терпения.
Через час доложите мне о задержании Черкасова, пока катастрофа не разра-
зилась. Вы меня поняли?
   - Я понял, - холодно ответил Гордеев. - Но я прошу  вас  предоставить
мне право самому решать, когда наиболее целесообразно производить задер-
жание. Я считаю, что еще рано это делать. Если вы назовете мне имя этого
сверх меры осведомленного журналиста, я сделаю все  возможное,  чтобы  с
ним договориться. Я объясню ему, почему не нужно печатать эти сведения.
   - Да там полный зал был журналистов! - снова вскипел Руненко. - Спра-
шивал один, а слышали-то все! Вы что, собираетесь всем им рот  заткнуть?
Короче, Виктор Алексеевич, обсуждать тут нечего. Через час Черкасов дол-
жен быть задержан. Это приказ.
   - Товарищ генерал, я настаиваю на своей позиции, - жестко сказал Гор-
деев. - Вы должны понимать, речь идет о мальчиках, которые  еще  живы  и
которых нужно найти. Это не моя прихоть  и  не  упрямство,  это  здравый
смысл и нормальное человеческое сострадание. Возможно, они  больны,  они
нуждаются в помощи, и, если Черкасов сам не приведет нас к месту, мы мо-
жем искать его так долго, что, когда найдем, - будет уже поздно.
   - Но ведь, насколько я понял, вы не уверены в том, что в  данный  мо-
мент он кого-то прячет. У вас нет таких сведений.
   - Нет, - согласился Гордеев. - У нас есть только  основания  подозре-
вать. В настоящее время в розыске по заявлению родителей находятся четы-
ре человека, которые могут оказаться жертвами Черкасова. Но мы не знаем,
действительно ли это так или  они  пропали  при  совсем  других  обстоя-
тельствах. Сейчас ведется интенсивная работа по установлению  всех  обс-
тоятельств исчезновения именно этих четырех мальчиков и юношей. Если  мы
будем уверены в том, что они не у Черкасова, я готов пойти на то,  чтобы
его задержать. Мы придумаем, как и где искать доказательства против  не-
го. Но я должен быть уверен, что ни один потерпевший не пострадает из-за
нашего поспешного задержания.
   - Ну хорошо. - Генерал пожевал губами, задумчиво постукивая  пальцами
по столу. - Хорошо. Вы меня убедили. Газеты выйдут только завтра  утром.
По крайней мере до завтрашнего утра можно подождать. Если завтра в прес-
се ничего не появится, можно будет подождать еще день. Готовность к  за-
держанию должна быть постоянной. Поручите кому-нибудь отследить газеты в
тот момент, когда они поступают утром в продажу. Если  хоть  одно  слово
напечатано про этих мальчиков - немедленно давайте сигнал к  задержанию.
Поверьте моему опыту, максимум через полтора-два часа после выхода газет
раздастся звонок из какогонибудь высокого кабинета. К этому  моменту  мы
должны иметь возможность ответить, что преступник задержан. Все,  Виктор
Алексеевич, больше я ничего для вас сделать не могу. Если бы не уважение
к вашему профессиональному опыту, я бы и на эти уступки не пошел. Мы до-
говорились?
   - Так точно, товарищ генерал, - отчеканил  Гордеев,  сделал  строевой
поворот и направился к двери.
   - Виктор Алексеевич! - окликнул его Руненко.
   Гордеев так же четко повернулся к нему лицом.
   - Слушаю, товарищ генерал.
   - А характер незачем мне тут демонстрировать. Этим можете  заниматься
у себя дома, на кухне. Идите.
   Гордеев прикрыл за собой дверь так тихо, что Руненко почудилось, буд-
то он изо всех сил хлопнул ею.
   Он сидел перед Настей, багровый от ярости.
   - У кого-то из нас оказался слишком длинный язык. Знаю, что не у  ме-
ня, и надеюсь, что не у тебя. У кого?
   - Коротков и Коля Селуянов исключаются, - быстро ответила она.  -  Им
можете верить, как самому себе.
   - Тогда кто же? Свалов?
   - Похоже, - кивнула Настя. - Больше некому.
   - Вот дурак! - в сердцах выдохнул Виктор Алексеевич.  -  Ну  что  ему
неймется? Ведь просили же, убеждали, объясняли  по-человечески.  Ну  как
так можно! Ладно, процесс отрывания ушей отложим на потом. Сейчас быстро
беги в пресс-службу, возьми список всех журналистов, а