онять правильно.  Если  я  отвечу
вам отказом, то лучше мне вернуться в санаторий.  Если  же  соглашусь  -
другое дело. Тогда я с удовольствием поеду к вам в гости.
   Денисов поднялся, надел куртку и склонился к Настиной руке.
   - До скорой встречи, Анастасия Павловна.
   "Думай, деточка, думай быстрее, - говорила себе Настя Каменская, -  в
твоем распоряжении час. Он не скрывает, что он - истинный Хозяин Города.
Это уже хорошо, значит, он не считает меня полной дурой.  Он  подал  это
блюдо с мягким соусом благотворительности сентиментального богача, чтобы
не ставить меня в неловкое положение. Это тоже хорошо, значит, он не хо-
чет меня пугать. Следует ли из этого, что он хочет меня купить, чтобы  я
молчала об Алферове? Или история с торговлей девушками  -  правда?  Если
правда, то можно соглашаться, задачка интересная. А если  всетаки  Алфе-
ров? Как же проверить? Думай, Настасья.
   Раскрытие убийства Алферова мог организовать только он. Зачем он  это
сделал? Если я это пойму, я смогу принять решение. А если попробовать  с
другого конца? Кем он меня считает? Человеком, который может знать прав-
ду об убийстве и поэтому опасен? Если да, то нужно уносить отсюда  ноги,
пока цела. Как же это выяснить?"
   Настя выпила три чашки кофе, исчертила значками  и  закорючками  кучу
салфеток, пока не нашла решение. От напряжения ей  стало  жарко,  ладони
вспотели, сердце колотилось где-то в горле, пальцы  рук  дрожали  как  у
заправской алкоголички. "Кофе у них, что ли, неразбавленный, -  подумала
она - Нужно попытаться расслабиться".
   Решение было простеньким и незамысловатым, но позволяло  одним  махом
ответить на все вопросы и правильно оценить ситуацию. Настя взглянула на
часы - четырнадцать двадцать. Она достала из сумки газету, которую купи-
ла утром в киоске санатория, положила перед собой  и  стала  внимательно
изучать первую страницу. Сейчас явится "наниматель". Как он  отреагирует
на газету? Скажет: "А кстати, на последней странице очень любопытная за-
метка. Вы уже прочли? Оказывается, убийство-то в вашем санатории  совер-
шено на почве ревности". Тогда все. Останется придумать какую-нибудь не-
вероятно вескую причину для отказа и уносить ноги побыстрее. А жаль. За-
дачку о торговле "живым товаром" она бы с удовольствием порешала. Финт с
газетой имел еще один смысл: если Денисов сошлется  на  заметку,  всегда
можно поохать, поудивляться и дать понять, что ничего иного и не  подоз-
реваешь, тем самым обезопасить себя.
   Краем глаза Настя увидела мелькнувший в  противоположном  конце  зала
белый свитер, но головы не подняла. На газету упала тень.
   Послышался голос Эдуарда Петровича:
   - Не читайте эти глупости, Анастасия Павловна. Они  написаны  не  для
вас.
   Настя легко поднялась из-за стола. Дрожь в коленях исчезла,  в  груди
стало тепло. Ей захотелось его расцеловать.
   Со своей шефской работой в дорогом подмосковном ресторане Алан  расс-
тался без сожаления. Ему, деятельному,  хотевшему  все  сделать  самому,
контролировать и наставлять было неинтересно. К тому  же  и  исполнители
были в большинстве случаев не блестящие. Таковы же были, по мнению  при-
дирчивого Алана, и результаты их деятельности.  Настоящая  кухня  -  это
мир, это вселенная запахов, цвета и вкусовых ощущений, со своими закона-
ми гармонии, традициями, церемониями, этикетом. Этим законам он и  хотел
служить.
   Предложение Денисова работать у него дало Алану то, что он хотел  по-
лучить. Теперь к его услугам было все: деньги, дорогостоящее  оборудова-
ние, но самое главное - только здесь, у Эдуарда Петровича, он мог кудес-
ничать над приготовлением блюд в традициях экзотических национальных ку-
хонь. С большим старанием собираемая им коллекция  поварского  инвентаря
для приготовления этих блюд пополнялась в последнее время  довольно  ак-
тивно; делая подарок Алану, "соратники" и "коллеги" Денисова знали: Эду-
ард Петрович с благодарностью отнесется к знакам  внимания,  оказываемым
его личному повару. Здесь, в бывшей однокомнатной  квартире,  а  ныне  -
царстве Алана, все эти жаровни, казаны, противни, глиняные  горшки,  ре-
шетки и прочие хитроумные приспособления служили вместе с Аланом законам
Кухни. А Кухня существовала для Трапез.
   Все трапезы делились у Алана на ритуальные и  индивидуальные.  Первые
были почти всегда шаблонны, требовали не фантазии, а тщательности.  Суб-
ботние обеды всей семьей, торжества и юбилеи, деловые ужины не  выходили
за рамки пусть высшего класса, но общепринятой Кухни.
   Вторые же, индивидуальные, трапезы были стихией Алана. Он  давно  уже
понял всю узость банальной фразы о том, что путь к сердцу мужчины  лежит
через его желудок. Не к сердцу, а к уму, ко всей натуре человеческой был
тот путь. И не только мужчины, а человека вообще. Любого человека  можно
расположить к себе или оттолкнуть, заставить почувствовать  свою  значи-
мость или бесконечную свою ничтожность, даже если нет на самом  деле  ни
значимости этой, ни ничтожности. Можно понять  человека  и  одновременно
показать ему себя, проведя с ним время за продуманно сервированным  сто-
лом с правильно подобранными и тщательно приготовленными  блюдами.  Ведь
тонкости обращения с приборами, посудой, рюмками-бокалами ныне мало кому
знакомы. Даже мясо, приготовленное в горшочке, простом русском  традици-
онном горшочке, приводит некоторых в замешательство: куда этот  горшочек
девать, что с ним делать, ложкой в него или вилкой, да и в него ли?  Что
делать с этим сооружением из шампуров, стоящим на жаровне с углями?  Как
с устрицей обходиться, ножом ее или  чем  другим  расковыривать?  Может,
пальцами? Да даже простой помидор, так аппетитно лежащий рядом с  чем-то
непонятным на листе салата, - и он может дать  нежеланный  эффект,  если
его неаккуратно проткнуть вилкой или взрезать ножом: хорошо, если на се-
бя брызнет гость, а ну как на хозяина? И хозяин во  всех  таких  случаях
действительно "хозяин положения". Шампур от жаровни отцепил - гостю  пе-
редает. Сам первый горшочек отставил, ложечкой на тарелку содержимое  из
него выкладывает, а уж потом за вилку с ножом берется. И помидорчик тро-
гать не будет предупредительно, даст понять, что это всего-навсего  цве-
товое пятно, для глаз радость. И щипчики для устриц возьмет предусмотри-
тельно первый. Не жалует он чужого унижения и позора, с уважением к гос-
тю относится. Если захочет, конечно.
   Алан знал многое, консультируя Денисова  по  вопросам  индивидуальных
трапез, и о его отношениях с "соратниками" и "коллегами", и о  его  про-
тивниках, которые, стараниями Алана униженные, за столом "ломались", пе-
реходя почти всегда из разряда "врагов" в разряд "коллег", а то  и  "со-
ратников". Но эти его знания - только информация к размышлению о  серви-
ровке стола и приготовлении нужных блюд. Делами хозяина Алан не  интере-
совался никогда.
   К сегодняшней встрече Денисов готовился серьезно. Условий  было  пос-
тавлено много: больная спина, любит овощи,  не  любит  острое,  соленое,
мясное... Именно поэтому Алан так тщательно отбирал на рынке  и  рыбу  -
свежайшую осетрину, и овощи - цветную капусту, кочанный салат, глянцевые
баклажаны, зелень. Никакого лука-чеснока. Купил  он  и  несколько  пачек
ментоловых сигарет разных сортов (кто ее знает,  эту  капризную  гостью,
какой сорт она предпочитает), сухой мартини и  отличный  кофе.  Осетрину
Алан решил готовить на решетке. В жаровне уже лежали, краснея, березовые
угли, а рядом - пара ясеневых веточек, их он постругает в жаровню  перед
самым концом, осетрина перед подачей на стол приобретет от их дымка  чу-
десный, восхитительный золотистый цвет...
   Пока не было покончено с осетриной, беседа за  столом  носила  весьма
светский характер, в ходе которой Настя  уговорила-таки  Денисова  обра-
щаться к ней только по имени, без отчества. Когда Эдуард  Петрович  убе-
дился, что его гостья всем довольна и настроена дружелюбно, он перешел к
главному.
   - Могу я спросить вас кое о чем, Анастасия?
   - Попробуйте, - улыбнулась Настя, с удивлением ощущая легкость и  по-
кой. Страха, сжигавшего ее на протяжении последних суток, как не бывало.
   - Чем вы руководствовались, обдумывая мое  предложение?  Я  хотел  бы
знать, что могло заставить вас отказаться и почему  вы  в  конце  концов
согласились. Это ничего не изменит в нашем соглашении,  но  поможет  мне
понять ваш характер. Если вам неприятно, можете не отвечать,  -  тут  же
добавил он.
   - Нет, почему же, я отвечу: Ханин.
   - Вы догадались? Каким образом?
   - По фотографии. Среди вещей убитого была та самая рубашка, в которой
он сфотографирован. Рубашка совершенно новая, даже ни разу в  стирке  не
побывала. И ворот,  простите  за  подробности,  не  грязный.  Ее  носили
день-два, не больше. Этой фотографии у Ханина просто не могло  быть,  ее
сделали за те несколько дней, что Алферов пробыл  в  санатории.  Видите,
как просто.
   - В самом деле просто. И как это повлияло на ваше решение?
   - Я боялась, что вы заинтересованы в  сокрытии  истинного  убийцы.  В
этом случае я отказалась бы. Кроме того, я боялась, что вы считаете меня
опасной из-за того, что я не верю в историю с Ханиным. Тогда бы я просто
удрала из Города, мне с вами не тягаться. Но вы ясно  дали  мне  понять,
что все это не так.
   - И когда же я дал вам это понять?
   - Это не важно. Вы слышали о Шарлотте Армстронг?
   - Никогда. Кто это?
   - Писательница, автор детективов. У нее  есть  совершенно  гениальная
повесть "Сохрани свое лицо" - о молодой девушке, которая случайно попала
в орбиту внимания преступников и, не подозревая об этом,  разрушила  все
их планы. Знаете почему? Потому что совершенно не умела хитрить и  прит-
воряться и своей непосредственностью и прямотой ставила их в тупик.  Это
я к тому, Эдуард Петрович, что лучше, наверное, нам с вами  сразу  выяс-
нить отношения и не пытаться обмануть друг друга. У нас с вами  как  раз
тот случай, когда самый короткий путь - прямой.
   - Я готов.
   Денисов отставил рюмку, положил в Настину тарелку дольку  грейпфрута,
себе взял яблоко.
   - Эдуард Петрович, я знаю, что раскрытие убийства Алферова  организо-
вали вы. Это означает, что в ваших руках весь Город, в том числе и  пра-
воохранительные органы. Я примерно представляю  себе  размах  коррупции,
процветающей здесь, и не очень верю в вашу доброту и  сентиментальность.
Я отдаю себе отчет в том, кто вы такой, и иду на сотрудничество с вами с
открытыми глазами. И делаю это только потому, что то, о чем вы мне гово-
рили, чревато очень тяжкими последствиями и может повлечь новые  жертвы.
Мое согласие продиктовано именно этими соображениями. Поэтому,  если  вы
меня обманули, я завтра же уеду из Города, а послезавтра здесь будут лю-
ди из МВД, которые начнут разбираться с липовым уголовным делом о самоу-
бийстве Ханина. Видите, я честна с вами и не скрываю своих намерений.
   - Но Ханин действительно покончил с собой. Мы просто этим  воспользо-
вались.
   - А заключения эксперта? Куда вы их денете? Организуете пожар в  зда-
нии ГУВД, в котором сгорят все вещественные доказательства  и  процессу-
альные документы? Эдуард Петрович, поймите, я не угрожаю вам. Дайте  мне
слово, что, если убийца Алферова будет  обнаружен,  дело  возобновят  по
вновь открывшимся обстоятельствам. Дайте слово, и мне этого будет доста-
точно, чтобы с чистой совестью помогать вам.
   - А если я дам слово, но не сдержу его?
   - Значит, я идиотка и понесу за это ответственность. Но это  уже  мои
проблемы. Сводить с вами счеты я не буду. Обманутый в нашем с вами  слу-
чае виноват не меньше, чем тот, кто обманул. Каждый должен сам расплачи-
ваться за свои ошибки.
   - Хорошо, Анастасия, откровенность за откровенность. Следствие по де-
лу об убийстве нужно было прекратить любой ценой, чтобы не спугнуть тех,
кто засел в "Долине". Раскрытие организовано и оплачено мной, тут вы  не
ошиблись. У нас было несколько вариантов, как это  можно  было  сделать.
Самоубийца - только один из них. Для этого на  станции  "Скорой  помощи"
дежурил мой человек в ожидании подходящего случая. Но были и другие  ва-
рианты, просто этот сработал первым.
   - А фотография? Ведь она сделана при жизни Алферова. Зачем?
   - Вы все еще мне не верите... За последние четыре месяца моим челове-
ком в санатории сделаны фотографии всех отдыхающих, всех без исключения.
Мы беремся за дело очень серьезно, имейте это в виду.
   - И моя фотография есть?
   - Обязательно. Хотите взглянуть?
   - Хочу.
   Денисов вышел в расположенный рядом со столовой кабинет и через  нес-
колько минут вернулся с фотографией. Настя была запечатлена в день  при-
езда, осунувшаяся, с запавшими глазами  и  прикушенной  от  боли  губой.
Жертва концлагеря, а не молодая женщина!
   - Эдуард Петрович, а кто написал письмо?
   - Ну какая вам разница? - Он подлил ей в стакан мартини, бросил в не-
го кубик льда и дольку лимона. - Это наши производственные трудности.
   - Не скажите. - Настя лукаво улыбнулась. - Этому человеку  не  меньше
тридцати пяти, либо если он моложе, то живет с родителями. Он любит поэ-
зию, хотя сам не сочиняет. И с фантазией у него бедновато. Как, похоже?
   - Я спрошу, кому было поручено письмо. Но я жду ваших объяснений.
   - Вы сами-то читали это письмо?
   Денисов кивнул. Настя отпила большой глоток и начала медленно  декла-
мировать:
   - Этот человек, который так старался тебя позабыть и в чью память как
раз по этой причине ты вторгалась снова и снова как  навязчивая  песенка
или броская фраза рекламы, которую повторяешь против  собственной  воли,
этот человек сегодня, сейчас, еще сам того не подозревая, наконец  начал
тебя забывать. Как много ты потеряла в это мгновение!
   - Что это? - изумился Денисов.
   - Стихотворение кого-то из испанских  поэтов.  Опубликовано  в  конце
шестидесятых годов в журнале "Иностранная литература".
   - Ну и память у вас! - восхитился Эдуард Петрович.
   - Не жалуюсь. А человек ваш - халтурщик. Вот на таких мелочах и попа-
даются.
   - Ну, это вы бросьте, - рассмеялся он. - Кто, кроме вас, вспомнил  бы
публикацию почти тридцатилетней давности! Это чистая случайность, что вы
ее не забыли.
   - Как знать, Эдуард Петрович.  Стихотворение-то  хорошее,  его  могут
помнить многие, кто в те годы увлекался поэзией. Другое дело, что  среди
милиционеров таких людей сейчас уже не осталось. Но среди опытных  адво-
катов они вполне могут найтись. Адвокаты у нас, в отличие от  сыщиков  и
следователей, работают до глубокой старости. Так что не рискуйте  понап-
расну.
   - Я разберусь, - сказал Денисов, вдруг посерьезнев. - Ну что, Анаста-
сия, перейдем к делу?
   Алан не ожидал, что визит  гостьи  затянется  так  надолго.  Был  уже
восьмой час, а Эдуард Петрович все что-то обсуждал с ней. Наверное, надо
и ужин готовить в расчете на нее.
   Алан заглянул в свои записи, помял руками бороду и  принялся  чистить
баклажаны. Если через полчаса она еще будет здесь, он накормит ее такими
овощами!
   - У вас потрясающий повар, - искренне сказала Настя,  доедая  овощное
рагу, - он готовит как раз так, как мне нравится. Что ж,  Эдуард  Петро-
вич, ситуация у нас с вами тяжелая. До утра я подумаю, как мне  работать
с вашими гостями.
   - Хотите с ними побеседовать? Я распоряжусь, чтобы их привезли в  Го-
род. Или отвезти вас на дачу?
   - Я еще не решила. Видите ли, если они что-то скрывают от вас, то нет
никакой уверенности, что они разоткровенничаются со мной. Если я за ночь
не найду ключ к беседе, то она не имеет смысла. Но девушку надо привести
в бассейн, я хочу кое-что выяснить на месте.
   - Понял. Давайте договоримся о связи. Я не хочу, чтобы  около  вас  в
санатории появились люди, с которыми вы раньше не  общались,  это  может
насторожить преступников. У вас в номере есть телефонная розетка...
   - Да, я заметила.
   - Сегодня у вас будет номер телефона. Вам дадут  аппарат,  только  вы
его выключайте и убирайте куда-нибудь, когда не  пользуетесь.  И  звонок
поставьте на минимальную громкость. В котором часу вам позвонить?
   - Без четверти одиннадцать. В это время я возвращаюсь с процедур.
   - Без четверти одиннадцать я вам позвоню.
   Денисов проводил Настю до машины, пожелал ей доброй ночи и  не  спеша
поднялся к себе. Да, он не ошибся в этой девочке. Если не сможет она, то
кто же? Сколько же ей лет? Толя говорил, тридцать три. Не девочка уже...
В этом, наверное, и состоит ее главное оружие: выглядит  совсем  девчон-
кой, никто ее всерьез не воспринимает. Нет, главное оружие у нее - голо-
ва. Память, мышление, логика, расчет. А все остальное -  просто  прикры-
тие, чтобы никто этого оружия не заметил. "Умница, - почти ласково поду-
мал он о Насте, - какая же ты все-таки умница".
   Юрий Федорович Марцев лежал на диване  в  своей  "тайной"  квартирке,
подтянув колени к груди и обхватив их руками. Он  только  что  посмотрел
фильм. Вот и настала та страшная минута, которой он  так  боялся:  фильм
почти совсем не помог. Со времени прошлого приступа прошло всего полтора
месяца. Что же будет дальше? Когда ему дадут новое лекарство?
   "Она - дура. Она специально ко мне придирается", - мелькнула в голове
мысль. Личность Марцева начала раздваиваться, Юрочка все увереннее и на-
хальнее подавал голос, но теперь у Марцева не было  сил  сопротивляться.
Раньше силы давала ему надежда на "лекарство", уверенность в его  безот-
казном действии. Сейчас силы сопротивляться Юрочке иссякли.
   "Я - Юрий Федорович Марцев, завуч  школы,  преподаватель  английского
языка и литературы, у меня есть жена и почти взрослая  дочь",  -  сквозь
зубы шепотом повторял он по многу раз, стараясь заглушить капризный  го-
лос восьмилетнего мальчугана, недовольного чрезмерной опекой и  требова-
тельностью матери и ненавидящего ее. Марцеву казалось, что его мозг  де-
лается мягким, меняет свою форму и разделяется на две части: одна часть,
поменьше, будет принадлежать ему, а другая, большая, - Юрочке. Бог  мой,
как ему плохо, как же ему плохо!
   Он перестал твердить свое заклинание и крепко зажмурился. В ту же се-
кунду голова его наполнилась истерическим криком: "Я ее ненавижу! Я  хо-
чу, чтобы она умерла! Пусть она умрет! Немедленно! Пусть она умрет!"
   Марцев вскочил с дивана и заметался по квартире. Мысли,  рожденные  в
"его" половине мозга, переплетались с Юрочкиными.
   "Почему они не сделали фильм? Они же обещали..."
   "Ненавижу! Пусть она умрет!.."
   "Где эта девушка? Надо ее найти во что бы то ни стало..."
   "Она ругает меня даже за четверки, она придирается ко мне..."
   "... найти и привести туда, пусть они немедленно..."
   "Без нее мне будет лучше. Пусть ее не будет!"
   "... немедленно сделают лекарство, пока не случилось..."
   "Пусть ее вообще никогда не будет! Я ее убью!"
   "... пока не случилось самое страшное, пока  я  не  убил  кого-нибудь
еще..."
   "Я хочу, чтобы она умерла!"
   "... лучше я убью эту девушку, никто не узнает, мне надо ее убить..."
   "... я ее убью!"
   "... мне надо ее убить!"
   Два голоса слились в один вопль; настойчивый, требовательный.  Марцев
остановился, обливаясь холодным потом. Он знал, что  ему  нужно  делать.
Приступ надо снять любой ценой, иначе конец всему.  А  для  этого  нужно
всего лишь убить мать. Или кого-нибудь очень на нее  похожую.  В  Городе
есть женщина, убийство которой принесет облегчение. Он, Марцев, видел ее
собственными глазами, ее показывали ему в числе нескольких, приглашенных
для съемок. Нужно только ее найти. Первым делом следует  поискать  ее  в
павильоне, где снимали для него два предыдущих фильма. Все  очень  прос-
то...
   Мэр растерянно положил телефонную трубку. Он никак не ожидал, что ему
откажут. Вернее, прямого отказа не было, и на телевидении, и на радио, и
даже в городской газете, которой он предложил взять интервью у  московс-
кого сыщика, к его идее относились одобрительно, но тут же у всех возни-
кали совершенно непреодолимые трудно