дня показать  тебе
этого парня издалека, и дальше ты его работай своими средствами. А я уй-
ду в сторону, иначе будет только хуже.
   - Хорошо, - согласилась Настя, - покажи. А чем он тебе так не  понра-
вился?
   - Я его застукал совершенно случайно, когда он рылся в картотеке  ди-
ректора. Доступ к картотеке имеет только Пашка, да ты его  помнишь,  на-
верное, мы же с тобой у него были. Такой противный блондинчик.
   - Помню, - кивнула она, разливая кофе в чашки.
   - Пашка мне показывал картотеку и говорил, что там хранятся  сведения
обо всех заключенных агентством договорах. Но поскольку сам принцип  ра-
боты - это строгая конфиденциальность, то  каждый  конкретный  сотрудник
"Гранта" знает только о тех заказах, по которым работает. Сплетни всяко-
го рода запрещены, я имею в виду обсуждение чужих дел. Доступ к картоте-
ке имеет только Паша, больше ни у кого ключа нет. А кабинет свой  он  не
особо запирает, там все секреты только в железном шкафу, где  картотека,
а все остальное открыто для всеобщего обозрения. Если,  например,  он  в
течение дня куда-то отлучается, то никогда дверь не  закрывает.  И  даже
разрешает пользоваться кабинетом в свое отсутствие, если  нужно  принять
клиента, а во всех помещениях кто-нибудь да находится. Короче, приехал я
вчера, без всякого повода приехал и даже без предупреждения,  вроде  как
мимо проезжал и вроде как в прошлый раз оставил у Паши на столе зажигал-
ку. Прохожу к директору в кабинет, стараясь не привлекать к себе  внима-
ния, тихонько открываю дверь и вижу прелестную картину из цикла "Не жда-
ли". Парень перепугался насмерть, побелел, ну а  я,  как  большой  актер
всех драматических и академических театров, смущенно  извиняюсь,  лепечу
про зажигалку, быстро нахожу ее на столе и тут же  ретируюсь,  чтобы  не
спугнуть его. Мне пришлось притвориться, что в его присутствии  рядом  с
открытой картотекой я не вижу ничего особенного. Поэтому  я  не  мог  ни
спросить у других сотрудников его имя, ни остаться, чтобы подождать  Па-
шу. Его нельзя было пугать, понимаешь? И если я в обозримое время  снова
появлюсь в агентстве, он задергается из страха, что  я  покажу  на  него
Пашке и спрошу, какого черта он делал с картотекой.
   - Ясно.
   Торт был свежим и очень мягким, и Насте пришлось  долго  выбирать  из
имеющихся в наличии ножей тот, что был наименее тупым. Но даже самый  не
тупой нож в ее хозяйстве оказался все-таки  недостаточно  острым.  Когда
она начала резать торт, вся красота тут же разрушилась, по облитой  гла-
зурью поверхности пошли трещины, куски получились неровными.
   - Извини, - виновато сказала она, кладя на  тарелку  Диме  отрезанный
кусок, - как умею.
   - Да ладно, - добродушно усмехнулся он, - в желудке все равно скомка-
ется. Но вообще-то хозяйка ты аховая, если у тебя в доме такие  чудовищ-
ные ножи. И как только твой муж это терпит?
   - Как видишь, не терпит, - огрызнулась Настя с неожиданной злостью. -
Я же просила тебя не затрагивать тему моего мужа.
   - Господи, да тебе уж слова сказать нельзя! - возмутился Захаров. - Я
говорю не про мужа, а про ножи. Что, ножи - тоже запретная тема?
   - Прости.
   Настя на секунду отвернулась, сделав вид, что ищет что-то в  кухонном
шкафчике. Когда она снова села за стол, лицо ее было спокойным.
   - Чего ты такая заведенная? - спросил Дима, отправляя в рот отнюдь не
маленький кусок торта. - Переживаешь?
   - Я не заведенная и не переживаю, - сухо ответила она. - Давай  пого-
ворим о приятном.
   - Давай, - с готовностью согласился Захаров. - Может, тебе для снятия
стресса нужно изменить своему профессору?
   - Димка! - с шутливой угрозой в голосе произнесла Настя и  демонстра-
тивно взяла в руки нож. - Прекрати.
   - Нет, я серьезно. Ты подумай, это богатая идея. И вот он я  к  твоим
услугам, восторженный и готовый к подвигам.
   Настя не выдержала и расхохоталась.
   - Димка, тебя только могила исправит! Ну сколько можно об одном и том
же? Перестань меня уговаривать, я все равно не соглашусь.
   - Почему?
   Он спросил это совершенно серьезно, глядя на нее яркими синими глаза-
ми, в которых, как рыба в озере, плескалась ласковая улыбка.
   - Почему, Настенька? - повторил он. - Разве то, что я тебе предлагаю,
- плохо? Это прекрасно. Это совершенно замечательно. Это делает человека
счастливым и свободным, это избавляет его от страданий и от страха смер-
ти.
   Она растерянно молчала, не ожидая такого резкого изменения тональнос-
ти разговора. Захаров встал, обошел стол, нагнулся над  Настей  и  нежно
поцеловал в губы. В первый момент она ответила ему, потом резко отшатну-
лась.
   - Захаров, не пользуйся моментом, это пошло.
   - Что пошло? - не понял он.
   - Затащить в постель женщину, пользуясь тем, что у нее конфликт с му-
жем. Я могу пойти тебе навстречу, а потом буду сама себе противна.
   Он медленно отступил и сел на место.
   - Настенька, искренние чувства не могут быть пошлыми уже хотя бы  по-
тому, что они искренние. А я хочу тебя совершенно искренне.  И  если  ты
пойдешь мне навстречу, тебе не в чем будет себя упрекнуть.
   - Я не пойду тебе навстречу, - сказала она, глядя прямо ему в  глаза.
- Ни-ко-гда. Забудь об этом.
   - Ни-ко-гда, - с улыбкой передразнил он, - я никогда об этом не забу-
ду, потому что это было одно из самых ярких впечатлений в моей бестолко-
вой и безалаберной жизни. Но если на сегодня ты мне решительно отказыва-
ешь, тогда поехали смотреть на излишне любопытного частного сыщика. Сей-
час уже половина второго, а я знаю, где он  должен  появиться  приблизи-
тельно часа в три.
   - Откуда ты это знаешь?
   - Все тебе расскажи! Могут у  меня  быть  маленькие  профессиональные
тайны?
   - Сколько угодно.
   Настя с облегчением подхватила шутливый тон, радуясь, что опасную те-
му они наконец миновали. Был момент, когда  ей  захотелось  согласиться,
так захотелось, что пришлось чуть не рот себе рукой зажимать,  чтобы  не
сказать то, о чем впоследствии пришлось бы жалеть. Это не было  желанием
в физиологическом его смысле, оно шло от головы, от нервного напряжения,
не отпускавшего ее уже несколько месяцев, от стремления хоть чем-то  вы-
вести себя из состояния апатии и безразличия ко всему.  Но  она  удержа-
лась, хотя и не была уверена, что поступает правильно.
   Вымыв чашки и тарелки, она быстро убрала со стола.
   - Я готова. Поехали.
   К ее удивлению, они приехали в  тот  район,  где  находилось  сыскное
агентство "Грант".
   - Ты думаешь, он появится на работе  в  воскресенье?  -  с  сомнением
спросила Настя.
   - Настенька, работа частного сыщика ничем не отличается от работы сы-
щика государственного, можешь мне поверить. По выходным  дням  жизнь  не
останавливается, к сожалению, и люди, с которыми надо работать,  куда-то
ходят и что-то делают. С ними приходится встречаться, за ними приходится
следить, не говоря уже о встречах с заказчиками, которые далеко не всег-
да могут приходить в агентство в будние дни.
   - Но он точно придет? - продолжала допытываться она.
   - Надеюсь. Ладно, не буду тебя томить. Когда я разговаривал вчера ут-
ром с Пашкой насчет своей так удачно забытой в его  кабинете  зажигалки,
он сказал, что я в принципе могу заехать в любое время, потому что каби-
нет всегда открыт, но если я хочу повидаться с ним, то лучше всего  сде-
лать это в воскресенье с трех до пяти. В это  время  он  будет  собирать
весь личный состав для раздачи слонов. Теперь поняла?
   - Теперь поняла, - послушно повторила Настя.
   Дмитрий въехал во двор и припарковал машину.
   - Мою колесницу уже все агентство знает, - пояснил он. - Оставим  ма-
шину здесь, а сами пойдем ножками. До большого  сбора  еще  как  минимум
полчаса, так что можно осмотреться и выбрать место для наблюдения. Кста-
ти, эта подворотня совсем неплоха, здесь темно, с улицы  не  видно,  кто
стоит.
   - Давай постоим здесь, - согласилась она, - если ты уверен, что  нуж-
ный нам человек непременно пройдет мимо.
   - Он не пройдет, они все на машинах, а какая  у  него  машина,  я  не
знаю, в том-то и беда. Зато отсюда просматривается  охраняемая  стоянка,
где они ставят свои автомобили. Во-он там, видишь?
   Чтобы увидеть место парковки, Насте пришлось сделать шаг из подворот-
ни на улицу. Она покачала головой:
   - Далековато. Я лицо не разгляжу.
   - Плохо видишь?
   - Не то чтобы плохо, но глаз все-таки не как у орла, а как у  тридца-
тишестилетней женщины, которая много работает на компьютере.
   - Тогда поищем место поближе. Там с другой стороны есть скверик, тоже
вполне подходящий, много кустов и деревьев, есть где спрятаться.
   Они вышли из подворотни и двинулись в сторону стоянки. То, что  прои-
зошло в следующий момент, было совершенно неожиданным. Из-за угла  выле-
тела машина, поравнявшись с ними, чуть сбавила скорость, раздался  сухой
треск выстрелов. Машина тут же набрала скорость и умчалась, а Дима Заха-
ров остался лежать на тротуаре. Он умер мгновенно.
   Домой Настя вернулась около полуночи. Позади остались долгие разгово-
ры и объяснения в милиции, допрос у дежурного следователя и прочие необ-
ходимые в таких случаях дела. Она была вымотана до предела. А  день  так
славно начинался...
   Сняв в прихожей кроссовки, она босиком прошла на кухню, чтобы  выпить
кофе. На глаза попалась большая яркая коробка с тортом. Димка,  Димка...
Так хотел уложить ее в постель, а она смеялась: "Тебя только могила исп-
равит". Как в воду глядела.
   "То, что я тебе предлагаю, замечательно. Это прекрасно. Это избавляет
человека от страданий и от страха смерти. Это делает человека счастливым
и свободным".
   У него не было страха смерти. Или был? Может быть, именно поэтому  он
так настойчиво предлагал ей заняться любовью? А страдания? Были ли у не-
го страдания? Она так мало знала о нем.
   "Надо было согласиться, - внезапно подумала Настя. - Надо было согла-
ситься и лечь в постель. Мы бы никуда не поехали. И он остался  бы  жив.
Теперь мне начинает казаться, что он что-то предчувствовал. Я же видела,
что он хочет остаться здесь и совсем не хочет никуда ехать.  Но  я,  как
обычно, думала только о себе. О том, что мне потом будет неловко и  про-
тивно. О том, что изменять мужу, с которым поссорилась, - пошло.  Госпо-
ди, о какой ерунде мы порой думаем, носимся с ней как с писаной  торбой,
считаем самым главным в этой жизни, а потом оказывается, что самое глав-
ное в жизни - это именно жизнь, и ради ее сохранения можно  пожертвовать
чем угодно. В смерти Димы Захарова я виновата столько же, сколько и сами
убийцы. Насильственная смерть - это пересечение времени жизни  убийцы  и
его жертвы. И к точке пересечения привела Димку я".
   Она вспомнила его яркие синие глаза,  в  которых  плескалась  готовая
вырваться наружу ласковая улыбка, и расплакалась. Горько, навзрыд.
   Минут через пятнадцать она умылась холодной водой, вытерла полотенцем
красное опухшее лицо и удивленно прислушалась к себе. Страха  больше  не
было. Того самого страха, который брал ее за горло и мешал разговаривать
с мужем и родителями. Все это казалось таким  мелким  и  ничтожным.  Она
вдруг поняла, что пули, убившие Дмитрия, только чудом не задели ее саму.
Она была на волосок от смерти. И по-настоящему значение имело  лишь  то,
что она осталась жива. Страх смерти - это единственное, с чем надо  счи-
таться. Все остальное - дурь, блажь и розовые сопли.
   Настя посмотрела на часы. Двадцать минут первого.  Поздновато.  Но  в
конце концов она же решила, что есть вещи главные и есть неглавные,  ко-
торыми можно пренебречь. В данном случае  пренебречь  можно  приличиями,
это вполне простительно.
   Она решительно набрала телефон Чистякова в Жуковском. Долго никто  не
снимал трубку, наверное, все уже спят.  Наконец  раздался  сонный  голос
Алексея:
   - Слушаю вас.
   - Леша, приезжай, я все расскажу тебе.
   - Надумала? - его голос сразу перестал быть сонным, в нем послышались
насмешливые интонации.
   - Надумала. Я все поняла, Лешик. Я была полной дурой. Больше  это  не
повторится. Честное слово. Ты приедешь?
   - Пока нет. Отец болен, я должен побыть здесь. Так что  твоим  благим
намерениям - придется подождать. У тебя все в порядке?
   - Да. То есть нет. То есть... Это все сложно, Леша.
   Ладно, отложим пока. Извини, что разбудила. Спокойной ночи.
   - Счастливо, - ровным голосом ответил он.
   "А чего же ты хотела? - с ненавистью к себе  самой  вслух  произнесла
Настя. - Ты так радовалась, что осталась одна, что можно  ни  с  кем  не
разговаривать, когда приходишь домой с работы, что можно ни перед кем не
отчитываться. Тебе даже казалось, что одной спать куда  удобнее,  чем  с
Лешкой. Ты сомневалась в правильности решения выйти замуж,  ты  считала,
что не создана для семейной жизни. Ты  обидела  Лешу,  он  уехал,  и  ты
столько времени ему не звонила, не попыталась вернуть  его,  не  сделала
над собой ни малейшего усилия, чтобы наладить отношения и возвратить ва-
шу жизнь в нормальную колею. А сегодня на твоих глазах  убили  человека,
который чуть было не стал твоим любовником, это стряхнуло пелену с твоих
глаз, ты поняла, что была не права, и кинулась звонить мужу. Ты  за  все
это время даже не поинтересовалась, как он живет, как у него дела,  здо-
ров ли он. Не обязательно было просить его вернуться, ведь  он  поставил
условие: он не приедет, пока ты не созреешь для разговора,  но  хотя  бы
просто позвонить ты могла? Могла. Но не позвонила. Вот  и  получай  все,
что тебе причитается. И не думай, что верный  и  преданный  Лешка  будет
мчаться к тебе по первому свистку, как дрессированная собака.  Этого  не
будет".
   Она подошла к окну и встала перед ним, обхватив себя руками и пытаясь
унять противную дрожь. Интересно, что бы сказал Алексей, если бы  узнал,
что попытка сохранить ему верность стоила человеку жизни?


   Глава 13

   Ночью Татьяна почувствовала себя плохо, до утра перемогалась, а утром
ее увидела Ира и пришла в ужас.
   - Ты с ума сошла! - завопила она на всю квартиру. - Что с тобой?
   - Да что-то нездоровится, - вяло произнесла Татьяна,  заваривая  себе
чай с травками.
   - Немедленно к врачу! - потребовала Ира. - Не хватало еще,  чтобы  на
седьмом месяце что-нибудь произошло. Немедленно.
   - Мне на работу надо, - попыталась возражать  Татьяна,  но  Ира  была
непреклонна.
   - Работа перебьется, ребенок важнее, - заявила она.
   - Но у меня люди вызваны...
   - И люди перебьются.
   Татьяна понимала, что родственница права. Люди, конечно, не перебьют-
ся, но рисковать здоровьем будущего малыша тоже нельзя. И  она  отправи-
лась в женскую консультацию.
   - Да, мамочка, - покачала головой пожилая женщина-врач, - вам надо не
на работу ходить, а дома сидеть. У нас это называется "старая  первород-
ка". На течение беременности и родов может повлиять все, что  угодно.  В
двадцать пять лет беременные этого могут даже не заметить, а в  тридцать
шесть все куда сложнее с первыми родами. Да и сердце у вас могло бы быть
получше.
   Из консультации Татьяна поехала на работу и первым делом зашла к  на-
чальнику. Совсем недавно, еще в декабре минувшего года в Петербурге,  ей
пришлось пережить несколько неприятных бесед со своим  бывшим  начальни-
ком, который не хотел отпускать ее в Москву к мужу, и она  готовилась  к
тому, что сцена, скорее всего, повторится сейчас. Надо же,  толькотолько
перевелась - и на тебе, на сохранение, а потом в декрет.  "Может,  правы
те руководители, которые не любят брать на работу женщин? - думала  она,
идя по коридору к кабинету начальника. - Меня это всегда смешило и  воз-
мущало одновременно, но теперь я начинаю их понимать. А  в  моем  случае
это особенно неловко. Ведь Стасов организовал мне перевод в Москву имен-
но к этому начальнику, потому что они хорошо знакомы. Вроде как поручил-
ся за меня, напел, какой я хороший работник, а  я  четыре  месяца  всего
проработала и уже ухожу".
   Новый начальник, однако, оказался скуп  на  эмоции,  как  на  положи-
тельные (что плохо), так и на отрицательные (что намного лучше).
   - А потом на три года по уходу за ребенком сядете? -  недовольно  по-
морщившись, спросил он.
   - Нет, - твердо ответила Татьяна. - Как  только  можно  будет,  сразу
выйду на службу. У меня есть кому сидеть с малышом.
   - Бабушки-нянюшки?
   - Сестра мужа, - пояснила она.
   - У Стасова есть сестра? - удивился начальник. - Он никогда не  гово-
рил об этом, насколько я помню.
   - Это сестра другого мужа, бывшего.
   Внезапно начальник рассмеялся так весело, что Татьяна не удержалась и
тоже улыбнулась, не понимая, что могло его так рассмешить.
   - Да, теперь я понимаю Влада! - сказал он. - Тото он так  рвался  вас
побыстрее из Питера в Москву забрать. Боялся, видно, что уведут  вас,  и
он тоже перейдет в категорию бывших мужей. Ладно,  Татьяна  Григорьевна,
идите домой, сохраняйтесь, рожайте. Я очень надеюсь, что вы меня не под-
ведете и в скором времени снова приступите к работе. Теперь с вашими де-
лами. Сколько их у вас сейчас?
   - Восемнадцать, - вздохнула Татьяна.
   - Что-нибудь удалось закончить или будете  все  восемнадцать  переда-
вать?
   - По двум делам осталось составить обвинительное  заключение,  это  я
сделаю за сегодня и завтра. Остальные придется передавать.
   До конца дня Татьяна судорожно доделывала все то, что еще  можно  ус-
петь доделать по находящимся в производстве делам, и только часов  около
шести вспомнила о Насте. Ну надо же, она ведь хотела поговорить с ней об
Уланове и совсем забыла! Вот растяпа! Собственно, Татьяна и в голове  не
держала Настин интерес к телеведущему и отказывалась  от  телевизионного
интервью до тех пор, пока Уланов не понадобился ей самой в связи с делом
об убийстве колдуньи Инессы. Нехорошо получилось, ведь это именно  Настя
устроила ей встречу с Улановым и познакомила с  Дороганем,  который  эту
встречу, грубо говоря, оплатил.
   Найдя в записной книжке рабочий телефон  Каменской,  Татьяна  набрала
номер. Занято. Позвонила еще раз - снова занято. Она с досадой взглянула
на часы, писанины еще часа на два, не меньше,  жаль  терять  драгоценные
минуты на тупое нажимание кнопок, а автоматический набор в  этом  хорошо
пожившем аппарате давно сломался. Татьяна решительно набрала свой домаш-
ний номер.
   - Ира, я тебя попрошу дозвониться Насте и  пригласить  ее  к  нам  на
ужин, - деловым и не терпящим возражений  тоном  сказала  она,  прижимая
трубку к уху плечом и не прекращая печатать на машинке.
   - Зачем?
   - Мне нужно с ней поговорить. И ей со мной тоже. Если договоришься  с
Настей, перезвони мне, я у себя.
   - На который час договариваться?
   - Все равно. Когда она сможет. Но не раньше девяти, мне здесь еще ча-
са два ковыряться.
   - Ты поговорила с руководством?
   - Да. Не беспокойся, еще пару дней поработаю, не больше.  Нужно  дела
передать и документы оформить. Все, Ириша, дома поговорим,  у  меня  дел
много.
   Ира перезвонила только через полчаса и скучным голосом сообщила,  что
Настя обещала приехать часам к девяти.
   - Что-нибудь случилось? - дежурно поинтересовалась Татьяна, не  отры-
вая глаз от документа, который в это время заканчивала. - Ты чего  такая
унылая?
   - У меня были планы на вечер... А теперь, раз у нас гости...  -  про-
бормотала Ирочка.
   - Не выдумывай. Иди куда собиралась. Мы прекрасно без тебя справимся.
Я же Настю не на пироги зову, а для разговора.
   Ирочка заметно повеселела и стала давать Татьяне указания,  что  есть
на ужин и что в какой кастрюле приготовлено. Образцова слушала  вполуха,
резонно рассудив, что вникать вовсе не обязательно, она придет  домой  и
все сама найдет, подумаешь, бином Ньютона. Вспомнив историческую  фразу,
произнесенную булгаковским котом Бегемотом, Татьяна невольно перескочила
мыслями на саму себя: "Я, наверное, тоже выгляжу сейчас как  бегемотиха.
А после родов, судя по всему, стану еще толще. Как жить с  таким  весом?
Черт его знает. И так не могу